Взгляды Шопенгауэра на посмертное состояние

«Студент: Расскажите в двух словах, чем я стану после смерти? И помните, ответ должен быть ясным и точным.

Философ: Всем и ничем.

Студент: Так я и думал. Я поставил перед вами проблему, а вы отвечаете парадоксом. Не Довольно избитый ход.

Философ: Верно, но ты задаешь трансцендентальный вопрос и ждешь, что я отвечу на языке имманетного знания. Неудивительно, что результатом явилось противоречие.

Студент: Что же вы понимаете под «трансцендентальным вопросом» и «имманентным знанием»? Я, конечно, слышал эти выражения и раньше, для меня они не новы. Наш профессор часто пользуется ими, говоря о Господе, и все сказанное им совершенно справедливо и благопристойно. Его аргументы таковы: «Если Бог пребывает в самом мире, Он имманентен; если находится где–то снаружи — трансцендентен; и нет ничего яснее и очевиднее». Вы понимаете, о чем идет речь. Но эта кантианская болтовня уже ни на что не годится; она устарела и к нынешним воззрениям не применима. Современное германское знание представляет целый ряд выдающихся личностей.

Философ (в сторону): Он имеет в виду «германское пустословие».

Студент: Великий Шлейермахер, к примеру, или другой гигантский ум — Гегель… Мы же попросту теряем время, обсуждая какой–то нонсенс. Я хочу сказать, что мы уже настолько далеки от этого, что все это больше невозможно использовать. Как можно применить это сегодня? Что это означает?

Философ: Трансцендентальное знание — это знание, которое выходит за пределы возможного опыта и пытается распознать заключенную в себе самой природу вещей. Имманентное знание, напротив, целиком помещает себя в определенные рамки и не может быть применимо ни к чему, кроме текущих явлений. Она говорит, что смерть станет концом твоего существования, поскольку ты представляешь собой индивидуальность. Но ведь индивидуальность не является твоей подлинной и глубинной сутью; это лишь ее внешнее проявление, манифестация. Индивидуальность — это не вещь в себе, а явление, предстающее во временной форме и имеющее потому начало и конец. Истинная же твоя сущность не знает ни времени, ни начала, ни конца, ни каких–то других ограничений, обусловленных индивидуальностью. Она всегда присутствует в каждом индивидууме, и вне ее индивидуум не может существовать.

Поэтому, когда придет смерть, с одной стороны ты как индивидуум будешь уничтожен, а с другой — продолжишь существовать. Это я и имел в виду, говоря, что после смерти ты будешь всем и ничем. Трудно дать более точный и короткий ответ на заданный тобою вопрос. Я согласен, что ответ содержит противоречие, но суть его проста: твоя земная жизнь ограничена во времени, тогда как бессмертная сущность пребывает в Вечности. Ты можешь представить это и следующим образом: твоя бессмертная часть превосходит время и, следовательно, неразрушаема. Но это вновь приведет тебя к противоречию. Таким образом ты видишь, что пытаешься втиснуть нечто непостижимое в рамки ограниченного знания. В некотором смысле это насилие над последним — использование его ненадлежащим образом, поскольку оно предназначено для иного.

Студент: Послушайте, я не дам и ломаного гроша за ваше бессмертие, в котором не будет моего индивидуального существования.

Философ: Хорошо, попробуем согласиться с твоей точкой зрения. Предположим, я гарантирую тебе, что после смерти ты продолжишь существовать как индивидуальность, но только при условии, что первые три месяца ты проведешь в абсолютно бессознательном состоянии.

Студент: Что ж, против такого варианта я не возражаю.

Философ: Но если человек находится без сознания, времени для него не существует. Поэтому после смерти тебе будет все равно, проведешь ты до возвращения своей индивидуальности три месяца или десять тысяч лет в бессознательном состоянии.

Студент: Должен признать, что вы правы.

Философ: Но всегда есть вероятность, что после этих десяти тысяч лет никто не вспомнит, что тебя надо разбудить (полагаю, это было бы огромным невезением). И после стольких лет, проведенных в небытии, ты полностью привыкнешь к этому состоянию, наступившему после всего лишь нескольких лет жизни. В любом случае ты можешь быть уверен, что будешь пребывать в полном неведении относительно всего происходящего. Затем, если ты сочтешь, что таинственная сила, вернувшая тебе твою нынешнюю жизнь, никогда не вырезала из неё десять тысяч лет для совершенно иного существования, ты будешь полностью утешен.

Студент: Конечно! Вы думаете, что своими речами заставите меня перестать жалеть о моей индивидуальности, но я не попадусь в ваши ловушки! Я еще раз повторю, что меня не устраивает существование, в котором нет моей индивидуальности. Я не променяю свою индивидуальность на какую–то «таинственную силу».

Философ: Ты, разумеется, уверен, что твоя индивидуальность — замечательная вещь, столь ослепительная, великолепная и несравненная, что невозможно вообразить ничего совершеннее. Но не хотелось ли тебе сменить твое нынешнее состояние, если только ты можешь это себе представить, на нечто, превосходящее его?

Студент: Разве вы не понимаете, что моя индивидуальность — это и есть мое истинное «Я»? Для меня это самая важная вещь в мире. «Бог есть Бог, а я есть я». Это я хочу существовать, я сам! Вот что главное. Меня не заботит существование, реальность которого мне еще необходимо доказать.

Философ: Подумай о том, что ты делаешь. Говоря: «я», «я», «я хочу существовать» — ты не уникален. О том же говорит любое существо, в котором хоть в какой–то степени присутствует сознание. И значит это твое желание является желанием той части тебя, которая не принадлежит индивидуальности; к той части, что присуща всем созданиям без различия. Это крик не индивидуальности, но самой ее сути. Это неотъемлемый элемент всего существующего; нет, это причина всего существования! Эта жажда столь велика, что ее не удовлетворит ничто, кроме существования вообще, — никакое ограниченное индивидуальное существование. Нет, не оно является истинной целью! Оно лишь представляется таковой, потому что страстное желание жить достигает границ сознания исключительно в индивидууме, и, следовательно, порождает иллюзию, будто оно и беспокоит только индивидуума. Эта ложь, если ей верить, становится правдой, но если мы осознаем ее, мы можем сломать оковы и освободиться.

Я лишь хочу сказать, что сильнейшая тяга к существованию неотъемлемо присуща любому индивидууму. Эта воля к жизни так реальна и непосредственна; она остается неизменной при любых обстоятельствах. Отсюда следует, что существование — это свободное действие; его даже можно назвать простым отражением воли. Где есть место существованию, должна быть и воля к нему; и, постойте, эта воля получает удовлетворение от самого факта существования, насколько это удовлетворение достижимо вообще. Извечная жажда бытия не заботится о конкретном индивидууме, это — не ее дело, хотя, несмотря на сказанное, оно косвенно проявляется именно в индивидуальном сознании. Это проявление заставляет индивидуума беспокоиться о поддержании собственного существования, и если бы это было не так, не было бы никакой уверенности в сохранении вида. Итак, совершенно ясно, что индивидуальность — это не образец совершенства, а скорее способ ограничения, и освобождение от нее будет не потерей, а скорее приобретением. Пусть этот вопрос тебя больше не беспокоит. Когда–нибудь осознай полностью, чем ты являешься; пойми, что в действительности твое существование представляет собой проявление универсальной воли к жизни, — и вопрос существования в целом покажется тебе детским и совершенно нелепым.

Студент: Это ваши слова детски и совершенно нелепы, как у всех философов! И если человек моего возраста уделил беседе с таким глупцом четверть часа, то лишь потому, что это было забавно и помогло скоротать время. А теперь у меня есть дела поважнее, поэтому–до свидания!»

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: