Вознося хвалу, мы поднимаемся!

При слове «поднимаемся» женщины воздели руки к куполообразному потолку и закружились, вместе напевая мелодию. Их шелковые одежды обвивались вокруг тел, будто падающие листья, обрамляя их в мерцающих лучах меняющегося света. Все женщины улыбались, словно принимали участие в настолько чудесном событии, что было невозможно сдерживаться. Счастье изливалось из их тел. Когда Фиона помогла своей госпоже откинуться на подушки кушетки, они ясно увидели бесформенное сияние, словно нимбом окружавшее каждую танцовщицу.

– Волшебство, – прошептала Этейн.

– Разумеется, – серьезно ответила Фиона. – Разве ты ожидала меньшего во время рождения Богини?

– Конечно нет.

Но, правду говоря, Этейн до сих пор страшилась силы Богини, хотя была Избранной Эпоны почти десять лет.

Песня закончилась, и танцовщицы изящно вышли из круга. Некоторые из них приблизились к Этейн, каждая с улыбкой и добрым словом.

– Эпона щедро благословила тебя, Избранная.

– Сегодня великий день для Богини, Возлюбленная Эпоны.

По отдельности они перестали быть волшебницами, снова сделались теми, кем и являлись: простыми человеческими женщинами, которые пришли сюда, чтобы способствовать рождению долгожданного ребенка. Они различались по возрасту и красоте, но делали одно дело.

Новые схватки начались высоко в животе Этейн. Она напряглась и едва не утонула в этой волне. Боль стала невыносимой. Схватки поглотили ее, сотрясая все тело.

Молодая женщина бережно сжала плечи Этейн.

– Не борись с этим, Богиня, – нежно зашептал ее голос на ухо роженице – Это не сражение, в котором надо выиграть. Думай об этом как о ветре.

Она замолчала, и раздался убедительный голос другой женщины:

– Пусть он заполнит тебя, Избранная.

Третья женщина добавила:

– Да, лети вместе с ним, госпожа.

– Дыши вместе со мной, Этейн.

Уверенное лицо Фионы уплывало от нее. Богиня Воплощения изо всех сил пыталась восстановить дыхание, пока ее кружило в водовороте схваток.

После пары бесконечных минут боль временно отступила. Прохладная влажная ткань отерла пот со лба Этейн. Фиона поднесла к воспаленным губам подруги кубок с прозрачной ледяной водой.

– Позволь мне проверить, как идут дела, госпожа.

Этейн открыла глаза и наткнулась на спокойный взгляд аквамариновых глаз знахарки, крепко сложенной блондинки средних лет. Она излучала уверенность. Сразу становилось понятно, что эта особа отлично знает свое дело и прекрасно с ним справится. Избранная кивнула и послушно согнула ноги в коленях. На ней была только кремовая сорочка из хлопка, такая тонкая, что казалась сотканной из облака. Знахарка подняла ее к тому месту, где когда-то находилась талия Этейн. Ее прикосновения оказались нежными и осторожными.

– Все идет хорошо, Возлюбленная Богини.

Она ободряюще улыбнулась и погладила Этейн по бедру, прежде чем опустить сорочку.

– Сколько еще ждать? – слабым голосом спросила роженица.

Знахарка взглянула в глаза Воплощению Богини, понимая ее нетерпение.

– Одна только Богиня может сказать это наверняка, госпожа, но я не думаю, что пройдет слишком много времени, прежде чем ты поприветствуешь свою дочь.

Этейн улыбнулась и кивнула. Затем знахарка отошла к собравшимся женщинам и стала отдавать распоряжения голосом, словно сделанным из бархатной стали.

Фиона нагнулась, чтобы убрать выбившийся локон с влажного лица подруги.

– Ведь он не успеет вовремя, да? – Этейн не смогла скрыть дрожь в голосе.

– Конечно успеет, – твердо сказала Фиона.

– Я не должна была настаивать, чтобы он ушел. О чем я думала?

Фиона безуспешно попыталась сдержать смех, душивший ее, и ответила:

– Погоди-ка… Ах, да! Кажется, припоминаю, что ты сказала. Мол, если он не уберется из-под ног и не перестанет ежесекундно спрашивать, как ты себя чувствуешь, то ты спустишь с него шкуру. Да, что-то вроде этого.

Она так точно изобразила Этейн, что несколько женщин, находившихся рядом, рассмеялись.

– Я просто дура, – простонала Избранная. – Только дура отослала бы мужа прочь, когда находится на последнем сроке беременности и может родить в любой момент.

– Друг мой, – Фиона присела рядом с Этейн и сжала ее руку, – Мидхир будет здесь вовремя, до рождения дочери. Ты ведь знаешь, что Мойра найдет его.

Она знала. По крайней мере, разум Воплощения Богини говорил ей, что Мойра, лучшая охотница Партолоны, обязательно сможет выследить и найти ее мужа, которого она вместе с несколькими товарищами прогнала вчера на ночную охоту. Роженица съежилась, вспомнив, каким резким и раздраженным голосом сказала ему, что еще лучше, если и на дневную. Но сердце и мучающееся тело говорили ей о том, что ребенок родится совсем скоро, независимо от того, будет ли рядом его отец.

– Он нужен мне здесь, Фиона.

Слезы застлали ее взгляд.

Прежде чем подруга успела ответить, начались очередные схватки, и Этейн крепко сжала руку женщины, стоявшей рядом.

– О! Как больно!

Она задохнулась, чувствуя тошноту и страх.

Но сразу же Избранную окутали прохладные, успокаивающие голоса женщин, напевающих мелодию родильной песни.

В гармонии с ритмом каждая из них по очереди радостно говорила:

– Мы с тобой, госпожа.

– Ты все делаешь правильно!

– Дыши с Фионой, Избранная.

– Расслабься, Богиня. Помни, что каждый приступ боли приближает твою дочь к этому миру.

– Мы не можем дождаться, чтобы поприветствовать ее, госпожа!

Их голоса были для Этейн спасением, и она старалась сконцентрироваться на них, чтобы дышать так же спокойно, как это делала Фиона. Роженица соскользнула на самое дно водоворота схваток и постаралась улыбнуться, выражая признательность женщинам, окружавшим ее.

Те рассмеялись сладким заразительным смехом. Этейн положила руку на свой тугой живот, с ее губ сорвалось хихиканье, и она закрыла глаза, желая, чтобы тело расслабилось и отдохнуло.

«Пожалуйста, пожалуйста, пусть он приедет вовремя».

«Потерпи, Возлюбленная, – раздался голос в голове Этейн, и кончики ее губ изогнулись вверх при нежном увещевании. – Шаман не пропустит рождения своей дочери».

– Спасибо, Эпона, – прошептала она.

Обещание богини придало ей новых сил.

– Фиона! Давай снова прогуляемся.

– Ты уверена в этом, Этейн? – Фиона беспокойно приподняла бровь.

– Ты говорила, что ходьба поможет ребенку родиться быстрее. – Этейн протянула руки, и Фиона с трудом помогла ей подняться с кушетки. – А слово «быстрее» сейчас звучит для меня как сладкая музыка.

Она подмигнула, и беспокойство на лице Фионы погасло.

Избранная подняла голову и улыбнулась женщинам, окружившим ее:

– Леди, пожалуйста, спойте для меня, пока я тороплю прибытие на свет своей дочери.

Женщины счастливо захлопали в ладоши. Некоторые из них пустились в праздничный пляс.

Этейн взяла Фиону под руку, медленно прошла через прозрачные занавеси, глубоко вздохнула и сказала:

– Вот чего мне будет не хватать после беременности.

Фиона вопросительно посмотрела на нее.

– Моего невероятного обоняния. На протяжении всей беременности я удивительно остро чувствовала запахи.

Она тяжело подошла к ближайшему розовому кусту и нежно провела пальцем по бархатным лепесткам, затем снова двинулась по дорожке.

– Да, это удиви…

Она не закончила слова – новая схватка захватила ее врасплох.

– Тихонько, не забывай, что с этим не надо бороться, Этейн, – мягко сказала Фиона ей на ухо, когда подруга тяжело оперлась на нее. – Вернемся к остальным? – спросила она.

Этейн покачала головой и ответила, с трудом переводя дыхание:

– Нет. Я чувствую, что здесь лучше дышится.

Схватки прекратились, она медленно выпрямилась и вытерла рукавом пот с лица.

– Мне нравится, как их песня звучит на ветру – словно целый мир наполнен волшебством рождения этого ребенка.

Глаза Фионы внезапно заискрились слезами, и она обняла Этейн.

– Так и есть, госпожа, так и есть!

Избранная Богини заставила себя забыть о боли, сосредоточившись на молитвах, пока они продолжали медленно идти через сад. Народ Партолоны почитал многих богов и богинь, но Эпона всегда занимала особое место в сердцах людей.

Она вдыхает жизнь в утреннее небо, ее лицо отражается в полной луне. Эпона – богиня охоты, покровительница лошадей, а также плодородия. Партолонцы всегда почитали ее своей защитницей. Избранная Эпоны вместе со своим супругом-шаманом отразили вторжение дьявольских фоморианцев и спасли родину от порабощения. После войны с ними прошло уже почти сто лет, но это имело мало значения для умов и сердец партолонцев. Щедрый дар Эпоны никогда не забывался, и ее Возлюбленную всегда почитали.

«Я Возлюбленная Богини, Избранная Эпоны», – напомнила себе Этейн, задыхаясь от следующих схваток.

Это означало, что ее первенцем станет дочь, внучка легендарной победительницы фоморианцев Рианнон. Она обязательно будет отмечена Богиней. Мысль о том, что ее ребенку, по всей вероятности, тоже предназначено стать Избранной Эпоны, была волнующей, и ей стало немного легче переносить утомительные роды.

Новая волна схваток рассеяла мысли Этейн. Она быстро поняла, что эти схватки отличаются от других. Они сопровождались ощущением, что внутри все горит. Потребность вытолкнуть это была настолько непреодолимой, что у нее перехватило дыхание. Ее колени подломились, и Фиона приложила все усилия, чтобы помочь подруге осторожно опуститься на землю.

– Я должна вытолкнуть, – задыхалась она.

– Подожди! – резко сказала Фиона, обернулась через плечо и громко крикнула в направлении спальни: – Женщины! Скорее сюда! Вы нужны Богине!

Этейн не могла сказать, услышал ли ее кто-нибудь, потому что все ее существо было сосредоточено внутри живота. Желание вытолкнуть плод было неукротимым, поглощало ее всю, требовалась вся сила страха за жизнь дочери, чтобы бороться против этого.

Тут сквозь сосредоточенность Избранная услышала некий звук, и ее сердце подпрыгнуло от радости, потому что она узнала его. Это был цокот копыт, стучащих о твердую дорожку. Этейн отерла слезы с глаз, когда кентавр промчался по извилистой тропке и опустился перед ней на колени.

– Я здесь, любовь моя. Теперь все будет хорошо. Обними меня за плечи.

Глубокий голос мужа будто изгнал боль, потому что схватки ослабли, а затем полностью прекратились.

Без единого слова она обвила руками его крепкие, словно сделанные из гранита плечи и уронила голову ему на грудь. Он бережно и легко поднял ее. В нескольких шагах виднелась спальня. Через пару секунд муж осторожно положил жену на кушетку. Она ухватилась за него, но волноваться не стоило. Он не собирался ее отпускать.

– Я так рада, что ты здесь, – негромко проговорила Этейн, до сих пор пытаясь перевести дыхание.

– Я не мог быть нигде, кроме как здесь.

Он улыбнулся и убрал выбившийся завиток с лица жены, покрытого испариной.

– Я боялась, что ты не успеешь, не думала, что Мойра найдет тебя вовремя.

– Она и не нашла, – сказал он, загадочно пожав плечами. – Меня отыскала твоя Богиня.

Он нежно поцеловал ее.

«Эпона, благодарю тебя за то, что вовремя привела его сюда, и за то, что ты создала его именно для того, чтобы он стал моим мужем».

Глазами, полными слез, она смотрела, как ее кентавр, красавец муж заботливо поправляет подушки, на которые она опиралась. Даже после пяти лет брака его сила и мужественность волновали ее. Конечно, будучи верховным шаманом, он обладал способностью изменять форму тела так, чтобы они могли заниматься любовью по-настоящему, но она обожала его всего и упивалась мыслями о том, что Богиня создала такое невиданное творение, ставшее ее супругом.

Прежде чем она успела снова сказать ему о своей любви, Этейн почувствовала, как нарастают очередные схватки. Стон привлек внимание знахарки.

– Господин, помоги нам поддержать ее в позе, удобной для рождения ребенка.

Она коротко и ясно объяснила, что надо делать, и сильные руки Мидхира снова подняли жену. На сей раз он встал позади нее, прижал спиной к себе и с легкостью поддерживал на весу. Фиона стояла справа от Этейн, держа ее за правую руку, другая женщина взялась за левую. Воплощение Богини посмотрела на знахарку, которая присела между ее ногами, и смутно удивилась, осознав, что вдруг оказалась без одежды. Пальцы знахарки мягко ощупывали ее.

– Ты полностью готова и должна вытолкнуть ее во время следующих схваток.

Тут- то они и накатили. Этейн вся превратилась в то, что называется толчком. Ярчайшие цвета взорвались перед ее плотно закрытыми глазами. Она увидела всплески золотого и красного, услышала гортанный, нечеловеческий звук. Женщина отстранение подумала, что этот голос, похожий на рычание, должно быть, ее собственный, и на мгновение задохнулась.

Сквозь ее затуманенное сознание пробился бессловесный напев. Этейн не могла видеть женщин, но чувствовала их присутствие. Их родильная песнь заполнила ее, и она перевела дух.

– Еще раз, Богиня. Я вижу головку твоей дочери! – воскликнула знахарка.

Она услышала, как Мидхир шепчет молитвы. Слова древнего языка, который всегда казался его жене столь волшебным, повторяли ритм родильной песни. Схватки снова овладели ею.

Этейн опять сосредоточилась на выталкивании. Она разрывалась напополам. Борясь с паникой и страхом, разум женщины потянулся к силе, которая окружала ее. Она позволила магии родильного круга наполнить себя и сосредоточилась на том, чтобы с удвоенной силой – воли и волшебства – вытолкнуть из себя плод. Избранная почувствовала громадное облегчение, когда из ее тела выскользнула теплая влажность – ее дочь.

Время будто ускорило свой бег, и все произошло очень быстро. Этейн изо всех сил пыталась хотя бы краем глаза увидеть дочь, но разглядела только согнувшуюся знахарку, заворачивающую влажное тельце в складки своей одежды. Ее руки дрожали, когда она перерезала пуповину.

Тишина.

Колени Этейн подломились, и Мидхир с Фионой отвели ее обратно на кушетку.

– Почему она не плачет? – выдохнула мать.

Глаза Мидхира беспокойно сузились, и он быстро обернулся к знахарке, которая до сих пор стояла па коленях, склонившись над крошечным свертком, лежащим на полу.

В этот момент раздался мелодичный, громкий крик новорожденной, и Этейн ощутила, что ее страхи тают. Но это продолжалось только миг, потому что она почти сразу заметила потрясение, застывшее на бледном лице знахарки.

Женщины, окружавшие их, тоже это увидели, потому что их радостная песнь приветствия внезапно стихла.

– Мидхир?

Она прорыдала его имя как вопрос. Кентавр с нечеловеческой скоростью кинулся к свертку, которым была его громко кричащая дочь.

Знахарка взглянула на него со смятением и тревогой. Мидхир стремительно упал на колени, потянулся, чтобы развернуть покрывало, скрывающее его ребенка, и застыл.

Отец закрывал дочь от Этейн, и она боролась со слабостью и усталостью, чтобы сесть поудобнее и увидеть, в чем дело.

– Что там? – крикнула она.

Ее живот сводило гораздо сильнее, чем положено после родов.

При ее словах дрожь пробежала по мускулистому телу Мидхира. Он наклонился, поднял ребенка с пола и одним движением повернулся к жене. Его глаза сияли от радости.

– Это наша дочь, любовь моя. – Голос отца охрип от эмоций. – Она крошечная Богиня!

С этими словами он шагнул к Этейн и осторожно вручил ей смолкший, но все еще шевелящийся сверток. Избранная Эпоны в первый раз взглянула на свою дочь.

Первой мыслью Этейн было не потрясение или удивление, а то, что она никогда не видела ничего более изысканного. Ее дочь была прекрасна. Даже несмотря на то, что девочку как следует не обтерли, мать видела, что головку младенца украшают пряди волос цвета темного янтаря. Ее кожа отливала восхитительным сливочно-коричневым тоном, среднего оттенка между бронзой и золотом. Это выглядело так, как если бы кто-то слил воедино цвета кожи отца и матери. Эта мысль промелькнула в сознании Этейн, которая от изумления словно плыла в тумане. Золотистая кожа покрывала тело малышки до самой талии. Ниже начиналась нежная шерстка того же самого цвета, как и волосы на голове, но на ее высохших участках уже проявились пятнышки, что делало ее похожей на шкурку новорожденного олененка. Девочка ерзала и пинала воздух ножками. Они изящно сужались книзу, оканчиваясь двумя крошечными копытцами, которые все еще влажно блестели. Затем новорожденная открыла чудесный маленький ротик и издала возмущенный крик.

– Ш-ш, моя драгоценная, – заворковала Этейн, целуя ее личико и поражаясь удивительной мягкости кожи.

Любовь к дочери переполняла ее. Избранная никогда не думала, что может испытывать подобные чувства.

– Я здесь, все хорошо.

При звуке голоса матери необычайно темные глаза малышки расширились, крик сразу же смолк.

– Эльфейм.

Глубокий голос Мидхира переполняли эмоции. Он опустился на колени около своей семьи, одной рукой поддерживал жену так, чтобы она могла надежно опереться на него, а другую опустил, чтобы коснуться тела дочери.

– Эльфейм, – повторил он.

Его глубокий прекрасный голос добавлял магии к этому слову, будто он только что представил им царицу эльфов. Это имя будто повисло в воздухе вокруг них.

Этейн сквозь слезы взглянула на мужа. Имя было смутно знакомым, словно она слышала его во сне.

– Эльфейм… Что это означает?

Теплые губы Мидхира сперва коснулись лба жены, затем – дочери, и только после этого он ответил:

– Так в древности шаманы называли Богиню-девственницу. Она само совершенство, полна магии юности и удивления перед жизнью, начинающейся заново.

– Эльфейм, – проворковала она, поднося голодный ротик дочери к своей ноющей груди. – Моя драгоценная.

«Да, Возлюбленная, – зазвучал в голове женщины голос Богини – Шаман дал ей правильное имя. Ее будут звать Эльфейм. Объявите народу Партолоны имя новорожденной, которая тоже станет Возлюбленной Эпоны».

Этейн счастливо улыбнулась и подняла голову. Она заговорила голосом, усиленным властью Эпоны, и ее слова радостно разлетались в воздухе.

– Радуйся, Партолона! Мы получили дар, подобающий богине, – рождение моего ребенка.

Она перевела взгляд с женщин, которые молча окружали ее и смотрели во все глаза на мужа. Лицо Мидхира было мокрым от слез.

– Ее имя – Эльфейм. Она поистине маленькая богиня, самая красивая и совершенная!

При этих словах Воплощения Богини в воздухе пронеслось нечто столь же неуловимое, как молния. Ветер взметнул развевающиеся занавеси, висевшие в дверях, переменил направление, и золотистая ткань влетела в комнату вместе с порывом ароматного теплого воздуха. Присутствующие внезапно оказались окутаны тончайшим облаком нежных крыльев. Сотни переливающихся бабочек порхали по комнате, обдавая всех легким ветерком. Это было волшебное зрелище

– Спасибо, Эпона! – засмеялась Этейн, восхищенная тем, как ее Богиня выказывает свое удовольствие.

Женщины начали напевать и кружиться. Сначала медленно, потом все быстрее и радостнее они продолжили древнюю церемонию, которая была традиционным приветствием при рождении ребенка в Партолоне.

Этейн покоилась в объятиях мужа, прижимавшего к сильной груди жену и дочь.

– Магия юности и удивление перед жизнью, начинающейся заново, – шепнула она девочке.

Этейн благоговейно дотронулась до малышки, не в состоянии отвести от нее взгляд, не желая пропустить ни одного вздоха, ни единого движения. Ее пальцы с любопытством пробежали по телу Эльфейм, гладя необыкновенные ножки и изучая контуры тонких копытец. Сатир. Это название всплыло в ее голове. Но нет. Дочка ничуть не походила на козленка. Она была слишком нежно и изящно сложена, чтобы напомнить Пана. На свет появилось великолепное смешение человека, кентавра и богини.

Благоговейный страх покинул Этейн, и она тихонько засмеялась. Мидхир в ответ сжал плечи жены.

– Я никак не могу перестать удивляться. Она кивнула, соглашаясь с ним, потом, продолжая улыбаться, добавила:

– Да, но я смеюсь не поэтому.

Отец вопросительно поднял бровь. Мать усмехнулась и погладила копытце Эльфейм.

– Когда она сильно толкалась внутри меня, мне казалось, что дочка должна родиться одетой и обутой. Теперь я точно знаю, что не ошибалась.

Мидхир расхохотался вместе с женой, и они продолжили наслаждаться своей очаровательной новорожденной дочерью.

Сила!.. Ничто не могло сравниться с ней. Даже самый лучший партолонский шоколад или восхитительно красивый закат. Она не знала, с чем сравнить, и тряхнула головой, чтобы полностью изменить ход мыслей. Ветер трепал ее волосы, и несколько длинных прядей закрыли лицо. Ей захотелось завязать волосы в хвост. Обычно Эльфейм так и делала, но сегодня ей хотелось чувствовать их тяжесть. Избранная призналась себе, что ей нравится, как они, похожие на пламенный хвост кометы, струятся по ветру, когда она мчится.

Бег слегка замедлился, когда она перестала концентрироваться. Эльфейм быстро взяла под контроль свои рассеянные мысли, сосредоточилась на том, чтобы сохранять скорость. Поле, по которому она бежала, оказалось довольно ровным, без камней и препятствий, но все равно было не очень умно думать о посторонних вещах. Одна оплошность – и можно запросто сломать ногу. Не очень-то умно забыть об этом. Всю свою жизнь Эльфейм старалась избегать глупых мыслей и поведения. Они были простительны для людей, которые могли ежедневно совершать обычные ошибки, но не для нее. При одном взгляде на Эльфейм сразу становилось ясно, что она отмечена Богиней. Поэтому Избранная сторонилась того, что многие считали нормальным и само собой разумеющимся.

Эльфейм стала дышать глубже и заставила себя расслабить верхнюю часть тела.

«Напрягай нижнюю часть, – напомнила она себе. – Держи все остальное свободным и расслабленным. Пусть работают самые мощные мышцы тела».

Ее зубы блеснули в почти жестокой усмешке, когда она почувствовала, что тело снова собралось и рванулось вперед. Эльфейм нравилось ощущать, как мышцы ног натягиваются, словно струны. Ее руки легко раскачивались, в то время как копыта впивались в мягкий зеленый ковер молодого поля.

Эльфейм много требовала от себя, и тело отвечало ей необузданной силой. Возможно, она была не так быстра при беге на длинные дистанции, как кентавры, но немногие могли обогнать ее в спринте. Даже братья любили хвастаться ее успехами. Еще немного потренироваться, и ей не будет равных. Думать об этом Избранной нравилось так же сильно, как чувствовать ветер, обдувающий лицо.

Она проигнорировала начавшееся жжение в мышцах, понимая, что должна выложиться до конца, несмотря на обычную физическую усталость, но начала постепенно поворачивать так, чтобы в результате описать огромный круг. Эльфейм должна была закончить свой бег там, где начала.

«Но не навсегда, – пообещала она себе. – Не навсегда!»

И рванулась вперед еще быстрее.

– Богиня!.. – наблюдая за дочерью, благоговейно прошептала Этейн. – Неужели я когда-нибудь смогу привыкнуть к ее красоте?

«Она особенная, Возлюбленная», – зазвучал в голове матери знакомый голос Эпоны.

Этейн провела лошадь между деревьев, растущих на одном конце поля. Серебристая кобыла остановилась, повела головой и направила уши на наездницу, словно о чем-то спрашивая. Этейн знала, что это животное, тоже являющееся воплощением Богини Эпоны, действительно задает ей вопрос.

– Я просто хочу посидеть здесь и посмотреть на нее.

Кобыла шумно вздохнула.

– Я не шпионю! – с негодованием возразила Этейн. – Я ее мать, поэтому имею полное право посмотреть, как она бежит.

Лошадь вскинула голову, как бы отвечая, что она в этом не так уверена.

– Веди себя с надлежащим уважением, – проявила женщина власть. – Или я в следующий раз оставлю тебя в храме.

Та не удостоила ее комментария, лишь фыркнула. Этейн проигнорировала кобылу, которая теперь демонстративно не замечала ее, и пробормотала что-то о сварливых старых животных, но не очень громко, чтобы не быть услышанной. Потом она бросила беглый взгляд на поле и подняла руку, чтобы защитить глаза от закатного солнца.

Ее дочь бежала с такой скоростью, что нижняя часть ее тела казалась размытой. Она словно летела над блестящими зелеными ростками пшеницы нового урожая. Эльфейм мчалась, слегка наклонившись вперед, с изяществом, которое всегда восхищало ее мать.

– Она смешение самых лучших качеств кентавра и человека, – шепнула Этейн кобыле, которая прядала ушами, чтобы не упустить ни слова. – Богиня, как ты мудра.

Эльфейм закончила длинную петлю своего воображаемого маршрута и повернула к роще, где ее ждала мать. Заходящее солнце обрамляло ее бегущее тело. В его лучах темно-рыжие волосы девочки пылали как огненные. Светило будто запуталось в ее длинных тяжелых локонах.

– Конечно, эти прекрасные прямые волосы она получила не от меня, – сказала Этейн кобыле, пытаясь заправить за ухо непослушную вьющуюся прядь.

Лошадь повернулась к ней и внимательно слушала.

– Рыжий цвет – да, но за остальное ей следует благодарить своего отца.

Дочери также надо было сказать ему спасибо за цвет удивительно темных глаз. Их форма была материнской – большие и круглые, расположенные над высокими тонкими скулами, которые тоже в точности повторяли черты Этейн. Но глаза матери были мшисто-зелеными, а дочерние унаследовали восхитительный черный тон от отца-кентавра. Даже если физические формы Эльфейм не являлись полностью уникальными, ее красота оказалась необычной. В сочетании с телом, которое могла создать только Богиня, эффект был фантастическим.

Эльфейм начала замедлять темп, изменив направление так, чтобы подбежать прямо к группе деревьев, где ее ждали мать и кобыла.

– Нам следует показаться ей на глаза, чтобы она не подумала, будто мы прятались и подглядывали.

Они появились из-за деревьев, и Этейн заметила, как голова дочери резко повернулась в их направлении в инстинктивном защитном жесте. Но Эльфейм почти сразу же их узнала, подняла руку и приветственно помахала. Кобыла громко заржала в ответ.

– Мама! – радостно воскликнула Эльфейм. – Почему бы вам не присоединиться ко мне и не помочь остыть?

– Конечно, дорогая, – крикнула Этейн. – Но только потихоньку. Ты ведь знаешь, что кобыла стареет и…

Прежде чем она успела закончить предложение, «стареющая кобыла» прыгнула вперед, догнала девушку, встала на дыбы, а потом пустилась в легкий галоп, совсем как Эльфейм.

– Вы обе никогда не состаритесь, мама, – улыбнулась младшая Избранная.

– Она просто притворяется перед тобой, – ответила дочери Этейн, но та потянулась и нежно погладила шелковистую гриву кобылы.

– Ой, мама, прошу тебя. Она притворяется… Эльфейм проглотила конец фразы, подняла бровь и понимающе взглянула на мать, чья блестящая кожа была украшена драгоценностями, а соблазнительные одежды изящно окутывали ее тело, прекрасное до сих пор.

– Эль, ты знаешь, что ношение драгоценностей – духовный опыт для меня, – сказала она голосом Возлюбленной Богини.

– Знаю, мама, – прыснула Эльфейм.

Фырканье кобылы было определенно саркастическим, смех Этейн присоединился к хохоту дочери, и они побежали по полю.

– Где я оставила одежду? – бормотала Эльфейм, обращаясь к матери и к самой себе. – Мне казалось, что я положила ее на это бревно.

Этейн смотрела, как дочь карабкалась по упавшему стволу в поисках одежды. На ней был только кожаный топ без рукавов, плотно охватывающий полную грудь, и небольшая полоса полотна, которая обнимала мускулистые ягодицы, поднималась высоко на бедра, а затем опускалась и закрывала тело спереди. Этейн сама придумала этот фасон.

Проблема состояла вот в чем. Мускулистое тело девочки вниз от талии было покрыто гладким конским волосом, ноги у нее заканчивались копытами. Но, за исключением необычайно развитых мышц нижней части тела, она была сложена как обычная женщина. Поэтому ей понадобилась такая одежда, которая хорошо прикрывала бы ее и в то же время не мешала бы свободно развивать сверхчеловеческую скорость, которой та была одарена. Этейн с дочерью экспериментировали со многими самыми разными стилями, прежде чем случайно создали этот наряд, успешно удовлетворяющий обеим потребностям.

Одежда была хороша, однако оставляла на виду большую часть тела Эльфейм. Неважно, что женщины Партолоны всегда с гордостью являли миру свой обнаженные тела. Этейн регулярно обнажала грудь во время ритуалов благословения, чтобы показать любовь Эпоны к женским формам. Когда Эльфейм открывала свои ножки с копытами, люди смотрели на нее с потрясением. Тело Избранной, так очевидно отмеченной Богиней, явно внушало им страх. Эльфейм ненавидела, когда ее разглядывали. Поэтому в ее привычку вошло на публике одеваться консервативно. Свои развевающиеся одеяния она снимала только во время бега, будучи одна и довольно далеко от храма.

– О, я нашла ее! – воскликнула Эль и понеслась к стволу, лежащему недалеко от того места, где они стояли.

Она подняла длинную полосу тонкого полотна, окрашенного в изумрудный цвет, и стала оборачивать ее вокруг тонкой талии. Ее дыхание полностью восстановилось, пот, покрывавший пушистые волоски на обнаженных руках, высох.

Девушка была в превосходной форме. Ее тело было гладким, спортивным и идеально выточенным, но в нем не было ничего грубого или мужского. Прекрасная коричневая кожа казалась шелковистой, до нее так и хотелось дотронуться, но любому, кто это сделал бы, сразу стало бы понятно, что под ней скрываются стальные мускулы.

Впрочем, очень немногие осмеливались прикоснуться к юной Богине.

Она была высокой, на несколько дюймов превосходила мать, рост которой равнялся пяти футам и семи дюймам. Во время полового созревания девчонка выглядела худенькой и немного неуклюжей, но вскоре жеребячий облик сменился плавными, женственными линиями. Нижняя часть ее тела была прекрасным смешением человека и кентавра. Младшая Избранная обладала красотой и очарованием женщины, силой и грациозностью кентавра.

Этейн улыбнулась дочери. С самого момента ее рождения, она принимала уникальность Эльфейм с яростной, защищающей любовью.

– Тебе не надо носить эту одежду, Эль.

Она не заметила, что произнесла это вслух, до тех пор, пока дочь быстро не взглянула на нее.

– Я знаю, ты думаешь, что она мне не нужна. – Ее голос, обычно так похожий на материнский, внезапно затвердел от подавляемых эмоций. – Но я так не считаю. Со мной все по-другому. Они смотрят на меня не так, как на тебя.

– Кто-то сказал то, что ранило тебя? Скажи мне, кто это, и он узнает гнев Богини!

В глазах Этейн вспыхнул зеленый огонь. Голосом, лишенным всякого выражения, Эльфейм ответила матери:

– Им ничего не надо говорить, мама.

– Драгоценная. – Гнев растаял в глазах Этейн. – Ты ведь знаешь, что люди тебя любят.

– Нет, – подняла руку дочь, чтобы мать не прерывала ее. – Они любят тебя, меня боготворят и поклоняются мне. Это не одно и то же.

– Разумеется, они поклоняются тебе, Эль. Ты старшая дочь Возлюбленной Эпоны, и Богиня благословила тебя совершенно необыкновенным способом. Они должны тебе поклоняться.

Кобыла подошла и уткнулась губами в плечо девушки. Прежде чем ответить, Эль обняла ее за голову и погладила блестящую шею.

Она подняла взгляд на мать и сказала с таким убеждением в голосе, что казалось, будто он принадлежит зрелой женщине:

– Я другая. Не имеет значения, насколько сильно ты хочешь верить в то, что я – как все. Для меня все по-другому. Поэтому я должна уйти.

Сердце Этейн сжалось при словах дочери, но она заставила себя оставаться спокойной и продолжать слушать.

– Со мной обращаются, словно я какая-то… обособленная. Нет, совсем не плохо, – быстро добавила она. – Только отстраненно. Как будто я нечто такое, к чему они боятся подойти слишком близко. Иначе я могу… – Девушка поколебалась и прижалась щекой к широкому лбу серебристой кобылы. – Не знаю… Могу уничтожить их или заставить убить самих себя. Они рассматривают меня как статую, которая волшебным образом ожила прямо перед ними.

«Моя красивая, одинокая дочь», – подумала Этейн, чувствуя знакомую боль от неумения найти решение, чтобы прекратить страдания первенца.

– Но статуи обычно не любят. О них заботятся, их почитают, но это все.

– Я тебя люблю. – Голос Этейн прозвучал глухо.

– Знаю!.. – Эльфейм вскинула голову и встретилась взглядом с матерью. – Ты, папа, Кухулин, Финегас и Арианрод – все любят меня. Так и должно быть. Ведь вы моя семья, – добавила она с быстрой улыбкой. – Но даже твоя личная охрана, которая, несомненно, обожает тебя и отдала бы жизнь за любого из нас, считает, что я нечто чрезвычайно неприкосновенное.

Кобыла сделала шаг вперед, и Эль прислонилась к ее боку. Этейн безумно хотелось обнять дочь, но она знала, что девушка напряжется и скажет, что она уже не ребенок. Поэтому мать только погладила ее по шелковым волосам. Она хотела, чтобы Эпона успокоила дочь ее руками.

– Поэтому ты приехала сюда сегодня? – негромко спросила Эль.

– Да, – просто ответила мать. – Я хотела снова попытаться уговорить тебя не уходить. – Этейн задумчиво помолчала, затем заговорила снова: – Почему бы тебе не остаться и не занять мое место, Эль?

Дочь вздрогнула и ожесточенно затрясла головой, но Этейн упорно продолжала:

– Я очень долго была у власти и готова уйти.

– Нет!

Эльфейм говорила непреклонным голосом. Одна только мысль о том, чтобы занять место матери, отчаянно напугала ее.

– Ты не готова уйти! Посмотри на себя. Ты выглядишь на несколько десятков лет моложе, чем есть, любишь исполнять ритуалы Эпоны. Людям нужно, чтобы ты осталась. А еще тебе надо помнить о самом важном, мама. Царство духов закрыто для меня. Я никогда не слышала голос Эпоны, не ощущала прикосновения ее волшебства. – Печаль от правды этих слов легла на лицо Эльфейм. – Я вообще никогда не чувствовала никаких чудес.

– Но Эпона часто говорит о тебе со мной, – мягко возразила Этейн, коснувшись щеки дочери. – Ее рука была на тебе еще до рождения.

– Знаю, что Богиня любит меня, но я не ее Избранная.

– Пока нет, – добавила мать.

Эльфейм ничего не ответила, лишь прижалась к теплой знакомой шее лошади, которая нежно обнюхивала ее.

– Я до сих пор не могу понять, зачем тебе надо уходить.

– Мама, – сказала Эльфейм и повернула голову, чтобы видеть ее, – ты говоришь так, словно я собираюсь на другую сторону мира.

Она недовольно подняла темную бровь, что, как всегда казалось матери, делало ее похожей на отца.

Ответная улыбка Этейн была сардонической. С самого момента рождения детей она была предана им. Даже теперь, когда они стали взрослыми, мать предпочитала, чтобы сыновья и дочери оставались возле нее. Она искренне наслаждалась их обществом, считала всех личностями.

Эль медленно проговорила, желая, чтобы мать по-настоящему услышала ее слова:

– Не знаю, почему тебя так расстраивает то, что я ухожу. Я ведь никогда особенно не сидела дома, обучалась в храме Муз, и мне не казалось, что это тебя беспокоит.

– Это было другое. Естественно, ты должна была учиться у Музы. Там получают образование все самые эффектные женщины Партолоны. Теперь это делает Арианрод, – самодовольно улыбнулась Этейн. – Обе мои дочери прекрасны. Это одна из причин того, почему мне так нравится иметь вас возле себя, – логично заключила мать.

– Если бы я вышла замуж, то могла бы переехать в дом мужа.

Голос Эль перестал быть расстроенным, теперь он звучал просто устало.

– Не говори так, словно никогда не выйдешь замуж. Ты еще молода. У тебя впереди целые годы.

– Мама, прошу тебя. Давай не будем снова начинать этот древний спор. Ты ведь знаешь, что на мне никто не женится. Здесь нет никого, похожего на меня, кто захотел бы стать настолько близким богине.

– Твой отец женился на мне.

Эль печально улыбнулась матери.

– Но ты полностью человек, мама. Кроме того, верховный шаман кентавров всегда женится на Возлюбленной Эпоны. Он был создан, чтобы любить тебя. Для него это нормально. Ясно, что Богиня отметила меня, но я не ее Избранная. Эпона не позвала кентавра-шамана, чтобы он стал моим супругом. Не думаю, что кто-либо – человек или кентавр-шаман – был создан для того, чтобы полюбить меня. Не так, как ты и папа.

– Эй, Олененок! – Голос Этейн дрогнул, когда она назвала дочь ее детским прозвищем. – Я не верю в это. Эпона совсем не жестока. Кто-то есть и для тебя. Просто он пока тебя не нашел.

– Возможно. Может, я должна идти и найти его?

– Но почему туда? Я не хочу даже думать о том, что ты окажешься там.

– Это всего лишь место, мама. На самом деле – обычные старые развалины. Я думаю, их давно пора восстановить. Помнишь истории, которые ты мне рассказывала перед сном? Ты говорила, что когда-то там было красиво, – убеждала Эль.

– Да, пока они не стали домом убийств и зла.

– Это случилось больше ста лет назад. Зло исчезло, а мертвые не могут сделать мне ничего дурного.

– Ты не можешь быть в этом уверена, – возразила мать.

– Мама, – сказала Эль, потянулась к ней и взяла ее за руку, – Маккаллан был моим предком. Зачем его призраку вредить мне?

– Очень многие погибли во время резни в замке Маккаллан. Врагов было больше, чем благородных воинов, пытавшихся защитить вождя клана. Сам он тоже погиб. Ты знаешь, что замок считается проклятым. Никто не смел ни входить внутрь, ни тем более жить там больше ста лет, – решительно сказала Этейн.

– Но с тех пор, как я себя помню, ты наблюдала за усыпальницей Маккаллана и ее неугасимым пламенем, – парировала она. – Мы поддерживали память о предке, даже несмотря на то что клан был уничтожен. Почему же тебя удивляет мое желание восстановить этот замок? В конце концов, в моих жилах течет и его кровь тоже.

Этейн ответила не сразу. На мгновение ей захотелось солгать дочери, сказать, что Богиня дала ей знать о том, что нельзя снять проклятие с замка. Но только на мгновение. Мать и дочь доверяли друг другу так же сильно, как и любили. Этейн ни за что на свете не пожелала бы, чтобы доверие между ними исчезло. Поэтому она никогда бы не солгала дочери о знании, данном ей Эпоной.

– На самом деле я не верю, что Маккаллан может нанести тебе вред, хотя весьма возможно, что в старом замке обитают души, не нашедшие покоя. Я согласна, проклятие – только сказка, пугающая непослушных детей. Поэтому меня не так уж волнует твоя безопасность. Я только не понимаю, почему бы тебе не взять с собой рабочих, которые расчистят руины. Надо бы подождать, пока замок хоть немного приберут, сделают пригодным для жилья. Тогда ты сможешь наблюдать за заключительными стадиями строительства.

Эльфейм вздохнула, нежно глядя на мать. Избранная Эпоны привыкла жить в роскоши, в окружении слуг и служанок. Она не могла понять, почему ее дочь хочет пачкать руки и обходиться без удобств, пока работа не будет завершена.

– Я должна быть посвящена во все тонкости, собираюсь восстановить замок Маккаллан и стать его хозяйкой. Как у владелицы замка и окружающих земель, у меня будет что-то мое собственное, к созданию чего я приложила руку. Если я не могу иметь собственного мужа и детей, то, по крайней мере, способна завести свое королевство. Пожалуйста, мама, пойми и благослови меня.

Ее глаза умоляюще смотрели на мать.

– Я просто хочу, чтобы ты была счастлива, мой драгоценный Олененок.

– Это сделает меня такой. Поверь мне. Я точно знаю, чего хочу.

«Ты должна позволить ей уйти, Возлюбленная моя».

В голове Этейн мягко раздавались слова Богини, но она чувствовала себя так, будто лезвие ножа разрезало ей душу.

«Пусть она ищет свою судьбу. Доверь мне позаботиться о ней».

Этейн закрыла глаза, борясь с мыслями о предстоящей потере. Она глубоко вздохнула, открыла глаза и отерла влажные щеки.

– Я тебе верю. Ты получишь мое благословение. Беспокойство, так часто омрачавшее лицо Эльфейм, рассеялось, оставив его необычайно юным.

– Спасибо, мама. Я знаю, что мне суждено сделать это. Только подожди, и ты увидишь возрожденный замок Маккаллан. – Она восторженно обняла серебристую кобылу за шею. – Поспешим обратно. Мне надо закончить упаковывать вещи. Ты знаешь, что я должна уехать завтра на рассвете.

Эльфейм оживленно болтала, с легкостью поспевая за матерью, сидящей верхом на кобыле. Этейн поддакивала, делая вид, что внимательно ее слушает, но никак не могла сосредоточиться на словах дочери. Ей казалось, что она уже ощущает отсутствие Эльфейм как черную дыру в душе. Несмотря на теплый весенний вечер, Воплощение Богини чувствовала, как по ее спине бегут ледяные мурашки.

– Ку, напомни, почему я согласилась взять тебя с собой.

Эльфейм покосилась на брата и попыталась ускорить шаг так, чтобы это было не очень заметно. Он вместе со свитой пел уже примерно пятисотый куплет какой-то нескладной военной походной песни, нескончаемое хоровое исполнение заставляло болезненно сжиматься ее правый висок. Эльфейм очень жалела, что не убедила его отправиться в путь вдвоем, отдельно от сопровождающих.

Большой мерин, на котором ехал Кухулин, пошел быстрее, чтобы догнать Эль.

В воздухе разнесся звонкий заразительный смех брата.

– Я здесь, сестрица, чтобы тебя защищать.

– Ой, только не надо, – невежливо фыркнула Эльфейм. – Защищать меня? По-моему, тебе надо было просто избавиться от храмовых дев, следующих за тобой по пятам.

– По пятам? – Его красивое лицо расплылось в озорной усмешке. – Ты действительно сказала «по пятам»? – Он с напускной строгостью покачал головой: – Я был уверен в том, что ты слишком много времени проводишь за чтением в материнской библиотеке. Только и знаешь, что пилить меня. – И он укоризненно взглянул на сестру.

Эльфейм не сумела скрыть улыбку и с любовью посмотрела на брата.

– Только не говори, что ты никогда не бегал ни за одной юбкой.

– А вот это, сестрица, чистая правда.

Он секунду помолчал, а затем расхохотался.

– Хм, а я думала, что ты останешься дома, чтобы поприветствовать прекрасную незамужнюю дочь вождя замка Воулфф, которая прибывает в обитель Эпоны по пути в храм Муз, где будет получать образование. – Эльфейм откашлялась и откинула волосы назад.

В эту секунду она очень походила на мать не только интонациями, но и жестами.

Губы Кухулина сжались, и на мгновение Эльфейм пожалела о том, что поддразнивала его. Но он тут же, не теряя обычного хорошего настроения, пожал плечами и терпеливо улыбнулся.

– Ее зовут Беатрис, сестрица. Можешь представить себе кого-нибудь с таким вот именем без высокого лба и королевской стати?

Он проговорил это, подпустив жеманности в свой басок, что заставило Эльфейм громко расхохотаться.

– Наверное, она очень красивая, – хихикнула девушка.

– Несомненно, очень развитая, с крутыми бедрами и хорошей способностью к деторождению.

Брат и сестра обменялись понимающими взглядами.

– Я буду счастлива, когда Арианрод и Финегас станут достаточно взрослыми, чтобы мама начала искать для них пару, – сказала Эль гораздо более серьезно, чем собиралась.

Кухулин тяжело вздохнул.

– Близнецам этим летом будет восемнадцать. Еще три года – и мама сможет вовсю развернуться, подыскивая им жениха и невесту.

Эль искоса бросила взгляд на Ку.

– Бедняжки. Мне почти жаль, что мы не доводили их так, когда были детьми.

– Почти! – рассмеялся Кухулин. – По крайней мере, она не может их различить, как это было с нами.

Эльфейм лишь улыбнулась и снова ускорила шаг, оказавшись на узкой тропинке впереди брата.

«Со мной все по-другому».

Мысли роились у нее в голове. Ее братья и сестра были людьми – привлекательными, талантливыми, популярными. Ей не надо было оглядываться, чтобы увидеть лицо Кухулина. Она знала его столь же хорошо, как и собственное. Брат и сестра оказались очень похожи. Эльфейм криво улыбнулась. Ку был всего на полтора года младше; если бы не ноги Эльфейм, то их все принимали бы за двойняшек. Его скулы тоже оказались высокими, четкими, но если у нее они выглядели женственно-тонкими, то у него – грубовато-мужественными. Ее подбородок был довольно дерзким, совсем как у матери, а его – упрямым и гордым с восхитительной ямочкой, как у старшей сестры. Глаза Эльфейм сияли чернотой, а его – необыкновенным сине-зеленым цветом. Локоны девушки были темно-рыжими, а его волосы – густыми и рыжеватыми, с детскими вихрами. Поэтому он гладко зачесывал их назад и коротко стриг, что заставляло мать сокрушаться и печалиться, оттого что они не отрастают, как у настоящего воина.

Но Кухулину, сыну Мидхира, верховного шамана и предводителя войска кентавров, не надо было выглядеть как настоящий воин. Он не только носил имя одного из древних героев Партолоны, но и выглядел да и действовал соответственно. Неважно, как он вел себя в мелочах. Высокий и хорошо сложенный парень превосходил остальных на турнирах, был лучшим фехтовальщиком Партолоны. Его никто не мог победить на состязаниях по стрельбе из лука. Эльфейм знала, что не одна девица с тоской вздыхала о нем и говорила, что он поистине перевоплощенный Кухулин.

Нет, Ку никогда не страдал от отсутствия женского внимания. Правда, невесту он пока себе не нашел.

Эльфейм поджала красивые губы.

– Но не потому, что не пытался, – пробормотала она про себя.

В этом смысле она была совершенно не похожа на брата. Он был обходительным и опытным в общении с противоположным полом. Она же ни разу в жизни не целовалась.

Даже младшие брат и сестра, которых она и Ку называли юными грамотеями, не имели недостатка в партнерах для лунных ритуалов. Хотя Арианрод и Финегас не были столь же спортивными, как их старшие брат и сестра, они росли очень эрудированными и уверенными в себе. Близнецы походили друг на друга как две капли воды, высокие и изящные. Их тела были обыкновенными, полностью человеческими. Но Эльфейм считала Арианрод хорошенькой, а Фина – красивым.

Тропинка, прорезавшая древний лес, свернула вправо и стала шире. Кухулин пустил коня вперед, чтобы поравняться с сестрой.

– Она напоминает мне маму, – внезапно проговорила Эль.

Ку удивленно взглянул на нее.

– Кто?

Эль закатила глаза. Она всегда считала, что брат должен понимать ее без слов, и злилась, когда ему это не удавалось.

– Арианрод, кто же еще? Вот почему парни по ней с ума сходят. Конечно, нельзя сказать, что ее это волнует. Она вообще их не замечает. Разве что сестричку полностью изменил первый год обучения в храме Муз.

Бирюзовые глаза брата весело сощурились.

– Арианрод всегда будет витать в облаках.

– Астрономия и астрология самым тесным образом связаны с Мойрами. Их необходимо тщательно изучать, – передразнила Эль младшую сестру.

Ку засмеялся.

– В точности наша юная грамотейка. Но по иронии судьбы молодые, опьяненные страстью мужчины преследуют ее тем сильнее, чем больше она к ним безразлична. А девушки уже кругами ходят вокруг Фина, хотя у него борода еще не выросла.

– Ну, как бы то ни было, но наша младшая всем очень нравится.

Кухулин присмотрелся к сестре.

– С тобой все в порядке?

– Конечно, – машинально ответила она, не глядя на него.

– Здесь все будет по-другому, Олененок, – негромко сказал он.

– Я знаю.

Эль быстро взглянула на него и тут же отвела глаза, боясь, что он увидит слезы, от которых они заблестели куда ярче.

– Нет, я правда так думаю.

Его серьезный голос заставил ее замедлить шаг, чтобы лучше слышать.

– Ты найдешь то, чего всегда желала, в замке Маккаллан. Я это чувствую.

Слова брата повисли в ароматном весеннем воздухе. Она точно знала, что он имеет в виду. Это было частью их шифра. Да, Эльфейм родилась первой, оказалась старшей дочерью своей матери, Воплощения Богини. Поэтому Эпона отметила ее. Но и Кухулин был старшим сыном их отца-шамана. С самого раннего возраста он просто знал, еще ребенком объяснял сестре, что будто слышит слова, которые несет с собой ветер. Иногда этот самый ветер говорил ему, где искать потерянные вещи, в другой раз о том, когда кто-нибудь придет в храм. Случалось, что Ку предсказывал дурные вести, например раннюю смерть любимого ребенка или нарушение клятвы, данной на крови.

Это сверхъестественное знание пугало юного Кухулина. Оно не было врагом, которого можно победить силой мышц или обмануть с помощью хитрости, а заставляло его чувствовать себя необычным, не таким, как все, давало ему силу, которой он не просил, не имел никакого желания владеть ею.

Старшая сестра понимала его как никто другой.

Поэтому он приходил к Эльфейм всякий раз, когда у него появлялось чувство относительно чего-то или кого-то. Сестра сопереживала его страхам. Она не отвернулась от него, напротив, стала поверенной его тайн, даже несмотря на то что отношение Эльфейм ко всему, что соприкасалось с миром духов, решительно отличалось от его. В конце концов, она была реальным примером волшебства Богини. Девушка не понимала, почему брат отказывается от даров царства духов, особенно в то время, когда она мечтала хотя бы почувствовать малейшую толику той силы, которой с легкостью владела ее мать, но спокойно и уверенно поддерживала его желание поступать именно так. По мере взросления Кухулин научился подавлять свои расцветшие экстрасенсорные возможности, не позволял им сокрушить его.

Эльфейм изучающе посмотрела на брата. Он никогда прежде не лгал ей. Его чувство всегда оказывалось правильным.

– Обещаешь? – спросила она, затаив дыхание. Ее внутреннее волнение выдавали лишь щеки, внезапно залившиеся румянцем.

– Да.

Он энергично кивнул.

Радость заполнила Эльфейм.

– Я знала, что была права, когда решила восстановить замок Маккаллан!

Она бросила на брата проницательный взгляд, вспомнив о том, сколько времени ей пришлось умасливать мать, чтобы та позволила ей уйти.

– Ты, наверное, не рассказал об этом маме?

– Если бы я сказал ей, что ты встретишь в замке Маккаллан свою судьбу, то как ты думаешь, нашлась бы в Партолоне сила, которая помешала бы ей поехать с нами?

– Отлично сказано, – быстро согласилась Эльфейм. Ее эмоции слегка улеглись, и она спросила: – Но почему ты не сразу сказал об этом мне?

Кухулин задумался, нахмурил лоб и медленно проговорил:

– Это ощущение оказалось очень смутным. Но он увидел, что на лице сестры появилось разочарование, и поспешил объяснить:

– Нет, я не об уверенности. Я знаю, что ты встретишь свою судьбу в замке Маккаллан, вижу твоего супруга, но, когда пробую сосредоточиться на деталях, в мозгу только туман и мешанина. – Он тряхнул головой и застенчиво улыбнулся Эльфейм: – Может, потому, что ты моя сестра. Знание подробностей о твоей любовной жизни было бы довольно волнующим.

– Я точно знаю, о чем ты. Когда девицы начинают слагать стихи о разных частях твоего тела, – передернулась она и скорчила гримаску, – я затыкаю уши и со всех ног бегу, куда глаза глядят.

Он раздраженно фыркнул, но про себя усмехнулся, довольный, что сестра прекратила приставать к нему с расспросами о чувстве.

Ку не понимал, что именно сказать Эль о своем видении. Он знал, что его любимая сестра мучается от мысли о том, что никогда не найдет себе мужа, и сознавал, что должен был сказать ей о своем чувстве. Ему было ясно, что она встретит своего супруга – свою судьбу в замке Маккаллан, но брат также знал, что это будет нечто большее, чем обычная влюбленность. Отчасти его видение было неопределенным и зловещим. Оно не имело ничего общего с типичными любовными картинками, являвшимися ему раньше. Обычно он видел одного из друзей в женских объятиях. Это всегда сопровождалось чувством, что двое принадлежат друг другу.

Он видел сестру в объятиях мужчины, но не мог его рассмотреть. Возможно, потому, что прежде всего брат увидел нежное счастье, написанное на лице сестры, обычно таком серьезном. Это необыкновенное зрелище оказалось настолько удивительным, что ему никак не удавалось сконцентрироваться. Но у него возникло четкое ощущение того, что этим двоим предназначено быть вместе. Когда он пытался взглянуть на них с другого ракурса и рассмотреть мужчину, все вокруг затоплял ослепляющий алый свет, будто они погружались в кровь. Затем картина быстро темнела, словно любовников закрывали бархатным пологом. Мужчина исчезал, оставляя сестру в одиночестве.

Ему был хорошо знаком мир духов с его вопросами без ответов и ощущением тревоги. Он всегда ненавидел неуловимую, скользкую природу этой силы. Она не походила на верность тяжелого меча или ясный полет стрелы.

Кухулин сглотнул, в горле у него внезапно пересохло. Он был рад, что Эльфейм снова оказалась перед ним на тропинке. Она слишком легко читала все по выражению его лица. Он не хотел, чтобы сестра поняла, что последнее видение слишком сильно впечатлило его и действительно напугало своим странным красноватым шепотом. Парень согнул правую руку, ощутил воображаемый вес своего старинного клеймора, мысленно схватил оружие и удерживал его наготове.

Да. Будь то супруг или нет, Кухулин был готов защитить сестру от всех, кто мог бы причинить ей вред.

– Не понимаю, почему мы не могли заночевать в Лотх Торе с остальными рабочими, – проворчал Кухулин и сунул в костер новый сухой сук.

– А я думала, у воинов такая толстая кожа, что они, не моргнув глазом, могут спать на охапке чертополоха, – язвительно заметила Эльфейм и бросила ему бурдюк. – Глотни. Помни, что мама дала нам в дорогу вино, – значительно добавила она.

– Воины, как и все остальные, любят мягкие постели, – буркнул он, но бурдюк взял и сделал большой глоток. – Мамина любовь к вину благословила эту поездку. Но оно не может заменить пуховой перины.

«Или пышущей здоровьем молодой вдовушки, раскинувшейся на этой самой перине», – подумал он.

– Ку, ты сходишь с ума просто потому, что та пухлая блондинка слишком очевидно предлагала тебе нечто большее, чем восхитительное мясо с овощами, приготовленное ее белыми ручками.

– Остаться вдовой в таком юном возрасте – тяжелое бремя.

– Только не тогда, когда ты рядом, – рассмеялась она. – Ладно. Не дуйся. Я хочу увидеть, как солнце поднимается над моим замком, но не желаю делать это на глазах у толпы кентавров и просто мужчин, которые при этом будут шарахаться от каждой тени и пугаться злых духов.

Кухулин прыснул, сделал еще один большой глоток вина и бросил бурдюк сестре. Он поправил ветки в костре и перестал жаловаться. Парень привык к тому, что Эльфейм стремится к уединению, и понимал причины этого. Сестру почитали, потому что ее отметила Богиня. Она была невиданным существом. Ее никогда не рассматривали во все глаза, даже наоборот. Эль внушала людям страх, особенно тем, кто не привык к ее внешности. Почти все рабочие, которые сопровождали их, жили в окрестностях храма Эпоны, поэтому они просто смотрели на нее с осторожным уважением и держались поодаль. Но за пять дней пути от святилища до замка Маккаллан Кухулин не раз замечал, как люди бросали свои дела, бежали к дороге и кланялись юной богине Эльфейм так низко, что головы их практически скрывались в густой траве лугов, окружавших дорогу. По мере приближения к цели к ним присоединялись все новые мужчины, женщины и кентавры, жаждущие получить те возможности, которые открывало восстановление замка Маккаллан. Их реакция на его сестру всегда была одинаковой: страх и пристальные взоры. Кухулин знал, почему Эльфейм настояла на том, чтобы они вдвоем свернули с большой дороги и направились по тропинке, бегущей через лес. Чем меньше людей видели Эль, тем мизернее были шансы на то, что ей снова начнут поклоняться, и девушке это нравилось.

Брат и сестра разбивали лагерь под звездами, не останавливаясь в сонных деревеньках, которые испещряли землю среди виноградников и пастбищ, пока не прибыли в Лотх Тор – городок, угнездившийся в начале плато, на котором стоял замок Маккаллан. В тот вечер они воссоединились со своими товарищами, и все вместе поужинали в гостинице «У кобылы», единственной городской таверне, в которой, казалось, побывали все жители. Каждый с почтением склонялся перед Эльфейм. Некоторые просили позволения коснуться юной богини, иные же только смотрели на нее с открытым от удивления ртом. Кухулин видел, как сестра вежливо отвечала каждому на поклон, полный благоговения. Но никто, кроме него, будто и не замечал ее неестественно напряженных плеч и слишком прямой осанки. Ку подумал, что если она будет двигаться быстрее, то разломится пополам.

Покончив с едой, Эль сказала, что ей необходимо уснуть под звездами, оставшись наедине с братом и Эпоной. Он понял, что сестра упомянула имя Богини затем, чтобы горожане не последовали за ней и не продолжили глазеть на нее. Не говоря ни слова, он оседлал своего мерина и пустил его в галоп, стараясь не отставать от Эльфейм, удаляющейся из городка.

– Если бы ты побыла там еще немного, то, наверное, привыкла бы, – негромко сказал Ку.

Она тяжело вздохнула.

– Тебе это только кажется.

Эль сделала еще глоток превосходного вина, прежде чем отдать бурдюк брату.

– Но я не привыкну. – Сестра приподняла брови и добавила: – Трудно поверить, что моя судьба где-то здесь.

– Все-таки мне многое непонятно, – небрежно сказал он, не желая говорить о том, что видел ее потенциального супруга.

– Что именно? – спросила она.

– Например, то, что у нас с тобой одни и те же родители, но я человек, а ты наполовину лошадь, – не задумываясь, ответил он.

Она посмотрела на него:

– Я наполовину кентавр, а не лошадь, – но дальше спорить не стала.

– Поспи, – сказал ей брат. – Завтра тебе понадобятся все силы. Я останусь бодрствовать, следить за огнем.

«И за тобой», – мысленно добавил он.

Напряжение сестры спало, когда они ушли из города, но инстинкт воина заставлял его ощущать настороженность и беспокойство.

Почему он не мог увидеть ясную картину будущего сестры? Почему видение было таким темным, неясным и казалось пропитанным кровью?

Эльфейм свернулась калачиком по другую сторону костра. По-видимому, ей было удобно и уютно.

– Ты не обманешь меня, Кухулин.

Глаза девушки были закрыты, она говорила шепотом, но нежный ночной ветерок ясно донес до него ее слова:

– Дело вовсе не в чепухе вроде «я должен защитить свою сестру».

– Ты сейчас говоришь совсем как мама, – сказал он, а затем еле слышно добавил: – Тебе пора перестать бояться людей.

Уголки губ сестры приподнялись в легкой усмешке, и она погрузилась в глубокий сон.

Эльфейм снилось, что возлюбленный пришел к ней в виде ночного тумана, который завернулся вокруг нее, словно у ночи выросли крылья. Она задрожала от его прикосновений, но ей не было страшно. Эль охотно предложила себя туману. Он склонился над ней и испил ее любви, пока они летели в бархатную черноту полуночного неба, покоясь на ложе среди звезд.

– Я знала, что он великолепен, – восторженно выдохнула Эльфейм. – Ку, ты только взгляни на мой замок!

Они стояли на краю соснового леса, который окружал ту сторону плато, где был построен замок Маккаллан. Резкий свежий сосновый запах смешивался с соленым ароматом океана. Путникам казалось, что все омыто ярким светом, делавшим зелень леса сочной, а сине-белые волны океана, разбивающиеся внизу прибоем о скалы, – прозрачными и изысканными. Впереди виднелся замок, который очень впечатляюще смотрелся на скалистой вершине, на самом краю великолепного прибрежного утеса.

Эльфейм во все глаза смотрела на свой новый дом, с первого взгляда поразивший ее своей красотой. Замок, окруженный багряником, цветущими кизиловыми деревьями, разросшимся кустарником и зарослями ежевики, был похож на заколдованный. Ей пригрезилось, будто в нем уже много лет спит какое-то сказочное существо, ожидающее, чтобы его пробудили искренним любовным поцелуем.

«Он немного похож на меня».

Эльфейм удивилась, поймав себя на подобных романтических мыслях. Но вид, открывавшийся перед ней, наряду с предупреждением брата вызвал в ней нехарактерное романтическое чувство. Девушка поняла, что могла бы наслаждаться им, и вздрогнула.

«Неужели это то, чего мне не хватало столько лет? – размышляла она про себя. – Такое волнение появляется, когда ждешь чего-то, затаив дыхание. Словно кто-то повернул внутри меня ключ и отпер что-то сказочное».

Солнце начало подниматься над деревьями. Эльфейм наблюдала, как смутный розово-кремовый цвет рассветного неба сменяется синевой и золотом ясного весеннего дня. Внезапно ее захлестнуло невероятное ощущение надежды, словно это утро обещало начало новой жизни для нее. Слова молитвы Эпоне, которые она много раз слышала от матери, всплыли у нее в голове. И она поняла, что произносит их вслух, хотя и шепотом:

Великая Богиня Эпона, моя Богиня,

я стою на пороге нового дня,

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: