ТОР 5 статей: Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы КАТЕГОРИИ:
|
Рассказы Сергея Сергеевича
САРАЙ
- Бенц, автомобильный магнат, – как он начинал? – поднял палец Сергей Сергеевич. - Простой фермер, он приволок в сарай старый мотор и поставил на сенокосилку. Получилось что-то удивительно полезное, самодвижущееся - но из сарая выехать неспособное. Машина в ширину - два метра. А дверь – метр. И вот мотается будущий магнат по хлеву на своей чудо-машине, кричит чего-то. А жена ребенка грудью кормит. Так она (вот преданность мужу!) ребенка отложила, схватила топор и разрубила стену сарая. (исторический факт) И Бенц выкатился на двор. И да-авай косить все подряд. На зависть соседям. Потом он эту машину продал, собрал другую, нанял батрака, собрал еще три… А через пять лет с конвейера его завода в год сходило сто тысяч самодвижущихся сенокосилок.
- Теперь возьмем этого… Ходака. - Сергей Сергеевич отпил чаю. - Там было как: он поехал фотографировать на природе знакомую девицу – с треножником, с магниевой вспышкой, с громоздким аппаратом – и пока все устанавливал, девица ушла под руку с молодым офицером. Наш-то - все наладил, голову поднял: - Сейчас вылетит птичка. Ан птичка-то упорхнула! Так он - что вы думаете? Пошел – правильно, в сарай – и через год вынес оттуда фотоаппарат, который можно носить в кармане. Бросился искать любимую - а той след простыл: выскочила за лейтенанта, живет в дальнем гарнизоне. Тогда Ходак вернулся в сарай, собрал еще фотоаппарат, продал, нанял батрака…собрал три… А через пять лет с конвейера фабрики «Ходак и батраки» прямо в коробки ссыпалось до миллиона фотоаппаратов. И баб, я вам замечу, было у него после этого - не счесть.
Или - японец Муцубиси: любил смотреть на закат. Смотрит, час другой - а обратно идти долго: к вечернему сакэ не поспевает. А в Японии с дисциплиной строго… Так он залез - даже не в сарай, в шалаш! - в маленький японский шалаш (в Японии все маленькое) и через год выехал оттуда на самодельном мотоцикле, садясь на который по окончании заката, вовремя приезжал к вечернему сакэ. Тарахтя на весь округ Фудзияма. Но! Он не успокоился! Он продал мотоцикл, собрал новый, нанял батрака, собрал еще три… И через пять лет выпустил миллионный мотоцикл. Он разбогател - да так, что не он теперь на закат ездит смотреть, а ему закат п р и в о з я т.
- Теперь наши. - Сергей Сергеевич помрачнел, - Слышу сегодня по радио: миллиардер Попович продал мультимиллионеру Понтовичу 30 процентов акций завода, который работал, когда оба они еще на горшок ходили. Двадцать лет чухаются – и никто не зашел в сарай, хотя бы на ночь, и не выехал на рассвете на чем-то с в о е м. Почему? Не знаете? Сергей Сергеевич посмотрел на слушателей: - Может, закаты у нас не те? Или восходы не вовремя? А может, сараи холодные?
МЕТРО
- Видите? - кивнул Сергей Сергеевич на барельеф над эскалатором, - две толпы идут навстречу друг другу. Справа: сталевар с кочергой, академик с бородой, солдат с автоматом, какой-то добродушный старичок в очках на лбу и кожаном переднике - видимо прозектор… Слева: колхозница со снопом, пионер с планером, водолаз, летчик в унтах… Сознавая условность искусства, задам, тем не менее, вопрос: отчего у этих людей на лицах - радость и ожидание встречи? Что скажет академик колхознице, прозектор - пионеру? Сергей Сергеевич поднял палец: - А они друг с другом разговаривать и не собираются. Идут они к Сталину: он в центре стоял, пока в пятьдесят третьем не скинули. Каждый подходит к вождю, докладывает. И – уходит. Или его уводит солдат.
- Конечно: тоталитаризм. – Сергей Сергеевич прошел через турникет. – Не дай Бог, вождю доклад не понравится… Но этим-то. – рассказчик кивнул на двух полицаев, вылавливающих из толпы пьяных мужчин поприличней. – тоже в лапы лучше не попадаться! Да, лицо у водолаза чересчур доверчивое… Но эти–то. – Сергей Сергеевич оглянулся на прущий сзади народ, - вообше не верят никому. Да, нынче свобода… Но! Солдат – добрый, колхозница – добрая… У старичка–прозектора - и у того глазенки смеются! Впрочем… (Сергей Сергеевич, прищурившись, оглядел людей, которые толкая его, шли к эскалатору) надеюсь, скоро им укажут: Куда идти К кому идти. Зачем идти. И они заулыбаются.
- Печенкой чувствую: заулыбаются, - твердо повторил рассказчик Ступил на эскалатор. И с достоинством поплыл в бездну.
НАРОДОВОЛЬЦЫ
За десертом разговорились о народе… Говорили разом все, обедавшие в Дубовой Гостиной бывшего Дворца Беззубских-Белобровских. Были это, в основном, мужчины. Не старые и не молодые. Не толстые и не худые. Не бедные и вроде не богатые. И о народе говорили они без пафоса, но и без высокомерия – поскольку сами вышли из него, сами были - бойкие и удачливые его сыновья… Когда официанты выкатили торт - огромный, с выложенной свежими ананасами фигурой хлебопашца – Сергей Сергеевич повел тщательно, словно только что, подстриженной седой головой: - Народ? - переспросил он, поигрывая золоченой вилкой. – Знаю. Сталкивался. И обедающие разом стихли.
- Представьте: конец социализма. - начал рассказчик. – В магазинах - шаром покати… И стоит в очереди за пшеном парень. Здоровяк. Умница. Идеалист. С усами Буденного. Башкой Эйнштейна. И сердцем Прометея: мечтает сделать что-то для людей! А люди недовольны - пшена нет: (Директорша вышла и гаркнула) Но народ в очередях - недоверчивый: - Молодой человек, сходите в подсобку. Гляньте: есть пшено? Неохота парню идти: понимает, не хлебом-солью его в подсобке встретят. Но говорит он себе: - Ты же хочешь сделать что-то для народа? Так накорми его для начала пшенной кашей. И парень идет в закрома. И видит: и колбасы, и мешки с сахаром… Но тут на ходока сзади прыгает огромная директорша.
Сергей Сергеевич смолк, задумчиво поглаживая усы.. (В наступившей тишине лишь кротко тукал нож: кто-то, пыжась, резал озорно скакавший по тарелке ананас.) - Но парень-то - здоровяк. – продолжал рассказчик. Он выбегает из подсобки с бабой на плечах. И с криком: «Пшено есть!» - А директорша? - Плюет ходоку в лицо. И приказывает продавать пшено. (можно ведь припрятать мыло) - А народ? - Наро-од? – Сергей Сергеевич прищурился. – А наш добрый народ вынимает из карманов авоськи. А еще говорит правдолюбцу: «Уходите! Они милицию позвали.» «Но вы же…» «А мы ничего не видели.» И выкатывается парень из лабаза: без пшена, оплеванный. С одной мыслью: «Чтоб я! Еще!! Для народа!!! Что-то делал?! А это – видели?!!!»
Народоволец встал. Увитые перстнями пальцы показывали кукиш… - Сергей Сергеевич! – тронула шефа за плечо холеная стерва, при появлении которой члены Политсовета потупили взоры. - Перерыв кончился. Председатель залпом допил чай – и, со сбитым галстуком, не разжимая кукиш, шагнул в распахнувшуюся дверь. В зале грохнули аплодисменты. Учредительный Съезд партии «Тебе, народ России» продолжил работу.
ДУХ
- Ломать собираются. – Сергей Сергеевич кивнул на старинное двухэтажное здание на набережной Невы, к которому, замахнувшись ковшом, с садисткой неспешностью подползал экскаватор. – Будут бизнес-центр строить. «Зачем?» - спросите. - «Здание кирпичное, прочное.» Да и круто - приезжать работу не к стекляшке, а к фабрике, в ворота которой шли по утрам степенные усатые рабочие - исподлобья поглядывая на сухощавого инженера в фуражке с околышем, в пенсне. И на хозяина, приезжавшего в авто, похожем на карету. …А теперь въезжаешь ты! Тоже на Мерседесе. Преемственность! Дух времени!
- Так им Дух и мешает. - Сергей Сергеевич посмотрел на двух мужчин, вышедших из дорогих машин и удовлетворенно наблюдающих за разбоем: хозяев. - Каково им было бы в старых стенах бабки из воздуха делать! Так все равно светильников навесят. Потолок низкий? Воздуху мало? А вентиляция на что! Дух. Дух коробил их! «Делай!» - требовали старые стены, помнящие шум станков. «Производи-и!» - гудела беззвучно фабричная труба. Им и набережная мешает – других хозяев помнит. И величавая Нева. Впрочем… Набережную им - не разломать. И Неву - не засыпать. А их самих время смоет.
Сергей Сергеевич нехорошо прищурился: - Обязательно смоет.
ЭЛЕКТРОННО-ПОЧТОВЫЙ РОМАН
Господа офицеры! Тоска, аккордеон, березы, водка, идеалы… Я – немка из Герм., 31/175/78. Критическая, чувственная. Изучаю русский. Не любит: свою материалистическую, сухую, агрессивную, надменную Герм. Любит: р. песни, р. грузовые машины, р. пургу. Хочет познакомиться с надежным, стройным, холеным р. военным. Карин.
Дорогая Карин! Я пишу это письмо, сидя под березой. На душе – тоска. В сердце – идеалы. На коленях - Калашников. И ноутбук, клавиши которого я перебираю своими ухоженными пальцами р. военного. Хочу познакомиться с критической, чувственной немкой. Сергей, холеный стройный русский обер-лейтенант.
Дорогой Сергей! Зачем Калашников? Карин не любит необоснованное насилие. Карин хочет тепла, эротики, уютов. Расскажи, как ты служишь. Что делаешь сейчас? Карин.
Дорогая Карин! Сейчас наша машина – огромная военная р. грузовая машина - застряла, потому что вокруг - р. пурга. Я замерз: три недели по березовой тайге! На моих пшеничных усах – лед. Я голоден. Конечно, в тайге много животных. И Мой Калашников всегда со мной. Но… не проявлять же необоснованное насилие! Я выпиваю рюмку водки. Мое р. тело сразу согревается. Я достаю из вещмешка аккордеон - и по тайге разносится мелодия р. народной песни. РS. Как хочется уютов! Сергей.
Дорогой Сережка! Расскажи про детство. Во что ты играл? Дружил ли с медведем? Любил ли плавать, как цветок, в проруби? Кто были твои предки? Сказители? Кузнецы? Маркшейдеры? Или занимались пашением и боронацией? Как хочется, чтобы ты родился в р. глубинке! Карин.
Я родился на чудовищной глубинке – в семье потомственного штрейхбрейкера. Бабка – сказительница и прорицательница. Дед – мудрый и старый с детства. Но озорной. Порол меня впрок… Зато потом – делай, что хочешь! И мы: играли в бебешки, резвились в хиндрюшки. (р. народные игры) Однажды я потерялся в лесу – и год прожил в семье медведя. Твой Серега.
Дорогой Сережка! Собираю вещи. Решено: завтра я перееду границу, сяду в чистый русский общий вагон - и к тебе. На глубинку. Карин.
Карин! Может, лучше я: возьму отпуск – и к тебе? Выйду в отставку, купим маленький домик, предадимся эротике, уютам. Сергей. ………………….. Карин!..Карин!!…Ответь!!!
Дорогой Сергей! Вам уже и сейчас спасибо и желаю Вам в основном успехов. Наверное, надо и сказать, что, к сожалению, в России есть все-таки мнение, что за границей у людей есть много денег. Это, в основном, неправильно. Привет в Вашу красивую, а мою - любимую – тайгу. Прощайте. Карин.
Сергей Сергеевич отодвинулся от старого компьютера. Покрутил головой. Отщипнул от батона, лежавшего на неопрятном холостяцком столе. За окном прогремел трамвай. На стене висело фото: он, в мешковато сидящей гимнастерке - на месячных сборах (единственная связь с армейской службой) …………………………………. - По крайней мере, не придется срочно худеть. – подумал Сергей Сергеевич, погладил тяжелеющий живот. И перешел на русский сайт знакомств: - Придется заняться нашими.
КСЕРОКС
- Начало девяностых, - начал Сергей Сергеевич. - В избирательный Штаб Партии заходит ватага детей – расклейщиков листовок. Один из них становится посреди комнаты, указывает пальцем на пустой стол, и, ни к кому не обращаясь, строго спрашивает: - Где? Это – особо ценный кадр, глухими предвыборными ночами з а к л е и в а ю щ и й листовками агитки чужих партий. (тут - особая смелость: могут побить!) Начинается беготня: ищут листовки. А мальчик стоит: надменный, прямой - как вдруг внимание его привлекает поставленный вчера ксерокс, на котором делает копии секретарша. А время такое – все в новинку. В том числе и ксерокс. Мальчик впервые видит ксерокс…
Что бы Вы попросили о т к с е р и т ь - будь вам десять лет? Книгу про Чиполлино? Фотографии космонавтов? Мальчик вынимает десять рублей, дает их секретарше: - Сделайте мне десять штук. И добавляет снисходительно: - Десятую можете взять себе. То, что мальчик решил наделать денег - по-человечески понятно. То, что убежден: найдутся дураки, которым он сможет эти бумажки впарить - тоже. Но в его решении расплатиться фальшивками с той, кто их же и делает - смесь глупости и наглости, которая сейчас, спустя двадцать лет, чувствуется в нашей жизни буквально во всем.
Рассказчик вздохнул: - Ведь эти мальчики – выросли.
П Р И З В А Н И Е
Мальчик хорошо считает – будет математиком. Смелый – летчиком. Встретил в магазине одноклассника. Он в нашем ТСЖ – юрист… - Чего на собрании не был? - Зачем? – говорю. – Вы все равно потом решите, как хотите. - Правильно. – засмеялся одноклассник. - Все решается на Правлении. В узком кругу. А что жильцы галдят – никого не колышет. - Бухгалтерша отчитывается: бу-бу-бу… - Эту можно вообще не слушать. Вот у меня – юридическая фирма. Мне бухгалтер объясняет - ничего не понимаю. - Аренда - дорогая? - Не-е. Я ж в нашем доме. Арендую у Правления. - Сам у себя? Тут он на меня посмотрел…
- Папу твоего встречаю. – сменил я тему. - Хорошо выглядит. - А чего ему плохо выглядеть? - засмеялся приятель. - Он все в шахматы играет. Уж в какие они там шахматы играют. Фигуры-то помнят? Одноклассник взял с прилавка грушу, понюхал. Положил обратно. - А ты молодец, что на собрания не ходишь. Квартира есть - чего еще надо! А если землю вокруг дома отсудим или платную стоянку откроем – все равно: все поделим в узком кругу. - Тут, - говорю, - соседка захотела посмотреть финансовый отчет Правления. И сразу в ящик к ней записка: «Берегись!» - И это бывает. – одноклассник снова глянул на меня. Помню я этот взгляд. Бывало, прижмет меня на перемене пузом, уставится в глаза. И давит. Потом отпустит – и я наземь: Грох!
Я говорю: юрист – это призвание…
Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:
|