Тема 5. Дискурсный подход

Дискурсный подход – относительно новый в политической социологии, хотя имеет довольно глубокие корни в философской традиции, например, в трудах американского философа Чарльза Пирса (1839-1914).

Непосредственными зачинателями дискурсного анализа стали русские формалисты н.ХХ в., выросшие из фортунатовской школы, в первую очередь представители Общества по изучению поэтического языка (ОПОЯЗ) и Московского лингвистического кружка, расцвет деятельности которых пришелся на 20-е годы ХХ в. (Виктор Шкловский, Роман Якобсон, Юрий Тынянов). Они предлагали исследовать литературное произведение, исходя из его строения, без учета внешних факторов (социальных, культурных, экономических и т.п.). Форма – все, условия – ничто, главное в тексте – технические приемы. Особенно важным для дискурсного подхода стало учение о речевых актах, развитое оксфордским профессором Дж.Остиным (аналитическая философия) в книге с характерным названием «Как творить дела словами» (1964). В ней дано научное обоснование идеи, что вся деятельность людей имеет семиотическую природу. Но ни формалисты, ни аналитические философы не пользовались понятием дискурс. Честь введения выражения «анализ дискурса» отдается американскому лингвисту З.Харрису, опубликовавшему статью под таким названием в 1952 г. С середины 1950-х начинается интенсивное использование термина дискурс в философии, позже и в других общественных науках, в том числе политических. Этому способствовало углубление интереса к проблемам языка.

Рост этого интереса, в свою очередь, обусловлен двумя группами факторов: внешних и внутренних.

Внешние факторы связаны с расширением сферы и роли языка в общественной жизни благодаря развитию средств массовой коммуникации. Язык становится реальной общественной силой, могущественным инструментом влияния и манипуляции. Кроме того, динамика общественных процессов последней трети XX века ясно указывала на связь языка с общественными изменениями. Социально-политические трансформации сопровождаются изменениями в языке – появляются новые понятия, предпринимаются попытки реформы языка и т.д.

Внутренние факторы характеризуются изменением отношения к языку в самих гуманитарных науках. Ранее язык рассматривался преимущественно как продукт культуры, возникающий в ходе освоения реальности, как координатор деятельности, транслятор опыта между поколениями, то есть как объект культуры. Постепенно начинает доминировать другое представление, согласно которому язык выступает не только как продукт культуры, но и ее условие, то есть фактор, оказывающий обратное воздействие на культуру, формирующий и структурирующий окружающую среду. Язык расценивается как субъект культуры. Отечественные лингвисты А.А.Потебня, Д.Н.Овсянико-Куликовский рассматривали язык как орган, образующий мысль, исследовали вопросы влияния структуры языка на структуру мышления и т.п.

Основы теории политического дискурса были заложены представителями кембриджской и оксфордской школы в 50-е годы ХХ в., анализировавших лингвистический контекст общественной мысли. Первые результаты исследования политического дискурса были опубликованы в серийном издании Питера Ласслетта «Философия, политика и общество», начатом в 1956 г. В 70-е годы термин «дискурс» начинает широко использоваться в анализе политических процессов. В 1980-е годы возникает центр семиотических исследований, связанный с анализом дискурса (Т. ван Дейк), в котором начинает уделяться внимание техникам анализа политического дискурса. С этого времени можно говорить о становлении самостоятельного методологического подхода к анализу политических процессов.

В настоящее время на страницах научных изданий поднимается вопрос об институциализации новой научной дисциплины, специализирующейся на изучении политического дискурса. Одни авторы определяют ее как «дискурс-исследования политики» (П,Чилтон, К.Шафнер), другие как «политический дискурс-анализ» (В.И.Герасимов, М.В.Ильин). О.Ф.Русакова и Д.А.Максимов полагают название «политическая дискурсология» более адекватным, апеллируя к аналогии с политической социологией и политической философией, кроссдисциплинарный характер которых, по их мнению, является результатом синтеза двух способов теоретического осмысления реальности. Не во всем соглашаясь с авторами изложенной позиции, отметим, что образование научной дискуссии вокруг вопроса о дисциплинарном статусе этого научного направления – уже свидетельство не только большой его популярности в исследовательской среде, но и претензия на солидный методологический потенциал дискурсного подхода в изучении политических процессов. Чем это обусловлено?

Дискурсы рассматриваются как важные агенты политической коммуникационной сети, выступающие в роли систем кодификации и средств ретрансляции различных ментальных образований (ценностей, смыслов, образов, мнений, интерпретаций и т.п.). Одновременно они могут выступать и как мощный властный ресурс, посредством которого государственные и общественные институты осуществляют свою самопрезентацию и легитимацию, конструируют и продвигают те или иные образы реальности, позиционируют социальных субъектов в политическом пространстве. За право контролировать содержание дискурсов и каналы дискурсных коммуникаций ведется острая конкурентная борьба. С развитием информационных технологий и средств массовой коммуникации политический дискурс становится все более медиатизированным. Мультимедийный дискурс в информационную эпоху – уже не слуга политики, а ее полноценный агент и креатор.

Понятие «дискурс» многозначно. Оно происходит от лат. discursus, буквально означавшего «разбегание». В средневековой латыни оно означало объяснение, довод, аргумент, логически стройное рассуждение. В современной, прежде всего, лингвистической и логической литературе слово дискурс употребляется как синоним слова текст. Притом под текстом понимаются любые явления действительности, имеющие семиотическую, знаковую природу, например, фильмы, спектакли, митинги, дебаты, анекдоты, слухи и т.п. Что бы фрагмент действительности был признан дискурсом, нужно чтобы он состоял из логически связанных элементов-знаков, образующих сообщение кого-то кому-то.

Таким образом, политический дискурс можно определить как социальный диалог, происходящий посредством общественных институтов (прежде всего СМИ, но не только, например, институт слухов) между индивидами, группами и между самими социальными институтами. Другое определение политического дискурса трактует его как знаково-символический способ коммуникации, нацеленный на производство и воспроизводство знаний, образов, смыслов, значений, ценностей и интерпретаций, обеспечивающих репрезентацию, позиционирование и иерархизацию социальных субъектов в динамическом пространстве политики.

В целом представители теории дискурса выделяют два аспекта этого явления:

1. дискурс-рамка, или дискурс как «порождающая система» (Дж.Поккок, К.Скиннер). Он задает направление рассуждений, устанавливая какие-то постулаты, принимающиеся как данное. В этом смысле говорят о дискурсе либерализма, консерватизма и т.д.;

2. конкретный дискурс, обладающий каким-то сюжетом. Например, дискурс парламентских выборов.

В зарубежной науке ведущими направлениями в исследовании политического дискурса сегодня являются критический и постмодернистский дискурс-анализ. Несмотря на принципиальные различия у двух этих направлений имеются точки соприкосновения. Это обусловлено, видимо, тем, что оба они черпают из одних идейно-теоретических источников. Ими являются:

- учение о диалогичности и полифоничности любого дискурса, а также о языке как идеологическом материале и арене политической борьбы (М.Бахтин);

- учение о гегемонии и властном принуждении, содержащемся в речи (А.Грамши);

- интерпретация идеологии как средства позиционирования в качестве социальных субъектов, анализ коммуникативного обращения как идеологического средства формирования субъектности (Л.Альтюссер);

- отношение к дискурсу как к единству знания и власти, учение о дискурсной формации, толкование различных областей знания и социальных институтов как сфер контроля над дискурсами со стороны властных инстанций (М.Фуко);

- представление о дискурсе как о внесубъектной идеологической формации (матрицы смыслов), «месте встречи» языка и идеологии, рассмотрение дискурсов как закодированных в языке форм идеологической классовой борьбы (М.Пешо);

- семиотический подход к дискурсу, толкование дискурса как способа конструирования социальной реальности с помощью значений (означивания) (Р.Барт);

- понимание дискурса как габитуса, генерирующего социальные практики и регулирующего оценочные восприятия, взгляд на дискурс как символический капитал, функционирующий в политическом пространстве (П.Бурдье);

- концепция идеальной дискурсной коммуникации, направленной на достижение согласия и баланса притязаний (Ю.Хабермас).

Кроме того, представителей критического и постмодернистского течений в дискурс-анализе объединяет интерпретация дискурса как властного ресурса, выполняющего функции:

- конструирования и деконструирования социально-политического образа мира;

- регулирования, распределения и воспроизводства властных отношений;

- формирования социальных, политических и идеологических идентичностей;

- артикуляции социальных притязаний, интересов, ценностных ориентаций в конкурентной борьбе на политическом рынке.

Основными особенностями критического подхода в дискурс-анализу являются:

1. лингвистически-ориентированный подход;

2. трактовка дискурса как коммуникативной акции, производимой в форме текста и речи;

3. интерпретация разных видов дискурса как форм социальной практики;

4. идея о взаимной обусловленности дискурсивных и социальных практик;

5. понимание политического дискурса как вербальной репрезентации отношений идеологического доминирования;

6. акцент на критике и разоблачении дискриминационного и репрессивного содержания господствующих социально-политических дискурсов;

7. особое исследовательское внимание к дискурсам расизма, национализма, сексизма;

8. рассмотрение дискурса политических элит и медиадискурса как основных источников властной асимметрии.

Для изучения политического процесса представители этого направления используют методы семиотического анализа, риторики, лингвистики и литературоведения.

Анализ знаковых систем ведется на трех уровнях сложности:

- уровень семантики: словарь, образуемый набором знаков, как-то интерпретируемых;

- уровень синтактики: объединение знаков с помощью кода;

- уровень прагматики: связан с включением в сообщение намерений и ожиданий его субъекта. Именно этот уровень наиболее важен для анализа дискурса.

Одно из наиболее развитых направлений анализа - контекстный анализ политического дискурса и его составляющих. В результате выявляются особенности смысла элементов дискурса, формирующиеся под воздействием внешних факторов (социально-экономических, культурных и политических условий). При этом признается, что дискурс не является простым отражением процессов, происходящих в других областях социальной жизни, например, в экономике. Он объединяет смысловые элементы и практики всех сфер общественной жизни. Для объяснения процесса его конструирования используется концепция артикуляции. Соединяясь, разнородные элементы образуют новую конструкцию, новые смыслы или дискурс. Например, дискурс, сконструированный лейбористским правительством, пришедшим к власти в 1950 г., включал различные идеологические компоненты:

- государство всеобщего благосостояния,

- всеобщая занятость;

- кейнсианская модель управления;

- национализация определенных индустрии;

- поддержка предпринимательства;

- холодная война.
Эта стратегия была не просто выражением интересов определенных социальных слоев, ответом на изменения в экономике; она явилась результатом объединения различных политических, идеологических и экономических моделей, в результате чего и был сконструирован новый дискурс.

Обращение при анализе дискурса-произведения к достижениям риторики и литературоведения предполагает использование методов, связанных с анализом сюжета. Используются модели, которые представляют отдельные политические события и процессы (митинг, избирательный процесс и т.д.) как дискурс со своим сюжетом, что позволяет прогнозировать его развитие. Изучаются альтернативные сюжеты на основе одной исходной модели, сюжеты с открытыми концами.

Пример практического применения теории дискурса - анализ тетчеризма (С.Холл). Проект т етче ризма сос тоял из двух, во многом взаимоисключающих идей и теорий: элементы неолиберальной идеологии (использование концептов - монетаризм, личные интересы, конкуренция) и консервативной (нация, семья, долг, авторитет, власть, традиции). Он был основан на соединении политики свободного рынка и сильного государства. Термин «коллективизм» не укладывался в рамки этого проекта, вокруг него идеологами тетчеризма была выстроена цепь ассоциаций, приведшая к социальному неприятию его. Коллективизм в сознании людей стал ассоциироваться с социализмом, с застоем, неэффективным управлением, властью профсоюзов в ущерб государственным интересам. В итоге были внедрены представления, что социальные институты, выстроенные в соответствии с идеологией коллективизма, несут ответственность за кризисное состояние экономики и застой в обществе. Тетчеризм стал ассоциироваться с индивидуальными свободами и личным предпринимательством, моральным и политическим омоложением британского общества, восстановлением закона и порядка.

Другое направление анализа политического дискурса - постмодернистский подход. От критического направления его отличает ряд ключевых положений:

1. отсутствие интереса к лингвистическому исследованию дискурса;

2. широкое толкование понятия «дискурс», рассмотрение всех без исключения социальных практик как дискурсивных;

3. интерпретация дискурсов как открытых, подвижных и изменчивых образований, которые находятся в постоянном взаимодействии с другими дискурсами, ведя непрерывную конкурентную борьбу за «означивание», трактовка социальных антагонизмов как столкновений дискурсов;

4. отношение к политике как к артикуляции значений, способу формирования и структурирования социального;

5. тезис, что все образы действительности, замаскированные понятием «объективность», сформированы доминирующими дискурсами, одержавшими победу в конкурентной борьбе с альтернативными знаковыми формациями;

6. представление об идеологических понятиях как о совокупностях изменчивых знаков, имеющих различные артикуляции и обозначаемых понятием «миф».

Хотя постмодернистские идеи отличает исключительное разнообразие, в целом, постмодернисты исходят из следующих посылок. Они отрицают возможность существования единого и разделяемого всеми образа реальности, который можно изучить и объяснить. Окружающий мир создается верованиями и поведением людей. По мере распространения идей, люди начинают верить в них и действовать в соответствии с ними. Будучи закрепленными в определенных правилах, нормах, институтах и механизмах социального контроля, эти идеи тем самым создают реальность.

Большинство представителей этого направления считают, что смыслы надо искать не в окружающем внешнем мире, а только в языке, который служит механизмом создания и трансляции индивидуальных представлений. Поэтому исследование языка является главной задачей науки. Единственным способом понимания того, как происходит формирование и конструирование объектов реальности, считается интерпретация языка посредством текста. При этом язык часто рассматривается как исключительный субъект, формирующий представления людей об окружающем мире.

Постмодернисты оперируют понятием «нарративность»[1] – фундаментальный компонент социального взаимодействия, состоящий в том, что «кто-то рассказывает кому-то, что что-то произошло» (Б.Смит). Культуры аккумулируют и транслируют собственный опыт и системы смыслов посредством нарративов, запечатленных в мифах, легендах, сказках, шутках, романах, анекдотах, коммерческой рекламе и т.п. Способность быть носителем культуры неотделима от знания смыслов ключевых для данной культуры нарративов. Нарративы играют роль линзы, сквозь которую по видимости не связанные и независимые элементы существования воспринимаются как связанные части целого.

Культуры конституируются через нарративы; хотя для культур также весьма важны материальные объекты и религиозные символы, здания и памятники, города и произведения искусства, однако эти объекты, памятники и документы должны быть определены, а их цель, значение и смысл прояснены нарративно (описательно, текстуально). В культурах нет единственных или господствующих нарративов, они есть только в умах идеологов. Все существующие культуры характеризуются множественностью и разнообразием конкурирующих нарративов, борющихся между собой за лояльность и самоидентификацию людей. Культурные нарративы обусловливают нарративы индивидуальные, конституируя повседневную жизнь.

Обратимся к трудам известного постмодерниста Жана-Франсуа Лиотара. Он идентифицировал модернистское научное знание как мета-дискурс, который можно иллюстрировать работами таких мыслителей, как Карл Маркс или Толкотт Парсонс. Согласно Лиотару, в среде множества «языковых игр» попытка легитимации собственного статуса ведет к возникновению «мета-дискурсов». Они и принимают форму больших или великих нарративов. Модернизм характеризуется господством двух таких нарративов: нарратива Просвещения и нарратива Духа. Постмодернизм отрицает нарративность вообще. Лиотар призывал объявить войну тотальности и превозносил значение различий. Постмодернистское знание – это не просто инструмент власти, оно оттачивает наше внимание к различиям, способность терпеть несовместимое. С этой точки зрения, политическая теория вышла из периода Модерна и вошла в постмодернизм. Поэтому Лиотар предпочитает малые, локализованные нарративы любым мета-нарративам Модерна. Отсюда и основная цель постмодернизма – деконструкция проекта Просвещения.

Наиболее радикальным из всех современных постмодернистов является Жан Бодрийяр. В 80-е годы ХХ века в работе «Симуляции» он пришел к выводу, что в современном обществе доминирует не производство, а средства массовой информации, кибернетические модели и вычислительные системы, компьютеры, информационные процессоры, развлечения и индустрия знаний. Следствием появления этих систем стал настоящий знаковый взрыв. Можно констатировать, что мы перешли из общества, в котором доминирует производство, в общество, где господствуют коды (знаки) производства. Цель изменилась: раньше речь шла об эксплуатации и прибыли, теперь доминируют знаки и производящие их системы. Если раньше эти знаки отражали нечто реальное, то сейчас они соотносятся с чем-то большим, чем они сами. Знаки стали саморефлексирующимися. Нам уже трудно различить, где реальность, а где знак. Бодрийяр полагает, что для постмодернистского мира характерно наличие симуляций, что приводит к появлению симулякров (репродукций объектов и событий). В результате очень трудно отличить реальное от тех вещей, которые симулируют реальность. Бодрийяр говорит о «проникновении телевидения в жизнь и проникновении жизни в телевидение». В конце концов, симуляции реального начинают преобладать, подрывая различие между истиной и ложью, реальным и воображаемым.

Речь идет не о ложной репрезентации реальности, а о принятии того факта, что реальность изначально включает в собственную структуру симуляцию. Бодрийяр описывает современный мир как гиперреальность. По его мнению, средства массовой информации перестали быть зеркалом реальности, а сами превратились в реальность, или даже стали более реальными, чем сама реальность. Например, так называемые аналитические программы на телевидении, создающие картину мира из искажений и лжи. Она превосходит реальность – это гиперреальность. В результате реальность подчиняется гиперреальности, постепенно происходит ее полное исчезновение. Невозможно отличить реальность от спектакля. Даже реальные события приобретают черты гиперреальности.

Бодрийяр приходит к выводу, что современная культура переживает крупномасштабную и «катастрофическую» революцию. Это особая революция, в ней массы становятся все более пассивными, а не революционными, как об этом писал Маркс. Индифферентность, апатия и инерция – характеристики масс, формирующиеся под воздействием СМИ, симулякров и гиперреальности. Это вовсе не означает, что СМИ манипулируют массами. Массы сами постоянно требуют от СМИ все новых образов и спектаклей. Таким образом, постмодернизм Бодрийяра выражается в том, что он подчеркивает ускорение инерции, растворение смыслов в СМИ и растворение самих масс в «черной дыре» нигилизма и бессмысленности.

Самым последовательным критиком идей постмодернизма выступает Юрген Хабермас. Обвиняя сторонников этого направления в политическом консерватизме, он утверждает, что их теории являются не столько постмодернистскими, сколько антимодернистскими. С точки зрения Хабермаса, общество модерна еще не реализовало всех своих возможностей.

В одном из своих эссе под характерным названием «Модерн против Постмодерна» (1981) Ю. Хабермас концентрирует внимание на ошибках тех, кто отвергает проект Просвещения, а значит и Современность. Одной из наиболее значимых ошибок постмодернистов Хабермас считает отказ от науки, изучающей жизненный мир. Он настаивает на возможности рационального познания мира, равно как и на его рационализации.

Критика постмодернизма Хабермасом включает следующие основные положения:

1. постмодернисты так и не пояснили, создают ли они серьезную социально-политическую теорию или просто занимаются литературой? В первом случае непонятен их отказ от институционально установленного словаря, во втором – их аргументация теряет логическую убедительность. Все это делает невозможным серьезный критический анализ работ постмодернистов;

2. декларируемая постмодернистами приверженность нормативизму приходит в противоречие с отсутствием программ решения проблем, обнаруживаемых ими в обществе. Хабермас противопоставляет этому свои нормативные чувства (свободная и открытая коммуникация), что позволяет, по его мнению, сформулировать эффективную политическую программу;

3. Хабермас обвинил постмодернистов в тотальности (один из главных объектов постмодернистской критики), поскольку в их трудах не дифференцированы феномены и практики, имеющиеся в современном обществе. Например, постмодернисты говорят о мире, в котором господствует власть и надзор, но этого явно недостаточно для анализа реальных источников подавления в современном мире;

4. игнорирование постмодернистами практик повседневности, с одной стороны, изолирует их от важного источника развития нормативных стандартов, с другой, - лишает возможности оказывать влияние на дальнейшее развитие общества и политические практики.

Спору Хабермаса с постмодернистами дали новый импульс политические события конца 1980-х годов в странах Восточной Европы. С одной стороны, восточноевропейские революции 1989 года подтверждали некоторые положения теорий постмодерна. Прежде всего, это относится к идее упадка универсалистских идеологий переустройства общества. Кроме того, западное общество периода постмодерна обладало явной привлекательностью в глазах жителей стран Восточной Европы и во многом служило для них образцом. Как отмечали некоторые наблюдатели, большую роль в событиях 1989 года сыграли новые информационные технологии, что также служило аргументом в пользу постмодернистского характера этих революций.

Вместе с тем, по мнению Хабермаса, смысл социальных процессов, развернувшихся в странах бывшей социалистической системы, был прямо противоположен утверждениям постмодернистов. Как полагает Хабермас, восточноевропейские общества прежде всего попытались вернуться в эпоху Модерна. Моделью для них служили социальные институты Модерна: парламентская демократия и рыночная экономика.

В настоящее время постмодернизм как направление политической теории интенсивно развивается. При всей спорности многих его идей и подходов к анализу политического процесса игнорировать это направление не следует, так оно может проложить путь к созданию новой и, возможно, перспективной политической теории.

Литература

Алексеева Т. А. Современные политические теории. – М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2001. – 344 с.

Бьюкенен Д., Таллок Г. Расчет согласия. Логические исследования конституционной демократии // Д.Бьюкенен. Сочинения. Т.1. М., 1997.

Истон Д. Политическая наука в Соединенных Штатах: прошлое и настоящее //Современная сравнительная политология. Хрестоматия / Под ред. Г.В.Голосова, Л.А.Галкиной. М., 1997. С. 13-14.

Мангейм Дж. Б., Рич Р.К. Политология. Методы исследования. - М., 1997.

Масловский М. В. Социология политики: классические и современные теории: учеб.пособие. М.: Нов.учеб., 2004. – 174 с.

Мелешкина Е.Ю., Толпыгина О.А. Методологические подходы к анализу полигических процессов // Политический процесс: основные аспекты и способы анализа /Под ред. Е.Ю. Мелешкиной. М., 2001. С. 20-47.

Морозова Е.Г. Политический рынок и политический маркетинг: концепции, модели, технологии. - М., 1999.

Олсон М. Логика коллективного действия. М., 1995.

Политическая наука: новые направления / Под ред. Р. Гудина и Х.-Д. Клингеманна. - М., 1999.

Современная политическая теория. (Автор-составитель Д.Хэлд) / Пер. с англ. под общей редакцией В.И.Даниленко. – М.: NOTA BENE, 2001. – 480 С.

Цукерман А. Введение в политический анализ. - М., 1995.

Шабров О.Ф. Системный подход и компьютерное моделирование в политологическом исследовании // Общественные науки и современность. - 1996. - № 2.

РАЗДЕЛ III

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: