Последняя ночь. Часть 3 2 страница

Простите, я собираюсь делать все, что мне вздумается, и если вы к этому не готовы, то нам точно не по пути, потому что меняться ради вас я не собираюсь.
Прошу примите меня таким, какой я есть, со всеми недостатками и достоинствами, и, если я почувствую себя комфортно, если меня насильно не будут пытаться изменить, я обязательно пойду на уступки и постараюсь подстроиться, потому что я не хочу причинять неудобства.

Простите, я не собираюсь бороться за вас, как будто мне больше всех надо.
Мне надо, и я готов, если будет хоть малюсенький шанс на то, что в этом есть смысл, и я не трачу время и силы зря, просто чтобы вы потешили свое самолюбие.

Простите, я не собираюсь останавливать вас, если вы хотите уйти, потому что, если бы не хотели — остались.
Я сделаю это только чтобы уточнить, вы правда хотите уйти навсегда или вам просто нужно немного времени.

Простите, я ужасный человек, но это реальный мир и мне в нем как-то нужно выживать.
Возможно, я кажусь вам ужасным, но я, как и все люди, делаю это только для того, чтобы защитить себя и свои чувства, потому что я никому не могу довериться, мне очень страшно это сделать и оказаться обманутым.

Ким Чондэ не был ужасным, он просто был человеком. Гораздо человечнее, чем ему бы хотелось в это верить. И только когда он вслушивался в свою душу, он понимал это. Возможно, недельные запои и разгульная жизнь со всеми вытекающими стоили того, потому что, лишь опустившись на самое дно, он мог слышать. Только так он начинал проникаться своей натурой.

Затянувшееся молчание прерывалось шуршанием пакета с кексами, Лухан самозабвенно поглощал их один за другим, наслаждаясь моментом. Наверно, сейчас он чувствовал себя счастливым. Потому что кексы были вкусными, а он не ел в одиночестве. И общество Чондэ его очень расслабляло. С ним было действительно легко, и навалившиеся на Лухана проблемы, тяготившие его душу, начинали казаться несущественными. Жизнь разливалась яркими красками, несмотря на серый городской пейзаж вокруг.

Лухан будто вернулся в детство. Он даже не знал, как это описать. Просто рядом с Чондэ он чувствовал себя ребенком, совершенно позабыв о том, что является старше. И чтобы избавиться от этого диссонанса, он упорно прикладывался к бутылке, запивая сладость, таким образом напоминая себе, что ему все еще 25 лет, и жизнь продолжает лавиной обрушиваться на него, как бы сильно он не пытался от нее убежать.

— Так как у тебя дела? Кроме того, что ты увольняешься, — невзначай бросил Чондэ, затягиваясь. Молчание влияло на него пагубно, он просто начинал уходить в себя и ничего хорошего это не сулило. Ему нужно было сделать привал. Передохнуть от себя же самого, потому что, если честно, он и себя уже хорошенько достал. И даже прекрасно осознавая, что с этим нужно что-то делать, ничего поделать не мог.

— Что, Минсок уже рассказал? — прошипел сквозь зубы Лухан.

— Нет, Исин, — Чондэ гордо вздернул подбородок, ощущая собственное превосходство, потому что об увольнении Лухана узнал раньше брата. Пусть и маленькое, но превосходство.

— Вот трепло. Не понимаю, зачем вообще из этого делать такое событие. Это ведь всего лишь увольнение. Неужели это всегда так?

— Всегда ли? — задумчиво протянул Чондэ, вспоминая устроенную им сцену прощания. — Нет, вообще-то. Просто ты особенный.

Он осторожно ткнул пальцами Лухану, пытающемуся откусить кусок от кекса, в лоб, чем сильно его озадачил.

— Почему это я особенный?

— Кто знает, — загадочно проговорил Чондэ, улыбаясь, хотя прекрасно было понятно, что он знает. — А из-за чего тебе вдруг приспичило уволиться?

Чондэ указал пальцем на пакет, что был рядом с Луханом, в безмолвном жесте подать его сюда немедленно, что молодой человек тут же и сделал, протаскивая полиэтиленовый пакет по крыше к самым ногам Кима. Чондэ задумчиво пошарил в нем и, выудив оттуда пачку чипсов, неторопливо принялся ее распаковывать. Если честно, он был рад, что благодаря Лухану взял какую-никакую еду, потому что есть ему хотелось страшно. Живот издавал утробные звуки раненого кита.

— Не знаю даже, — Лухан закашлялся, подавившись кексом, и ухватился за бутылку, запивая алкоголем застрявший в горле ком, — потому что все сложилось вовсе не так, как я ожидал.

— А как ты ожидал? — Чондэ поймал себя на том, что говорит эту фразу с интонацией Минсока.

— Я ожидал, что к 25 годам я буду чуть более успешным и состоявшимся в жизни человеком. К сожалению, этого у меня не вышло.

— А что собственно не так? У тебя есть работа, крыша над головой, девушки только нет, а так бы был полный набор.

— У меня есть работа, на которой я получаю копейки, крыша над головой, которой скоро не будет, и да, нет девушки, потому что ни одной не нужен такой бесполезный парень как я, который даже себя не в состоянии прокормить.

— А что, деньги основополагающий фактор при выборе партнера? — Чондэ задумчиво начал пожевывать чипсину. — Я думал, что характер, личность человека куда важнее, а у тебя с этим все в порядке.

— Может быть, но финансовые трудности очень это оттеняют, — Лухан отряхнул пальцы от сладких крошек. — В смысле, даже на свидание сводить не могу девушку. Это просто смешно.

— Знаешь, я тебе так скажу, — Ким сделал серьезное выражение лица и в последний раз затянулся сигаретой, прежде чем затушить ее и бросить за ограждение крыши, что каким-то неведомым образом придало его словам значимости, — если для всех девушек так принципиально сколько денег в твоем кошельке, то проходи сразу мимо, потому что нечего на них время тратить. Нужны деньги — пусть сами заработают.

— И что же прикажешь делать? Умирать в одиночестве?

— Почему в одиночестве? Найдешь ты себе кого-нибудь, не переживай.

— Легче сказать, чем сделать…

— Может быть, это прозвучит банально и пошло, но иногда это просто случается. Само, понимаешь? Случайно, неожиданно для тебя. Ты просто встретишь того самого человека и все сразу встанет на свои места, потому что ты поймешь, что именно его ты так долго ждал.

— Это ты по своему опыту знаешь? — Лухан скривил губы в насмешке. Он не верил этим словам. Они походили на какую-то сказочно-сериальную муть. Так не бывает в жизни. Нельзя просто жить, мотаясь от дома до работы и обратно, а потом как-то взять и встретить свою судьбу. Чтобы ее найти, нужно искать. Очень хорошо искать, перебирая варианты, потому что, возможно, она тоже где-нибудь сейчас сидит и ждет, что все случится само. А оно само не случается.

— Да, представь себе, — Чондэ чуть откинулся назад, с лицом знатока жизни, мудреца, который собирается вещать что-то мудрое, — что, готов уже к душераздирающей истории?

— Весь в предвкушении…

— В общем, я, вроде как, люблю Исина, — Чондэ неожиданно для себя стушевался и смущенно опустил взгляд.

— А? — от неожиданного заявления, чипсина, которую секундой назад Лухан отправил в рот, из него выпала. — То есть как это любишь?

— Что значит как люблю? Очень нэжно, блин.

— Я о том, в каком смысле ты его любишь? Как своего бро или…

— Или…

— Погоди, так ты что… из этих?

— Из кого из этих?

— Из… геев.

— Типа того…

— Вот это да, — протянул Лухан, глядя на Чондэ как на какого-то чудо-зверя, — я первый раз вблизи гея вижу.

— А что, обычно издалека на них смотрел? — раздраженно огрызнулся Ким. — Не пускали они тебя в свой уютный хоровод?

— Нет, ну обычно по телевизору или в интернете, но чтоб в жизни… первый раз. Знаешь, они были для меня всегда как… фанаты Наруто. Так в принципе я знаю, что они существуют, но среди моих друзей ни одного нет.

— Как и твоих друзей, — не удержался Чондэ, — ладно, прости, просто… Не понимаю, почему ты так бурно реагируешь.

— Погоди, но если ты гей, то чего ты тогда к девушкам клинья подбиваешь?

— Я разве говорил, что я гей? Типа того это не значит абсолютно точно и никак иначе. Я просто люблю Исина, а он меня… ну, так было до недавнего времени. А теперь я даже и не знаю…

— Стой-стой-стой! — замахал руками Лухан, пытаясь остановить поток сбивчивой речи Чондэ. — Ты еще не начал, а я уже запутался. Давай все по порядку, с самого начала. Ну, если ты хочешь, чтобы я хоть что-то понял, если же нет…

— Ааааааа, — задумчиво выдохнул Ким, — тебе какую историю, подлиннее или покороче?

— Давай подлиннее. Время у нас есть, да и судя по всему, тут что-то сложное намечается…

— Хорошо, тогда готовься, устраивайся поудобнее. Буду вещать.

Лухан подтянул к себе пакеты, наугад выбрасывая оттуда на крышу несколько пачек со снеками, поочередно открыл и устроил между ним и Чондэ, чтобы не отвлекаться шуршанием во время рассказа. Сам же Чондэ в это время вытащил из пачки следующую сигарету, задумчиво повертел ее в руках, не решаясь прикурить, устало выдохнул и откинулся на ограждение, запрокидывая голову.

— Началось все давным-давно, лет так двадцать назад, плюс-минус пару лет, — тихо начал он, разглядывая гонимые сильным ветром туманно-фиолетовые тучи по усыпанному звездами небу. — Мы познакомились, когда Исин был еще совсем ребенком. Я знаю его практически с пеленок. Он был таким очаровательным, отзывчивым, понимающим. Не по годам мудрым. Порой он говорил такие глубокие, взрослые для своего возраста вещи, что хоть стой, хоть падай. Меня это всегда немного пугало. Я очень привязался к нему…

Чондэ перевел взгляд на сигарету, которую крутил в пальцах. Сложно было изливать кому-то душу. Непривычно. Столько лет Чондэ держал это в себе и вдруг — на тебе — бурлящий поток сбивчивых мыслей вырывается наружу. Легче становится. И Лухан, увлеченно жующий чипсы, становится самым близким человеком, потому что никто другой, ни Исин, ни Минсок, этой исповеди никогда не слышали и не услышат.

Лухан не сводил с Чондэ пристального взгляда и внимательно ловил каждое слово, пытаясь погрузиться в историю. Понять. Он не вклинивался, не формировал никакого мнения. Просто слушал и вникал.

— Да что там, — вздохнул Чондэ, позволяя себе быть максимально откровенным, потому что только так он, возможно, сможет понять себя лучше, — я полюбил его. Чисто и искренне полюбил. Иначе нельзя было. Исин просто был тогда таким…

Он болезненно нахмурил брови, закусывая нижнюю губу, и попытался отыскать подходящее слово, чтобы описать каким же Исин был. Но не было такого слова ни в одном языке мира. Ведь это было что-то больше, что-то непостижимее, чем мысль человека и его знания об этом мире, облаченные в слова.

— Невероятным, — тихо проговорил Чондэ, — невозможным. Я не знаю, как описать. Он просто был Чжан Исином и… я любил его.

Лухан уже было открыл рот, чтобы спросить, почему это он «любил». Откуда это коварное прошедшее время? Только заткнул рот кексом, оставляя свои уточнения при себе, и начал слушать дальше, потому что, кажется, Чондэ и сам не понимал, что с его чувствами. Может, к концу истории разберется, а если нет, то тогда уже Лухан будет задавать вопросы.

— Так прошло несколько лет, и… нам пришлось разойтись, — Чондэ говорил об этом очень печально, будто до сих пор жалел, что тогда они разминулись, — так было нужно. В общем-то, за меня все решили, у меня не было другого выбора, кроме как подчиниться. Или мне тогда так казалось…

Ким поднес сигарету к губам, раздумывая стоит ли, хочет ли, и сошелся на том, что да, не лишним бы было закурить. Он зажал сигарету губами, да так и продолжил сидеть, невидящим взглядом глядя в покрытие крыши. Раздумывал. Совсем забыл, что некоторые вещи ему нужно произносить вслух, он ведь тут историю рассказывает, а не в себе копается.

Лухан терпеливо ждал. Ждал, когда Чондэ вернется в реальность, прикурит сигарету и продолжит рассказ. Не торопил. Видел, что история болью отзывается в сознании Чондэ. Понимал, что трудно бередить старые раны и откровенничать с другим человеком о сокровенном.

Чондэ прикурил и опустил руку с сигаретой. Пальцы отчего-то мерзли. От волнения ли, или же действительно было прохладно.

— Мы разошлись на многие годы, — спустя время продолжил Чондэ, — я никогда не забывал Исина, интересовался его жизнью, а вот он обо мне благополучно забыл. Мы снова встретились пару месяцев назад. Встретились, как совершенно незнакомые люди. Он меня не узнал, я молчал как партизан о том, что мы были знакомы. И тут-то все и началось…

Ким помолчал, поджимая губы. Он подыскивал слова, чтобы рассказать о том, что же началось. Было сложно донести весь триумф его фантазии и великолепие, которое открыли Исину путешествия. Он бы мог взахлеб рассказывать о полетах, морских боях, небесных островах. Вот только Лухан бы не понял. Покрутил бы пальцем у виска, и перестал бы всерьез воспринимать все, что Чондэ в дальнейшем скажет.

Чондэ понял, что откровенно и без увиливаний рассказать их историю с Исином просто невозможно. Не Лухану. Обычная простота человеческих отношений, типичность проблем, никак не вязались с мистическим подтекстом присыпанным волшебством. Если бы Исин и Чондэ были обычными людьми, если бы встретились при других обстоятельствах, эта история не была бы такой запутанной. Однако флер нереальности лишь усложнял ее.

— Я… я не знаю даже, что толком произошло тогда. Я был рад снова его видеть. Я скучал. Действительно скучал по нему, но в тот момент, когда мы встретились лицом к лицу спустя столько времени, я вдруг явственно осознал, что Чжан Исин, который сейчас передо мной, вовсе не тот мальчик, которого я когда-то оставил. И это почему-то было очень больно. В смысле… понять, что от того человека, которого ты знал, не осталось почти ничего. Для меня он был незнакомцем.

Парень торопливо затянулся. Едкий дым наждачной бумагой проехался по горлу, оставляя ноющий рваный след. Чондэ порывисто схватил бутылку и сделал несколько больших глотков, смягчая раздраженное горло и наполняя себя силами говорить дальше. Он старался не допускать лишних мыслей, не уходить в самокопания, говорить только по существу. Чтобы понять ситуацию, увидеть ее целиком, ему нужно было отбросить все лишнее. Свои чувства, свои сбивчивые мысли. Излагать факты. Тогда и только тогда он бы смог посмотреть на все со стороны, увидеть прозрачность происходящего и придумать, что же делать дальше. Возможно, у него бы даже вышло признать то, от чего он так отчаянно отмахивался.

— А потом я предложил ему прогуляться. Сначала недалеко, потом все дальше и дальше. Мне так много хотелось ему показать, жаль только, что времени на это совсем не было. Мы просто проводили время вместе. Пытались узнать друг друга с самого начала. Я провоцировал непредвиденные ситуации, выводил его из зоны комфорта и просто наблюдал за ним.

Чондэ немного поерзал, устраиваясь поудобнее, и устремил невидящий взгляд перед собой. Он мысленно будто возвращался в те моменты. Те недавние, но казалось что очень далекие моменты. Для Чондэ это было, кажется, целую жизнь назад.

— Мне всего лишь было интересно, как сильно он изменился. И я смотрел на него, на настоящего… потому что тогда у него не было времени притворяться или красоваться, он думал о другом. И знаешь что?

— Что? — тихо пробормотал Лухан, заинтересованно застывая, так и не укусив очередной кекс.

— Я был разочарован.

Лухан не шевельнулся. Эта фраза отдалась колющей болью в области сердца. Неприятно было такое слышать. Особенно в данном контексте. Когда человек говорит о своей любви, использовать фразу «я был разочарован» неуместно, если эта любовь не осталась в прошлом.

— Я не знаю… я просто…

Чондэ тяжело вздохнул и потер переносицу. Он хотел быть верен своей любви, поэтому пытался стоически отвергать все сомнения, и тем не менее…

— Как бы мне не хотелось это признавать, тогда я понял, что Чжан Исин больше не тот восторженный и светлый мальчик. И это меня сильно испугало. Перевернуло весь мой мир. Но хуже было то…

Он замолчал. Лухан нетерпеливо сжал и разжал пальцы свободной руки. Как же он ненавидел эти паузы. Даже прекрасно понимая, что есть вещи, которые сложно произнести вслух, он все равно еле сдерживал выкрик «да скажи уже!», рвущийся с его губ.

— Он вдруг начал твердить мне о любви. Понимаешь? В смысле… он не помнил меня от слова совсем, а через пару дней начал вдруг говорить о своей любви ко мне. Это было так раздражающе. Я ни на секунду не верил его словам. Потому что он не знал меня, не знал кем я был и каким могу быть. Ничего обо мне не знал. Нафантазировал себе что-то там и начал повторять, как попугай. «Люблю» да «люблю». Как много искренности в этом было? Мне иногда так хотелось закричать на него. Просто стукнуть кулаком и крикнуть: Чжан мать твою Исин, ты хоть понимаешь, что ты несешь?

Лухан понимающе опустил глаза. Он и сам не доверял любви «с первого взгляда». Мало просто влюбиться в глаза или улыбку, в обрывки фраз, чтобы сказать, что любишь человека полностью. В нем ведь есть больше, чем можешь видеть. Есть плюсы и есть минусы, и иногда, одно не окупает другое. Бывает же так, что человек просто не твой. Не подходит тебе. Не из-за чего-то глобального, а из-за мелочей. Из-за разницы во взглядах, опыте, привычках. И как можно быть уверенным, что эта вот «любовь с первого взгляда» все простит и стерпит, если копнуть глубже? Готова ли она будет мириться с недостатками, со всеми многочисленными «но» и исключениями из правил? Просто невозможно всерьез говорить о вечной любви, когда не знаешь человека, потому что внутри него может оказаться то, что развернет твои представления и убеждения на 180 градусов. И никакая любовь этого не стерпит.
- То была вина обстоятельств. Мы оба просто оказались в такой ситуации, когда волей-неволей просыпаются эти сентиментальные чувства, иллюзорное ощущение близости. Все потому, что ситуации иногда были экстремальные, они и стали виной этой глупой привязанности. Он верно решил, что я какой-то герой или мистер идеальность. Весь такой загадочный и очаровательный… не знаю, в общем, что он там во мне увидел, но могу с уверенностью заявить, что эта картина сильно отличалась от реальности.

Чондэ задумчиво посмотрел на тлеющий уголек сигареты и немного подул, чтобы сдуть лишний пепел.

— В один прекрасный момент, я подумал, почему бы не ткнуть его мордой в эту его «любовь». Я хотел лишь знать ее правдивость, увидеть ее границы. Можешь назвать меня жестоким, но я просто хотел узнать, реальна ли она. И я продолжал его испытывать. Раз за разом. Я был слишком уверен, что он ошибается. И в попытке доказать ему это, я, пожалуй, зашел слишком далеко, и вместо того, чтобы объяснить ему, что он не прав, просто убедил его в этом. Знаешь…

Ким снова уселся поудобнее и перевел доверительный, полный мудрости взгляд на Лухана.

— Я понял, что у всего есть границы, даже если кажется, что их нет. И у любви, и у терпения есть. Так вот я их перешел. То, что я сделал, было за гранью дозволенного, и, богом клянусь, ни одна любовь не стерпела бы этого. Не смогла бы простить и забыть. Я перешел границы, и даже рад, что получил за это в нос, иначе я бы продолжал заходить все дальше. Кто знает, чем бы это закончилось. Зачем я вообще все это делал? Кому и что я пытался доказать? Зачем мне так важно было дать понять Исину, что он ошибается в своих чувствах ко мне? Я не знаю…

Чондэ демонстративно развел руками, а потом затянулся. С чувством, вбирая в себя дым как ускользающие мысли, как запас слов.

— Может меня просто задело, что Исин был не таким, каким я хотел его видеть, потому его любовь для меня казалась обременительной. Впрочем, я был не единственный, кто разочаровался, столкнувшись с правдой.

Лухан чуть вскинул бровь. Он надеялся, что ему расшифруют это через факты, описания событий, потому что ему было интересно. Его увлекла эта история. Почему, он не мог понять. В ней не было конкретики, событий, но он упивался ей как бульварными романами. Пытался насытить себя тем, что не мог получить от собственной жизни. Додумывал то, что не было сказано. Разумеется, быть участником таких событий обременительно, но вот слушать о них — дело другое. Лухан почему-то хотел так же. Чтобы больше чувств. Не важно каких: отрицательных или положительных. Ему просто нужно было больше. Он чувствовал, что умирает внутри, потому при отсутствии глобальной драмы, он начинал искать ее в мелочах, высасывал из пальца. И все ради того, чтобы ощутить себя живым. Быть уверенным, что еще способен чувствовать, ведь иногда ему начинало казаться, что это вовсе не так.

— Я рассказал ему о себе, все что мог… все, что помнил. Где-то немного приукрасил, но только чуть-чуть, сути это не изменило. Просто решил ему показать, кого он «любит». Без всей этой иллюзии его воображения. Четко и по существу.

Чондэ замолчал, ведя внутренний диалог с самим собой. Его рассказ зашел в тупик, точнее, сам Чондэ завел его в тупик, так что теперь плохо понимал, как продолжать повествование дальше. Ему нужно было раскрыть суть, обходя тонкости его мира, да вот только невозможно было это сделать. Как бы он не крутил в голове фразы, это все равно звучало дико.

Лухан внимательно глядел на парня, ожидая продолжения. Манера Чондэ растягивать и мусолить мысль немного злила, потому что казалось, что он уходит в другую сторону, упуская суть.

— И что он? — не сдержавшись, подал голос Лухан.

— Что он? — не понял Чондэ.

— Как Исин отреагировал на это?

— Хм, — Ким задумчиво коснулся пальцами губ, — сложно сказать. Мы тогда были заняты совсем другим. События закрутились, так что думать и анализировать просто не было времени. Хотя, полагаю, он был растерян. Любой бы на его месте растерялся. И, кажется, я видел в его глазах сомнение.

Чондэ небрежно запахнул куртку, спасаясь от порыва холодного ветра.

— Мы оба такие, — выдохнул он, — два придурка, которые сомневаются в своих чувствах, но хотят быть верными своим словам. Если сказал, что люблю, значит люблю. Буду гнуть свою линию и убеждать себя в этом до последнего, потому что страшно признать, что эта самая «любовь», которая казалась вечной и всепоглощающей, рассыпалась от первого же удара. Страшно признать, что и не было ее вовсе…

— Так что же в итоге? Не буду спрашивать насчет Исина, но… ты-то его любишь или нет?

Чондэ выдохнул. Продолжительно и тяжело. Это не сулило ничего хорошего, так что Лухан подсознательно приготовился услышать отрицательный ответ, хотя меньше всего хотел его слышать. Ему казалось, что если Чондэ признает, что не было между ними никакой любви, Лухан будет очень сильно разочарован. Как в этом светлом чувстве, так и в самом Ким Чондэ. Хотелось хэппи энда. У Лухана в голове был какой-то пунктик, взращенный диснеевскими мультиками и голливудскими романтическими фильмами. Если любовь, значит все обязательно должно закончится хорошо. Все будут вместе и счастливы несмотря ни на что. Вот только жизнь не диснеевские мультики и не голливудские романтические фильмы. В ней не все так однозначно.

— Все так сложно, что я уже и сам не знаю, — печально произнес Чондэ, — я боюсь, что не люблю, а просто хочу, чтобы так было. Что я упрямо убеждаю себя в этом, потому что однажды позволил себе сказать, что люблю его, и должен нести ответственность за свои слова.

Чондэ нахмурился, будто бы увидел что-то непонятное перед собой. Он долго вглядывался в пустоту невидящим взглядом, и стало ясно, что он заглядывает в себя.

— На самом деле, я могу с уверенностью сказать, что абсолютно точно люблю Чжан Исина, но, пожалуй, вовсе не так, как это бы хотелось ему. Он важный человек в моей жизни, и отказаться от него полностью сейчас мне кажется невозможным. Я не мог сделать этого двадцать лет, с чего бы у меня это получилось сейчас? Просто потому, что он изменился? Не оправдал моих ожиданий? Я сам виноват, что чего-то от него ждал. Пусть он и изменился, повзрослел и возмужал, но это все тот же Чжан Исин, которого я когда-то знал. Я видел это своими глазами. Я не могу ошибаться, но…

— Но? — с нажимом протянул Лухан.

— Понимаешь, какая загвоздка. Он вечно заставляет меня сомневаться в моих чувствах, потому что моя любовь далека от его любви. У него же все просто. Его любовь имеет только два пути: либо мы ходим за ручку, целуемся, трахаемся и выглядим счастливой влюбленной парочкой, либо расходимся. А я не могу! Ни так, ни так! У меня совершенно другая любовь. Платоническая, родственная, я не знаю даже как назвать. Исин как был для меня ребенком, так им и останется. Я не могу ничего с этим поделать. Он мне как младший брат, а трахаться с младшими братьями аморально! И пусть из моих уст это звучит странно, в смысле…

Чондэ нервно усмехнулся, поправляя волосы. У него начинала ехать крыша. Он снова наткнулся на этот камень преткновения, о который разбивались все его корабли надежд.

— Слышал бы это Минсок, он бы только саркастично цокнул языком, потому что считает, что для меня нет ничего аморального. Я может быть и тварь, но тварь порядочная. У меня есть принципы, у меня есть правила, которые я просто не могу нарушить, как бы сильно не хотел. Я пытался, я правда пытался, но ничего из этого не выходило, — начал тараторить Чондэ. — Для меня он все еще ребенок, и я боюсь, что навсегда им останется. Я просто не могу смотреть на него в другом ключе, и когда пытаюсь это сделать, я чувствую себя извращенцем, ублюдком, редкостной гнидой без каких-либо принципов. И это, мать его, единственное, что сейчас встает у нас на пути, потому что я просто не в состоянии ответить на его чувства так, как он этого хочет!

Чондэ болезненно закусил губу. Все это время он размышлял над тем, как много между ними с Исином еще осталось недосказанности, и пытался разложить по полочкам свои чувства, чтобы быть в них уверенным. Он не сомневался в своей любви. Ее наличие было постоянным многие годы, но ее суть постепенно менялась. Чжан Исин вырос у Чондэ на глазах, и вместе с ним выросла и изменилась любовь к нему. От этих изменений в голове Чондэ творилась неразбериха. Ему было сложно принять тот факт, что тот ребенок, которого он полюбил всем сердцем, стал соблазнительным молодым человеком, на которого Ким, несмотря на все его попытки этого не делать, нет-нет, а слюни пускал. И от этого Чондэ чувствовал себя отвратительно. Прямо ощущал себя мерзким извращенцем и пытался найти себе оправдание. Ему казалось, будто он предает Исина и ту давнюю невинную любовь к нему. Это терзало и оставляло горькое послевкусие. За это он себя потом корил и морально уничтожал.

Он знал, очень хорошо и отчетливо понимал, что любить Исина как своего партнера ему будет сложно, и он не имел ни малейшего понятия, сможет ли когда-нибудь преодолеть этот диссонанс в своей голове. Как ни крути, он все равно чувствовал себя мерзким извращенцем.

Лухан лишь молчал. Не знал, что сказать. Ситуация, по его скромному мнению, казалась безвыходной. Это тупик. Нужно пытаться вместе методом проб и ошибок отыскать такую формулу для своей любви, которая бы подошла им двоим. Это требовало слишком много времени и сил, не каждый бы стал заморачиваться. Однако если они действительно хотят, если им это нужно, они смогут, хотя бы попытаются. Только кто-то все равно должен сделать первый шаг и немного уступить.

— И что в итоге? — Лухан повертел в руках бумажную обертку от кекса и стал ее аккуратно складывать. — Чем все закончилось? Вы поссорились? Разошлись?

— Мы…

Чондэ поджал губы. Ему потребовалось снова приложиться к бутылке, потому что он был просто не в состоянии закончить свою историю. Прямо как в жизни. Это было слишком сложно, чтобы обойтись без алкоголя. Это было по-настоящему невыносимо, чтобы справиться с этим самому. В одиночку. Ситуация казалась безвыходной. Она с самого начала была таковой. И чем дальше он продвигался, тем больше начинал в этом убеждаться. Преодолев одну преграду, он обнаруживал за ней другую, еще больше и прочнее.

— Мы поссорились и разошлись…

— И что ты ему сказал? Что не любишь его? — Лухан произнес это без интереса, будто спрашивал для проформы. Он, кажется, уже и сам знал, чем все это закончилось. Они поссорились и разошлись, какая разница, говорил ли он о своих чувствах или нет. Это не изменит факт.

— Для начала я умер, — на выдохе произнес Чондэ, делая последнюю затяжку, прежде чем затушить сигарету и выбросить ее. — В нашу предпоследнюю встречу. Думаю, в этом была причина нашего недопонимания, а вовсе не в чувствах…

— Ты… что? — ошарашенно вскрикнул Лухан, поднимая взгляд на Кима. Он ослышался. Чего-то недопонял. Чондэ произносит что-то как «умер». Это наверняка языковой барьер.

— Я инсценировал собственную смерть, если быть точнее, — стыдливо опуская голову, произнес парень, нервно пробегая пальцами по куртке. Так непривычно было не чувствовать в такой напряженный момент под подушечками пальцев плотную ткань пальто.

— Ты, прости, что? — только и смог выдавить Лухан, не в силах осознать сказанного.

Чондэ повернул к нему голову, снял очки и пронзительно посмотрел в глаза.

— Смерть свою, говорю, инсценировал, — легко и вкрадчиво пояснил он.

Лухану потребовалось время, чтобы переварить эту мысль. Это было просто уму непостижимо.

— Ты в своем уме? — почти шепотом произнес он. — Инсценировал собственную смерть?

— Согласен, звучит немного странно…

— Немного странно? — не совладав со своим голосом, выкрикнул Лухан. — Это не звучит немного странно. Это звучит абсурдно! Это и есть абсурд! Как тебе такое в голову пришло вообще? Даже если отбросить то, что это невообразимо и глупо даже на стадии идеи, не только на стадии воплощения, как ты вообще… Я имею в виду, если абстрагироваться от этой ситуации, от того, что ты инсценировал свою смерть, и допустить, что это не странно, то… Чем ты думал? Ты хоть понимаешь, какой это плевок в лицо Исина, когда после всего он увидел тебя живым и здоровым? Это же насколько ты не хотел быть с ним, что даже собственную смерть инсценировал? Вот так он должен был думать! Так что не удивляйся, что у вас ничего не срослось. Поступи бы ты так со мной, я бы лично закопал тебя заживо за такие выкрутасы!

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: