ДЕЙСТВИЯ. АКТОРЫ. СИСТЕМЫ 9 страница

Язык как система различений конституирует человеческое существо и подавленное желание. По Лакану субъект, будучи отделен от нарциссической полноты, помещается в символические структуры языка. Этот интерсубъективный порядок является тем местом в культуре, где циркулирует желание. Человек пытается представить себя и других в языке и через него. Однако доступ к самому себе и другим осложняется тем фактом, что само желание является «следствием означающего», проявлением расстановок и различий в языке. С этой точки зрения, бессознательное является не столько сферой «внутреннего» в индивиде или «скрытого» в языке, сколько интерсубъективным пространством между людьми, расположенным в тех промежутках, которые отделяют слово от слова, значение от значения. «Внешняя сторона символического по отношению к человеку, - говорит Лакан, - и есть само понятие бессознательного» (1966: 469). Или, как сказано в известном лозунге Лакана, «бессознательное выстроено по подобию языка».

Преимущества и Ограничения Теории Лакана

Прочтение Фрейда Лаканом оказало сильное влияние на современную социальную теорию. Акцентирование им центрального места символических структур в строении личности, а также разрушения этих структур, вызванного процессами ломки подсознания, являются принципиально важными для недавних дискуссий, касающихся идентичности и культурных форм (см., например, Ragland-Sullivan and Bracher, 1991; Leupin, 1991). Его акцент на сложном переплетении языка и желания представляется оригинальным и провокативным. Примечательно, что это послужило полезной коррективой к тем социально-теоретическим представлениям, которые изображали личность как сферу рационально-психологического функционирования. Более того, его лингвистическое переосмысление бессознательного нанесло сильный удар по теориям репрезентации, предполагающим, что сознание и мир автоматически соответствуют друг другу.

Существует, однако, множество ограничений в понимании Лаканом субъективности и социальных отношений. Важнейшим из них по отношению к субъективности является предположение Лакана о том, что воображаемая идентификация с собой и другими, относимая к зеркальной стадии, включает неизбежный компонент отчуждения. Внутренняя связанность ошибочного узнавания (miscognition) с формированием эго, замеченная Фрейдом, неоспорима, однако версия этого процесса, принадлежащая Лакану, содержит ряд существенных проблем. Например: что существует такого, что позволяет человеку не узнавать себя в своем отражении в зеркале? Каковы точные проявления этого в образовании личности? Проблема утверждения о том, что зеркало искажает, состоит в отсутствии указаний на какие-либо качества психики, которые сделали бы возможным такое неузнавание. А это означает, что Лакан не может подробно описать, каким образом отражение конституируется как реальное (см. Элиотт, 1992: 138-46). Этому созвучно и замечание, согласно которому лингвистическое переосмысление Лаканом психоанализа на самом деле умаляет радикальность смысла фрейдовского открытия бессознательного путем его структурирования и сведения к случайной игре означающих. В этом смысле под огнём критики оказывается предположение Лакана о естественной связи бессознательного и языка (см. Рикёр, 1970; Касториадис, 1984; Лапланше, 1987). Согласно такой критике, бессознательное является предпосылкой для языка, а не наоборот. С точки зрения социальной теории это очень важно. Можно утверждать, что через описание (account) желания как бестелесного и лингвистически предструктурированного, Лакан фактически лишает человека какой-либо способности к автономии, рефлексии и трансформации.

Столь же серьезна и критика Лакановского понимания культуры. Лакановская связь между «субъектом подсознания» и идеей «случайной природы знака» наталкивается на щекотливую проблему воспроизводства идеологической власти. В этой связи Лакану не удаётся объяснить, каким образом некоторые идеологические и политические смыслы преобладают над другими в формировании личности. Вместо этого культурное доминирование приравнивается к языку как таковому. Такое подчинение индивида символическому, силе Закона предполагает уничтожение субъекта. Однако, как говорит Dews (1987), приравнивание Лаканом языка к господству существенно преуменьшает значимость власти, идеологии и социальных институтов в воспроизводстве культурных и политических сетей.

Лаканианская и Пост- Лаканианская Социальная Теория

Возврат Лакана к Фрейду оказал сильное влияние на дискуссии, касающиеся связей между личностью и обществом в эпоху позднего модерна. Акцент на проблемах языка и коммуникации в учении Лакана породил направление мысли, релевантное целому кругу социально-теоретических проблем социальных наук.

В своем эссе «Идеология и идеологический государственный аппарат» (1971) французский философ-марксист Луи Альтюссер пытается объединить структурный марксизм и психоанализ Лакана для того, чтобы понять функционирование идеологии в современных обществах. Альтюссер описывает идеологию как дискурс, обеспечивающий понимание индивидом себя и других таким способом, который способствует воспроизводству власти правящего класса. Как и Лакан, Альтюссер утверждает, что социальные формы познаются на опыте не столько в публичном мире институтов, сколько в выдуманном царстве воображения. «Всё, что представляет идеология, - пишет Альтюссер, - в своей неизбежно искаженной форме, это не существующие производственные отношения … а, прежде всего, (воображаемое) отношение индивидов к производственным отношениям и отношениям, производным от них» (1971: 38-9). С этой точки зрения, идеология создает воображаемый центр для повседневной жизни, предоставляет идентичность для самости и других и придаёт индивиду ощущение значимости в рамках социальной, культурной сети.

Каковы же психические механизмы, лежащие в основании идеологии? Вслед за Лаканом, Альтюссер утверждает, что идеология функционирует в рамках отражения и через него. Как и у Лакана, в ситуации с ребенком и его зеркальным изображением, идеологическое зеркало насаждает общепринятые социальные смыслы в самое сердце внутреннего мира личности. Тем не менее, как и в зеркальной стадии, образование социальных форм с неизбежностью включает не узнавание, поскольку идеология идеализирует и искажает интерсубъективный мир общества, культуры и политики. Через «подчинение» идеологическому дискурсу класса, расы, гендера, национализма и т.п. индивид приходит к неузнаванию себя как автономного, управляющего собой субъекта. Воображаемое неузнавание происходит в процессе, который Альтюссер называет «запрашивание». Именно в идеологии и через нее общество «запрашивает» индивида как «субъекта», однажды получившего идентичность и подчиненного соответствующей социальной позиции. Это переплетение означивания и воображаемого неузнавания, утверждает Альтюссер, коренится в «идеологическом государственном аппарате», который включает школы, профсоюзы, СМИ и тому подобное и функцией которого является поддержание индивидов в подчиненном положении по отношению к различным социальным позициям в современных классовых обществах. Заставить людей не замечать природу своей настоящей децентрированной субъективности, говорит Альтюссер, и является функцией идеологии, служащей таким образом поддержке господствующих властных интересов позднего капитализма.

Теория идеологии, созданная Альтюссером, с ее имплицитным использованием психоанализа Лакана, знаменует собой один из главных источников стимулирования социальной мысли в двадцатом веке. Она содержит целый ряд идей об отношениях между индивидуальной и социальной сферами, воображаемой и институциональной областями жизни. Утверждение Альтюссера о том, что идеология есть обязательный воображаемый посредник в процессе социального воспроизводства, представляется важным и провокативным, причём оно существенно дискредитировало традиционные марксистские теории, представлявшие идеологию исключительно как ложное сознание. Как и подсознательное для Фрейда, идеология для Альтюссера вечна. Однако сейчас общепризнанно наличие множества проблем, связанных с пониманием идеологии у Альтюссера. Наиболее важно то, что положение Альтюссера о зеркальном искажении идеологии заходит в такой же тупик, в который зашло понимание воображаемого Лаканом. Суть такова, что для того, чтобы индивид (не)узнал себя в идеологическом дискурсе и через него, он обязательно должен уже владеть определенными эмоциональными способностями для осуществления субъективной реакции. С психоаналитической точки зрения, психическая способность к идентификации, репрезентации и рефлексии наводит на мысль, что отношения между личностной и идеологической сферами предельно сложны, и должно обязательно существовать нечто большее, чем просто «насаждение» культурно контролируемых и закрытых социальных форм, как говорится в работах Альтюссера. Главной проблемой в этом отношении является то, что теория Альтюссера содержит неудовлетворительное понимание культурного господства, такое, согласно которому субъекты жестко встроены в идеологический процесс. (Детальный разбор неправильных прочтений Альтюссером психоанализа Лакана см. в Барретт, 1991: глава 5; Элиотт, 1992: глава 5).

Но каковы бы ни были эти недостатки, модель Альтюссера-Лакана остается источником серьёзного влияния на современную социальную теорию. В частности, Лакан в версии Альтюссера недавно вызвал волну нового интереса, в связи с анализом субъективности, общества и культуры. Джеймсон (1990: 51-54) призывает возвратиться к лаканианским основам социальной теории Альтюссера с целью моделирования того, что он называет «когнитивной картографией» постмодернистских символических форм. Жижек также (1989; 1991) перерабатывает модель «запрашивания» Альтюссера с целью прослеживания воображаемых идентификаций, создаваемых через такие культурные формы, как СМИ и кино.

Феминистская Психоаналитическая Критика

В последние годы некоторые из наиболее важных концептуальных новшеств в психоаналитической социальной теории пришли из феминистских дискуссий о сексуальной субъективности и гендерной иерархии. Это в первую очередь касается исследования политических ответвлений психоанализа: психические силы, которые провоцируют женскую десексуализацию и недостаточное участие женщин в современной культуре; соотношение между материнским и отцовским влиянием на развитие ребенка и связи между сексуальностью, телом и телесными удовольствиями. Отталкиваясь от этих проблем, феминистские теоретики психоанализа пытаются расширить свое понимание поляризованных сексуальных идентичностей в современных обществах и переосмыслить возможности переструктурирования существующих форм гендерной власти.

Психоанализ Лакана является сегодня, наверное, самым влиятельным течением в феминистской социальной теории (cf. Беньямин,1988; Флакс, 1990; и Элиотт, 1994, содержит подробное рассмотрение вклада психоаналитической школы объектных отношений в феминистскую критику). Как уже говорилось выше, в Лакановской интерпретации лингвистики Соссюра значение возникает только через отличие. По правилам языка означающее приобретает связь с обозначаемым через исключение других означающих. В патриархальной культуре таким исключаемым является женственность: женщина лишена собственного голоса. Отсюда Лакан заключает, и это, как считают многие, есть явный показатель его антифеминистских настроений, что «женщины не существует». Связывая бессознательное с патриархальной, в основном, организацией языка и культуры, Лакан определяет женщину негативно. Женщина как Другое, как нечто, находящееся за пределами символического порядка: это то, что позволяет мужскому бессознательному воспринимать свое существование как воплощение силы и власти.

Здесь необходимо кратко изложить некоторые основные особенности лаканианской теории гендерно-дифференцированной субъективности. Для Лакана, как и для Фрейда, фаллос является показателем сексуальных различий par excellence. Отец и его фаллос разрушают кровосмесительную целостность связи матери и ребенка, а, следовательно, выводят ребенка в более широкую культурную и социальную сеть. Но, в отличие от Фрейда, Лакан претендует на устранение всякой концептуальной связи между фаллосом и пенисом. Фаллос, говорит Лакан, является иллюзорным, вымышленным, воображаемым. Он существует не столько биологически, сколько в особой вымышленной сфере, которая соединяет желание с властью, всемогуществом, целостностью. В теории Лакана власть, которую сулит фаллос, напрямую связана с материнской, воображаемой сферой. Согласно Лакану, ребенок желает, чтобы мать любила только его. Однако к своему огорчению ребенок узнает, что желание матери направлено еще на что-то – на фаллос. Показательно, что это открытие происходит в то же время, когда ребенок обнаруживает себя в языке в качестве отдельного субъекта. В этой связи важно заметить, что Лакан говорит о том, что оба пола включаются в символический порядок языка как кастрированные. Отделение ребенка от материнской сферы переживается как опустошающая потеря. Боль от этой потери и является кастрацией, по причине которой сексуальная субъективность становится глубоко связанной с отсутствием и нехваткой.

Нехватка, следовательно, перекрывает гендерные различия: и мальчики, и девочки претерпевают кастрацию. И всё же, говорит Лакан, войти в символический мир означает войти в мужской мир. Для Лакана сексуальная идентичность задается через видимые преимущества, через наличие или отсутствие фаллоса. Как говорит Лакан: «Можно сказать, что этот (фаллический) знак был выбран, потому, что это наиболее осязаемый элемент по своей роли в половом акте … это образ жизненного потока, передающегося через поколения» (1977: 287). Таким образом, Лакан принимает определение мужского как фаллического и женского как не-фаллического. В этом сценарии женщина оказывается вне языка, культуры, здравого смысла и власти. Однако, поскольку значение возникает только из различия, Лакан вводит этот аргумент с некоторой особенностью в отношении гендера. Существование мужчины в качестве фаллической власти, говорит Лакан, обеспечивается только через исключение женщины. Однако вытеснение женского не только обеспечивает существование мужского как фаллической власти, оно также угрожает ей подрывом. У грани символического порядка женственность одновременно поддерживает и разрушает существующие формы гендерной власти.

Лакан не был особенно заинтересован в социальном применении его теорий. Но это не помешало феминисткам использовать критические положения психоанализа Лакана для переосмысления социальной теории гендера. Интерес к применению идей Лакана в феминизме в англоязычном мире был спровоцирован Джульет Митчелл, использующей Фрейда и Лакана в книге Психоанализ и феминизм (1974) для исследования современной системы гендера. В феминизме Митчелл, основанном на идеях Лакана, дается анализ сексуальной политики, акцентирующий внимание на том, что символический порядок языка создает сексуальное разделение. Гендерная субъективность для Митчелл обязательно связана с фундаментальной потерей – потерей материнского, воображаемого пространства. В этой связи фаллос, как «трансцендентальный знак», функционирует в качестве воображаемой подосновы или конструкции, маскирующей отсутствие (человеческого) субъекта на уровне сексуального разделения. Однако, согласно Митчелл, принципиальным моментом является то, что эти воображаемые сценарии располагают мужчин и женщин в рамках неравных гендерных отношений. Мужчина создан как самоопределяющийся автономный агент, а женщина, как недостающий Другой, как сексуальный объект. Используя теорию Лакана против нее самой же, Митчелл, вместе с тем, исследует также потенциальные возможности для гендерной трансформации. Хотя фаллос может считаться ключом к символическому порядку, говорит Митчелл, он является воображаемым объектом, окончательное удержание которого не может обеспечить ни тот, ни другой пол. Определяемый как трансактное согласование идентичности фаллос не обязательно должен быть связан с мужским господством. Таким образом, Митчелл заключает: «Не-патриархальное общество должно найти другой символ для вхождения в культуру вместо этого намёка на бессознательное, который к тому же делается за счёт женщин.» (1974: 415).

Хотя это и вызывает большой интерес в настоящее время, большинство комментаторов согласились бы с тем, что гендерный анализ Митчелл не свободен от серьезных недостатков как теоретических, так и политических. Например, можно, по-видимому, сделать вывод, что социальное воспроизводство сексуальности и гендера является относительно стабильным явлением, в котором нет места для противоречий и двойственностей расщепленной субъективности и бессознательного. Это имеет важное политическое значение. Поскольку, если женщины, посредством подавления желания, символически фиксируются в отношении к мужественности как недостающее Другое, остается совершенно неясным, почему они вообще должны ощущать какую-либо потребность оспаривать современную гендерную систему. Это замечание можно выразить иначе. Лаканианское определение женщины как того, что определяется негативно – как недостатка или отсутствия, Другого, темного континента – влечет ряд теоретических и политических двусмысленностей. С одной стороны, учение Лакана стало ценным теоретическим источником для феминистского анализа того, как женщины становятся исключенным Другим в патриархальном дискурсе и культуре. С другой стороны, насущной проблемой для феминизма, если оценивать его по лаканианским меркам, является то, что все измерения человеческой сексуальности запечатляются в знаках, а, следовательно, оказываются во власти Закона. Редукция Лаканом женского к простой противоположенности подразумевает, что женщина может определяться лишь как зеркальное отображение маскулинного субъекта и никогда, таким образом, не сможет избежать господства жёстко «гендеризированного» дискурса.

Однако недавно, в противовес Лакану, рядом французских феминисток была предпринята попытка артикулировать альтернативное видение женской сексуальной субъективности французским психоанализом. Этот подход к переоценке женственного обычно обозначается как постлаканианский феминизм и содержит ряд концептуальных моментов. Говоря в общем, постлаканианские феминистки воссоздают позитивный образ женщины, образ, который подчеркивает сложность и множественность измерений женской сексуальной субъективности. Элен Cixous говорит о ритмах, течениях и ощущениях женской либидозной организации, противопоставляя ее преувеличенному мужскому акценту на генитальной сексуальности. Женщина, говорит Cixous, обладает «способностью отдавать бескорыстно, всё тело целиком, без остатка, без основных «частей» … Ее либидо является космическим, так же, как и ее бессознательное – всемирным» (1976: 95). Таким же образом, Luce Irigaray усматривает женственность в разнообразии телесных ощущений, исходящих от губ, влагалища, клитора, грудей и тому подобного. В отличие от имперского фаллического влечения мужской сексуальности, женская способность и потребность в сексуальном выражении коренится во множественности и изменчивости женственного как такового. Как говорит о женщине Irigaray: «Ее сексуальность всегда, по меньшей мере, двойственная, на самом деле множественная» (1977: 102).

В заключение мы рассмотрим еще одно пересечение феминистской и психоаналитической теорий в работах Джулии Кристевой, которой принадлежит мысль об особом женском способе существования, вносящем беспорядок в организацию патриахального языка и культуры. В книге Революция в поэтическом языке (1974) Кристева противопоставляет символическое у Лакана, Закон, воплощаемый отцом, сложным либидозным силам «семиотического». Семиотическое является сферой доязыкового опыта – включая чувства, желания и ритмы, испытываемые младенцем в его до-Эдиповых отношениях с матерью. Согласно Кристевой, наше семиотическое стремление к до-Эдиповой матери, будучи подавлено при вступлении в символический мир, тем не менее остается существовать в подсознании и не может быть отторгнуто от общества и культуры. Семиотическое, говорит Кристева, присутствует в ритмах, оговорках и умолчаниях в речи; и оно является разрушительным для Закона Отца, поскольку коренится в допатриархальной связи с женственным. В то же время Кристева отрицает, что женское семиотическое имеет какую-либо внутреннюю связь с гендером, поскольку оно происходит из доэдиповой фазы и, следовательно, является первичным по отношению к сексуальным различиям. Таким образом, если семиотическое является «женским», то именно женский пол всегда оказывается потенциально «готов к услугам» женщин и мужчин в их усилиях по преобразованию гендерной власти. Кристева видит в семиотике средство разрушения символического порядка, основанного на мужском господстве. Она находит явное выражение семиотического в работах таких авангардистских авторов, как Малларме, Лотремон и Арто, работах, которые, как она считает, бросают вызов патриархальному языку. Кристева также видит семиотический переворот в беременности. Психический опыт дарения жизни, говорит Кристева, воспроизводит «тяжёлое испытание разделения субъекта: удвоение тела, разделение и сосуществование себя и другого, природы и сознания, физиологии и дара речи» (1986: 206).

Вышеупомянутые феминистские теории представляют собой одну из наиболее важных областей современной психоаналитической критики. Они позволяют объяснить, причем, более ясно, чем традиционные взгляды Лакана, каким образом господствующие сексуальные идеологии проникают в повседневную жизнь, а также выявить радикальные возможности женской трансформации гендера. Однако некоторые положения этих теорий могут быть оспорены. Прежде всего, Закон, основанный на мужском господстве, противопоставляется в этих теориях или женскому телу, или разрушительному отношению женщин к языку. Однако некоторые феминистки говорят, что это просто возрождает идею «женской сущности», первичной по отношению к конструированию сексуальной субъективности, а, следовательно, существует опасность подкрепления этим существующих гендерных различий через непреднамеренный уклон в биологизм (см. Мои, 1985; Фрош, 1987; Флакс, 1990; Элиотт, 1992). С этим связано и то, что эти теории исключают факторы-посредники, связывающие фантазию и социальную реальность либо путем замещения психоаналитического описания конструированием сексуальных различий (как в случае с Irigaray и Cixous), либо через эссенциализм (как у Кристевой, объединяющей семиотику и материнство). (По поводу дальнейшего обсуждения этих вопросов см. Бенхабиб и Корнелл, 1987; Корнелл, 1991).

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: