НЕВОЗВРАЩЕНЦЫ И ТРОЦКИСТЫ.

Во второй половине 1930-х спектр группировок зарубежной “антисоветчины” дополнился еще одной категорией – невозвращенцы. Переметнувшиеся к иностранцам представители торговых, дипломатических миссий, разведчики – Бажанов, Беседовский, Бармин, Раскольников, Кривицкий (Гинзбург), Рейсс (Порецкий), Орлов (Фельбинг), Крюков-Ангарский, Гельфанд и др. Одни объявяли, что разуверились в коммунизме, другие спасались жизнь от репрессий. Бежали и просто проворовавшиеся. Или такие, кто во время загранкомандировок соблазнился западным “изобилием”, “свободами”.

К идейным контреволюционерам они никак не относились. Многие из них в свое время активно поучаствовали в “красном терроре” и прочих репрессивных кампаниях, другие были замешаны во внешнеторговых махинациях. В отличие от “старых” эмигрантов, они никакими высокими принципами не задавались, никакими моральными устоями не обладали. И становились обычными предателями. Так, Агабеков заложил всю советскую разведывательную сеть в Иране и на Ближнем Востоке. Кривицкий выдал англичанам более ста агентов в Европе и Америке. Многих сдал Орлов, засветил готовившуюся операцию по ликвидации Троцкого. Видимо, немало интересного поведал иностранцам и сын Парвуса, дипломат Гельфанд, удравший в США. Бажанов во время финской войны пытался помогать Маннергейму, агитировал русских пленных воевать против “коммунизма” на стороне Финляндии [7].

И характерно, что именно эта категория “антисоветчиков” оказалась востребованной западными разведками и правительствами. Их опекали, обеспечивали защиту, предоставляли хорошо оплачиваемые должности “консультантов” по русским делам. Такие кадры оказывались для Запада более полезными и перспективными, чем белогвардейцы с их идеалами возрождения России. Но и советские спецслужбы, конечно же, не случайно выслеживали и уничтожали невозвращенцев особенно настойчиво. Для этого организовывали сложные операции, привлекали агентуру из русских эмигрантов. И отправлялись один за другим в мир иной те же Агабеков, Кривицкий, Рейсс…

Однако еще более важной целью оставался Троцкий. Он был опаснее многознающих изменников. В Советском Союзе большинство “оборотней” было уничтожено. Но Сталин хорошо знал, как легко революционные “авторитеты” могут возвращаться из эмиграции – в такие моменты, когда России приходится особенно тяжело.

В Норвегии, как и во Франции, Лев Давидович, задержался ненадолго. Правительство этой страны разрешило ему въезд при условии не заниматься политической деятельностью. Хотя, конечно, лукавило. Кто же не знал, что Троцкий ею заниматься все равно будет? И чем же еще мог заниматься Троцкий? Негласно подразумевалось, что он будет проворачивать свои дела втихую, не привлекая внимания и не мешая норвежцам выгодно торговать с СССР. Зачем портить отношения? Но он не выдержал правил игры, начал “разоблачительные” публикации о сталинских репрессиях.

Мину под Троцкого помогла подвести его давняя соратница (и, вероятно, одна из любовниц) Александра Коллонтай. Когда-то она тоже занимала важное место среди эмиссаров “закулисы”, состояла в сети Парвуса, всесте с Ганецким и Радеком обеспечивала каналы финансирования большевиков через Швецию и Норвегию. Но она еще в 1920-х сумела переметнуться на сторону Сталина и доказать лояльность тем же способом, который применяла и раньше – предательством. Раньше предавала мужа, Плеханова, Маслова, предала родину, сотрудничая с немцами. Теперь опять предала своих бывших товарищей, отдав Сталину документы из своих архивов, которые можно было использовать против оппозиции. Не исключено, что сообщила и другие важные сведения.

Поэтому чистки обошли ее стороной. Она была оставлена на дипломатической работе в странах Скандинавии, где ее старые связи можно было использовать с пользой для Советского Союза (и где “первая с мире женщина-посол” имела возсожность, невзирая на возраст, удовлетворять свои страсти нимфоманки). После выходок Троцкого, взявшегося доказывать фальсификации московских процессов – на которых и сам он был заочно приговорен к смерти, Советское правительство, естественно, стало выражать неудовольствие приютившему его государству. И связи Коллонтай пригодились. Правительство Норвегии немедленно объявило о высылке Льва Давидовича.

Но получилось, что ему и ехать-то уже некуда! Хотел попасть в США – ему отказали (несмотря на то, что он с 1917 г. являлся американским гражданином). И другие государства его принимать не желали. Почему? Да потому что он для своих теневых покровителей стал уже ненужным. Уничтожение троцкистов в СССР обесценило его как потенциальный противовес Сталину. А создать сильную организацию за рубежом Лев Давидович так и не сумел. После испанской авантюры, в которую троцкисты вовлекли массу энтузиастов из разных стран, но завершившейся полным поражением, престиж IV интернационала упал. Его организации стали распадаться. Кое-как поддерживал их вовсе не Троцкий, зациклившийся на литературном творчестве. Этим занимались его помощники. И когда главный из них, Лев Седов, умер в парижской клинике при операции аппендицита, это стало для троцкистов очень серьезным ударом. Заменить сына отец оказался не в состоянии.

В конце концов, Троцкого согласилась принять только Мексика. В 1917 г. он с триумфом прибыл из-за океана, теперь поехал через Атлантику в обратную сторону. Поехал уже не в каюте первого класса, даже не на пассажирском лайнере, а вообще на танкере. Приютил его один из почитателей, знаменитый и весьма состоятельный художник Диего Ривера. А Троцкий “отблагодарил” гостеприимного хозяина тем, что наставил ему рога, отбил у него любимую женщину, Фриду Кало. Заодно “отблагодарил” таким способом и свою супругу, котрая всюду сопровождала его в изгнании. Впрочем, и Фрида Кало была дамочкой еще той. К Ривере она не больше вернулась – титул “любовницы Троцкого” она стала использовать в качестве своего главного “капитала”, принесшего ей популярность и открывшего дорогу к новым связям, новым авантюрам.

А Лев Давидович приобрел у Риверы виллу в пригореде Мехико, Койокане, превратив ее в подобие крепости. И на самом-то деле ему приходилось опасаться не только Сталина. Потому что для своих теневых хозяев он был полностью отработанной фигурой. Учредительный съезд IV интернационала прошел в Париже без Троцкого. Так зачем он был нужен вообще? Идейным знаменем мог быть и “мученик”. Так даже “красивее” получалось. А живой Троцкий оказывался не только лишним, но опасным. Как уже отмечалось, его сторонники установили связи с абвером. А Лев Давидович знал слишком много о тайной стороне прошлой войны. Американским и британским тузам вовсе не улабалось, чтобы его информация стала достоянием германской разведки.

Однако сами они не стали возиться, устраняя Троцкого. Они просто подставили его. Ему заказывались материалы определенного сорта, и его публикации против Сталина становились все более грязными, все более вызывающими. И носили все более персональный характер. Несомненно, подобными публикациями Сталина злили, подталкивали к ответным шагам. А кроме того, в США в это время вышла книга дневников полковника Хауса, где весьма прозрачно раскрывалось – на кого работал Троцкий, какие задания он выполнял во время гражданской войны [6]. В 1939 г. книгу переиздали в СССР. А в 1939 г. такая книга могла выйти в нашей стране только с ведома (и по указанию) одного-единственного человека. Сталина. Следовательно, с дневниками Хауса он ознакомился. Троцкого “засветили” – а засвеченный агент, как известно, долго не живет.

Операция по ликвидации Льва Давидовича проводилась по прямому указанию генерального секретаря. В НКВД ее курировали сам Берия и его заместитель генерал Судоплатов. А непосредственное руководство осуществлял советский разведчик Эйтингон. И представляется любопытным “совпадение” – в марте 1940 г. Гарвардский университет купил у Троцкого оставшуюся часть его архивов, около 20 тыс. единиц хранения. Купил очень вовремя, чтоб документы не попали в нежелательные руки. Всего через два месяца после этой сделки группа боевиков художника-коммуниста Сикейроса совершила нападение на виллу Троцкого. Состояла она из горняков, рабочих, участников войны в Испании. Переодевшись полицейскими, они ворвались на виллу, изрешетили из автоматов стены и двери комнаты, где находился Троцкий. Но в операциях подобного рода боевики были неопытными и поспешили скрыться. А Лев Давидович и его жена, залегшие на полу, остались живы.

Тогда руководитель Эйтингон ввел в действие запасной вариант. В окружение Троцкого под видом богатого канадца Фрэнка Джексона уже был внедрен агент НКВД Рамон Меркадер. И 20 августа, якобы принеся Троцкому свою статью, он нанес удар по голове спрятанным под плащом ледорубом. На следующий день Лев Давидович скончался. Меркадера схватила охрана, он очутился в мексиканской тюрьме. Его содержали в отвратительных условиях, дважды в день избивали. Но он упорно, день за днем и год за годом называл себя Джексоном. Утверждал, что убил Троцкого из-за любви к его секретарше Сильвии и из-за того, что троцкисты пускали на личные нужды деньги, которые “Джексон” жертвовал их партии. Лишь в 1946 г. от испанского перебежчика мексиканским властям станет известным подлинное имя Меркадера, с ним начнут обращаться лучше. Но в тюрьме он проведет 20 лет. В 1960 г. он приедет в СССР, получит звание Героя Советского Союза и в 1978 г. будет похоронен на Кунцевском кладбище под именем Рамона Ивановича Лопеса.

А Троцкий почему-то мечтал, чтобы его похоронили в США, написал об этом в своем завещании. Но Америка, которую он так ценил, для которой сделал так много, обеспечив крушение ее конкурентки-России, отказалась принять даже его прах. И в итоге закопали, как собаку, во дворе его собственного дома…

ЗАГАДКИ СТАЛИНА.

Историки до сих пор ломают головы над странным поведением Сталина накануне войны. Почему он не внял предупреждениям западных держав? Почему до последнего держался за альянс с немцами, приказывал “не поддаваться на провокации”? Всплыла и “сенсационная” версия, будто Сталин сам готовил нападение на Германию, и Гитлер лишь упредил его.

Впрочем, немцы эксплуатировали версию “превентивного удара” много раз – и в Первой мировой, и при нападении на Польшу, и при нападении на СССР. И на Нюрнбергском процессе адвокаты нацистских преступников пытались строить зашиту на том, что вторжение в Россию было “превентивным”. Но доказательства, опровергавшие эту версию, были настолько очевидными и убедительными (интересующиеся сами могут ознакомиться с материалами процесса [139]), что даже в период холодной войны антисоветская пропаганда домыслы о “превентивном ударе” не использовала.

И лишь значительно позже, когда сменилось поколение, когда то, что раньше было очевидным, стало забываться, данная версия реанимировалась в бестселлерах Владимира Резуна. Бывшего разведчика КГБ, который в Швейцарии перебежал к американцам, сообщил им много “интересного”, провалив ряд операций, а потом вдруг занялся исторической литературой, взяв псевдоним “В. Суворов”. Этот автор доказывает, что Сталин готовил наступление, но держал это в чрезвычайном секрете, о котором знали лишь Жуков и Тимошенко. Тайна раскрылась бы только по окончании сосредоточения войск, когда они получили бы приказ атаковать, и Гитлер опередил русских всего на 1 – 2 недели [напр. 176].

Я здесь не буду повторять весьма основательных опровержений Д. Волкогонова, С Семанова и других историков [34, 161]. Хочу лишь отметить – случается так, что авторы ошибаются, а бывает, когда они лгут сознательно. Надеюсь, читателю понятна разница. От ошибок не застрахован никто. И если бы автором версии был обычный некомпетентный журналист, я согласился бы, что он ошибся. Журналисту позволительно не знать, что для наступления недостаточно приказать “Вперед!” Что операции такого масштаба должна предшествовать подготовка в течение нескольких месяцев, причем на разных уровнях, от генштаба до штабов армий, корпусов, дивизий. Иначе масса войск по команде “Вперед” превратится в неуправляемую толпу, которая не будет знать, что ей делать, и закупорит дороги многокилометровыми “пробками”. Но человек с высшим военным образованием, да еще и профессиональный разведчик, не знать таких “мелочей” не мог. Следовательно, Резун-“Суворов” вводит читателя в заблуждение преднамеренно. А отсюда естественным выглядит и вывод о возможности доверять такому автору – “единожды солгав…” Впрочем, и вообще вопрос о возможности доверять предятелю, которого за его книги проклял собственный отец, остается открытым.

Как уже отмечалось, Сталин отнюдь не был безрассудным авантюристом. И в войне с Польшей в 1920 г., и в конфликтах на КВЖД, Халхин-Голе, с финнами он предпочитал замириться на весьма умеренных условиях. Если же он хотел “ударить в спину” Германии, то самым удобным моментом для этого был май-июнь 1940 г. Предпринимая наступление на Запад, немцы оставили на Востоке всего 5 дивизий! То есть, за свой тыл они были спокойны. Совершенно спокойны! Но уже 31 июля 1940 г., сразу после капитуляции французов, Гитлер поставил генштабу задачу на разработку нападения на СССР с целью “уничтожения жизненной силы России”. В тексте директивы нет ни малейшего указания на “превентивный удар”. Срок операции определялся – весна 1941 г. Согласитесь, упреждать “вторжение русских” почти за год выглядит нелепо.

Нет, просто продолжалась реализация все того же подобия “плана Шлиффена” с двумя последовательными ударами. Франция была сокрушена – и наступила очередь России. 9 августа 1940 г. начальник оперативного управления ОКВ Варлимонт выпустил первую директиву по подготовке удара против СССР под кодовым названием “Строительство на Востоке”. 14 августа Геринг проинструктировал заведующего экономическим отделом ОКВ Томаса, что поставки в Россию должны рассматриваться только до весны следующего года. 26 августа начались переброски на Восток дивизий из Франции. Не только в Польшу, но и в Румынию, Финляндию, с которыми немцы договорились об этом.

Правда, оставалась еще Англия. И Гитлер начал разрабатывать против нее операцию “Зеелеве”. Сокрушить ее в данный момент было более чем реально. Англия имела сильный флот, но при господстве германской авиации его вполне можно было нейтрализовать. А защищать огромную линию побережья оказалось бы просто некому. Деморализованные безоружные толпы солдат, эвакуированные из Дюнкерка были ни на что не годными. На континенте англичане бросили все свои танки, полевую и тяжелую артиллерию. Однако Гитлер убедился, что проводить десантную операцию слишком трудно и рискованно, а после победы над русскими Англия всеравно никуда не денется. Убедился? Или… убедили?

Аргументы против высадки в Британии поставляли фюреру начальник абвера Канарис, прозападное крыло генералитета, дипломатов – и оккультисты-геополитики, собравшиеся под крылом Гесса и Бормана. А одновременно тот же Канарис поставлял Гитлеру разведданные о Советском Союзе, где оборонный потенциал нашей страны значительно занижался! Вдвое или втрое уменьшались цифры пропускной способности железных дорог, выпуска военной продукции, мобилизационные ресурсы [201]. К каким выводам подталкивало подобное искажение, понять нетрудно.

И историки уже подметили одну особенность: план “Зеелеве” разрабатывался, обсуждался, назначались сроки, однако делалось это как будто “понарошку”, не всерьез [203]. Заранее зная, что операция осуществляться не будет. Тем более что убедить Гитлера отказаться от нее было не трудно. Он считал англо-саксов германской, родственной нацией, помнил, как Британия покровительствовала нацистам. И войну с ней объяснял трагической ошибкой, в которой виноваты “плутократы”. Фюрер полагал, что достаточно вразумил англичан и несколько раз предлагал мир на, вроде бы, выгодных условиях: им оставляют всю колониальную империю, господство на морях – если они признают господство немцев на континенте.

Но в Лондоне понимали, что при таком раскладе, понастроив подводные лодки и базы на побережье, Германия сможет со временем задушить Британию блокадой. И мирные инициативы фюрера Черчилль отвергал. Правда, и в Англии далеко не все были с ним согласны. Имелось сильное “античерчиллевское” крыло политиков, которое предпочло бы замириться с немцами. Пусть себе спокойно воюют с русскими, а дальше видно будет. Нацисты старались наладить закулисные связи с этим крылом, одной из таких попыток стал перелет Гесса перед нападением на СССР – перед перелетом были установлены контакты с высокопоставленными британскими деятелями, предполагались переговоры [10].

27 сентября 1940 г. между Германией, Японией и Италией был подписан “тройственный пакт”, предусматривающий создание “нового порядка” в Европе и Азии. В литературе уделяется большое внимание переговорам с Советским Союзом о его возможности присоединиться к разделу мира. По данному вопросу велась переписка, 12 ноября состоялся визит Молотова в Берлин. Но в этих переговорах каждая из сторон проводила собственную линию. Япония после Халхин-Гола весьма уважительно относилась к мощи Красной армии. Считала, что для освоения “британского наследства” советские силы пришлись бы очень кстати – а заодно хотела обезопасить свои тылы для экспансии на юг. Поэтому в Токио предлагали привлечь Россию к союзу, выделив ей сферу интересов, которая не помешает планам немцев и японцев – отдать Индию. Германия видела в этом возможность убрать подальше, в Азию, советские армии и столкнуть их с англичанами. А Сталин и Молотов осторожничали. Требовали для начала вывести германские войска из Финляндии и Румынии, сферу влияния сдвигали не на Индию, а к Персидскому заливу, как в свое время действовала царская Россия. Закидывали удочки насчет советских интересов в Болгарии, военной базы на Босфоре.

На самом же деле предложения Москвы Гитлера вообще не интересовали. И переговоры играли ту же роль, как летом 1939 г. интриги Вольтата в Лондоне. Роль отвлекающего маневра. 12 ноября, в день приезда Молотова в Берлин, фюрер издал секретную директиву где предписывалось продолжать подготовку операции против СССР независимо от резальтатов переговоров [203]. В ноябре генерал фон Паулюс завершил разработку плана вторжения в Россию, Геринг утвердил план развертывания ВВС для предстояшей войны. А фюрер 18 декабря 1940 г. подписал директиву № 21, план “Отто”, позже переименованную в план “Барбаросса”. 22 марта 1941 г. последовало секретное распоряжение Гитлера приостановить выполнение советских заказов на заводах Германии.

Так почему же Сталин на все это не реагировал? О предстоящем нападении шли донесения советской разведки – от Зорге, Ольги Чеховой, группы Шульце-Бойзена и др. Шли предупреждения от иностранных дипломатов, от Черчилля, Рузвельта, специально для этого в Москву приезжала делегация Стаффорда Криппса. Информации о подготовке германского вторжения было сколько угодно, слухи об этом носились по Европе и Америке, публиковались в прессе. Но все подобные предупреждения отвергались. Войска в боеготовность не приводились. Когда Германия прекратила поставки, советская сторона верила отговоркам о причинах задержек, и ответные грузы направляла немцам вплоть до 22 июня…

Разгадка состоит как раз в том, что Сталин к этому времени узнал правду о механизмах и силах, развязавших Первую мировую войну, втянувших в нее Россию. Поэтому его действия в 1939 – 1941 гг были отнюдь не “непонятными” и бессистемными. Наоборот, в них прослеживается четкая закономерность. Чтобы избежать повторения прошлых бедствий, он во всем поступал противоположно Николаю II! Например, царь строго и честно держался союза с Францией и Англией – которые обманывали, подставляли Россию и в итоге привели ее к катастрофе. Сталин западных союзников, проявивших себя еще более ненадежными, чем в 1914 г., отверг, переориентировался на Германию.

В Первой мировой к столкновению привело соперничество на Балканах, а началась война, когда Николай II вступился за дружественную Сербию. В конце 1940 г. немцы и итальянцы двинули свои войска на Балканы, разместились в Болгарии, Албании, вторглись в Грецию. Несмотря на то, что Советский Союз тоже имел интересы на Балканах, Сталин с этим смирился. 5 апреля 1941 г. СССР заключил с Югославией договор о дружбе и ненападении. Но всего через несколько дней Гитлер напал на эту страну. И Сталин безовогорочно уступил ее.

Имел ли он основания верить предупреждениям Англии, которая с 1933 г. подталкивала Гитлера к войне против русских? И Америки, чьи фирмы помогали вооружать нацистов? Все эти предупреждения Сталин воспринимал как попытки столкнуть немцев с СССР. Но они и были такими попытками! Разве начало войны между Россией и Германией не соответствовало британским интересам? А советская разведка сообщала и о продолжающихся закулисных контактах англичан с нацистами, даже и о том, что перелет Гесса был попыткой тайных переговоров [10].

Это лишний раз убеждало Иосифа Виссарионовича в правоте собственных выводов и неискренности западных держав. А раз так, то напрашивалось решение “от противного” – всеми силами избегать конфликта. Да и прочую массу сообщений и слухов – как раз из-за их слишком уж массового количества – Сталин считал плодом широкой кампании дезинформации, развернутой англичанами. О немаловажной подробности свидетельствует дипломат В. Бережков. Весной 1941 г., в преддверии войны, нацисты начали нагнетать атмосферу сообщениями о “советских военных приготовлениях”. Но сперва подобные сообщения появлялись в американских газетах, а уж потом их перепечатывали немцы – со ссылкой на американцев [13].

Сталин хорошо знал и о том, что в германском руководстве существует сильное прозападное крыло, с самого начала стоявшее за союз с Англией и Францией против СССР. И имел все основания предполагать, что подобные деятели обрабатывают Гитлера – так же, как в свое время обрабатывали кайзера масонские эмиссары в его окружении. Поэтому Иосиф Виссарионович силился переиграть западные державы и германских “западников” в этой борьбе. И если не избежать войны, то хотя бы отсрочить ее. Отсрочить до 1942 г. – к данному времени предполагалось завершить перевооружение армии новой техникой, обучить 800 тыс. только что призванных резервистов, коих пока можно было считать солдатами лишь условно.

С апреля 1941 г. советская дипломатия стала прорабатывать вопрос о личной встрече Сталина и Гитлера. Очевидно генеральный секретарь считал, что это позволит снять накопившиеся проблемы, развеять заблуждения и недоразумения. 7 мая 1941 г. он произвел перестановки в государственном руководстве – стал одновременно председателем Совнаркома. Многие политики расценили это как демонстрацию неизменности советского курса. Ведь при отставке другого главы кабинета могли сместиться и политические ориентиры, теперь же линия правительства и линия Сталина отождествлялись.

Николай II, стараясь предотвратить войну демонстрацией силы, объявил мобилизацию. Но как раз мобилизация стала для Германии поводом открыть боевые действия. Сталин и в этом отношении действовал противоположно. В мае Жуков выдвинул ту самую идею “превентивного удара”, но генеральный секретарь ее не стал даже рассматривать. И не разрешил разработку плана наступательной операции – потому что такая разработка неизбежно затронула бы широкий круг людей, различные уровни штабов, а утечка информации могла дать повод, которым воспользуются в Германии сторонники войны.

14 июня Тимошенко и Жуков доложили о сосредоточении у границ немецких дивизий, о необходимости привести войска в боевую готовность. Сталин ответил: “Вы предлагаете провести в стране мобилизацию, поднять сейчас все войска… Вы понимаете, что это означает войну?” – и сослался именно на опыт царской России в 1914 г. [59, 161] Вместо мобилизации последовало заявление ТАСС: “В иностранной прессе муссируются слухи о близости войны между СССР и Германией. Несмотря на очевидную бессмысленность этих слухов, ответственные круги в Москве все же сочли необходимым заявить, что эти слухи являются неуклюжей пропагандой враждебных СССР и Германии сил, заинтересованных в дальнейшем расширении и развязывании войны”. Москва демонстрировала свою верность договорам, хотела вызвать ответные заверения со стороны Германии. Их не последовало.

Некоторые меры все же предпринимались. Не реагировать на столь явную угрозу было нельзя. Сталин тоже начал перебрасывать к границам войска из внутренних округов – 28 дивизий, 4 армейских управления. Но им ставились сугубо оборонительные задачи. И переброски начались с запозданием – эти соединения не успели даже разместиться и освоиться с новыми для себя районами действий. Слишком поздно, 19 июня, последовали распоряжения наркома обороны – с 21 июня вывести управления округов на полевые командные пункты, замаскировать аэродромы и другие важные объекты, рассредоточить авиацию, перекрасить машины и танки в защитный цвет [169]. Выполнить почти ничего не успели. И уж тем более поздно, 22 июня в 0 часов 30 минут в западные округа пошла директива: “В течение 22 – 23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев…” Впрочем, и в ней указывалось: “Задача наших войск – не поддаваться ни на какие провокационные действия”.

Но Гитлеру провокации были не нужны. Вторжение было давно предрешено и началось без всякого выискивания поводов, без объявления войны. Сталин хотел избежать повторения прежнего сценария – а война началась по другому сценарию.

КТО ШЕЛ НА РОССИЮ?

На пряжках поясов германских солдат писалось: “Gott mit uns” – “С нами бог”. Но какой бог?… В этой книге уже хватало всякого рода “совпадений”, но, думается, будет не лишним отметить еще одно. Нацистская партия родилась в Баварии. Там же, где была раньше штаб-квартира Парвуса, где он начал выпускать “Искру” и воспитывал Троцкого, собирая зародыш будущей партии большевиков. Там же, где зарождался марксизм. Там же, где возник и начал распространять свои учения орден иллюминатов…

Нет, я далек от того, чтобы утверждать о причастности к ордену Гитлера. Он был непримиримым врагом масонских течений, не без оснований обвиняя их в крушении Германии в прошлой войне. Но ведь и Ленин не принадлежал к масонским структурам, зато подходил им для выполнения определенных задач, и его деятельность умело подправлялась в нужном направлении. Впрочем, и Гитлер не скрывал, что многое перенимал у “предшественников”, он говорил: “Я всегда учился у своих противников. Я изучал революционную технику Ленина, Троцкого, прочих марксистов. А у католической церкви, у масонов я приобрел идеи, которых не мог найти ни у кого другого” [146]. Очевидно, были и те, кто “помогал” найти эти идеи.

Сами по себе теории, взятые на вооружение Гитлером, были для Германии не новы. Еще в начале ХХ в. здесь выработалась государственная идеология, которая базировалась на “трех китах”: пангерманизм, культ армии и культ кайзера. Фюрер не только перенял их, он завоевал популярность именно потому, что эти установки были привычны немцам. Пангерманизм проповедовал борьбу за “жизненное пространство”, задолго до возникновения нацизма германская молодежь горланила песню “Германия, Германия превыше всего”. И в рамках пангерманизма задолго до Гитлера внедрялись теории превосходства германской расы над “выродившимся” Западом и “варварским” Востоком, ее предназначении переделать мир и властвовать над ним [51, 189, 196].

В действительности все рассуждения о “нордической расе” являлись чистейшим мифом. Ни один народ не может существовать без смешения с другими, а немцы подверглись ему особенно сильно. Во-первых, население Померании, Восточной Пруссии, Силезии, Австрии составилось вовсе не из германцев, а из огерманившихся славян, обращенных в католицизм и постепенно утративших свой язык. Во-вторых, в 1618 – 1648 гг по Германии гуляла страшная Тридцатилетняя война, разные немецкие земли потеряли тогда от трети до трех четвертей жителей. После этого опустошенную страну заселяли оседавшие в ней наемники из демобилизованных армий – испанцы, финны, шотландцы, итальянцы, швейцарцы и т.д. Добавились и евреи, которые как раз в 1648 г. массами бежали с Украины и Польши от повстанцев Богдана Хмельницкого. Многие из них селились в Германии, смешивались с ее жителями и превращались в “немцев”.

В-третьих, Германия, до XIX в. разделенная на десятки мелких княжеств и “вольных городов”, предоставляла наилучшие условия для деятельности иностранных банкиров, предпринимателей, торговцев. Князья и городские магистраты, нуждаясь в деньгах, привечали их, давали льготы. И сюда ехали евреи, итальянцы. А в последующие времена у блестящих германских аристократов и офицеров материальное положение часто оказывалось совсем не блестящим. И чтобы его поправить, женились на дочерях еврейских бизнесменов.

Могли ли всерьез воспринять расовые теории, например, Манштейн (Левинский) или Гейдрих, чья бабка была еврейкой? И какие уж “нордические” признаки можно было найти у Гитлера, Геббельса, Гиммлера? Но и германское руководство понимало, что “правила игры” в значительной мере условны. После прихода к власти Гитлера, когда расовую чистку проводили в армии и на флоте, было уволено всего 7 офицеров, 6 курсантов, 35 унтер-офицеров и солдат [203]. И никто, конечно, не придирался по таким пустякам к могущественному банкиру фон Шредеру, чье происхождение, несмотря на приставку “фон”, было совсем не “арийским”. Однако эти теории имели важнейшее прикладной значение, оправдывая порабощение других народов. Поэтому принимались непререкаемой официальной догмой. В данном отношении нацизм был близок иудаизму, только с заменой “богоизбранного” еврейского народа германским.

Культ кайзера заменился культом фюрера. И любопытно, что Гитлер, как и Троцкий, не готовил заранее речей, но умел магнетизировать толпу. Причем “заряжать” ее не содержанием выступлений, а только непосредственным воздействием. Многие очевидцы сходились на том, что чтение текстов речей Гитлера не производило никакого впечатления. А когда слушали речь, это захватывало, возбуждало, воздействие шло на каком-то подсознательном уровне. Троцкий аналогичное искусство приобрел тоже где-то в Баварии, впервые оно проявилось во время революции 1905 г.

Не новым для немцев был и культ армии, культ “воина” – который подкреплялся культом силы Ницше. Кстати, в современных российских учебниках его начали упоминать в числе выдающихся философов и мыслителей. И доказывать, будто в трудах Ницше не было ничего плохого и опасного, они, дескать, представляли лишь протест против существующей “ханжеской морали”. Что ж, сам Ницше и впрямь был утонченным, слабым человеком, психически ненормальным и умершим довольно молодым – в психиатрической лечебнице он любил разглядывать цветы, а потом мять их и обрывать лепестки. А его работы были протестом не против “ханжеской”, а против христианской морали. Они анти-христианские. Воспевали жестокость, волю к власти. Добей упавшего. Отвергни мольбу о пощаде. “Война и смелость творит больше великих дел, чем любовь к ближнему”. “Идя к женщине, возьми плеть”. Идеал – “белокурая бестия”. Идеал анти-христианский. Бестия – зверь. Антихрист.

Работы Ницше были весьма популярны в Германии еще в Первую мировую, книгу “Так говорил Заратустра” частенько находили в офицерских сумках и солдатских ранцах. И наверное, закономерно, что немцы еще в ту войну отметились страшными жестокостями, массовыми расстрелами мирных жителей в Польше, Бельгии, Франции, сожжением городов… Культ силы был впитан и нацизмом. Причем для себя руководители государства, опять же, допускали исключения. Довольно трудно соотнести с “культом воина” наркоманию Геринга, алкоголизм Лея и Кальтенбруннера, гомосексуализм Функа и Шираха, пристрастия “бабельсбергского бычка” Геббельса, считавшего всех германских актрис своим “стадом”? Но дело было не в этом, а в принципе.

В истоках официальной идеологии лежали и оккультные теории “Льда и пламени”, “полой земли”, “четырех лун” и пр. [137] Нацизм все эти учения сплавил воедино и довел до абсолюта. Он не являлся политическим или националистическим движением. Он претендовал на гораздо большее. Геринг указывал: “Неправда, что нацизм создает новую религию. Он и есть новая религия”. Эта религия была неоязыческой. Отсюда и символика нацизма: свастика – древний арийский знак огня, а свастика в круге – жертвенник. Сам Гитлер верил, что его “ведет провидение”, что он получает свои силы и идеи “из Валгаллы”, из потустороннего мира [146].

Созданием новой “арийской церкви” занимался Гиммлер [81]. Основой для нее должны были стать силы СС. Они являлись не только как вооруженными отрядами партии. В СС вступали чиновники, деятели науки, культуры, промышленники, финансисты, аристократы, которые никогда не входили в охранные, боевые и карательные структуры [50]. Детище Гиммлера подразумевалось неким рыцарским орденом, воинским и одновременно мистическим, наподобие тамплиеров. Для СС разрабатывались особые ритуалы, символы, внутренние законы. “Духовным центром” ордена был выбран старинный замок в Кведлинбурге, тут производились посвящения неофитов, магические обряды. Гиммлер верил, что он общается с духами мертвых, специально уединялся для этого в подвале замка.

Под эгидой Гиммлера было создано общество “Аненэрбе” (“Наследие предков”), осуществлявшие как научные, так и оккультные изыскания. Разрабатывались соответствующие проекты вроде экспедиций по поискам Шабмалы и т.д – словом, занялись делами, которые не удалось довершить расстрелянному Бокию. Со временем система “Аненэрбе” размахнулась до 50 институтов и исследовательских центров. Ордену СС принадлежали и концлагеря. Для них, между прочим, выбирались вовсе не случайные, а особые “магические” места. Специалистами-оккультистами высчитывалось, где массированные выбросы энергии человеческих страданий не нанесут вреда рейху и германскому народу, а, напротив, пойдут на пользу. Современными исследователями установлено, что лагеря смерти по сути становились местами человеческих жертвоприношений [137]. Не случайным было лишение заключенных имен, замена их номерами. Не случайна процедура сжигания трупов – как положено при жертвоприношениях.

И тот же Гиммлер 7 октября 1939 г. декретом Гитлера, Геринга и Кейтеля был назначен “комиссаром Рейха по утверждению германской расы”. Ему предоставлялся выбор средств и полная свобода действий. Первая его директива на новом посту гласила: “Наш долг состоит не в том, чтобы германизировать Восток в старом значении этого слова, то есть преподавать тамошнему народу немецкий язык и германское право, а в том, чтобы обеспечить заселение Востока только чистокровными германскими народами”[50].

Разрабатывались проекты демографического переустройства Европы, которое предполагалось осуществить в три этапа – “Европа-1”, “Европа-2”, “Европа-3”. Составной частью этих проектов являлся план “Ост” – колонизации восточных земель. Одни территории требовалось заселить немцами в первую очередь, другие – во вторую, третьи следовало пока оставить, чтобы черпать оттуда резерв рабов, но существовать они должны были под германским контролем. В целом же предусматривалось “выселить” поляков – 80-85%, литовцев, латышей и эстонцев – 50%, западных украинцев – 65%, белорусов – 75 %. А куда их предстояло “выселять”, видно из того, что евреи “подлежали выселению” на 100 % [10].

Гиммлер писал разработчику плана доктору Майеру: “В район заселения на Востоке следует включить Литву, Латвию, Эстонию, Белоруссию и Ингерманландию, а также весь Крым и Таврию… Упомянутые области должны быть тотально германизированы, то есть тотально заселены…” Причем в понятие “Белоруссия” включались земли “вплоть до Орла и Твери”. И реализация данных планов уже началась в Польше, где миллионы людей были депортированы из западных районов страны, одних просто выгоняли, других отправляли в концлегеря или расстреливали, третьих обращали в прислугу для германских переселенцев, детей отбирали у родителей для “германизации”.

Ну а что касается России, то Гиммлер еще в начале 1941 г. провел совещание в Везельсбурге, поставив перед своими сотрудниками задачу “уменьшения биологического потенциала славянских народов”. Для чего, по его оценкам, требовалось “сократить” численность русских, украинцев и белорусов на 30 миллионов. А Гитлер указывал: “Что касается смехотворной сотни миллионов славян, мы превратим большинство из них в таких, какие нужны нам, а остальных изолируем в их собственных свинарниках, и всякого, кто говорит о снисхождении к местным жителям и их приобщении к цивилизации, следует направлять прямо в концлагерь”. Ему вторил и Борман, писавший Розенбергу, что славяне призваны работать на немцев, а если они не нужны, то могут умирать. Размножение он признавал нежелательным, а образование опасным – для русских, мол, достаточно считать до 100, а “каждый образованный человек – это будущий враг” [203].

Перед нападением на нашу страну, 13 мая 1941 г., начальник штаба ОКВ Кейтель издал директиву, где указывалось, что расправы над непокорными в России должны осуществляться даже без военно-полевых судов, по приказу любого офицера, и военнослужащих за совершенные бесчинства запрещалось привлекать к ответственности. А сразу после нападения, 16 июля, на совещании с Герингом, Кейтелем, Борманом, Розенбергом, Ламмерсом Гитлер заявил: “Мы стоим сейчас перед необходимостью разрезать пирог в соответствии с нашими потребностями, чтобы иметь возможность во-первых, доминировать на этом жизненном пространстве, во-вторых, управлять им, а в-третьих, эксплуатировать его”. Директива фюрера от 22 июля предписывала “распространение оккупационными войсками такого террора, какой потребуется для искоренения любых попыток сопротивления среди гражданского населения”.

На Геринга возлагалась “эксплуатация страны и использование ее экономических возможностей”. Нацистских комиссаров оккупированных территорий он поучал “Я намерен грабить и грабить эффективно”. А в беседе с итальянским министром иностранных дел Чиано хладнокровно прикидывал: “В этом году в России умрет от голода 20-30 миллионов человек. Пожалуй, хорошо, что так случится, ибо некоторые народы должны быть истреблены. Но даже если они не должны быть истреблены, тут ничего нельзя поделать” [139, 203].

Чтобы заселить завоеванные земли считалось перспективным (вполне в духе теорий иллюминатов) разрушение семьи. Гиммлером была создана система заведений “Лебенсборн” (“Источники жизни”), где отобранные, где отобранные по “нордическим признакам” девушки-энтузиастки занимались с эсэсовцами производством потомства без вступления в брак. Дети, рожденные в этих человекофермах, принадлежали государству и воспитывались в специальных приютах. (Кстати, после войны обнаружилась полная несостоятельность эксперимента, дети из “Лебенсборн” значительно отставали в физическом и умственном развитии от тех, кто был рожден и рос в семьях [50, 203]). Кроме того, в Освенциме осуществлялись исследования над женщинами, родившими близнецов – чтобы побыстрее размножить германскую расу. Ну а доктор Покорны проводил обширные эксперименты другого рода – по стерилизации мужчин и женщин, чтобы сохранить рабочую силу побежденных народов, но не дать им размножаться.

Христианские конфессии в Германии формально не запрещались. Католические священники и протестантские пасторы подвергались гонениям только по политическим мотивам – если были связаны с оппозицией, сказали в проповедях “не то”. Нацисты даже установили связи с православными, с Карловацкой, т.е. нынешней Зарубежной русской церковью, для нее в Берлине построили храм за государственный счет [140]. И поход на Восток провозглашался “крестовым”, против “безбожников”. Германские солдаты и офицеры имели возможность исповедовать католическую или протестантскую веру, под Рождество наряжать елочки и умиленно петь традиционные песни. Но верхушка государства от христианства подчеркнуто дистанцировалась. В армии и на флоте коллективные богослужения не вводились и не дозволялись. А для эсэсовцев не допускалось и отмечание Рождества, Пасхи и других христианских праздников. Они отправляли свои даты, магические. В общем под маркой борьбы с “безбожием” на Русь шли темные сатанистские силы.

И вряд ли можно считать случайным, что для всех высших чинов СС были характерны жестокость, садизм, которые частенько сочетались с явными сексуальными отклонениями. Так, Гиммлер любил бывать на медосмотрах девиц, желающих вступить в брак с эсэсовцами или участвовать в системе “Лебенсборн”. Изображая “бесстрастность”, наблюдал, как голых “ариек” обмеряют антропологи, заставляют делать физические упражнения. Посещал и казни. Правда, при массовом расстреле под Минском не выдержал, ему стало дурно. Но когда в концлагере Собибор ему показали умерщвление 300 специально отобранных девушек в газовой камере, остался очень доволен. Эти особенности проявлялись и в “научных” изсканиях – например, по его требованиям проводились эксперименты по возвращению к жизни замороженных мужчин обнаженным женским телом, с помощью полового акта [203].

Гейдриха в свое время выгнали с флота за сексуальную распущенность. Уже будучи начальником РСХА (Управления имперской безопасности) он в свободное время, прихватив в компанию начальника гестапо Мюллера, совершал турне по борделям и притонам. И в работе придумывал проекты вроде знаменитого “салона Китти”, великосветского “дома свиданий” [201]. При этом славился и крайней жестокостью, регулярно инспектировал концлагеря, любил наблюдать за казнями. Однако и других стремился пропустить “через кровь”. Сотрудников центрального аппарата РСХА, в том числе женщин, направлял на стажировки в айнзацкоманды, осуществлявшие массовые расстрелы в СССР. Будучи протектором Чехии, поочередно вызывал к себе батальоны СС для “обкатки” в экзекуциях. Гейдрих разрабатывал и детальные инструкции, как должны производиться расправы. Оговаривалось изъятие золота, ценностей, личных вещей. Требовалось, чтобы перед казнями жертвы раздевались донага. Их одежда и обувь отправлялись в административно-хозяйственную службу СС для передачи в финансовое управление рейха. Садистом был и преемник Гейдриха Кальтенбруннер – который, например, приезжал с товарищами “оттянуться” в Маутхаузен, после выпивки по его приказу отбирали 50 мужчин и женщин и демонстрировали разные способы их умерщвления.

Но представление о том, будто преступления творила только кучка эсэсовцев и гестаповцев, было бы совершенно неверным. Осуществлялся грандиозный эксперимент по “переделке” всего германского народа! Охрану концлагерей несли не только СС, но и армейские части. Они широко участвовали и в карательных акциях, иногда самостоятельно, иногда командование выделяло их в помощь эсэсовцам. Многие солдаты и офицеры становились палачами очень охотно, при этом чрезвычайно любили позировать перед фотообъективами и кинокамерами, собирая коллекции свидетельств о своих “подвигах”. Из-за чего и сохранилось так много кадров, где “бравые немецкие парни” расстреливают, вешают, жгут. (Кстати, втягивались в такие дела не только немцы. До нас дошло немало свидетельств о зверствах их союзников – венгров, финнов, румын). Вовсе не СС, а армейское командование группы “Центр” придумало операцию “Сенокос” – захват десятков тысяч подростков 10-14 лет и отправку их в рейх для сокращения “биологического потенциала” русских.

Германские промышленники вовсю использовали рабский труд. На одних лишь заводах Круппа трудились тысячи пленных, заключенных и “остарбайтеров”, которые, по свидетельству заводского врача Эйгера “гибли, как мухи, от плохих условий проживания, низкого качества и недостаточного количества пищи, непосильной работы без отдыха”. Был у Круппа и собственный концлагерь, где содержались 600 женщин. Аналогичное положение было на заводах других фирм, шахтах, рудниках. Концерн “И.Г. Фарбениндустри” специально построил цеха рядом с Освенцимом, чтобы иметь под рукой рабочую силу. Этот же концерн (с которым благополучно поддерживала картельные связи американская “Стандарт ойл”) поставлял для концлагерей смертоносный газ “Циклон-В”.

Другие германские фирмы с энтузиазмом боролись за контракты на строительство крематориев, газовых камер, дробилок для перемолки костей, и солидные добросовестные немецкие инженеры, техники, служащие составляли проектную документацию, участвовали в монтаже и отладке своих систем, присутствовали при испытаниях. Компания “Заурер” была рада получить заказ на изготовление “автомобилей З” – “душегубок”. Данцигский технологический институт занялся проблемами использования трупов. Составлял и опробовал методики обработки человеческой кожи, рецепты приготовления мыла из человеческого жира [138, 139].

Не только эсэсовские врачи, но и сотни других докторов (в том числе светила с мировыми именами), ассистентов, бригады младшего медперсонала участвовали в медицинских опытах над людьми – с заражением малярией, тифом, гепатитом, провоцированием гагнрены, пересадкой костей, воздействием на организм низкого давления, замораживанием. В Страсбургском университете собирали коллекцию черепов, скелетов и заспиртованных трупов мужчин и женщин, принадлежащих к разным народам. Эссовцы только любезно содействовали этой “важной научной задаче” – привозили заказанных заключенных, умерщвляли и передавали специалистам.

Имели свою “выгоду” и земледельцы. Некоторые концлагеря продавали пепел сожженных в качестве сельскохозяйственных удобрений – и его покупали! И отнюдь не одни только помещики, но и фермеры-бауэры получали в распоряжение невольников и невольниц. пороли их за невыполнение заданий, при побегах устраивали коллективные облавы с собаками и охотничьими ружьями [138]. Ну а если коснуться рядовых германских обывателей, то разве многие из них не радовались, получая от служивших на Востоке родных посылки с брусками сала, шмотками и прочим награбленным барахлом вплоть до детских игрушек? Неужто были недовольны те, кто получал ордера на промтовары и покупал по сниженным ценам пальто, костюмы, платья, очки, сумки… изъятые у расстрелянных и удушенных в концлагерях? Покупатели не знали об этом? Но ведь было видно, что вещи ношеные. Значит, в любом случае чьи-то чужие. Словом, результаты эксперимента по “переделке” нации были налицо.

Но обнаруживается еще один немаловажный факт. Деятельность СС финансировалась не только государством. В конце 1930-х гг возник так называемый “кружок друзей рейхсфюрера СС”. Организовал его Фриц Краннефус, правая рука уже упоминавшегося Кепплера, экономического советника Гитлера. И вошли в него виднейшие промышленники и финансисты Германии, многие из которых, как Кепплер и Шахт, были связаны с американцами и “мировой закулисой”. Директора и президенты “ИГ Фарбениндустри”, “Дойче банк”, “Дрезденер банк” и пр. “Кружок друзей рейхсфюрера СС” превратился в закрытый клуб подобных тузов.

В “Дрезденер банк” был создан особый счет “R”, на который “друзья” переводили взносы на нужды СС. Сохранились письма Гиммлера членам “кружка” – так, в 1938 г. он благодарил их за то, что они “дали ему возможность выполнить некоторые задачи, для которых не хватало средств”. Существовали и какие-то другие счета и источники финансирования, поскольку выплаты со счета “R” превышали взносы “друзей” [10]. И собирался “кружок” вплоть до января 1945 г.!

Однако возник и обратный поток. В Рейхсбанк из СС хлынули в огромных количествах вещи казненных – золотые часы, серьги, кольца, браслеты, зубные коронки. Банковских работников и руководителей это ничуть не смущало. Однажды, например, начальник административно-хозяйственного управления СС Поль и президент Рейхсбанка Функ устроили для служащих и германских финансистов банкет. В перерыве повели гостей к сейфам, где продемонстрировали им эти самые груды сережек и зубных коронов, после чего вернулись к столам и продолжили веселую трапезу [139].

Подобные ценности приходовались под шифром “Макс Хейлигер”, но это было не ахти какой тайной. Потому что с 1942 г. Рейхсбанк стал закладывать эти “трофеи” в муниципальные ломбарды, дабы обратить их в наличные. И операции приняли такой размах, что к началу 1944 г. Берлинский ломбард оказался переполнен золотыми предметами. Извещал Рейхсбанк, что в дальнейшем он их принимать не в состоянии.

Но в дальнейшем это уже и не требовалось. Так сказать, потеряло свою актуальность. Ведь существовал еще один золотой поток, из германских банков в швейцарские. И по мере приближения развязки войны он стал стремительно нарастать. Там принимать не отказывались, там брали все… В каких именно банках? Так не зря же Швейцарией был принят закон о тайне вкладов. И какие-то другие законы могли нарушаться, обходиться, а этот соблюдался и соблюдается неукоснительно. В общем точно так же, как в операции по разрушению Российской империи, черные оккультные дела оказались тесно связаны с финансовыми. Вторая мировая война сопровождалась очередным колоссальным ограблением нашей страны, а вдобавок и всех оккупированных государств Европы. А награбленное только временно попало в Германию – и утекло через нее. Утекло в совсем другие сейфы…

СВЯЩЕННАЯ ВОЙНА.

На календарях было 22 июня 1941 г. На православных календарях – 9 июня, День Всех Святых… Местоблюститель патриаршего престола митрополит Московский и Коломенский Сергий (Страгородский) обращался к затаившим дыхание прихожанам, священникам: “…Не в первый раз приходится русскому народу выдерживать такие испытания. С Божьей помощью он и на сей раз развеет в прах фашистскую силу. Наши предки не падали духом и при худшем положении, потому помнили не о личных опасностях и выгодах, а о священном долге перед Родиной и Верой и выходили победителями…”. Говорил старый, изможденный недугами человек, но его слабый голос наполнялся какой-то иной, внутренней силой, раскатывался под сводами храма – и разносился дальше. Его слова звучали в других православных храмах России, неслись по телефонным и телеграфным проводам в разные страны. На весь мир… Церковь благословляла небесным благословением “предстоящий всенародный подвиг”.

Да, предстоял всенародный подвиг. На западные границы обрушился удар страшной силы. Оборона на огромном протяжении была смята и гитлеровские армии быстро продвигались в глубь государства… Впоследствии советские источники объясняли катастрофу внезапностью нападения, численным превосходством германских войск, колоссальным преимуществом в технике. Что ж, внезапность играла свою роль. И инициатива была у противника, позволила ему создать на направлении главных ударов двадцатикратный перевес. Однако в целом превосходства не было. Вооруженные силы Германии и ее сателлитов к июню 1941 г. насчитывали 8 млн. человек, но это все вместе: армии, флоты, жандармерия, тыловые части. А на Восточном фронте было 160 дивизий немцев и их союзников (4,1 млн. бойцов), 3600 танков, около 2 тыс. самолетов, 42 тыс. орудий и минометов. Вооруженные силы СССР достигали 5 млн. Это, опять же, общая цифра. В западных округах находилось 2,9 млн бойцов, 1800 средних и тяжелых танков – плюс 3-4 тыс. легких танков и броневиков устарелых конструкций, до 40 тыс. орудий и минометов, 1540 новых самолетов и до 5 тыс. – старых образцов. (А всего Красная армия имела 10 тыс. танков, 17 тыс. самолетов, 67 тыс. стволов артиллерии).

Как видим, подавляющего преимущества Германия не имела, технического тоже. Потому что в составе ее танковых войск, кроме средних танков Т-III è Т-IV, áûëî åùå ìíîãî ëåãêèõ ìàøèí Ò-II, èñïîëüçîâàëèñü äàæå òðîôåéíûå òàíêè, ôðàíöóçñêèå è àíãëèéñêèå. Íå áûëî ó íåìöåâ è áåçóñëîâíîãî àâèàöèîííîãî ïðåâîñõîäñòâà, à àðòèëëåðèÿ ïî êà÷åñòâó çíà÷èòåëüíî óñòóïàëà ñîâåòñêîé. Çàõâàòèâ èíèöèàòèâó, ãåðìàíñêîå êîìàíäîâàíèå èìåëî âîçìîæíîñòü ñîñðåäîòàâèâàòü ìîùíûå áðîíèðîâàííûå “êóëàêè”, ïðîëàìûâàòü îáîðîíó, è ñîâåòñêèå àðìèè îêàçûâàëèñü â “êîòëàõ”. Íî при существующем соотношении сил окружения были неплотными. Вполне можно было организовать контрудары по прорвавшемуся врагу с тыла. Наконец, можно было сражаться в “котле”, приковав к себе противника, как позже дрались группировка Лукина под Смоленском или Паулюса в Сталинграде. Однако сказались другие факторы. В войну вступило то самое поколение, которое воспитывалось в духе “интернационализма”, на оплевывании патриотических ценностей, отечественной истории и культуры. То поколение, которое было отравлено ядом безбожия, громило храмы, устраивало кощунственные атеистические карнавалы. Ему не за что было стоять насмерть.

Зачем драться и погибать, если немцы – “братья по классу”? И окруженные группировки рассыпались, солдаты массами сдавались в плен. Сталинский приказ № 0019 от 16 июля 1941 г. констатировал: “На всех фронтах имеются многочисленные элементы, которые даже бегут навстречу противнику и при первом соприкосновении с ним бросают оружие”. И именно по этой причине родился печально-известный приказ № 270 от 16 августа, объявлявший добровольную сдачу в плен предательством. Âñåãî æå â 1941 ã. â ïëåí ñäàëîñü 3,9 ìëí ñîâåòñêèõ ñîëäàò è îôèöåðîâ! Ïðè÷åì ìîæíî ñîïîñòàâèòü öèôðû – â ïåðâîé ïîëîâèíå 1942 ã. ïîïàëî â ïëåí òîæå íåìàëî, 650-900 тыс. человек. И за все остальные 3 года войны столько же, 650-900 тыс. Различие настроя войск очевидно.

А другие солдаты просто разбегались. В полосе одного лишь Юго-Западного фронта за неполный месяц с 22 июня по 20 июля 1941 г., согласно докладу Мехлиса, был задержан 75.771 дезертир. И никакого партизанского движения в первый период войны не возникло. Сотни тысяч окруженцев и дезертиров считали для себя войну оконченной, оседая в “примаках” у белорусских и украинских вдов и солдаток. Серьезное сопротивление немцы встречали только на отдельных участках. Но они обходили такие участки, громя менее стойкие соединения. А те, которые стойко оборонялись, попадали в ловушку. Когда Гальдер 3 июля записал, что война практически выиграна в течение двух недель, он в какой-то мере был близок к истине: армий, прикрывавших фронт в Белоруссии и Прибалтике, больше не существовало. Если солдаты и выходили из окружений, шитых на живую нитку, в котлах приходилось бросать технику, вооружение, склады горючего, боеприпасов, имущества.

È âîò òîãäà-òî, ïîñëå ðàçãðîìà приграничных группировок, немцы и впрямь добились численного и технического превосходства. Когда к середине июля советское командование смогло воссоздать новый фронт по Западной Двине и Днепру, он уступал противостоящим силам врага по людям в 2 раза, по артиллерии – в 2,4 раза, по самолетам в 4 раза, хотя по танкам советская сторона все еще превосходила в 1,3 раза [24]. Ну а после того, как немцы взломали и этот фронт, соотношение вооружения и техники стало совсем катастрофическим для наших войск. А эвакуация заводов на восток не позволяла его восполнить. В Германии же, напротив, военная промышленность как раз к этому времени достигла полной мощности, и в 1941 г. немецкие войска получили 5,5 тыс. новых танков – больше, чем они имели к началу войны.

Красная армия потеряла и свои обученные кадры. Их были вынуждены заменять ополченцами, новобранцами, зелеными досрочными выпускниками училищ. А инициатива оставалась в руках противника. То там, то здесь следовали новые прорывы. Фронт состоял из сплошных “дыр”. И затыкать их приходилось не оптимальными силами и средствами, а тем, что есть под рукой. Тем, что можно побыстрее перебросить на критический участок. Курсантами, ополченцами, бросать на танки конницу. Не из-за неумения русских воевать, а по суровой необходимости, просто ничего другого не оставалось.

И на все это наложился еще один катастрофический фактор. Многие в Советском Союзе помнили “красный террор”, бедствия раскулачиваний, коллективизации, голодомора, репрессий – и восприняли оккупантов в качестве избавителей. В селах нередко встречали немцев колокольным звоном и хлебом-солью. Во Львове произошло восстание, взбунтовавшиеся горожане напали на тюрьму и выпустили заключенных. Командир 436 полка майор Иван Кононов перешел на сторону немцев и начал формировать из пленных “казачью” часть “Kosaken Abteilung 102”. Студент Мартыновский под Лугой и лейтенант Рутченко под Порховом создавали антисоветские партизанские отряды. В г. Локте Брянской области еще до прихода немцев население сбросило советскую власть и создало самоуправляемую “республику”, которую возглавил инженер К.П. Воскобойников. Возникла даже собственная “Русская Освободительная Народная Армия” (РОНА) под командованием Б. Каминского.

В Белоруссии для поддержания порядка стала создаваться антисоветская “народная милиция”, а в поселке Осинторф под Оршей из пленных формировалась “Русская народная национальная армия” (РННА). Она насчитывала 7 тыс. человек. Желающих было гораздо больше, но немцы поставили ограничения. Полковник ВВС В.И. Мальцев, успевший посидеть в 1938 г., создал в Ялте 6 добровольческих отрядов, потом был принят в люфтваффе и организовал русскую эскадрилью. Командующий 19-й армией Михаил Федорович Лукин, герой Смоленского сражения, попавший в плен тяжелораненным и перенесший ампутацию ноги, направил германскому командованию предложение создать альтернативное русское правительство. Он писал: “Народ окажется перед лицом необычной ситуации: русские встали на сторону так называемого врага, значит перейти к ним – не измена родине, а только отход от системы... Даже видные советские деятели наверняка задумаются над этим...” В немецком лагере военнопленных под Тильзитом распространялось заявление, что надо превратить Отечественную войну в гражданскую…

К концу 1941 г. добровольцев из перебежчиков и пленных стали принимать в части вермахта. Их называли “хиви” (“хильфсвиллиге” – “добровольные помощники”). Сперва их использовали на тыловых, санитарных должностях, потом стали доверять оружие. И порой таких “хиви” насчитывалось до 10-12 на германскую роту. Активизировались и националисты. На службу к немцам охотно поступали латыши, эстонцы. Бандеровцы пытались провозгласить украинское “правительство”. Крымские татары не забыли, как преследовали их лидеров, как отбирали земли для еврейских поселений – и как раз по этой причине активно поддержали гитлеровцев, создавали вооруженные формирования, достигавшие 20 тыс. человек. Произошел ряд восстаний на Северном Кавказе. Карачаевцы вырезали советские госпиталя в Нальчике. А чеченцы и ингуши, решив, что советская власть вот-вот падет, принялись просто разбойничать – грабили, убивали милиционеров, работников военкоматов.

На крушение Советского правительства рассчитывали и нацисты. Фельдмаршал фон Клейст впоследствии признавал: “Надежды на победу в основном опирались на мнение, что вторжение вызовет политический переворот в России... Очень большие надежды возлагались на то, что Сталин будет свергнут собственным народом, если потерпит тяжелое поражение. Эту веру лелеяли политические советники фюрера”. Однако власть Сталина оказалась гораздо прочнее, чем считали в Берлине. И гораздо прочнее, чем демократические правительства Франции, Бельгии, Голландии, Дании, Норвегии, валившиеся от первых же серьезных потрясений. Впрочем, ситуация могла быть иной, если бы в СССР сохранилась многочисленная “пятая колонна” оппозиции, способная объединить недовольных и нанести удар в спину. Но ее больше не существовало…

А военные катастрофы вызвали не только разброд и распад. Они пробудили в России и совершенно иные процессы. Над страной лилась песня, совсем не похожая на те, которые раньше пелись в Советском Союзе: “Идет война народная, священная война…” И Сталин назвал войну Великой Отечественной. Уже 28 июня 1941 г. местоблюститель патриаршего престола Сергий сообщал экзарху Русской Православной Церкви в Америке митрополиту Вениамину: “По всей стране служатся молебны… Большой религиозный и патриотический подъем”. И сам митрополит Сергий молился в Москве “о даровании победы русскому воинству” – молился при огромном стечении народа.

На смену разгромленной и сдавшейся молодежи призывались из запаса и занимали место в строю люди старшего поколения. Выросшие еще в царской России, ветераны Первой мировой – сохранившие в душе идеалы патриотизма, а нередко и веру в Бога. И именно им пришлось выправлять положение, останавливать зарвавшегося врага. Может показаться парадоксальным, но это факт – только в СССР и только в Великой Отечественной войне пожилые, плохо вооруженные ополченцы дрались лучше многих кадровых дивизий. Ну а другим приходилось заново учиться любви к своему Отечеству, учиться на собственном опыте, а то и на собственной шкуре. Потому что в Россию пришли вовсе не “избавители” – пришла орда хищников и убийц.

Белорусские, украинские, русские деревни заполыхали не в ответ на действия партизан, а просто так, для отстрастки. Чтобы сразу запугать народ и отбить мысль о сопротивлении. Улицы захваченных городов сразу оклеивались приказами с угрозой смерти за все, от “саботажа” и нарушения комендантского часа до незарегистрированных домашних животных. Начались расстрелы заложников по любому поводу. Так, в первый день оккупации Минска казнили 100 человек за какой-то оборванный провод. В Великих Луках расстреливали девушек за “неисполнение распоряжения военных властей” – за отказ идти в солдатский бордель. Широко развернулись и расправы над “коммунистическими активистами”, к коим до кучи причисляли депутатов захудалых сельсоветов, бригадиров, родственников советских офицеров, да еще и истребляли целыми семьями. Полным ходом пошли “реквизиции” с насилиями и грабежами.

А пленных оказалось слишком много, не знали что с ними делать. И приказ Кейтеля от 8 сентября 1941 г. разрешил “как правило” применение против них оружия [203]. То бишь уничтожать их на месте. Стали расстреливать, чтобы не возиться. Из тех, кого гнали в лагеря, добивали ослабевших и отстающих. А сами лагеря в большинстве представляли собой огороженные участки открытого поля, где люди находились на солнцепеке, дожде, холоде, без крыши над головой и почти без еды. И те миллионы солдат, которые столь легко сдались в начале войны, почти целиком вымерли в первую же зиму.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: