В 1986 году — заведующая отделением гигиены питания Гомельской областной санитарно-эпидемиологической станции (СЭС).

В настоящее время - старший преподаватель кафедры общей гигиены, экологии и радиационной медицины УО «Гомельский государственный медицинский университет».

ИЗ «ЧЕРНОБЫЛЬСКИХ ДНЕВНИКОВ»

29 апреля я прилетела в Москву из Алма-Аты, где была в достаточно длительной командировке. Сразу, конечно, позвонила домой - все в порядке. Звонок на работу. Весенняя пора - горячее время в отделении гигиены питания.

Даже несколько странный вопрос врача, с которым я поговорила, не вызвал у меня никакой реакции. Он спросил: «А вы ничего о нас не слышали?». Я в шутку ему что-то ответила, и на этом разговор закончился.

Приехала домой, все рады, завтра праздник, настроение прекрасное. Утро 1 Мая. Кто-то ушел на демонстрацию, кто-то начинает готовить праздничный стол.

Вдруг телефонный звонок, совершенно незнакомый голос предлагает мне немедленно приехать на работу. С трудом узнаю своего главного врача - Хулап Зою Алексеевну.

Приехав, захожу в кабинет, какая-то напряженная обстановка, никаких вопросов о командировке и срочное задание. Выписывая результаты исследований молока в областной ветеринарной лаборатории, я еще не осознавала, что один или два «0» после запятой в измерениях его радиационной активности делают его совершенно непригодным к употреблению. Привезла данные, еще не совсем понимая, для чего они нам. И только уже после разговора стало ясно, что привычная жизнь закончилась. Зоя Алексеевна вручила мне общую тетрадь и сказала, что с этого дня я должна ежедневно записывать, какие и от кого поступили указания и что сделала я. Потом таких тетрадей стало 4. Это и есть мои «Чернобыльские дневники».

Но даже не открывая их, некоторые моменты и события я помню так ярко, как будто они произошли вчера.

Четверть века прошло, 25 лет, но, наверно, это свойство памяти - способность в деталях воспроизвести то, что происходит с человеком в экстремальной ситуации.

Наконец нам впервые разрешили выступить по радио.

5 мая Зоя Алексеевна попросила подготовить короткое сообщение для населения - 5-8 минут, больше времени не дают. Утром вычитываем каждое слово. Главное, чтобы было ясно, но не вызывало паники. Прихожу в радиокомитет, читаю текст председателю.

Реакция ожидаемая. Он показывает вышедшую накануне газету «Правда», где опубликован снимок, на котором радиоактивную загрязненность выловленной в Днепре рыбы измеряют прибором ДП-5 и приходят к выводу, что она «чистая» и ее можно есть. Хорошо, что он недавно служил в армии и ему без труда удается объяснить, что такой прибор может показать загрязненность рыбы, если она, образно выражаясь, будет светиться при дневном свете. Подготовленный текст проходит практически полностью. И о герметизации жилья, и об ограничении пребывания детей на открытом воздухе, и об отношении к употреблению продуктов. Но это выступление прозвучало всего один раз.

Появились, наконец, и ученые-радиологи. Они в Хойниках и срочно требуют все данные по загрязненности молока.

Ночь сидим, готовим таблицы с этими данными. Формируем по датам, по районам, по хозяйствам, по активности.

Рано утром 7 мая еду в Хойники. Дома расцвели тюльпаны, нарвала охапку. Все-таки послезавтра праздник, хочется порадовать народ. Цветы «чистые», измеряли накануне, а в Хойниках - «грязные». Приезжаю в санэпидстанцию. Везде стоят раскладушки, еще все спят. Иду в райисполком, но там только дежурный, потом в райком партии, где тоже сидит дежурный. Обсуждаем обстановку. Наконец на площади появляются машины и очень много представительных мужчин. Все собираются в кабинете председателя райисполкома.

Ученые приехали из Московского института биофизики. И тут оказывается, что им не нужны наши обобщенные данные, над которыми мы столько потрудились, а нужны результаты измерения активности каждой пробы, за которыми мне и следовало вернуться в Гомель. Спорить было бесполезно, это я поняла сразу. С недовольным видом, времени в обрез, направляюсь к выходу.

Но тут меня останавливает один из членов комиссии. Я пытаюсь ему объяснить, что получила срочное задание и нет времени на беседу с ним. Но, увидев значок депутата Верховного Совета, на всякий случай сажусь и, как он меня просит, говорю свое имя, фамилию, должность. Но в ответ прошу, чтобы представился и он. И он, назвавшись заместителем Председателя Совмина БССР Петровым А.А., предлагает мне представить, что у меня верховная власть и прямо сейчас нужно написать не менее 35 мероприятий, которые позволили бы защитить наше население. Объясняю, что сделать это без ведома главного врача я не смогу. И мы договорились, что по возвращении из Гомеля я этот план предоставлю. Не выезжая из Хойников, я позвонила Зое Алексеевне и генеральному директору молочного объединения и сообщила о необходимости подготовки требуемого документа. Опоздав на 15 минут к назначенному сроку, я привезла этот план. Петров читал его очень внимательно и своей рукой сделал несколько дополнений. Сказал, что вечером состоится совещание с учеными, представителями исполнительной власти, руководителями хозяйств, и Хулап З.А., как главный государственный санитарный врач области, должна доложить план для обсуждения.

И совещание состоялось, и план был доложен. Но, к сожалению, очень немногое из предлагаемого было в последующем реализовано. На совещании говорилось в основном о том, что никто не отменит государственные планы по производству мяса и молока и выращиванию картофеля. А корова - это веревка, которая держит крестьянина на земле. И если изъять личный скот, как предлагали мы, то крестьяне «побегут». По моему представлению, совещание закончилось ничем. Ученые не могли дать каких-то прогнозов о загрязненности продовольственного сырья, которое будет получено на загрязненных территориях, представители власти говорили о планах заготовок, а хозяйственники так и не поняли, что им делать. А начиналась посевная.

Общаясь с представителями науки, мы узнали, что они, оказывается, уже долгие годы изучали проблемы радиоактивного загрязнения окружающей среды и даже на уровне Минздрава СССР утвердили столь необходимые нам рекомендации практических врачей, в соответствии с которыми следовало действовать. К великому сожалению, до нас они так и не дошли.

Поэтому все приходилось изобретать самим. Мало в этом смысле помогало нам и наше Министерство здравоохранения. Общение по телефону заключалось в основном в следующем: вечером мы должны были доложить в Главное управление, что нами предпринято за прошедшие сутки, а утром на все поставленные вопросы нам отвечали, что нужно действовать, исходя из сложившейся обстановки.

Мы и действовали. Начиналось лето, появилась зелень. Можно ее есть, нельзя? Никто ответить не мог. Быстро было организовано исследование сотен проб, благо радиологические лаборатории были развернуты уже во всех районных санэпидстанциях. Исследования показали: употреблять в пищу зелень - укроп, петрушку и, особенно, щавель, нельзя. Об этом и оповещалось население.

Сразу стало понятно - нужен тотальный контроль всех продуктов питания. И поэтому на всех предприятиях, связанных с переработкой продовольственного сырья, начали создаваться радиологические лаборатории. Особо в этом отношении были значимы молоко и мясоперерабатывающие предприятия. Поэтому в лабораториях этих предприятий были установлены наши приборы и исследования проводили специалисты санэпидслужбы. И, наверно, благодаря этому молочную продукцию для населения нашей области выпускали из сырья, доставляемого из Витебской и Минской областей. Вдруг «засигналил» хлеб на Брагинском хлебозаводе. Проверили сырье - все «чистое». Оказалось, из-за работы приточной вентиляции загрязнялась корка при выходе хлеба из печей. Срочно дали предписание отключить на всех предприятиях пищевой промышленности принудительную приточную вентиляцию.

Как ни странно, «сигналила» и водка Гомельского ликероводочного завода. Оказалось, что бутылки, вывезенные из загрязненных районов, при обычном режиме мойки не отмывались от радионуклидов. Пришлось организовывать дополнительную мойку.

И вообще, многое по предписаниям санитарной службы было введено на предприятиях, связанных с переработкой продовольственного сырья и производством пищевых продуктов. Это было время, когда я в полной мере почувствовала сложность и значимость своей профессии санитарного врача. Нужно было срочно запрещать уличную торговлю продуктами. Шли майские праздники, и было достаточно сложно убедить руководителей торгующих организаций сделать это. И только вопрос, заданный начальнику управления торговли облисполкома, о том, проводит ли он сам йодную профилактику, в один момент решил все. Во все районы пошло указание от его имени о запрещении такой торговли. Действительно, тогда еще не все понимали тяжести того, что произошло - к великому сожалению.

Но уже в ночь на 3 мая руководитель молочного объединения подготовил и, согласовав с нашей службой, срочно направил на все молочные заводы конкретные рекомендации по защите этих предприятий от загрязнения радионуклидами. По остальным предприятиям такие рекомендации разрабатывали мы. Ночью писали, утром диктовали по телефонам или передавали по телетайпу (других видов связи тогда, к сожалению, не было) руководителям ведомств, которые это потом доводили до каждого предприятия.

Многое приходилось решать быстро, на свой страх и риск. Вывезли кормящих матерей с детьми из зоны отселения. Когда измерили активность грудного молока, срочно приняли решение о запрещении грудного вскармливания на срок, пока организм мамы освободится от радионуклидов. Благо, что это происходило достаточно быстро.

Редко мы получали толковые рекомендации, а некоторые были вообще неприемлемы. Так, один из ученых на вопрос заведующей отделением детей и подростков - можно ли (это в 1986 году!) привозить детей из других городов к нам отдыхать, ответил, что, конечно, можно. Только перед этим нужно провести йодную профилактику детям, которых привезут к дедушкам и бабушкам отдыхать. Как-то плохо верилось этим ученым. Было такое впечатление, что перед ними стояла основная задача - собрать как можно больше данных этого гигантского научного эксперимента.

Но потом, как мы говорили, появились настоящие ученые, с которыми можно было все обсуждать и советоваться. И беседа за чашкой кофе с Рудольфом Михайловичем Бархударовым придала больше сил и уверенности в правильности того, что нами делалось по защите населения, чем любые официальные мнения. Наталья Яковлевна Новикова научила нас не «бояться» радиации, а знать, что нужно делать в каждой конкретной ситуации. Помогало общение с ними и на последующих этапах ликвидации последствий аварии.

Середина июня лета 1986 года. Еду координатором по трем районам (Хойникскому, Наровлянскому и Брагинскому). Жить, и работать буду в Хойниках. Больше всего, конечно, запомнилось это время. День расписан практически по минутам, а вечер и полночь - составление всяческих отчетов о проделанной работе. Из всех областей республики приезжали специалисты. Работа была организована вахтовым методом. Приезжали бригады из Витебской, Минской, Гродненской областей. Минской городской санэпидстанции. Обстановка того времени очень сближала, делали вместе одно общее, очень важное, как мы понимали, дело. Со многими тогда подружились, поддерживаем дружеские отношения и сейчас.

Часто спрашивают, что вы там делали в отселенной зоне, ведь там уже никто не жил, не работали магазины, школы, столовые. Но радиационная обстановка оставалась неясной, нужно было производить замеры радиационного фона, отбирать пробы почвы, воды, растительности. В деревнях остались животные, размножались грызуны, нужно было проводить дератизацию. Перед вывозом, оставшихся в отселенных населенных пунктах материальных ценностей нужно было провести их оценку по радиационному загрязнению и решить, можно ли их использовать в дальнейшем, или нет. Каждый день оставшемуся населению нужно было разъяснять, как правильно себя вести в этих условиях. Ежедневно совершались поездки через отселенные места в Брагин, Наровлю. Вопросы возникали ежеминутно, и решать их нужно было сразу, советоваться было не с кем.

Реку Припять переезжали паромом из Наровлянского района в Хойникский. На берегу, рыбаки варят уху. Я-то знаю, какая активность может быть у этой рыбы! И как трудно их было убедить вылить уже почти готовую уху и идти есть так надоевшую им тушенку. Встречи с населением были постоянно. Нужно было без рассуждений и консультаций сразу, а главное, уверенно отвечать на все поставленные вопросы. И это, конечно, была очень большая ответственность.

Новые проблемы возникали ежедневно. Созревали новые ягоды и фрукты. Клубника оказалась «чистой», а все виды смородины в пищу употреблять было нельзя. Объяснить это было сложно, да никто и не пытался это делать. Главное, сообщить населению, что можно, а что нельзя.

В отселенных деревнях появились «самоселы» - это переселенцы, нигде не устроившись, вернулись в родные места. В н.п. Гдень, совсем недалеко от Чернобыльской АЭС, вернулись все жители во главе с председателем колхоза.

Срочно нужно было решить, можно ли вообще там жить и что сделать, чтобы лучше обустроить это проживание. А для этого многочисленная бригада сотрудников санитарной службы проводила обследование деревни, отбирались пробы воды из колодцев, почвы, пищевых продуктов, готовила предписания по очистке и дезактивации территорий, асфальтированию, обустройству колодцев и другим мерам.

И действительно, это было время, когда каждый из нас почувствовал себя востребованным, значимым специалистом. Ведь между населением и тем, что «не щиплет и не кусает», как сказала одна из жительниц отселенной деревни, практически никого, кроме нас, не было.

Очень тронул сердце прощальный вечер в Хойниках, который местные ребята втайне от меня устроили, провожая в Гомель. Хотя мы и знали, что расстаемся ненадолго, туда придется приезжать еще не один раз. Было сказано много хороших слов, приятных мне и как профессионалу, и как просто человеку.

Со многими специалистами, не только санитарной службы, но и других ведомств, общаемся сейчас как старые друзья. Это что-то сродни фронтовой дружбе. Ведь в экстремальных условиях сразу понимаешь - твой человек или нет.

Большое спасибо всем, кто не думал о последствиях для своего здоровья, не рассчитывал на льготы и награды, просто честно делал порученное ему дело. Очень жаль, что многие лишились статуса ликвидатора последствий аварии на ЧАЭС при перерегистрации. Кто тогда думал о первичных документах, которые потом потребовали предъявить?.. Многие прошли через суд, чтобы подтвердить свое участие.

И все-таки предпринятые специалистами санитарной службы усилия не пропали даром. Общепризнано, что фактически полученные населением дозы оказались значительно ниже прогнозируемых.

И я очень горжусь правительственной наградой - медалью «За трудовую доблесть», полученной за участие в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС и считаю ее честно заслуженной.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: