Эстетическая сверхфункция искусства.

Ее невозможно перечислять в ряду других функций, поскольку сущность и природа красоты имманентно определяют всякое другое проявление функциональности. Все свои функции искусство реализует в едином целостном процессе отражения, осмысления, постижения жизни и воздействия на людей, их бытие и сознание. Рассматривать эти функции по отдельности можно только в целях теоретического анализа. Но даже в его условиях невозможно абстрагироваться от главного родового признака искусства - его эстетической природы. Она является стержнем и доминантой всей системы социальной функциональности искусства.

Конечно, возможен вопрос о разночтении позиций и множественности концепций эстетического. Но при всем их многообразии трудно отрицать в эстетической природе искусства пространство красоты, ценностных ориентации, творческих позиций человека. Искусство должно быть прекрасным, поскольку ориентирование на красоту, его природу выступает как прекрасная ценность, оно дарит людям ощущение прекрасного. Пробуждать в человеке человека средствами красоты искусства - в этом роль и задача всех гуманистических творений. Даже в искусстве XX в., в таких сложных пластах глубинно-психологических фрейдистских обоснований жизни, какие встречаются у Элиота, Джойса, Т. Манна, Г. Гессе, эстетические начала и функции искусства не подлежат полному разрушению. Бодлер, протестуя против социальной ангажированности искусства, может воскликнуть: «Мне наплевать на род человеческий»,

но даже Гессе в знаменитом «Степном волке» не может воскликнуть: «Мне наплевать на красоту»:

«... И вдруг я опять вспомнил забытую мелодию того пиано, она, сверкая, поднялась во мне, как маленький мыльный пузырь, блеснула, уменьшенно и ярко, отразив целый мир, и снова мягко распалась. Если эта небесная мягкая мелодия тайно пустила корни в моей душе и вдруг снова расцвела во мне всеми драгоценными красками прекрасного своего цвета, разве я погиб окончательно? Пусть я заблудившийся зверь, не понимающий мир, который его окружает, но какой-то смысл в моей дурацкой жизни все-таки был, что-то во мне отвечало на зов из далеких высот, что-то улавливало его, и в мозгу моем громоздились тысячи картин»¹.

Так звуки маленькой мелодии способны расцветить мир прекрасными красками и не дать человеку погибнуть. Красота с далеких высот, когда человек способен уловить ее и ответить на нее, при-ображает смысл жизни. Так рассуждает и поэтически и эстетически писатель. И он прав, поскольку, исповедуя причастность к красоте, он исповедует причастность человека к гуманизму и культуре, которые глубоко эстетичны по своей антропологической сути.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: