В Марса батальон Маккензи-Папино последний раз собрался как воинская часть и участвовал в последнем параде.

для возвращения этих людей в Канаду. Департамент иммиграции требовал, что бы разрешалось вернуться только тем, кто имеет полное право претендовать на канадское гражданство.

Чтобы подтолкнуть процесс, Друзья достигли соглашения с Канадской тихоокеанской железнодорожной компанией, которое гарантировало оплату перевозки всех добровольцев на океанских лайнерах компании. Друзья имели средства покрывающие перевозку 120 добровольцев. Что бы собрать больше средств Тим Бак приказал заложить все имущество Канадской коммунистической партии.

Канадский комитет помощи испанской демократии начал интенсивную компанию по сбору денег. Но, как и всегда синие воротнички рабочие, безработные, студенты и бесчисленные ряды канадских бедняков были главной поддержкой комитета. Сбор денег среди людей, которые сами имели мало, требовал времени — времени у добровольцев не было. Испанская республика была накануне падения, и канадцев надо было доставить быстро, или они могли не выбраться оттуда совсем.

CPR (канадская тихоокеанская железнодорожная компания) выразила удовлетворение гарантией Друзей, но делом канадского правительства было организовать движение добровольцев из Испании в Гавр или другие французские порты. Без заявления канадского правительства

о том, что оно примет добровольцев, посаженных на суда CPR, французское правительство отказывалось разрешить им пересечение границы.

Со своей стороны Уильям Бичинг считал, что главная вина за медлительность в возвращении добровольцев лежит на полковнике Эндрю О’Келли помощнике комиссара в лондонском офисе канадской иммиграционной службы. Со времени своего прибытия в Рипол в ноябре О’Келли провел недели, систематически допрашивая каждого канадского добровольца.

Документы интернациональных бригад остались в южной части Испании, в Альбасете. Немногие из добровольцев имели паспорта или другие канадские идентификационные бумаги. О’Келли ясно показывал, что считает отсутствие бумаг частью какого-то темного зловещего заговора, а не военным несчастьем. Без сомнения он подозревал, что Советский Союз старался внедрить агентов-провокаторов, выдавая их за солдат Мак-Папс.

Что бы привести неосторожного иностранного шпиона к саморазоблачению, О’Келли разработал опросный лист. Любимым был вопрос об имени самого известного канадца. К огорчению О’Келли большинство добровольцев назвали Тима Бака.

Не выявив шпионов на допросах, О’Келли разделил их на категории, классифицируя их согласно предполагаемой национальной лояльности. Он разделил их на три группы: канадцев по рождению, канадских граждан, которые или родились в Британии или были натурализованными канадцами, последних он считал иностранцами. Любой, кто утверждал, что прибыл легально в Канаду за пять лет или меньше до отъезда в Испанию, попадал в категорию иностранцев. Большинство из этих людей были украинцы, финны, поляки или выходцы из восточной Европы. О’Келли предполагал, что среди них и скрываются шпионы. Поэтому он проводил часы допросов с добровольцами из этой категории.

Но и родившиеся в Канаде добровольцы, как Бичинг, не были избавлены от допросов. Однажды после полудня, когда О’Келли допрашивал Бичинга, допрос был прерван эскадрильей налетевших фашистских бомбардировщиков. О’Келли взволнованно подбежал к окну, говоря, что хочет посмотреть на налет. В этот же день на пути в свою квартиру, он был обстрелян в своей машине вражеским самолетом. С тех пор О’Келли

ездил только под покровом темноты. Бичинг добавил трусость к растущему списку обвинений О’Келли.

* * *

В южной Испании Ливерседж также терпел бесконечные расспросы. Три тысячи добровольцев, застрявших на юге были разделены на группы и распределены по сельской местности. Ливерседж находился с группой в Виллануэва де Кастеллон примерно в тридцати километрах от Валенсии. Комиссия Лиги Наций во главе с финским генералом Бруно Фредерик Яландером прибыла пересчитать добровольцев и подтвердить их национальность.

Финский генерал был талантливым лингвистом, который с удовольствием беседовал с группами добровольцев, разделенными по языковому принципу, на всех этих языках он говорил. Каждая беседа, на которой присутствовал Ливерседж, была бесконечно длинной. Когда все в комнате начинали зевать и в дремоте кивать головами, генерал вдруг подходил к одному из добровольцев и задавал краткий вопрос по-русски. Хотя все в комнате немедленно просыпались и отвечали ему веселым смехом, ни один русский шпион ему так и не попался.

Расследование тянулось и в новом году. Республика вступила в финальную фазу смертельных мук. Все знали, что Франко скоро захватит Барселону, а клин между северной и южной зонами республиканской Испании расширялся с пугающей скоростью. Более двухсот километров побережья были теперь в руках фашистов. Добровольцы на юге сильно опасались, что их репатриация будет одобрена слишком поздно и они не смогут покинуть Испанию. Раньше или позже их должны будут отправить на север, если какая-нибудь эвакуация будет проведена. С каждым днем шансы республиканского суда попасть в Барселону с юга уменьшались. Пока никто не брал ответственности за страстно желаемый исход.

Наконец 20 января 1939 почти три тысячи интернационалистов выстроились в очередь в доке валенсийского порта и с опаской смотрели на два небольших грязных прибрежных парохода под французским флагом. Порт представлял собой сцену ужасных разрушений. Ливерседж не видел ничего кроме щебня и разрушенных зданий. Доки были клубком скрученных балок и

и обугленных досок. Ржавые корпуса и голые мачты затопленных судов торчали из воды рядом с разрушенными доками.

Ливерседж подумал о тяжелых испытаниях после торпедирования Ciudad de Barcelona, и ему ужасно не захотелось снова путешествовать в опасных водах. Но это был единственный путь к безопасности.

* * *

Росс Рассел прихрамывая взошел на один из пароходов. Судно было создано для перевозки примерно двухсот человек, совсем не полутора тысяч набившихся на него сейчас. Рассел оказался зажат в беспорядочной мешанине рук и ног. Места было настолько мало, что невозможно было занять более-менее удобную позицию. Затем люк трюма закрылся, и люди погрузились в полную темноту.

Рейс продолжался пятнадцать часов. Недолеченная нога Рассела немилосердно болела всю дорогу. В трюме было очень жарко из-за плотного скопления людей и, казалось, было мало кислорода. Рассел чувствовал этот дискомфорт сильнее, так как осколок в легких иногда затруднял дыхание.

Наконец, когда судно было в видимости Барселоны, команда открыла люки и выпустила людей наверх. Рассел был поражен тошнотворным смрадом пота, фекалий и мочи исходившим от него и других когда они устало выбирались из трюма. Свежий воздух никогда не казался таким сладким.

Рядом с пароходами не торопясь, всплыла республиканская подводная лодка, и пассажиры приветствовали сигарообразный корабль нестройным ура. Рассел понял, что она были рядом все пятнадцать часов, сопровождая два грузовых судна к берегу.

Когда они сошли с судов, то собрались в одном из концов порта послушать горячую речь премьер-министра Хуана Негрина. Он клялся, что Испания будет сражаться, что капитуляция немыслима. Рассел решил поверить ему. Это было лучше, чем примириться с реальностью.

* * *

Наконец О’Келли начал разрешать канадцам отъезд. Бичинг был одним из трехсот в первой группе. 25 января 1939 Бичинг и Джо Шон, который прибыл в Испанию на борту несчастливого судна Ciudad de Barcelona, в последний раз спустили флаг батальона Маккензи-Папино, так как они забирали его домой в Канаду. Они выехали поездом во Францию до Перпиньяна. Это было мучительное путешествие. Поезда спешили к пункту пересечения границы в Порт Боу. Два поезда перед ними и один за ними были сброшены с рельс фашистскими бомбами.

Порт Боу был дымящейся руиной. Везде Бичинг видел детей в лохмотьях, все безнадежно просили хлеба и приюта. Бичинг не увидел ни одного взрослого на улицах Порт Боу, когда поезд проезжал по городу и въехал в тоннель, который проходил под Пиренеями к французской границе. Это была долгая поездка через темный тоннель, и в этой чернильной черноте Бичинг почувствовал, как потоки слез свободно текут по его щекам. Это было первый раз в его взрослой жизни, когда Бичинг подавленный ужасным чувством бесполезности и потерь, позволил себе заплакать.

После пересечения границы люди высадились из поезда. Они немедленно были окружены вооруженными французскими солдатами и переведены в закрытые железнодорожные вагоны. Окна были закрыты ставнями и надежно закрыты, двери заперты. Поезд отвез их в Гавр без остановок. Здесь канадцы вновь должны были ждать.

* * *

Это была воскресная ночь, когда телефон зазвонил в лондонской квартире репортера Торонто дейли стар Метью Хэлтона. На другой стороне был друг в Париже, который работал над проблемой возвращения канадских добровольцев домой. Он сказал Хэлтону, что примерно три сотни Мак-Папс прибыли из Испании и скоро будут в Гавре, но Французское правительство угрожает отправить их обратно в Перпиьнянский лагерь для испанских беженцев, если не будет немедленно десяти тысяч долларов. Деньги нужны для оплаты их проезда на судах Канадской тихоокеанской железнодорожной компании в Канаду. Деньги необходимы в три дня, не может ли Хэлтон помочь? Нет времени получить деньги из комитета в Канаде.

(LAC C67458)

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: