Ночь пятая. Часть 1 3 страница

Когда впереди в кромешной темноте вдруг рассыпалась дорога звезд, Исин растерялся, теряя ориентацию в пространстве, но чем ближе к этой дорожке он становился, тем отчетливее видел рябь черной воды и успокаивался.

– Меняй угол! Меняй угол, говорю тебе! – закричал Оле-Лукойе, оказываясь совсем рядом. – Тебе же крылья к черту оторвет, если ты их попытаешься раскрыть!

Исин в ответ лишь улыбнулся, принимая, пусть и с трудом, нужное положение в воздухе и с предвкушением устремился к самой воде. Его от воды отделяли всего несколько метров, но Исину словно было этого мало. Он совсем позабыл тот страх, который щекотал его сердце там, на самом верху. Сейчас хотелось еще ниже, еще опаснее, чтобы по лезвию бритвы ходить.

– Расправь крылья, дурья ты башка! – послышался истошный крик откуда-то сверху. Исин лишь усмехнулся, сознательно игнорируя возгласы своего наставника. Это было даже приятно, заставлять кого-то за себя волноваться, а то, что за него волнуются, Исин даже не сомневался. Чувство опасности опьяняло.

Когда всего несколько секунд отделяли Чжан Исина от черной водной глади, по которой была рассыпана крупа далеких звезд, юноша все же расправил крылья, с наслаждением ощущая упругий воздух перьями. И в этот момент с губ как-то сам собой сорвался торжественный крик свободы и наслаждения. Исин кричал пока не закончился воздух, пока горло не стало саднить. Он спустился еще ниже, почти царапая животом черную гладь, и опустил кончики пальцев в воду, наслаждаясь её прохладой, а после резко взмыл вверх, стремительно набирая высоту.

– Так, – недовольный Оле-Лукойе возник рядом с Исином совершенно внезапно, – больше никаких полетов. Снижайся, домой пешком пойдем.

– Что? – ошарашенно выдохнул Исин. – Нет, Оле, давай еще полетаем.

– Никаких «еще полетаем», – отрезал молодой человек, – еще пара таких выходок и мне тебя придется с земли соскребать. Нет уж…

– Я больше не буду так, – взмолился Чжан, – давай еще немного, самую малость…

Оле-Лукойе тяжело вздохнул, уступая. Ему вовсе не нравилась эта идея, первый полет всегда опьяняет. Это потом ты начинаешь привыкать и уже не испытываешь того воодушевления как раньше.

– Хорошо, – проговорил юноша, – только чтоб от меня далеко не отлетал. И если я что-то тебе говорю, будь добр, выполняй.

– Да, хорошо…

Оле-Лукойе вскинул вверх голову, внимательно наблюдая за движением ветра в темноте ночи.

– Ветер меняется, – тихо произнес он, – сейчас облака набегут.

– И что это должно значить? – поинтересовался Исин, чувствуя, что он еле может шевелить застывшими от ветра губами.

– Нам туда, – коротко ответил Оле, указывая вверх.

Исин непонимающе нахмурился, но последовал за своим проводником, поднимаясь выше верхушек деревьев к самым звездам. Чжан не имел ни малейшего понятия о том, что так сосредоточенно пытается отыскать в этой темноте Оле-Лукойе. Он озирался, притормаживал, поднимался выше или опускался к самой земле, а потом и вовсе неожиданно закрыл зонт, спрыгивая на верхушку дерева.

– Что происходит, Оле?

– Подождем, когда облака подплывут, – серьезно сказал юноша, вглядываясь вдаль. Парящий рядом Исин обдавал его ветром от взмахов своих прекрасных крыльев.

– Зачем нам облака? – спросил Чжан, который уже начал уставать с непривычки.

– Все узнаешь, перестань быть таким нетерпеливым и приземлись уже куда-нибудь, хватит мельтешить! – Оле-Лукойе откинул растрепавшуюся челку назад и принялся ждать.

Исин покорно опустился на ветку, вытягивая вперед затекшие ноги. Как не крути, а полеты дело сложное. Чжану на мгновение подумалось, что при такой физической нагрузке он завтра просто не встанет с кровати, но он вовремя вспомнил, что все это сон.

– Вон они, – отрапортовал Оле-Лукойе, открывая зонт, – взлетаем.

Покорно соскользнув с ветки, Исин камнем устремился вниз, с опозданием расправляя тяжелые крылья и догоняя молодого человека в воздухе. Чжан Исин вращался вокруг своей оси, замирал в воздухе, резко терял высоту и снова взмывал вверх, резвясь вокруг спокойно летящего вперед Оле-Лукойе.

Когда впереди показались сереющие на фоне звездного неба пятна, Исин подлетел как можно ближе к Оле, стараясь не потерять его из виду. Оле-Лукойе спокойно лавировал между облаками, а вот Исину виражи давались с трудом, поэтому ему приходилось снижаться, чтобы не потерять своего спутника из виду.

– Держи, – Оле-Лукойе невозмутимо оторвал от пролетающего мимо облака кусок и протянул его поравнявшемуся с ним Исину.

– Что это?

– Ешь давай, – возмущенно ткнул Оле кусочком облака прямо Чжану в лицо.

– Эй, – хотел было возмутиться юноша, но тут же что-то сладкое, тающее во рту и очень похожее на сладкую вату, впихнули ему в рот, – что это такое? Сахарная вата?

– Облако…

– Облако?

– Вкусное, не правда ли? – улыбнулся Оле. – Ты только не очень увлекайся, от них пить хочется. А еще, я как-то объелся ими, и мне было очень плохо. И советую тебе держаться от них подальше. Не садись на них и лучше близко не подлетай, а то одежду потом не отстираешь, и перья еще слипнутся.

Исин кивнул, по-варварски отщипывая от проплывающих мимо облаков по кусочку, чтобы сунуть их в рот. Потом Оле-Лукойе вдруг стал снижаться, делая крюк над кукурузным полем. Исин с опозданием последовал за ним, не сразу понимая зачем нужно огибать все поле, если можно пролететь напрямик, ведь по всей видимости Оле летел к горам.

Чжан поравнялся с Оле-Лукойе ровно в тот момент, когда кукуруза под ними вдруг стала взрываться, выстреливая вверх. Исин испуганно попытался набрать высоту, но Оле вовремя ухватил его за ногу, утягивая вниз.

– Расслабься, это всего лишь поп-корн, – смеялся молодой человек, наблюдая за тем, как отчаянно пытается взлететь его спутник, спасаясь от кукурузного обстрела, – он тебя не убьет. Максимум слегка покалечит, но это в лучшем случае.

– В лучшем?

– То есть в худшем, я хотел сказать в худшем, конечно. Нам стоит поторопиться, даже во сне время не резиновое.

Оле-Лукойе устремился в сторону гор. Дело ли было в быстром перемещении, а может быть причина была в том, что во сне расстояние значительно отличается от реальности, молодые люди быстро преодолели небольшую лесополосу, путаясь ногами в мармеладной листве. Исин, даже не заметив дерева, зацепился ногами за ветку и вымазал шоколадом свои белые кроссовки.

Чтобы сильно не скучать, Оле сорвал горсть лакричной травы, которую они жевали всю оставшуюся дорогу. В горах было еще прохладнее. Северный ветер в этих местах пробирал до костей. Ноги тонули в глазури, которая стекала с вершин. Сахарная пудра летела в глаза.

Когда Исин оказался там, он подумал, что из всех сегодняшних идей, эта, пожалуй, самая неудачная. Мысль эта пришла в его светлую голову, когда он, стоя по колено в глазури, стряхивал с волос сахарную пудру и чувствовал, что в кроссовки затекает что-то холодное и липкое.

– Мороженое, – пояснил Оле, который изящно вышагивал по глазури, даже не проминая её. Исин и раньше это замечал, еще во время полета, но было такое чувство, будто Оле-Лукойе ничего не весит. Он бы мог спокойно перемещаться по воздуху и без зонта, достаточно лишь попутного ветра.

– Ты мог бы сказать мне об этом до того, как оно начнет таять в моих кроссовках? – морщась от неприятных ощущений осведомился Исин.

– Ну, кто ж знал, – пожал плечами Оле. – Знаешь, ты немного неблагодарный, дети обычно в восторге от этого…

– Я не ребенок, – отрезал Исин.

– Значит, снеговиков лепить не будем?

– Каких снеговиков?

– Из мороженого, – пояснил Оле-Лукойе, сопровождая жестами объяснения, чтобы красочнее изобразить описываемый им процесс, – будем скатывать его в шарики, потом ставить один на другой, втыкать шоколадные ветки вместо рук, мармеладками лицо выкладывать и так далее…

Да, Чжан Исин уже давно не был ребенком и к подобным детским забавам относился с сентиментальным снисхождением, однако это совсем не мешало ему с радостными криками бегать туда-сюда, скатывая мороженное в ком. Оле-Лукойе в скатывании снеговика не принимал никакого участия, зато помог водрузить снежные комья и довести работу до конца, выложив из мармеладок глаза и улыбку.

Когда работа была завершена, молодые люди отправились обратно к дому Исина. Обратная дорога казалась длиннее, из-за жуткой усталости. Чжан засыпал прямо в воздухе, забывая периодически взмахивать крыльями, поэтому Оле приходилось то и дело хватать Исина за ворот толстовки, чтобы тот камнем не полетел вниз.

Уже вернувшись домой, продрогший и уставший Исин сидел вместе с Оле-Лукойе на крыше, попивая приготовленный для него согревающий какао и наблюдал за тем, как на светлеющем небе одна за другой меркнут звезды. И пусть глаза его слипались, и сильно хотелось спать, он все равно был рад, что ему довелось совершить такое путешествие.

– Я говорил тебе, что нужно одеваться теплее, – укорял Исина Оле, накидывая юноше на плечи свое пальто.

Исин в ответ лишь молчал, блаженно улыбаясь, и прихлебывал остывающее какао из своей кружки.

Когда первые лучи солнца облизывали небо, Исин уже спал в своей постели, куда был бережно перенесен Оле-Лукойе. В тот раз им так и не удалось попрощаться, потому что Чжан уснул прямо на крыше, проиграв битву со сном.

Перед тем как уйти, Оле-Лукойе укрыл Исина теплым пледом и оставил на столе букет леденцовых цветов, сорванных на обратном пути.

Наутро, когда Чжан Исин проснулся, блаженно потягиваясь в своей кровати, он обнаружил, что все еще одет в свой спортивный костюм, только кроссовок на нем не было. Они стояли в углу комнаты, испачканные шоколадом, а на столе лежал букет леденцовых цветов, которые абсолютно точно не принадлежали Исину.

Примечание к части

Музычка:
Owl City – Fuzzy Blue Lights
Kathryn Calder – Turn a Light On
Sheryl Crow – I Don't Wanna Know
Пелагея – Выйду ночью в поле с конем...

если вам не захотелось спеть её, когда они вышли в поле на лошадях, ваш русский дух мертв:D

Ночь третья

Следующий день превратился в длительное ожидание ночи. Он был пуст и казался слишком длинным, а Чжан Исин утопал в мыслях о том, что же с ним произошло прошлой ночью и что может произойти этой. Еще Исин много думал об Оле-Лукойе, но образ этого человека был настолько туманным, что ответы на возникшие вопросы дать просто не мог. И дело было даже не в том, что юноша не запомнил Оле, нет, он помнил его слишком отчетливо. От интонаций его голоса, до причудливых колец на его пальцах. Дело было немного в другом. Оле был слишком загадочен. В его фразах, в его действиях был скрыт какой-то глубокий смысл, подтекст, который нужно было научиться читать. У Исина не было времени этому научиться, поэтому он прокручивал в своей голове отдельные фразы, выражения лиц, которые выявляли недосказанность. К которым хотелось задать уточняющий вопрос.

Например, Исин долго ломал голову над тем, что значило это «на тебя не действует». Он хотел знать, что на него не действует и почему. А еще эта карта в его ежедневнике, которая почему-то вызывала жуткий интерес, хотя не должна была нести никакого особого смысла, ведь это всего лишь карта. Исину было интересно все. Наверное, дети никогда не задаются такими вопросами. Они так не интересуются внезапно появляющимися посреди ночи в их доме сомнительными личностями. Детей, как правило, удовлетворяют простые, пусть и неправдоподобные ответы. А Чжан Исин не был ребенком. Ему было мало короткого «Я Оле-Лукойе» и «я покажу тебе семь снов». Хотелось получить более развернутые объяснения. Вероятно, это исключительно взрослая черта.

Когда Исин ложился спать, он предусмотрительно подготовил помытые кроссовки, надел на себя спортивные штаны и майку, повесил на стул теплую толстовку, толще предыдущей, на случай новых путешествий.

Сон долго не шел. Чжан Исин был слишком взбудоражен предвкушением предстоящей встречи, поэтому не мог уснуть. Он считал овец, уговаривал себя, но посторонние мысли вклинивались в дрему, путались и отгоняли своим шевелением сон.

Когда Исин уснул, было уже почти два часа ночи. Звезды скрывались за пушистыми грязными облаками, которые подгонял ветер, желая освободить дорогу для нарастающей луны, поднимающейся от самого горизонта.

Тишина гудела. И сквозь эту тишину стали слышаться мягкая поступь по земле и фырканье двух лошадей. А потом зашумела трава и сквозь неё стали пробиваться маленькие деревца. Они так быстро росли, устремляясь ввысь, что за считаные минуты достигли крыши дома, раскидывая свои ветви, подернутые пышной листвой, скрывающей небо.

Исин проснулся, когда маленькие камушки один за другим через равные промежутки времени застучали в окно. Медленно вынырнув из зыбкой дымки сна, Исин встрепенулся, осознавая, что в комнате непривычно темно. Он сразу понял, что настало то самое время, которое он ждал целый день, поэтому выпутавшись из одеяла, опустил босые ноги на пол и устремился к окну, в которое снаружи лезли непослушные, неизвестно откуда взявшиеся ветви дерева.

Наспех распахнув окно, Исин не успел увернуться от неудачно брошенного камешка, который угодил ему прямо в лоб.

— Оу, — послышался разочарованный голос с улицы, — это была случайность, я не хотел этого делать. Просто для протокола.

Исин растянул губы в радостной улыбке. Он даже не думал обижаться. Он был сейчас не в том состоянии, чтобы обращать внимания на такие мелочи. Вместо этого он высунулся в окно, чтобы отыскать среди деревьев того, кого так ждал этой ночью.

Оле-Лукойе, все в том же черном пальто и пушистом свитере восседал на белом единороге, который спокойно щипал траву у самой стены дома. Чуть подальше стоял еще один такой же единорог, только в яблоках.

— Единороги прибыли по вашему указанию, милорд, — слегка согнувшись в подобии поклона, доложил Оле. — Они ждут вас.

— Я сейчас, — нетерпеливо бросил Исин, исчезая в комнате.

— Не забудь что-нибудь накинуть, — напутствовал его Оле-Лукойе, в надежде, что его наставление будет услышано.

Исин схватил со стула толстовку, небрежно накидывая её себе на плечи и повязывая рукава вокруг шеи, быстро сунул ноги в кроссовки, на ходу их натягивая, и поспешил вон из комнаты к лестнице, замедляя свой бег лишь для того, чтобы спуститься.

Оле-Лукойе ждал Исина на улице. Чжан замер в дверях, расплываясь в радостной улыбке. У него на языке крутилось столько слов, которые он хотел сказать, вроде «рад тебя видеть» и «откуда здесь лес?», но он мог лишь глубоко дышать, восхищенный тем, что видит перед собой.

— Сегодня у нас лишь конная прогулка, — помогая забраться на единорога, пояснил Оле, — так что многого не жди. И будь осторожен, эти животные приемлют лишь свободу, так что ни седла, ни поводьев на них нет. Если они пустятся в галоп или того хуже решат скакать рысью, можешь себе что-нибудь отбить или слететь им прямо под копыта, так что держись крепче за… за что-нибудь.

— За что, например? — растерянно спросил Исин, стараясь отыскать хоть что-то, за что можно было держаться.

— За гриву, например, — предложил Оле-Лукойе, — только очень нежно.

И молодой человек, убедившись, что Исин может сидеть на лошади без его помощи, двинулся к дальнему единорогу в яблоках, одним быстрым и легким прыжком вскакивая на него через круп.

— А ты… — Исин склонил голову набок, — умелый ездок, судя по всему.

— Ну, работа обязывает, — пожал плечами юноша. — Выдвигаемся.

И он осторожно ударил единорога по бокам пятками, стараясь сделать это как можно деликатнее, чтобы у животного не возникло вдруг мысли, что им нагло пользуются как ездовой лошадью.

— А мне как… — жалобно забормотал Исин, пытаясь отыскать у единорога пульт управления.

— Дай шенкеля ему, только осторожно…

— Что дать? — ошарашено обернулся Исин, смотря на Оле глазами полными отчаянья.

— Ударь пятками по бокам, — пояснил молодой человек, и Чжан тут же последовал его совету.

Почувствовав легкий удар, единорог поднял морду и вальяжно, с чувством собственного достоинства развернулся и побрел следом за Оле и его лошадью.

В полной тишине молодые люди пробирались в самую чащу выросшего леса. Исин оглядывался по сторонам, но пейзаж не особо впечатлял своим разнообразием. Вокруг были только стволы деревьев и больше ничего. Чжану уже начинало наскучивать это, как вдруг, в темноте стали загораться маленькие голубые огоньки, похожие на светлячков. Чем дальше юноши пробирались, тем больше этих огоньков становилось. Они поднимались вверх к пышной листве, рассыпаясь по веткам, словно гирлянды и освещали путь. Изумрудная трава тихо похрустывала под копытами единорогов. Исин, затаив дыхание, вертел головой, стараясь запечатлеть в памяти эту магическую атмосферу.

— Красиво, — прошептал он, стараясь поймать рукой огоньки, которые дождем сыпались с деревьев. — Восхитительно.

— А ты весьма и весьма впечатлителен, — усмехнулся Оле, — это, конечно, не полеты, но своя прелесть в этих прогулках есть.

— Ага…

И они снова замолчали, потому что в этой умиротворяющей атмосфере просто не нужно было лишних слов. Исин сразу же забыл все вопросы, которые роились в его голове еще этим утром, кроме одного. Этот был, пожалуй, самым главным, тот, который просто нельзя было не задать.

— А у этих единорогов есть имена?

— Мммм, — задумчиво протянул Оле, — у всего есть имена. Вот этого, — он показал на свою лошадь, — зовут Каприз. Он весьма своенравен. А твоя — Флора. Она спокойная и послушная, самое то для тебя.

— А у тебя тоже есть имя? — спросил тихо Исин, боясь этого вопроса. — Или тебя зовут Оле-Лукойе? Ты, кажется, говорил, что это не имя…

— Да, говорил.

— Значит, у тебя есть другое имя?

— Было, — скучающе произнес Оле, пряча за безразличием свою грусть, — но я им уже давно не пользуюсь.

— Почему?

— Оно отголосок моей человеческой жизни, я расстался с ним как только…

Он не договорил. Было слишком сложно говорить это. Для Исина и не нужно было произносить это вслух, он кажется и сам интуитивно понял, что в этой фразе было опущено. От сказанного в груди разливалась ноющая боль, которая колола острыми иголками изнутри.

— И что это было за имя?

— Зачем тебе это нужно? — слишком резко, грубо и даже с какой-то непривычной, затаенной злобой, рявкнул Оле-Лукойе, оборачиваясь. Исин испуганно съежился, не ожидая такой реакции на свой вопрос и виновато опустил голову.

— Я просто хотел узнать, — попытался оправдаться он, — мне было интересно.

— Называть свое имя первым встречным, только потому что им это интересно, я не собираюсь, — отрезал Оле, и эта фраза словно оплеуха ударила Исина. Было обидно. И даже несмотря на то, что в этой фразе было рациональное зерно, её болезненности это не убавляло.

— Я… — еле выдавил Исин, — прошу прощения, что спросил у тебя это.

Имя — вещь сакральная. Оно отражает суть предметов, ведь не даром во многих языческих верованиях, зная истинное имя человека, можно было практически подчинить себе его волю. Для Оле-Лукойе его настоящее имя носило совершенно другое значение. Оно было напоминанием о том, что жизнь его раскололась на две части — до и после. Его существование пусть и продолжилось, но уже в совершенно другой форме.

Исин молчал. После внезапной грубости Оле, он боялся проронить хоть слово. Ему казалось, что если он что-то скажет сейчас, это может разозлить молодого человека. Оставшийся от этого короткого разговора неприятный осадок совсем затмил красоту открывающегося перед Исином пейзажа, который уже совсем не радовал и не впечатлял. Наоборот, от него становилось очень грустно и хотелось вернуться обратно домой, потому что продолжать поездку дальше было бессмысленно.

Словно чувствуя давление обиды со стороны Исина и вину за свою грубость, Оле-Лукойе тяжело вздохнул. Он осознавал, что было глупостью срываться из-за невинного вопроса, ведь Исин не хотел его задеть, он просто не знал.

— Чондэ, — вдруг разорвал повисшее молчание Оле, — меня звали Ким Чондэ. Если тебе все еще интересно.

— Красивое имя, — помедлив ответил Исин, — оно тебе очень идет.

— Идет? Это тебе что, предмет гардероба? — раздраженно прошипел юноша в сторону. Он попытался скрыть, что уголки его губ дрогнули, на секунду растягивая губы в слабом подобии улыбки.

— Нет, — тут же запротестовал Чжан, — нет, я не то имел в виду. Я хотел сказать, что оно тебе подходит.

— Я понял, понял, — Чондэ обернулся к своему спутнику, одаривая его примирительной улыбкой. — Не надо оправдываться. В конце концов, ты ничего плохого не сделал, это я перегнул палку.

— Мне действительно не стоило спрашивать тебя об этом. Честно, я больше не буду ничего о тебе спрашивать.

— А ты хотел?

— Эм, — Исин поджал губы, словно извиняясь за что-то, — хотел. У меня было много вопросов, но теперь придется о них забыть, раз…

— О чем ты хотел меня спросить?

— О твоей работе.

— Работа как работа, — пожал плечами Оле. — Приходишь к детям, раскрываешь над ними зонтики, показываешь им сны и уходишь.

— Исчерпывающе, — кивнул Исин, но тут же нахмурился, — значит ты существуешь только в снах?

— Не понял вопроса…

— Ну, я имею в виду, что есть какое-то некое общее пространство сна, в котором ты существуешь и по которому ты перемещаешься…

— Знаешь, ты вводишь меня в ступор такими вопросами, — задумчиво проговорил Оле, — дети таких вопросов не задают, да и я никогда об этом не задумывался. Определенно, некое общее пространство существует, и оно состоит из кусочков разных снов. Да, в нем можно перемещаться между снами, но это слишком сложно и в них можно заблудиться, поэтому мы перемещаемся по старинке. Сон, как и магия, материя тонкая. Тут нужно быть осторожным. У нас даже в технике безопасности прописано, что сны непредсказуемы, поэтому, во избежание опасных ситуаций, нужно входить в отдельные сны из человеческого мира. За нарушение этого пункта кстати нехило штрафуют, так что я никогда не хотел его нарушать.

— У вас даже есть правила техники безопасности? — удивился Исин.

— Конечно, есть, — подтвердил Чондэ, словно его спрашивали о чем-то очень глупом. — Везде есть техника безопасности, а еще у нас есть корпоративная этика и вообще все очень строго и официально, это тебе не на кассе в Макдональдсе стоять. У нас тут все очень серьезно, никаких шуток. Шаг влево, шаг вправо — расстрел.

— Забавно, — улыбнулся Исин. — И много вас таких?

— Я один. Единственный в своем роде, однако есть и другие. Они были до меня и будут после. Как только истечет мое время, я уйду, а на мое место придет другой. Таков порядок.

— И как долго на этой должности… ну, задерживаются?

— Да кто как, — безразлично бросил Оле-Лукойе, — от многих факторов зависит. Знаешь, даже несмотря на стабильность этой работы, тут тоже есть некая текучка. Вот до меня за пятьдесят лет сменилось двое человек. У нас обычно как: заключаешь контракт, а по его истечению либо уходишь, либо продлеваешь. Были, конечно, случаи, когда увольняли до истечения контракта, но это были просто крайние меры.

— А почему увольняли?

— Нарушений много, — спокойно заявил Чондэ, — не соблюдали, например, технику безопасности или план не выполняли. В общем, если проверка выявляла много нарушений — увольняли. Хотя я подозреваю, что там было что-то хуже, потому что увольнять за нарушения, даже если их и много, это как-то… понимаешь, это не та работа, где можно просто взять и уволить человека, а потом быстро ему замену найти.

— Я не думаю, что можно простить человеку любые нарушения и оставить его на работе только потому, что это нетипичная работа и замену найти будет сложно, — поделился своими домыслами Исин, — все же, нельзя на все закрывать глаза.

— Нельзя, но зависит ведь от того, о каких нарушениях мы с тобой говорим, — Оле обернулся, чтобы посмотреть на Чжана, который согласно кивнул. — Я ведь тоже нарушал, тут без этого никак, нет-нет, а где-то все равно проколешься. Может по неопытности или невнимательности, но обязательно что-то нарушишь. Слишком много правил. Я и план не выполнял. Но ведь меня за это еще ни разу не уволили! Мне делали выговоры, заставляли работать сверхурочно, лишали премий и отпусков, но не увольняли. Я даже не знаю, что нужно совершить такого, чтобы тебя уволили.

— Говоришь так, будто увольнение подобно казни, — Исин поежился то ли от холода, то ли от своих мыслей и, развязав рукава кофты, обвязанные вокруг шеи, неуклюже натянул её на себя.

— По сути, так и есть. Дело в том, Исин, — Каприз замедлил шаг и Чондэ, ехавший чуть впереди поравнялся с лошадью Чжана, — что нельзя уйти раньше отмеренного срока. Контракт разрывается только в крайнем случае. Да и знаешь, мало таких людей, которые приходят на эту работу балагурить. Наоборот, всеми силами стараются быть прилежными и ничего не нарушать, ведь это в их интересах. Другой вопрос, что ничего не нарушать не получается… И даже если тебе кажется, что ты ничего не нарушил, проверка все равно найдет к чему придраться, чтоб продлить тебе контракт еще на один срок.

— А что это за проверка, о которой ты постоянно говоришь? Кто её проводит?

— Военная тайна, тебе этого знать не следует! — отрезал Оле-Лукойе, показывая язык. — И так тебе тут слишком много наговорил, меня за это и расстрелять могут.

— Правда? — поразился Исин, сглатывая. Он даже почувствовал за собой некоторую ответственность за жизнь Чондэ и вину за то, что чисто гипотетически молодой человек может пострадать из-за бессмысленной болтовни во время конной прогулки.

— Шучу, — звонко засмеялся Оле.

— Ну и шутки у тебя…

— Не забивай себе этим голову, лучше наслаждайся конной прогулкой, — радостно вскрикнул Чондэ, лучезарно улыбаясь и ударил своего единорога пятками по бокам. Каприз нехотя перешел на рысь, с которой плавно ушел в галоп, унося Оле-Лукойе все дальше от Исина.

— Эй, — вскрикнул Чжан, — подожди меня!

Он дал Флоре шенкеля, но лошадь даже не ускорила свой шаг. Исин несколько раз повторил свои попытки, но они, как видно, остались для единорога незамеченными. Лошадь все так же продолжала свою неспешную прогулку по лесу.

— Ну же, Флора, девочка, давай, — стал уговаривать её Исин, почти умоляя, — ну же!

Чжан сильнее ударил лошадь по бокам, и в этот раз отчаянная попытка возымела действие. Резкий рывок, ознаменовавший переход с шага на галоп, был настолько неожиданным, что Исин чуть не свалился с лошади, инстинктивно прижимаясь к ней всем телом, чтобы не упасть прямо на землю.

Галоп у Флоры был мягкий, но отсутствие седла было слишком ощутимой проблемой, потому что Исина подкидывало вверх, и он медленно, но верно съезжал на бок, отчаянно цепляясь ногами за бока лошади.

Безумные скачки закончились только тогда, когда Исину удалось нагнать Чондэ на окраине леса.

— Ну как себя чувствуешь после первого галопа? — с насмешкой спросил Оле, гордо восседая на Капризе. Чондэ с нескрываемой насмешкой глядел на ошарашенного Исина, который практически сросся с лошадью в своей попытке не слететь где-то по пути.

— Как мешок с картошкой, — испуганно выдавил Исин, не веря в то, что лошадь остановилась, — такое чувство, что меня по земле волокли все это время.

— Ничего, — громко засмеялся Чондэ, — к этому, как и к полетам, нужно привыкнуть. Что ж… прогулка подошла к концу, надо возвращаться.

Чондэ развернул Каприза и вышел из леса прямо в чистое поле, по которому они должны были вернуться обратно к дому Исина.

Лошади неспешно шли, подминая копытами высокую траву. Исин все так же прижимался к лошади, отходя от тяжелого потрясения. Он невидящим взглядом провожал высокую траву, которая пыталась достать подошвы его кроссовок, и чувствовал невероятное умиротворение. В голове была блаженная пустота, ветер трепал волосы на макушке, и в теле была приятная слабость.

— Выйду ночью в поле с конем, — разорвал тишину мягкий голос Чондэ, — ночкой темной тихо пойдем. Мы пойдем с конем, по полю вдвоем, мы пойдем с конем по полю вдвоем.

Исин прикрыл глаза, чувствуя, как чужой голос мягко обволакивает его сознание. Ему бы хотелось слушать эту песню вечно, но Чондэ очень быстро перестал петь, лишь тихо помурлыкивая себе мелодию под нос.

— Чондэ, — тихо позвал Исин, чувствуя, что засыпает.

— Ммм?

— У тебя красивый голос…

— Спасибо, — смущенно улыбнулся юноша.

— Пой мне чаще.

Чондэ не ответил. Не дождавшись даже банального «угу», Исин открыл глаза, на секунду испугавшись, что может не увидеть перед собой Оле-Лукойе.

Флора почему-то остановилась, заставляя Чжана выпрямиться. Вопреки необоснованному страху, Чондэ все еще был здесь. Он стоял немного впереди на Капризе, в темноте разглядывая какие-то записи в своей записной книжке. Он был так сосредоточен, что не сразу смог отреагировать, когда внезапный порыв ветра поднял в воздух воткнутую между страниц карточку, которая взмыла вверх. Исину еле удалось её поймать.

— Что это? — Чжан повертел в руках пойманную карту Таро, на которой был изображен всадник на белом коне. В руках он держал черное знамя, на котором был изображен цветок с пятью лепестками. Прямо под копытами лошади лежал человек, а перед самим всадником стоял старец в золотых одеждах. Возле старца на коленях стояла женщина, держа ребенка за руку. Сверху на карте значилась римская цифра 13, а внизу красивым почерком было выведено чье-то имя, которое Исин не смог прочитать. Только вглядевшись в лицо всадника, Чжан интуитивно догадался, кому принадлежало это имя.

— Верни на место, — как можно мягче попросил Чондэ, выдергивая карту из рук Исина.

— Что это?

— Просто закладка, — отмахнулся юноша, быстро вставляя карту между страниц своего ежедневника, который тут же сунул в карман.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: