Тема 3. Защита чести, достоинства и деловой репутации

План

Защита от посягательств на честь, достоинство и репутацию. Обязанность журналистов проверять достоверность сообщаемой ими информации. Распространение порочащих человека сведений. Опровержение и ответ. Компенсация морального вреда. Специфика рассмотрения в судах гражданских исков о защите чести и достоинства, предъявляемых к средствам массовой информации. Защита деловой репутации. Трактовка понятий «факт и оценка (комментарий)», «сведения и мнение», «ненормативная лексика» и других. Презумпция невиновности и журналистская практика. Уголовно-правовой порядок защиты чести и достоинства. Клевета, оскорбление. Судебная практика. Диффамация на Западе. Ограниченные права общественных деятелей в исках о диффамации. Большая защита СМИ в случаях исков к ним со стороны общественных деятелей. Общественный интерес. Дело «Компания ‘Нью-Йорк таймс» против Салливана», решения Европейского суда по правам человека. Право на ответ: англосаксонский и «континентальный» подходы. Опасность эффекта «холодного душа» в делах о защите от диффамации. Специфика законодательства об оскорблении символов и руководителей государства на Западе.

Краткое содержание

Растущее число судебных исков о покушении на честь и достоинство граждан вызвало к жизни определенную реакцию со стороны журналистов, против которых эти иски нередко обращены: журналисты становятся заметно осторожнее и нередко избегают прямых оскорблений, за которые их можно привлечь к суду. С другой стороны, приходится встречаться со случаями. когда журналист упорно ищет обходные пути, стремясь выдвинуть против своей «жертвы» как можно более резкие обвинения и в то же время самому избегнуть судебного преследования.

Как показывает опыт изучения соответствующих газетных материалов, в качестве одного из таких обходных путей журналистами выбирается ссылка на анонимные источники. Анонимность
в данном случае может играть роль авторского псевдонима, а может просто служить удобным стилистическим приемом.

Как известно, русский язык обладает широкими возможностями для представления того или иного высказывания в неопределенном виде, когда субъект высказывания обозначается туманно: «говорят», «ходят слухи», «возможно, что…», «некоторые люди считают» и т.п. Именно эти обороты и избираются порой авторами обличительных статей.

Представляло бы интерес дать точную дефиницию этому приему. А чтобы определить степень «подсудности» соответствующих материалов, стоит разобраться в разнице между понятиями «клевета», «оскорбление» и «сплетня».

Согласно словарю Ожегова, клевета – это порочащая кого-либо ложь. В ст. 129 УК РФ уточняется: клевета есть распространение заведомо ложных сведений, порочащих честь и достоинство другого лица или подрывающих его репутацию. Иначе говоря, заявляя «Имярек украл», обвиняющий или утверждает факт или клевещет. Естественно, что обвинение должно быть доказано, и тогда перед нами факт. Если обвинение не доказано, можно говорить
о клевете, т.е. порочащей лжи. Если эта «порочащая ложь» еще
и распространена через СМИ, она подпадает под определение клеветы п. 2 ст. 129 УК РФ: «Клевета, содержащаяся в (…) средствах массовой информации».

Согласно тому же словарю Ожегова, оскорбление – это «оскорбляющий поступок», а также «оскорбляющие слова». Заявляя «Имярек – вор», человек употребляет оскорбительное выражение, ибо слово «вор» оскорбительно, даже если адресовано человеку, действительно совершившему воровство. Слово «вор», обращенное к невинному человеку – в русской культуре особенно тяжелое оскорбление1. В Комментариях к УК РФ (2001) особо отмечается независимость оскорбительности слова от ситуации, в которой оно появилось: «Не имеет значения, соответствует отрицательная оценка потерпевшего действительности или нет» (с. 129). Ст. 130 УК РФ определяет оскорбление как «унижение чести и достоинства другого лица, выраженное в неприличной форме». К сожалению, понятие «неприличная форма» в русском литературном языке, равно как и в УК, не определено, однако есть основания считать, что слова «вор» и «украл», адресованные конкретному лицу, подпадают под понятие «неприличная форма» и, стало быть, должны считаться оскорблением.

Наконец, сплетня – это, по Ожегову, «слух о ком-то или о чем-то, основанный на неточных, заведомо неверных или нарочито измышленных данных». Публично заявить: «Говорят, что Имярек – вор» равносильно распространению слухов. При этом имеет первостепенное значение степень достоверности сказанного, т.е. являются ли передаваемые данные неточными, заведомо неверными или нарочито измышленными, или же, напротив, те, кто «говорят», сообщают правду.

Рассмотрим использование этих трех понятий на практике.

В качестве примера приведем часть обширного материала «Удар в поддых», посвященного конфликтной ситуации на ярославском заводе «Красный маяк» (газета «Золотое кольцо» 28 августа 2003 г.). Автор статьи – Е. Хабанов – высказывает собственную точку зрения на события и обвиняет в неблаговидных поступках некоторых участников конфликта, одновременно оправдывая других.

Излишне говорить, что сам по себе этот факт совершенно нормален, ибо журналист имеет право на собственное мнение и его изложение в печати. Однако анализ некоторых выражений, используемых данным автором, заставляет подозревать его в предвзятости. Прежде всего это касается раздела статьи, посвященного Ирине Г. (В статье Е. Хабанова все имена приведены полностью). Автор статьи предлагает очень мало фактического материала, компрометирующего Г., но зато широко пользуется выражениями, характеризующими ее с отрицательной стороны.

Представляется, что основной прием, используемый Е. Хабановым в данной статье, можно охарактеризовать как злонамеренную сплетню.

Рассмотрим высказывание:

Г. считается специалистом по правовым (а возможно, и неправовым) вопросам. Ведь Г. несколько лет проработала дознавателем в областном управлении внутренних дел. Ее нынешний муж – тоже бывший сотрудник областного УВД.

Стоит обратить внимание на выражение «считается специалистом»: Е. Хабанов хочет подчеркнуть, что сам он, возможно, так не считает или, во всяком случае, отстраняется от суждения по этому вопросу, не желая присоединяться к положительному мнению о Г. В скобках, однако, он добавляет, что, «возможно», Г. – специалист и по «неправовым вопросам», что в данном контексте можно понять только как «специалист по темным делам, связанным с нарушением закона». Но поскольку употреблены слова «считается» и «возможно», т.е. автор статьи как бы снимает с себя ответственность за сказанное: так, дескать, считает не он, а «кто-то», и это утверждение всего лишь «возможно».

Но в процитированном абзаце есть еще один компрометирующий Г. намек. Сообщается, что у нее есть опыт работы в органах внутренних дел, что в сочетании с намеком на ее познания в «неправовых вопросах» заставляет думать, что на своей прежней работе Г. набиралась опыта «неправовой» деятельности.

Этим приемом автор пользуется неоднократно. Так, в подзаголовке статьи он утверждает: «Б. – не гангстер, Г. – не аферистка, они просто предприниматели новой волны».

Как видим, перед нами несколько измененный вариант уже отмеченного приема. Если понимать этот текст буквально, то в нем нет прямого обвинения; более того, возможность такого обвинения даже отрицается. Однако элементарные знания стилистики русского языка позволяют обнаружить здесь скрытое оскорбление: просто сопоставляя имя человека и инвективу, даже как бы отрицая здесь какую-либо связь, автор эту связь неизбежно устанавливает, ибо одна лишь принципиальная возможность даже предположить правдивость заявления «Имярек – аферистка (гангстер, вор, предатель и т.п.)» оскорбительно для Имярек. Сообщение «Оказывается, вы не вор!» в реальном общении неизбежно вызовет у невинного человека возмущенную реакцию: «Как вы могли даже подумать такое обо мне!»

Этот же прием в несколько ином варианте Е. Хабанов применяет в конце раздела, посвященного Г. Он глубокомысленно недоумевает по поводу наркотиков, подброшенных «кем-то» на дачу положительного героя статьи. Ни одного слова обвинения против Г. и других отрицательных героев здесь не приведено. Однако самый факт помещения этого пассажа в раздел, посвященный именно Г., снова бросает тень на ее репутацию. Дело в том, что и здесь, как в случае сближения слов «Г.» и «аферистка», соположение имени и факта заставляет предположить, что это имя и этот факт вступили в какие-то отношения. Подобным образом, сказав «Гражданин Н. находился в офисе компании Х в течение полутора часов. За это время из офиса исчезли важные документы», мы определенно связываем исчезновение документов и упомянутую личность.

Е. Хабанов пишет: «Как поговаривают, сотрудникам милиции все же удалось «подцепить на крючок» (…) Ирину Г.».

Здесь перед нами снова прием, используемый журналистом
с целью обвинить объект его критики и одновременно самому не быть обвиненным в клевете: словами «как поговаривают» Е. Хабанов снимает с себя прямое обвинение в адрес Г., но косвенно, конечно, недвусмысленно намекает на ее заинтересованность в создании уголовного дела против сослуживцев. Автор статьи осторожничает и далее: он пишет, что Г. совершила воровство (о «воровстве» Г. см. ниже) «то ли из страха попасть самой под уголовную ответственность, то ли по каким другим причинам». Весь этот пассаж выглядит так, как если бы Е. Хабанов «всего-навсего» передавал чужую сплетню, за которую он лично ответственности не несет. Однако эта сплетня, несомненно, наносит ущерб репутации Г., а автор, эту сплетню передающий, должен нести ответственность за то, что опубликовал ее в печати, т.е. сделал ее достоянием общественности. То же относится и к «предположению» автора: предполагать можно все, что угодно, но предположение, вынесенное на суд общественности через СМИ, должно сопровождаться доказательствами.

Приблизительно то же касается другого пассажа, где автор статьи пишет, что есть лица, которые считают ( дословно: «есть итакие, кто…), что в Г. «соединились далеко не самые лучшие человеческие качества: ложь, подлость, предательство». Автор снова спрятался за чужое мнение, не называя тех, кто так считает, но выносит на суд читателя тяжелые, крайне оскорбительные обвинения, которые следует доказывать, а не голословно перечислять, ссылаясь на безвестных анонимов. Здесь снова приходится говорить о журналистской безответственности Е. Хабанова, прибегшего к оскорбительной сплетне.

Далее Е. Хабанов касается периода работы Г. в «Кредпромбанке» и отмечает, что многие ее сослуживцы отзываются о ней очень плохо (по его словам, они с ней до сих пор не здороваются, «а кое-кто из них откровенно желает ей в жизни всего самого нехорошего»). Такое отношение он связывает с конфликтом 1996 г., когда ряд сотрудников «Кредпромбанка» оказался на несколько месяцев в тюрьме. Е. Хабанов утверждает, что это произошло в результате того, что Г. «выкрала в банке и передала в милицию» определенные документы, компрометирующие сотрудников банка. Слово «выкрала» можно понять только однозначно: Г. обвиняется в воровстве. Если относительно поступка Г. доказано на суде, что это было воровство,
к Е. Хабанову нет никаких претензий. Если же таких доказательств нет, речь может идти о клевете. По существу, это единственный случай, когда автор статьи «сорвался», забыв о необходимости ссылаться на какие-нибудь источники. Поэтому говорить о сплетне здесь уже нельзя, перед нами, так сказать, клевета в чистом виде.

Что же касается пересказанного Е. Хабановым мнения неназванных сослуживцев Г., то перед нами снова тот же прием: чужое мнение используется так же, как выражения типа «говорят», «ходят слухи» и т.п. Другими словами, перед нами очередная сплетня,
т.е. порочащий слух, основанный на неточных сведениях2.

Таковы основные приемы Е. Хабанова, направленные на дискредитацию Г. Но есть и другие. Так, среди данных ей определений заметен эпитет «небезызвестная». Этот эпитет по нормам русского литературного языка имеет резко отрицательный смысл «известная с плохой стороны». «Известный деятель» – это положительная характеристика, «небезызвестный деятель» – человек, которого все знают по его неблаговидным поступкам. Употребив эпитет «небезызвестная» уже в самом начале, автор статьи задает тон: он сразу же дает понять, что героиня его повествования – личность отрицательная.

Е. Хабанов объявляет своих отрицательных героев «предпринимателями новой волны». В отрыве от контекста эти слова можно принять даже за комплимент. Однако учитывая, что автор статьи далее обвиняет Г. и другую свою жертву Б. во множестве самых неблаговидных поступков, становится ясно, что «предприниматели новой волны» – это именно гангстеры и аферисты, хотя в подзаголовке статьи эти обвинения как бы отрицаются.

Некоторые приемы Е. Хабанова и вовсе вызывают чувство брезгливости. Так, попутно, как бы между прочим, автор статьи намекает, что в сомнительной деятельности Г. ей мог помогать ее «нынешний» муж. Мимоходом сделанное сообщение, что Г. была замужем более одного раза, помогает созданию отрицательного образа женщины, а справка о том, что «нынешний муж», оказывается, служил в УВД, тоже, по-видимому, призвана бросить тень на саму Г.: иначе совершенно невозможно объяснить, зачем эти сведения приводятся.

Говоря о дальнейшей судьбе Г., автор пишет, что она «решила удариться в коммерцию». Это выражение содержит оттенок пренебрежения; «удариться» можно только во что-то неблаговидное (ср. «удариться в бега», т.е. сбежать, «удариться в пьянство» и т.п.). Даже если речь идет о чем-то положительном («удариться в поэзию»), общее значение этого выражения – отрицательное: сказать так, значит подразумевать, что заниматься поэзией данному персонажу не стоило.

Совершенно непонятно, почему автор «ударился» в такую фразеологию, ибо он не сообщает об этом этапе жизни Г. ничего дурного, кроме как, что «дело не больно пошло». Впрочем, такой подход совершенно понятен, если согласиться, что сверхзадачей
Е. Хабанова было всячески дискредитировать Г. С помощью нехитрых литературных приемов этого легко добиться: достаточно подобрать вместо положительного или нейтрального слова отрицательный синоним. Например, вместо «Большая группа депутатов единодушно высказалась в пользу предложения председателя собрания» можно написать: «Немало политических авантюристов, ничтоже сумняшеся, опустилось до позорной позиции защиты своего главаря». Информация по сущности будет та же, но отношение автора к событию станет теперь безоговорочно предвзятым. Подобным образом легко трансформировать любое обвинение Е. Хабанова в адрес Г., но в обратную сторону: если он пишет, что она «ударилась в коммерцию» или что она надеется «откусить от «Красного маяка» солидный кусок», то это легко переписать во что-нибудь вроде «Она решила заняться бизнесом» и «Она надеется получить некоторый доход», и все высказывание станет выглядеть куда более невинно, тем более, что автор статьи все равно не утруждает себя доказательствами.

Подводя итоги, можно сказать следующее. Статья Е. Хабанова не проливает свет на истинное положение дел: читатель до конца остается в неведении, виновата Г. в предъявленных ей обвинениях или нет. Однако в любом случае проанализированный материал дает основание считать, что статья написана в тоне, оскорбительном для Г., хотя прямых оскорбительных слов в адрес Г. в ней нет. В большинстве своем автор ограничивается ссылками на чужие мнения, ни разу не раскрывая авторства этих мнений.

Таким образом, можно утверждать, что статья носит клеветнический характер и изобилует оскорбительными сплетнями.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: