Конец второй книги. 13 страница

Приближалось Рождество, но светлый, знаменующий со­шествие на землю Божественного вестника любви и мира праздник, который должен был внести радость и свет, яв­лялся для Суровцевых пыткой,,а единственным исходом бы­ла смерть. Все источники существования были истощены: за квартиру не плачено два месяца, дрова кончились и наступал канун праздника, когда уже невозможно было найти какие-нибудь занятия. Домохозяин объявил, что если к первому января не заплатят хоть половину, то он их выгонит: значит, они очутятся на улице. С горькими слезами осматривала Мэри свое незатейливое имущество: не найдется ли чего продать или заложить.

Деревянный ящичек с различными памятными вещами, карточками, безделушками, пасхальными яйцами и т. д. она отодвинула не открывая, и вдруг, на дне корзины, под раз­ными тряпками нашла полдюжины полотенец тонкого полот­на, вышитых разноцветными шелками и отделанных кружевом. Мать вышивала их к ее дню рождения, когда ей исполнилось семнадцать лет, в приданое, и Мэри жалела сперва расстаться с ними, а потом среди всяких передряг забыла о них. Теперь она решила продать их, даже если ей дадут только третью часть стоимости, по два рубля за шту­ку, на двенадцать рублей они просуществуют праздники. Сейчас было уже поздно, но завтра, в сочельник, она пой­дет в Гостиный Двор и постарается сначала продать поло­тенца в магазин, а если это не удастся, то попробует предложить встречным прохожим, которых в такой день бу­дет множество. Мрачная, желчная и озлобленная, села она у окна и глубоко задумалась: предстоящее завтра путеше­ствие словно железным кольцом сжимало ее гордое и мя­тежное сердце, а к нему приливали воспоминания и причиняли ей почти физическую боль.

В былое время Рождество являлось самым радостным праздником. Ей виделась большая зала, уставленная золоче­ной мебелью, обитой белым атласом с розовыми цветами, и она украшала елку. Потом вспоминала поездки в карете в Гостиный Двор за покупками: но при этом она бывала так озабочена, что равнодушно проходила мимо бедняков, сто­явших у колонн и предлагавших прохожим свой убогий то­вар. У нее никогда не находилось лишних денег для покупки его у этих обиженных судьбой людей, днями стоявших на морозе в надежде заработать гроши на хлеб. А что, если завтра себялюбивые люди будут также равнодушно прохо­дить мимо, не взглянув на ее полотенца? Придет ли кому- нибудь из них в голову, что во тьме грядущего таится неведомая Немезида, которая, может быть, также заведет их под эти своды, чтобы подвергнуть той же пытке, которая ожидает ее?.. Тяжело вздохнув, Мэри закрыла лицо рука­ми. В продолжение этих двух мучительных лет она о мно­гом передумала, но только не о Боге: горячий порыв к Отцу небесному и святым, покровителям всех страждущих, ни разу не согрел ее изболевшее, измученное сердце. Нао­борот, она укорила Небо в несправедливости и жестокости: в ней кипели ненависть, возмущение и невыразимая горечь. В таком душевном состоянии и отправилась она на следую­щий день в Гостиный Двор, где роковой случай должен был столкнуть ее с Ван-дер-Хольмом.

Ответ на письмо Мэри не заставил себя ждать. Ван-дер- Хольм извещал, что послезавтра ждет ее от часа до четы­рех. В назначенный день Мэри надела свое траурное платье, выкупленное утром, новые перчатки и отправилась с бра­том, чтобы ей не ехать одной: Петя должен был сопровож­дать сестру и ждать у входа.

Путь был дальний и место уединенное. Указанный дом стоял в конце переулка, обрамленного садами дач и дере­вянными заборами вдоль пустырей. Это было большое ка­менное здание, со всех сторон окруженное обширным садом. Извозчик остановился у массивной бронзовой решет­ки, откуда широкая аллея, тщательно выметенная и усыпан­ная песком, вела к крыльцу. На видневшихся через осыпанные снегом ветви окнах были опущены красные шел­ковые шторы, а некоторые были снабжены железной ре­шеткой. На всем доме лежал отпечаток унылой грусти.

— Странная фантазия у богатого человека: спрятаться в такую трущобу,— прошептала Мэри, с беспокойством огля­дываясь. — Ходи взад-вперед, чтобы не простудиться, Петя, а я постараюсь вернуться как можно скорее.

Калитка у ворот была отворена. Мэри быстро прошла довольно длинную аллею и позвонила у входной двери. Над электрической кнопкой была медная табличка с надписью: «Оскар Ван-дер-Хольм, доктор теософии».

Минуту спустя массивная дверь отворилась, и лакей в темной изящной ливрее впустил ее в вестибюль. Это был уже пожилой человек с тощим, скуластым лицом, седой бородой и темными проницательными глазами: Мэри даже вздрогнула под их острым, испытующим взглядом. Пока слуга снимал с нее пальто Мэри с жутким чувством осмат­ривала окружавшую обстановку.

Прихожая была довольно большая, и стены были покры­ты старыми, темными обоями. Вокруг на колоннах видне­лись темные бронзовые бюсты сатиров, горбатых уродов и головы животных. Чувствовался удивительно едкий и прони­зывающий запах. В глубине комнаты лестница с бронзовой решеткой и устланная черным ковром вела в верхний этаж, но слуга ввел гостью в боковую дверь первого этажа и про­шел с нею небольшую, с красной обстановкой залу и библи­отеку, судя по высоким резным шкафам и стенным полкам с книгами. Наконец, он отворил тяжелую дубовую дверь, приподнял массивную портьеру с бахромой и Мэри, пора­женная, остановилась на пороге. Ей показалось, что она пе­ренеслась в кабинет доктора Фауста, каким его изображают на сцене. Деревянная обшивка покрывала сте­ны, мебель была готической, портьеры, подушки на мебели и скатерти на столах фиолетового плюша. В углу, на широ­ком черном цоколе красовалась в натуральную величину статуя Сатаны, сидевшего на скале. Его глаза из зеленого стекла были удивительно жизненны, а лицо дышало истинно демоническим, глумливо-жестоким выражением. Через вы­сокое готическое окно с цветными стеклами просвечивал луч земного солнца, блестя на разных частях странных предме­тов, нагроможденных на обширном письменном столе, пе­ред которым в кресле с высокой спинкой сидел хозяин.

Он встал, чтобы приветствовать свою гостью, и протянул ей руку, но Мэри вздрогнула от его холодного пожатия, с любопытством всматриваясь в, него. Теперь он казался ей выше ростом и моложе, нежели в шубе. Это был человек не старше сорока лет, худой и хорошо сложенный, с краси­вым и правильным лицом, восковую бледность которого еще ярче оттеняли черные волосы. Выражение больших, опушенных густыми ресницами глаз было загадочным, зато на бесцветных губах играла приветливая улыбка.

— Милости прошу,— сказал он, указывая Мэри место. Когда же она пробормотала несколько благодарственных слов за его щедрый дар, он перебил ее:— Пожалуйста, не говорите о таких пустяках. Если я могу такой мелочью до­ставить вам какие-нибудь удовольствия, то бесконечно сча­стлив. Приступим к делу,— прибавил он дружески. — Вы ищите занятий, я предлагаю вам место чтицы, так как мои глаза скоро утомляются. Но я должен предупредить вас, что я оккультист и читаю исключительно сочинения по ма­гии. Я чрезвычайно интересуюсь этими таинственными нау­ками, трактующими о потустороннем мире и неведомых си­лах природы. Подобно Гамлету, я полагаю, что меж небом и землей существует многое, о чем даже и не подозрева­ют присяжные «ученые». Но мне, однако, было бы неприят­но присутствие при моих занятиях заведомо неверующего, какова в большинстве наша современная молодежь: они смеялись бы надо мною под сурдинку и считали сумасшед­шим. Признаюсь даже, что по этим соображениям я искал именно женщину и желал иметь чтицу. Вы видите, что я со­вершенно откровенен. Итак, если высказанное мною пред­ложение вас не коробит, мы можем быть добрыми друзьями.

— Отнюдь нет, и мне вовсе не будет неприятно читать книги по оккультизму: наоборот, я всегда интересовалась такими увлекательными вопросами. Могу еще прибавить, что года два тому назад я была свидетельницей чрезвычайно странных, даже можно сказать невероятных оккультных происшествий, и до сих пор еще не смогла найти им объяс­нение. Может быть вы как специалист в этих таинственных делах иногда разъясните мне то, что я буду читать по ваше­му указанию, а еще более я буду вам благодарна, если вы растолкуете мне те странные и страшные явления, которые я видела.

— Превосходно. Я даже думаю, что какой-то добрый ге­ний направил меня навстречу вам, — в восхищении восклик­нул Ван-дер-Хольм... — Конечно, я объясню вам все, что вы пожелаете, и радуюсь, что у меня будет с кем поговорить. Что же касается виденных вами явлений, вы подробно рас­скажете мне о них, и мы тщательно все обсудим. Призна­юсь, для моих занятий самыми драгоценными являются факты, переданные достоверными свидетелями: такие фак­ты легче осветить и объяснить, нежели печатные рассказы. Ввиду всего этого надеюсь, Мария Михайловна, что вы не откажетесь также быть моим секретарем. Я люблю дикто­вать выводы моих работ, но, поверьте, я не злоупотреблю вашими силами.

— И вы также будьте уверены, что я сделаю все воз­можное, чтобы угодить вам.

— Значит, дело решено и вы становитесь моей секретар­шей и чтицей. Но раз вы берете на себя двойную обязан­ность, то совершенно справедливо удвоить и вознаграждение. Я даю вам сто рублей в месяц, в праздничные же дни вы свободны, конечно.

Мэри чувствовала себя на седьмом небе и благодарила со слезами на глазах. Тут же они порешили, что занятия на- мнутся со следующего понедельника, т. е. дня через три, и будут продолжаться с трех часов дня до девяти вечера. Уз­нав адрес Мэри, Ван-дер-Хольм заметил:

—Вы живете очень далеко, а мой дом в глухом месте, и было бы рискованно молодой девушке ходить вечером од­ной. Но вот что я предложу: мой экипаж почти всегда сво­боден, так как я очень редко выезжаю, и потому я буду присылать его за вами и отвозить домой. Таким образом, ваша матушка будет спокойна.

Когда, прощаясь, Мэри пожала холодную руку своего нового патрона, та же ледяная дрожь пронизала ее.

«Он, должно быть, очень болен и кто знает, долго ли я буду иметь такой хороший заработок?» — грустно подумала она.

ГЛАВА 2.

В назначенный день экипаж Ван-дер-Хольма остановился у домика Суровцевых, и Мэри села в него, сопровождаемая изумленными взглядами домашних и скромных обитателей дома.

Мэри была счастлива и спокойна, зная, что семья сыта, печь натоплена и домохозяин не придет оскорблять ее мать и грозить выгнать их на улицу.

Однако, когда она осталась одна на целый день с новым хозяином, сердце ее сжала тоска. Но Ван-дер-Хольм был так спокойно сдержан и вместе с тем так предупредитель­но вежлив и любезен, что она успокоилась, думая только, чтобы хорошо исполнить свою работу.

Продиктовав несколько писем и затем нечто вроде статьи о сомнамбулизме в состоянии глубокого гипноза, по заметкам из разных тетрадей, Оскар Оттонович сообщил ей о своем намерении издать общедоступный труд по ок­культным наукам и неведомым силам природы.

— С этой целью,— добавил он,— я хочу прежде всего по­добрать по главам готовый уже, но разбросанный в виде множества заметок, материал. Мы будем также делать вы­держки из разных книг, которые я намерен прочесть, а для этого, Мария Михайловна, потрудитесь пройти со мной в библиотеку.

К удивлению Мэри, они направились не в библиотеку около кабинета, а в смежную комнату с противоположной стороны.

Короткий зимний день угасал, уже стемнело и Ван-дер-

Хольм зажег электричество. С трусливым любопытством оглядела Мэри странное помещение.

Комната была просторная, а стены уставлены полками с книгами, новыми и старинными. В одном углу помещалась маленькая печь, с ретортами и кубами, наполовину задерну­тая черной занавесью, а посередине стоял большой круглый стол, заваленный книгами и журналами. Несомненно, что только невропат, подобный странному хозяину дома, мог приятно проводить время среди таких страшных украшений, какие увидела Мэри. У двери в соседнюю комнату стояли два скелета, и блестящая белизна костяков особенно ярко выделялась на черном фоне бархатных портьер. Один из скелетов держал в костлявых руках поднос с графином и стаканом, а второй — фонарь. В пустых глазницах горели красные электрические лампочки, и зловещим пурпуром ос­вещали утопающую в тени часть комнаты.

Хозяин дома, казалось, не замечал панического ужаса, ясно отражавшегося на бледном лице молодой девушки. Он спокойно уселся и стал перелистывать книгу, а Мэри не по­смела сделать замечание и молча села. К счастью она была спиной к скелетам, но в ту же минуту снова вздрогнула. Из- под стола появился огромный черный кот и, вскочив на руч­ку кресла хозяина, уставился на нее своими фосфорически блестевшими глазами.

— Боже мой, какой страшный, злобный взгляд у этого животного, и выражение почти человеческое,— заметила Мэри, невольно отворачиваясь.

На лице Оскара Оттоновича скользнула загадочная ус­мешка.

— Вы находите?— спросил он, поглаживая кота.

После этого кот вспрыгнул на спинку и там примостился, а Мэри принялась за книгу.

Интерес, возбужденный чтением и усиленный объяснени­ями Ван-дер-Хольма, так поглотил ее внимание, что она за­была все, возбуждавшее только страх.

В семь часов они перешли в нарядную столовую и сели за стол, накрытый для двоих, уставленный дорогим хруста­лем и серебром. Все было превосходно приготовлено, од­нако, Мэри ела мало.

Неизвестно почему, ее вдруг охватила смутная тоска, лишавшая аппетита.

После обеда возобновилось чтение, а в девять часов ла­кей доложил, что экипаж подан. На прощание Ван-дер-Хольм передал ей конверт.

— Ваше жалованье. Я плачу всегда вперед, — вежливо пояснил он.

Так однообразно тянулись месяцы, и Мэри понемногу привыкла к странной атмосфере дома: скелеты и даже кот уже не пугали ее, к оккультным же занятиям она пристра­стилась и все с большим жаром увлекалась удивительным, открывавшимся перед ней неведомым ранее миром. Мало- помалу она становилась храбрее, а благосклонность Ван-дер-Хольма, его радушие и видимое удовольствие, с которым он развеивал ее сомнения, придавали ей смелость задавать ему вопросы.

Как-то после обеда Ван-дер-Хельм дружески заметил:

— При нашем первом свидании, Мария Михайловна, вы сказали мне, что были свидетельницей интересных оккульт­ных явлений и желали бы иметь им объяснение. Откровенно говоря, мне не хочется сегодня заниматься: Не желаете ли вы рассказать мне, что вы видели, а потом мы это обсу­дим.

— Очень благодарна вам,— ответила довольная Мэри, и описала происшествие в Вальденбурге: появление чучела тигра, который, полз к ней, рыча и лязгая зубами. А затем рассказала про таинственную смерть Карла и, наконец, по­явление рыцаря — вестника смерти и несчастья для семьи Козен.

Ван-дер-Хольм слушал весьма заинтересованно, задавая вопросы и, расспрашивал о мельчайших подробностях.

— И вы говорите, что тигр погиб таинственно, убитый словом или взглядом йога?— спросил он.

— Так, по крайней мере, говорил барон, упомянув вме­сте с тем, что подобное животное приносит счастье тому, кто им владеет.

Ван-дер-Хольм кисло улыбнулся.

— Так полагают, но я думаю, что бывают исключения, — сказал он. — Зельденбургский тигр принадлежит, очевидно, к вампирам низшего разряда.

И он добавил краткое разъяснение о свойствах вампи­ров, о материализации и т. д., а Мэри с трепетом слушала его. Все, что он рассказывал про общение живых с миром невидимым и о материализации, в связи с тем, что она про­чла уже из той же области, будило в ней страстное жела­ние испробовать на деле услышанное. Воспоминание о Заторском все еще тлело в глубине ее сердца, хотя свалив­шиеся на семью беды, изнурительный труд и разные заботы притупили отчасти это чувство, но все же оно продолжало жить. И вот теперь проснулось стремление: увидеть люби­мого человека или еще раз услышать его голос, хотя бы из могилы — это все же убедило бы ее, что она не забыта; или повидать горячо любимого отца. Это страстное жела­ние так ясно читалось в ее выразительных глазах, что Ван- дер-Хольм спросил, улыбаясь:

— У вас удивительно красноречивый взгляд и в нем я прочел уже просьбу. Говорите же откровенно. Чем могу я быть вам полезен? Будьте уверены, что если это в пределах моих сил, я с удовольствием исполню ваше желание.

— Вы угадали, Оскар Оттонович, — ответила покраснев­шая Мэри. Я хотела бы обратиться к вам с просьбой и боюсь быть нескромной, но ваша доброта поощряет меня. Скажите же мне вы — несомненно очень знающий в магии: можно ли вызвать умерших и материализовать их, как вы говорили и о чем говорится в переписываемых мною трак­татах?

— Конечно. И я могу вызывать в случае необходимости.

— Ах! Если вы можете, Оскар Оттонович, то вызовите, пожалуйста, моего несчастного отца, а кроме того еще то­го, кто был мне дорог и считался моим женихом, но погиб, расплачиваясь за совершенную ошибку.

— В настоящее время я еще слаб, — ответил Ван-дер- Хольм, с минуту подумав, — но я постараюсь исполнить ва­ше желание и завтра попытаюсь вызвать.

— А кто же будет медиумом? Или у вас уже есть такой?

— Много путей ведут в Рим, мой юный друг, а вызывания при посредстве медиумов являются весьма несовершенным средством, к которому прибегают лишь невежды в магии. Для знающего формулы гораздо лучше сделают все необ­ходимое, не прибегая к жизненной силе живого: тем более, что последнее средство дает лишь несовершенную матери­ализацию. Только предупредите завтра вашу матушку, что вернетесь позже обыкновенного.

На следующий день они работали как всегда, но Мэри чувствовала тяжесть во всем теле, а после обеда у нее дважды было головокружение.

— Вам нездоровится, Мария Михайловна, и ожидание волнует вас, но так как мне не хотелось бы лишать вас обе­щанного вызывания, то советую слегка отдохнуть; — друже­ски сказал Ван-дер-Хольм. — Идите в гостиную подле столовой, лягте на диван и полежите спокойно: это успокаи­вает нервы и облегчает голову. В свое время я за вами при­шлю.

Мэри поблагодарила и ушла в названную комнату, но пролежав минут десять на мягком, удобном диване она глу­боко заснула, и разбудил ее пришедший за нею человек. Сконфуженная Мэри вытерла лицо одеколоном и пошла следом за лакеем, который провел ее прямо в лаборато­рию.

Ван-дер-Хольм ожидал ее там, но теперь на нем был средневековый костюм: черное шелковое трико и такого же цвета камзол, на стальной шейной цепочке висел крас­ный треугольник острием вниз, а на груди камзола были вы­шиты красная звезда и адамова голова.

Когда лакей ушел, он отворил искусно скрытую в обоях дверь, попросил Мэри следовать с ним и ввел ее в неболь­шую круглую залу, которую лампа в потолке заливала фио­летовым бледным светом. Зала была почти пустая и лишь по обеим сторонам двери стояли шкафы черного дерева, а на противоположной стороне несколько ступенек вели в ши­рокую и глубокую нишу, осененную балдахином. В глубине ниши виднелся покрытый белой скатертью стол, на который Ван-дер-Хольм выложил разные, вынутые им из захваченной с собой корзины, вещи. К удивлению Мэри тут были кусок сырой говядины, миска, налитая до половины густой черно­ватой жидкостью, и кусок коричневого теста, которое она было, приняла за пряник. Посередине залы, против самой ниши был устроен обитый красной материей престол, на ко­тором лежала какая-то книга в черном кожаном истертом переплете с металлическими углами, и стояли два семи- рожковых шандала, один с красными, а другой с черными свечами. По обе стороны престола были расставлены четы­ре бронзовые жаровни, наполненные углями, на которые Ван-дер-Хольм положил сухие травы, вынутые из шкафа, полил их из взятой оттуда же склянки, осыпал белым по­рошком и зажег. Взвились густые клубы острого и удушли­вого дыма.

Ван-дер-Хольм поднялся в нишу, в ее глубине толкнул словно дверь и будто исчез в толще стены. Теперь Мэри с удивлением заметила, что за нишей зияло туманное, неоп­ределенное пространство, озаренное зеленоватым светом, где клубились облака. Но Ван-дер-Хольм скоро вернулся, встал перед столом и начал громко читать кабалистические формулы, рисуя в воздухе разные знаки, которые вспыхива­ли на мгновение, а затем с треском гасли. Наконец, он трижды вызвал: «Михаил!»

Облачное пространство потемнело и точно закипело, за­тем на зеленовато-облачным фоне появился черный, испещ­ренный красными зигзагами шар, а по зале пронесся порыв холодного ветра. Шар быстро вращался, постепенно разда­ваясь, принял, наконец, человеческий облик и Мэри узнала отца, нагнувшегося над столом и пожиравшего приготовлен­ную там провизию. Полунагое тело его представляло полуразложившийся труп, а потемневшее лицо с вытара­щенными глазами было перекошено, как у повешенного. Кошмарное воспоминание об ужасной смерти отца нередко мучило Мэри. Но в мужественной, стойкой душе это оцепе­нение мгновенно прошло.

— Папа, папа!.. Какой у тебя жалкий вид. Должно быть, ты очень страдаешь? Что бы мне сделать для тебя...

Она хотела сказать: «Я буду молиться за тебя Богу», но в этот миг судорога сжала ей горло, губы не могли ше­вельнуться, а голову пронизала жгучая боль.

— От него самого зависит сносная жизнь, если он при­мет на себя служение властителям тьмы, — произнес Ван- дер-Хольм.- Дух Михаила, хочешь ли ты сбросить с себя свое разлагающееся тело, не томиться голодом, словом, не испытывать больше мучений, присущих существам зем­ным? Твоя астральная жизнь после самоубийства представ­ляет истинную пытку. Земля и мир тебя забыли, а Небо считает недостойным поднять до себя. Значит, одни только владыки тьмы тебя поднимут, примут и облегчат твои стра­дания, но чтобы приобрести их покровительство, ты должен будешь отречься от света и работать во мраке, который принадлежит им.

Дух корчился и глухо стонал: по-видимому, в нем проис­ходила тяжелая, отчаянная борьба. Вдруг он решительно вы­прямился и мрачно сказал:

— Я устал страдать... Я согласился служить тьме.

Тогда Ван-дер-Хольм вынул из-под книги диск, начертил посередине чем-то красным повернутый вниз треугольник и приказал:

— Иди и становись на этот диск.

Тяжело сойдя со ступеней, страждущий дух встал на треугольник.

— Теперь повторяй за мной: «Клянусь в верности семи князьям адовым (следовали имена). Клянусь, что с этой ми­нуты буду ненавидеть все, чему поклонялся, и поклоняться всему, что прежде осуждал».

В этот миг из круга пахнуло пламя и окутало тело, кото­рое корчилось и трещало, словно горело, клубы черного, зловонного дыма наполнили комнату. Но в короткое время все прояснилось и улетучилось, а с диска сошел человек, которого уже ничто не отличало от живых. Это был Суров­цев, одетый, по обыкновению, в черный изящный костюм, но его лицо было мертвенно-белым, а в глазах светилось мрачное и жестокое выражение. Он остановился в двух ша­гах от дочери, скрестил на груди руки и как-то странно по­смотрел на нее.

— Спасибо, Мэри, что подумала обо мне. Только зачем тебе было вызывать меня при посредстве этого могучего колдуна? Но, что сделано, того не вернешь, и лучше быть демоном, чем мучиться, как я перед тем.

Немая от страха, Мэри не верила глазам во время про­исходившей сцены. Теперь она с тоской глядела на отца, стоявшего перед ней, как живой. Но она, однако, не кину­лась ему на шею как ей страшно перед тем хотелось: отец внушал ей теперь непреодолимый ужас. Но долго размыш­лять не пришлось, потому что Ван-дер-Хольм властно крик­нул:

— Исчезни и ступай в сатанинский город. Там ты най­дешь, где отдохнуть, и работу.

Темное облако окутало призрак, а когда туман рассеял­ся, Суровцева уже не было. Сердце Мэри усиленно билось, дышалось ей с трудом, и она, шатаясь, прислонилась к сте­не, а Ван-дер-Хольм снова принялся за обряд вызывания и в эту минуту громко кричал:

— Вадим! Вадим!.. Вадим!..

Но на этот раз ничего не случилось и стояло полное мол­чание. Видимо удивленный, вызыватель снова начал ритуал. Тогда появилось волосатое существо с лицом, похожим на обезьянье. Ван-дер-Хольм приказал ему немедленно приве­сти вызываемого духа. Демоническое существо скрылось, а колдун снова принялся за свое дело. После того, как он в девятый уже раз громко прокричал имя «Вадим», широкая полоса голубоватого света прорезала воздух и перед Мэри всплыло фосфоресцирующее облако, среди которого обоз­начился бюст Заторского: он прижимал к груди сиявший крест и смотрел на нее полными любви глазами, не подер­нутыми тоской.

— Мэри, Мэри!.. Беги из этого злополучного места. Ведь ты же теперь во власти демонов,— послышался знакомый ей дорогой голос.

В тот же миг она увидела, что Ван-дер-Хольм полетел с раздирающим душу криком, а голова Заторского исчезла. Затем она увидела, хотя неясно, как из ниши хлынули какие-то странные существа — полулюди, полузвери — и послыша­лась бурная разноголосица, но Мэри уже теряла сознание и, наконец, рухнула на пол...

Наутро она проснулась в своей постели. Она чувствовала себя усталой и мало-помалу стали просыпаться воспомина­ния о пережитом накануне, но о том, как попала домой, она не имела представления. Заметила, что мать ничего не го­ворит. Мэри спросила служанку, в котором часу она верну­лась, а та — добродушная и глуповатая девка — не задумываясь пояснила:

—Должно, около половины двенадцатого. Вы сказали ба­рыне, что устал?(и хотите кончить спешную работу, а опос­ля того легли.

«Как это странно, — раздумывала Мэри. — Я совершенно забыла, как вернулась домой, и едва помню только, что присутствовала на вызывании папы и Вадима. Что я видела голову Вадима Викторовича, — это несомненно, а что он сказал потом, не могу припомнить. Надо будет попросить разъяснения у Оскара Оттоновича».

В течение двух дней карета не приезжала за ней. Но как только она опять увидела Ван-дер-Хольма, то обратилась с просьбой сказать ей, что происходило во время вызывания и, в особенности, что говорил ее покойный жених, так как она, к своему прискорбию, почему-то помнит все очень слабо.

— Мой юный друг, — смеясь ответил он. — Вы просили вызвать вашего отца и жениха, что я вам и обещал, но в тот день вам нездоровилось и вы даже прилегли в гостиной на диван, припомните. Затем вы уснули и я, конечно, запретил нарушать ваш сон, а когда вы уже поздно проснулись, то немедленно уехали домой. Тем не менее, воображение бы­ло возбуждено, и вы во сне видели вызывание и появление дорогих вам людей. Поэтому, несмотря на всю мою готов­ность, я не могу объяснить вам то, что вы видели во сне. Настоящее вызывание мы попытаемся провести в другой раз, когда я буду здоровее, да и вы тоже. Надеюсь, что два дня отдыха вас вполне укрепили.

Мэри была смущена его ответом, так как отчетливо по­мнила, что ей нездоровилось, и она пошла в гостиную, где уснула. Однако с этой минуты намерение испробовать вы­зывание возбуждало в ней непреодолимое отвращение, а воспоминание о виденном будто бы сне тоже бледнело, и вскоре осталось лишь неясное впечатление о том, что она видела голову Заторского и слышала его голос.

Между тем жизнь шла обычным чередом, а Мэри чита­ла, переводила или писала под диктовку Оскара Оттоновича продолжение его будущего сочинения. Как-то раз она была одна в кабинете, разыскивала на письменном столе какую- то заметку, и взгляд ее упал на стоявшую в углу статую са­таны. Ее всегда поражала необыкновенная жизненность лица этого каменного Люцифера, но никогда еще, как в эту ми­нуту, она не чувствовала, что это живые глаза, смотревшие на нее с язвительной насмешкой. Чтобы вернуться в библио­теку, Мэри следовало пройти мимо статуи, и она на минуту остановилась, чтобы рассмотреть ее. К своему величайше­му удивлению она заметила, что статуя сделана не из брон­зы и не из мрамора, как всегда предполагала, а из какого-то неизвестного вещества, покрытого тонкой, барха­тистой, но густой шерстью. Сверкавшие зеленые глаза смотрели на нее с угрюмо-лукавым выражением. Не дове­ряя себе, Мэри тронула рукой ногу статуи и ясно ощутила под пальцами мягкую шерсть животного, несомненно, су­щества, в жилах которого была кровь. В то же время по руке и пальцам пробежал град жгучих уколов. Она глухо вскрикнула, откинулась назад и упала бы, не поддержи ее сильная рука. Это был Ван-дер-Хольм, загадочно смотрев­ший на нее.

— Эта статуя — электрический аппарат, и вы, вероятно, дотронулись до какой-нибудь пружины. Кроме этого, ваши нервы несколько возбуждены в этой оккультной атмосфе­ре,— сказал он глухим голосом.

Мэри встрепенулась и покраснела,

— Извините меня за глупый испуг, но скажите, пожалуй­ста, Оскар Оттонович: сами вы верите ли всему, что мы чи­таем в этих страшных книгах? Правда ли, что существует демонический мир? Имели ли вы хоть раз доказательство его существования? Видите ли вы что-либо «сверхъестест­венное»?

— Да, мир сатанинский существует со всеми его стран­ными формулами и вызываниями. Каждая из этих формул ничто иное, как электрическая кнопка, которая звонит в по­тусторонний Мир, а когда ее нажимает знающая рука, то она приводит в движение соответствующие невидимые си­лы.

Разговаривая, они вернулись в библиотеку.

— Мария Михайловна,— внезапно обратился он, присло­нясь к столу, — хотели бы вы сделать шаг вперед, научиться управлять таинственными силами? Она заманчива, эта наука, предоставляющая в распоряжение человека страшные силы, могущие доставить ему богатство, власть, возможность мстить и силу повелевать, вместо того, чтобы повиноваться самому. Итак, хотите ли вы быть могущественной, навсегда покончить с борьбой и лишениями, иметь в своем распоря­жении гениев, которые будут исполнять каждое ваше прика­зание и удовлетворять всякое желание? Словом, желаете ли вы вступить в тот странный, страшный, но чарующий мир, который охраняет дракон у порога?

Мэри слушала, терзаемая сомнением, желанием и стра­хом.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: