Глобальные проблемы современности и социально-гуманитарные последствия научно-технического прогресса

Анализируя неумеренный оптимизм технократического истолкования перспектив научно-технического развития человечества, мы уже говорили о расхождении прокламируемого и действительного хода событий: о расширении поля действия катастроф, неудачах ряда крупных научно-технических проектов, отчуждении личности и упрощенном характере мышления. Нам не следует в то же время впадать в иллюзию тотальной обреченности, зависимости от техники и технологий. Логика обреченности строится на утверждениях, что мы уже живем в рамках картин мира, диктуемых отчуждением: традиционные представления об истинности знания следует-де считать анахронизмом, человечество живет в инженерно-сконструированном мире, эксперимент в науке уже не есть проверка на истинность, а скорее испытание технической конструкции, под которую подгоняются научные идеализации (вспомним неклассические концепции истины).

Глобальные проблемы существуют, но еще ни разу человеческому сообществу на Земле не удавалось договориться относительно совместных усилий по их решению. Обычно их группируют вокруг проблем: 1) войны и мира; 2) взаимоотношения человека и природы (рост народонаселения – в октябре 2011 г., по данным ЮНЕСКО, человечество перешло грань в 7 млрд. чел.; истощение ресурсов; ухудшение экологических условий существования и ряд других подпроблем); 3) самоотчуждение человека, утрата им собственной идентичности (кризис европейского гуманизма, проблемы свободы; нерешенность в мире проблем соотношения личного и общественного; нарастание в техногенных обществах стрессов, неудовлетворенность жизненными перспективами и др.).

Именно неспособность решить эти проблемы определяет множество причин кризиса классического идеала рациональности. Подробный анализ этого идеала, его слабости в сравнении с неклассическим мы проводим в другом месте. Здесь же необходимо сказать об условиях возможности решения вышеназванных глобальных проблем.

Глобализация с сохранением культурного разнообразия, ограничения роста (Римский клуб), изменения принципов политического и экономического взаимодействия народов. Альтернатива – сценарий Хантингтона либо ядерный апокалипсис.

Тот же Римский клуб, коэволюция, ноосфера. По «Пределам роста» Мэдоуза – схема соотношения народонаселения и обеспеченности ресурсами. Изменение экологической горизонтали в пирамиду, трансформация в соотношении наук (естественнонаучного, инженерного и гуманитарного знания).

Первые два условия подводят к третьему как условию самоизменения человека. Не принудительному выращиванию нового человека (например, коммунистический эксперимент), а основанной на уважении к свободной воле последовательной трансформации ценностей, целей. Интересов, в конечном итоге – качеств людей. Многие считают такую возможность спорной[40].

Решение каждой из проблем предполагает формирование нового культурно-исторического типа рациональности. Но сложность в том, что заметных усилий в этом направлении не предпринимается ни со стороны научного сообщества, ни тем более со стороны власти, а время необратимо, как необратимы и возможности каких-либо изменений.

Некоторые философы, ученые и политические деятели высказывают в последние десятилетия мысль о возможности преодоления кризиса рациональности посредством сближения науки и религии. В духе этой идеи в нашей стране активно внедряется концепция введения религиозных курсов в школьное образование. В научной среде сторонники сближения приводят следующие аргументы.

Классическое научное понимание ориентируется на идеалы естественных наук. Это означает ориентацию на извлечение из научных текстов закрепленного в них объективного и вневременного смысла. Иначе говоря, ученый классического типа верит или хочет верить в то, что в языке науки зафиксирована информация об объективной реальности, которая не зависит от деятельности и сознания ни самого ученого, ни человечества в целом и в пределе носит абсолютный характер. Поэтому он вырабатывает логико-математические и эмпирические способы достижения беспристрастия и «незаинтересованности», отвлечения от своей причастности к познанию, добавляя к этому уверенность в принципиальной доступности для разума и познаваемости любых объектов.

В отличие от сказанного, знание божественного, утверждают сторонники сближения науки с религией, не является отвлеченным и объективным, полнота бытия не может быть объектом для исследования. Постижимость осуществляется через страсть, страстный интерес к божественному и желание стать причастным ему. Объективное, как всеобщее, подчинено личному (экзистенциальному) смыслу. Божественное знание – дарованная откровением благодать. Иначе говоря, язык религии воплощает в себе то, что недоступно науке: не столько «объективные знания», сколько «экзистенциальные смыслы». Его высказывания – не гносеологические, а аксиологические, ценностные, относящиеся к тому, что полагается для нас, людей, недостижимым (трансцендентным), но составляет жизненно важные смыслы существования человека.

Как относиться к этим доводам? В них действительно фиксируется кризис классического идеала рациональности, «прометеевского» типа мышления, допущения неограниченного внешнего преобразования природы, включая природу самого человека. Как говорит апостол Павел, первым и наиважнейшим Храмом Господа на Земле является сам человек. «Если кто разорит храм Божий, того покарает Бог; ибо храм божий свят; а этот храм – вы» (Кор. 3–17). Отсюда его вопрошание о мудрости человеческой: «Где мудрец? Где книжник? Где совопросник века сего? Не обратил ли Бог мудрость мира сего в безумие?» (Там же, 1-20).

Нужно сказать, что многие из великих ученых ХХ в. поддерживали идею дополнительности научного знания и религиозной веры. М. Планк говорит об этом достаточно прямо: «Когда религия и наука исповедуют веру в Бога, первая ставит Бога в начале, а вторая в конце всех мыслей. Религия и наука нисколько не исключают друг друга». Более осторожен, но в целом солидарен с этой позицией выдвинувший красоту теории в число критериев научности А. Эйнштейн. «Человек, который потерял способность удивляться и благоговеть, – мертв, – говорит Эйнштейн. – Знать, что существует сокрытая Реальность, которая открывается нам как высшая Красота, знать и ощущать это – вот ядро истинной религиозности».

Нам представляется, что в дискуссии о соотношении научного и религиозного знания в ХХI в. находит выражение антропологизация научных знаний. Мы все больше понимаем, что мир вокруг нас, земной мир современности, и мы сами в нем – продукты собственных качеств. К этому мы вернемся в следующей теме. Здесь же необходимо зафиксировать нашу принципиальную позицию в вопросе о соотношении науки и религии. Наука должна продолжить свое развитие без синтеза с религией. Тот, кто забывает о том, что у нас светское государство, светское образование, не понимает значения науки в современном мире. Наука и образование должны сохранить светский и интернациональный характер.

Литература

Введение в философию: учеб. пособие для вузов / авт. кол.: И.Т. Фролов и др.; 4-е изд., перераб. и доп. – М.: Культурная революция, Республика, 2007. – Разд. II. Гл. 3, 12. – С. 391-405, 590-605.

Кашперский, В. И. Проблемы философии науки: учеб. пособие / В. И. Кашперский. – Екатеринбург: УГТУ-УПИ, 2007.

Котенко, В. П. История и философия технической реальности / В. П. Котенко. – М.: Трикста, 2009.

Попкова, Н. В. Философия техносферы / Н.В. Попкова; 2-е изд. – М.: ЛИБРОКОМ, 2009. – Гл. 2, 5. – С. 78-141, 270-336.

Шитиков, М. М. Философия техники. – Екатеринбург, 2010.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: