ТОР 5 статей: Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы КАТЕГОРИИ:
|
Жанр как литературная форма
Постоянство связей между определенным предметом, функцией и методом обеспечивает ту самую устойчивость формы, которая делает жанр узнаваемым даже при сравнении произведений, написанных разными авторами из разных стран и разных времен. Сходство композиции или, скажем, стиля может быть более или менее выраженным; сохраняется скорее некое «общее впечатление»... На самом деле в каждую форму впечатаны – как следы рук гончара в глину, принявшую форму сосуда! – следы общего творческого процесса по обработке информации. Он повторятся множество раз, и результаты очевидно родственны, хотя и неповторимы. «О несходстве сходного» – таков подзаголовок книги, в которой Шкловский изложил свою теорию жанра. Фельетоны бывают похожи на все, что угодно. Есть фельетоны в виде сказки, статьи, басни, детектива, докладной записки. Рубрика – ремарка «фельетон» оказывается далеко не лишней, читателя как бы заранее предупреждают – не верь глазам своим! Это только внешне похоже на сказку (статью, детектив...), а по сути – фельетон. То есть предстоит тебе, читатель, познать некое социальное зло и подвергнуть его осмеянию... Фельетонистами изобретено бесчисленное множество художественных «ходов» к решению этой задачи. Но внутри столь же бесчисленных внешних форм непременно проглядывает общая для всех логическая фигура – парадокс. Без этого произведение может быть острым и критическим, но сатирическим быть не может. Борьба со злом будет вестись уже другими методами и в другом жанре. Получается, что устойчива именно внутренняя форма текстов, написанных в одном жанре. Внешняя форма в некоторых случаях тоже закрепляется надолго. Такие ее черты, как, скажем, разговорный язык в интервью, или наличие обращения в начале открытого письма, или употребление глаголов в настоящем времени, свойственное репортажному стилю – постоянны и легко узнаваемы. Но тот же репортажный стиль легко перекочевывает в корреспонденцию, с обращения к читателю (или к антигерою) может начинаться памфлет, разговорная речь «звучит» в колонках комментаторов... Подобные факты многочисленны, они служат аргументом для утверждений о «размытости» жанров – они, то и дело смешиваются, вбирают в себя чуждые элементы, видоизменяются до полной неузнаваемости. И тут выплывает проклятый вопрос о чистоте жанра. Проклятый – потому что если идеальной чистоты жанра нет, то (с точки зрения дилетантов и дремучих практиков) «все позволено». Они могут, если, конечно, знают – и у Шкловского подходящую цитату найти: «Мне кажется, чистых жанров вообще не существует, Правда, иногда какое-нибудь жанровое явление закрепляется как классическое, то есть канонизируется». Ну и что? Классическим образцы представлены в хрестоматиях по газетным жанрам. «Порядок осмотра мира» в них четко соблюден, нагляден, удобен для изучения. Но лучшие журналистские произведения, написанные позже, действительно отличаются от классических образцов. «Чистыми» были бы жанры, неизменные в своем совершенстве. Не отражающие тех изменений, которые постоянно происходят в мире. Застывшие. «Вообще же все жанровые явления (по Шкловскому) содержат в себе движения, и тем самым они противоречивы»[5][5]. Вот это действительно интересный вопрос: что и куда в жанровых явлениях движется?
Подвиды и гибриды
Прежде всего, конечно, движется сама жизнь. Открываются новые предметные грани действительности. Дополняются и усложняются информационные задачи. Одни (не главные) функции жанров отмирают, выдвигаются другие. К старым способам решения познавательных задач добавляются новые, зачастую заимствуемые по соседству - у науки, искусства... Эти движения в каждом из жанрообразующих факторов серьезно изменяют жанр в целом, не «отменяя» его. Тогда речь идет уже о выделении особого вида жанра. Или о смешивании его с другими жанрами. Процесс «гибридизации» был подробно показан В.В. Ученовой на примере репортажа. В начале 80-х гг. происходило заметное движение репортажа к аналитике. То есть, конечно, оставался и классический, информационно-событийный и познавательный репортаж. Но еще в 30-е гг. к нему прибавилась межжанровая форма – знаменитые репортажи А. Кольцова («Три дня в такси», «Семь дней в классе»), похожие одновременно и на очерки, и на статьи. А через полвека трудами Г. Бочарова, Ю. Роста, В. Черткова и других выделился уже особый вид репортажа – аналитический. Термин, впрочем, не прижился; сегодня чаще говорят о «репортерском расследовании» Однако расследование – не жанр, расследование – метод, открывающий пути к нескольким жанрам: корреспонденции, проблемному очерку, статье... Ну, да дело не в названии, существенно, что лучшие репортерские силы двинулись в глубину, от созерцания к осмыслению происходящего в жизни. Показывать, как протекает событие, теперь лучше удается телевидению. Глазами телеобъективов мы видим достаточно много подробностей... и нередко просто не успеваем осмыслить увиденное. Газетные репортеры сделали предметом своего внимания стоящее за событием явление. Или проблему. Или черту характера человека. (А это уже предметы других жанров, верно?) К показу прибавили обдумывание, объяснение (а это уже другие задачи). В результате появились гибриды, которые сами авторы по привычке называли репортажами, а редакции нередко представляли как очерк. А один из лучших журналистов «Литературной газеты» А. Рубинов называл свои произведения по имени метода – «операциями». Он проводил исследовательские операции для изучения острых социальных проблем. На этом обычно специализируется статья, а в статье используются современные методы научного исследования. Рубинов применил метод, более свойственный естественным наукам – эксперимент. В процессе эксперимента ученый ведет наблюдение, и Рубинов, наблюдая, показывает читателю ход эксперимента как событие, то есть ведет динамичный репортаж, насыщенный зримыми деталями. Увлеченный читатель легко приходил вслед за автором к анализу полученных данных и следил теперь уже за ходом рассуждений исследователя... Внешняя форма публикаций А. Рубинова – блестящих, оригинальных, остроумных – была ближе к репортажной, а логический стержень, на котором держался текст, соответствовал логосюжету статьи. При этом сочетание разных жанров в «Операциях» А. Рубинова было настолько же гармоничным и естественным, насколько продуманным был процесс проведения операций. Совсем иначе выглядит слияние жанров в тех случаях, когда автор действует наудачу, «по обстоятельствам», без ясной цели: в результате – эклектика, хаотично перемешанные фрагменты и элементы разных жанров, алогичность, пестрота стиля... Взболтать «коктейль из всего» – отнюдь не то же самое, что вырастить высокоурожайный гибрид. Теоретический вывод был сделан В.В. Ученовой так: «Осознавая и творчески осваивая процесс развития жанров, важно не терять из виду, что за внешне наглядными метаморфозами жанров происходит многомерное сочетание, пересечение и взаимодействие методов журналистского познания, репортерского поиска, приемов исследования, и именно в этих, спрятанных в глубине строки, взаимодействиях обнаруживаются многие “секреты” эволюции традиционных жанровых форм»[6][6]. В.В. Ученова подчеркивала жанрообразующую роль метода как решающую. Но будем помнить, что метод выбирается в зависимости от предмета и функции... Лет пять назад наблюдался бурный всплеск классического познавательного репортажа, аналитический же – краса и гордость крупнейших газет – как будто в землю ушел. Точнее – перешел (уже и внешне) в расследование – корреспонденцию, расследование – статью. Почему это произошло? Время резко ускорило свой ход, события понеслись стремительно, не оставляя возможности глубоко обдумывать их. Открылись предметы, которые раньше не полагалось замечать, и репортеры кинулись в темные углы бытия – устраивать для читателя экскурсии по притонам наркоманов, салонам хиромантов, рынкам живого товара, подвалам моргов... Да и самому читателю, уставшему от проблем, интереснее стало глазеть со стороны, нежели участвовать в охоте за мыслью. Но при этом мало-помалу начал воскресать очень старый гибрид «репортаж-очерк», известный еще со времен Гиляровского, когда журналистские расследования углублялись не в социальный анализ, а в наблюдение человеческих типов и судеб[7][7]. Жанр не застывает ни в одном из видов, не останавливается навсегда ни на одном из методов. Потому что движется сама жизнь...
Самый большой жанр
Журналистское произведение – один из текстов на газетной полосе, в одном из публицистических жанров. Но журналистское произведение – это и номер газеты, от названия до подписи редактора или редколлегии. В каком жанре написан весь номер газеты? Этот вопрос имеет смысл, если считать, что номер газеты существует как единое целое. Сложное по составу многожанровое, но вместе с тем и единичное, неповторимое произведение, обладающее собственной внутренней логикой, устойчивой структурой, определенной завершенностью. И построено это целое не по типу литературного сборника или альманаха, в котором всего понемногу, а скорее по законам сложной музыкальной композиции, в которой переплетаются темы и мелодии, перекликаются голоса различных музыкальных инструментов, прослушивается лейтмотив, соблюдается единство частей. Здесь лучше всего подходит, может быть, и немодное по нынешним временам, но точное ленинское сравнение – «концерт политической газеты». Однако концерт все же жанр музыкальный, а нас интересует жанр журналистский. Размышлять об этом не имеет смысла, если номера газеты лепятся из всего, что найдется, без плана и перспективных программ. Или в случае, когда газета переживает типологические изменения в виде ломки, в ней происходят резкие сдвиги, смещения. Но если редакцией при формировании номеров выполняется какая-то определенная общая задача (хотя бы – наиболее удобным для читателя образом разложить информационный товар), то у отдельного номера этой газеты есть собственный «общий» жанр.
Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:
|