Терапевтические сказки 1 страница

Пускай в мирах бессчетных небосклона,

Средь ярких звезд, указующих путь,

Ведут меня лучи волшебной Альсеоны

Сквозь пыль иллюзий, открывая суть.

Чайка

Как часто мы думаем, что наша жизнь зависит от воли владык, их доброты или скупости, от счастливой или невезучей судьбы, достатка или бедности, от близких людей, — но мало тех, кто понимает мир как искусство, движущей силой которого является магия музыки. С колыбельной начинается наше существование, и если мы чутки, то замечаем, что само наше тело являет собой природный музыкальный инструмент. Жизнь настраивает его на минорный или мажорный лад, а голос впитывает и передает все оттенки переживаний и мыслей. Каждое чувство, поступок, каждое действие озвучено внешне или внутренне. Голос — дитя души, а звуком, словом строится мир.

Жил в стране у моря человек по имени Норис. Был он музыкантом, и даже когда он просто что-то Говорил, его можно было заслушаться, так музыкален был его голос. Море и ветер, лес и горы, солнце И звезды дарили ему вдохновенье, и он готов был сочинять музыку, сказки, песни и стихи целыми днями. Впрочем, столь же охотно он молчал и слушал тишину. При дворе ценили его дар, и он носил титул главного королевского капельмейстера. В знак отличия ему надлежало носить алый жилет, расшитый золотыми парчовыми нотами, и такой же шелковый бант на шее. Вероятно, этот наряд, вместе со светлосерым сюртуком, сыграл свою роль в том, что музыканту дали прозвище Снегирь; другой причиной было то, что его любили птицы. Нимало не боясь, они садились ему на плечи и ели из его рук. Иные могли распевать свои серенады прямо на голове Нориса или аккомпанировали своим пением его игре на скрипке. Весь двор умилялся этим концертам. Дамы мечтали получить певчих птичек из рук маэстро в золоченые клетки при своих спальнях, кавалеры рассуждали, как было бы легко подманивать пернатых с помощью музыки и стрелять их с близкого расстояния, не задев капельмейстера. Нужно ли говорить, что сам Норис не одобрял подобного. И хотя он плохо сходился с придворными, у него была масса друзей и поклонников среди детей, которые шумной стайкой бегали за ним. Он учил их музыке, рассказывал сказки и дарил им волшебный мир красоты и гармонии.

Среди других детей он отличал одну девочку. Звали ее Ирэль. Однажды она пришла к нему со странной просьбой — научить ее летать.

— Я знаю, — сказала она, — вы волшебник и все можете.

Напрасно Норис разубеждал ее, она верила только тому, чего хотела. Как часто во время импровизаций капельмейстера у моря Ирэль, размахивая руками и подпрыгивая, бежала с горы, пытаясь взлететь. Иногда, по ее словам, ей это удавалось. Так или иначе, эти упражнения открыли в ней талант к танцам. Прошло несколько лет— и вот, чтобы посмотреть танцы Ирэль, приезжали гости из самых дальних стран. В самом деле, в минуты вдохновенья она буквально парила над сценой. Так она получила прозвище Чайки, и конечно же, непременным участником ее выступлений был Норис. Только под его музыку она могла создавать свои чарующие танцы, где крылатый мир воплощался в человеке и открывал свои тайны.

Красоту танца оттеняла прелесть самой Ирэль. То капризное море отражалось в ее облике, готовое сменить ласку лазурных волн на мятежную бурю; то таинственный свет луны вдруг изливался из ее опаловых глаз; то порывистость ветра, остужающего воду, в которой только что утонуло солнце, волновала ее гибкую фигуру.

И когда наконец во дворце стало тесно от поклонников танцовщицы, сам король Кудр предложил ей свою руку и сердце. Одно условие он поставил своей избраннице: отныне она должна была танцевать для него одного.

И вот — в бурные ночи, осенние или зимние, когда тяжелые водяные валы ударяли в стены королевского замка, в тронном зале зажигали факелы. Музыканты, скрытые на хорах, исполняли музыку Нориса, а юная королева, в развевающихся газовых покрывалах, с дымящимися факелами в руках, неслась по залу. Ткань и дым чертили узоры в воздухе, и словно оживал в стенах замка невиданный сад в тонком мареве восточных ароматов. Король, сидя на троне, пил густое рубиновое вино и наслаждался волшебными грезами, которые навевали музыка и танцы.

Но недолго царило счастье во дворце. Что-то особенное творилось в душе музыканта и танцовщицы. Их духовная близость росла так же, как увеличивалось расстояние, их разделявшее. Страсть короля Кудра окрасилась ревностью. Ни власть, ни нрава супруга, ни богатства и слава не могли ни на шаг приблизить к нему королеву, и он мстил ей и музыканту, заставляя из ночи в ночь исполнять его волю до изнеможения. О, если б он мог разделить их, — но тогда бы он потерял источник наслаждения, что насыщал и мучил его одновременно.

И вот однажды он отправился вместе с королевой в дальнее путешествие. Норис остался дома и тяжело переживал разлуку. Однажды он поднялся на самую высокую башню замка, чтобы взглянуть, не мелькнут ли на горизонте паруса королевской флотилии. Пусто и сурово было море, и лишь череда волн спешила к берегу, чтобы обрушиться на подножие острых скал.

Внезапный стук и звон стекла заставил музыканта вздрогнуть; на окне стояла белоснежная Чайка. Озаренная пробившимся сквозь тучи лучом солнца, она казалась каким-то неземным существом. Разбитое окно поранило птицу, Норис едва успел подхватить ее, чтобы она не упала на камни. Он отнес ее домой и принялся ухаживать за ней.

Ничто не помогало птице. Только когда он брал скрипку и играл для нее, она, казалось, чувствовала облегчение. Странные мысли одолевали музыканта. Он слышал уже давно, что птицы, влетающие в окно, являются неслучайно и часто служат вестниками несчастья. А что, если душа погибшей королевы вселилась в чайку, чтобы проститься с ним и передать ему последний привет, прежде чем покинуть земные пределы?.. Но может быть, он сумеет удержать ее своей любовью?

Прошло два томительных дня, и на третий королевский флот вернулся в родную гавань. Траурные флаги трепетали на мачтах. Во время бури пьяный король устроил бал, заставив свою супругу танцевать, и волна смыла ее за борт. Ее сумели вытащить из пучины, но жизнь уже покинула ее.

Пышные угрюмые похороны проводили Ирэль в королевский склеп. Музыкант сочинил короткий реквием, которым двор остался недоволен.

— Мало скорби! — выразил общее мнение король.

— Но в нем упование на жизнь… — ответил Норис, однако его никто не поддержал.

Ночью музыкант пробрался в склеп, положил выздоравливающую чайку на грудь королевы и стал играть на скрипке. Ранним утром, когда сквозь узкую щель кованых дверей робкие лучи рассвета заглянули в помещение, Ирэль вздохнула и открыла глаза. Они рука об руку вошли в замок и поднялись к опочивальне короля. Стража спала. Место королевы было занято. Незнакомая красавица покоилась в объятиях Кудра. Ирэль отвернулась, и они с Норисом покинули замок, чтобы вернуться в жилище музыканта.

— О чем мне горевать, — говорила королева, — ведь ты научил меня летать.

Прошло немного времени, новая королева украсила трон Кудра, но счастье отвернулось от великолепного двора. Набеги на соседей оказывались неудачными, налоги возмущали народ, вельможи погрязли в интригах. Развлечения и пиры пресытили двор, и даже любимое занятие — охота — перестало радовать сердца: стоило королю со свитой собраться за дичью, как над лесом появлялась белая чайка. Крик ее был почти человеческим, и все зверье пряталось и бежало от охотников. На чайку выпускали охотничьих соколов, но она каждый раз избегала их когтей и клювов. Вестницей прозвали эту странную птицу, и двор ломал голову, как от нее избавиться.

Музыкант после своего реквиема оказался в немилости, редко являлся ко двору и почти не выходил из дома. Однако в небольшой стране трудно что-либо скрыть. Вскоре королю Кудру донесли, что в доме музыканта живет женщина, как в зеркале повторяющая облик королевы Ирэль, и выходит она на улицу лишь в сумерки или ночью. Король заволновался, его супруга, нынешняя королева Зиффа, тоже. Удостовериться в сходстве было несложно. Кудр притаился вечером у дома Нориса и увидел бывшую жену. Теперь надлежало проверить склеп. К счастью, придворный шут выдал музыканту планы короля, и в нужный час Ирэль лежала в золотой усыпальнице. Кудр лишь на мгновение взглянул на лицо королевы, однако сохранность черт ее и отсутствие признаков тления посеяло страх. Святая или ведьма была его супруга? — вопрос, который не давал ему покоя, и он топил свою тревогу в вине. Какие мысли пришли в голову короля, трудно сказать, но вот однажды Кудр вызвал музыканта.

— Я не знаю, где ты нашел себе женщину, похожую на Ирэль, но я решил поменяться с тобой судьбой. Ты сядешь на трон и станешь королем, а я поселюсь в твоем жилище, и ты будешь давать мне уроки музыки, пока я не стану таким же музыкантом, как ты.

— Я не хочу, — ответил Норис.

— Это моя воля! — заявил король.

Скучающий двор был взбудоражен неожиданным поворотом событий. Никто не осмелился опротестовать волю Кудра. Все ждали перемен, приняв поступок короля за минутную прихоть. Для него же это была попытка вернуть свое прошлое — и прежде всего завоевать сердце возлюбленной музыканта. Все свои сокровища, все силы своей души он бросил к ногам Ирэль. То, что не удалось ему в первый раз — добиться любви королевы, — должно было свершиться с «двойником» Ирэль.

Но все оказалось напрасным. Король не смог стать музыкантом, как и музыкант не смог стать королем. Придворные смеялись над Норисом и обманывали его. Наконец однажды его принудили принять участие в охоте на медведей. Молча ехал хмурый король позади егерей. Внезапно конь его заржал и остановился. Перед Норисом предстала картина разоренной берлоги. Убитая медведица лежала подле нее, четверо крохотных медвежат пытались сосать мертвую мать. Вернувшись домой, король запретил охоту. Придворные, полные гнева, подняли восстание. Возглавила их королева Зиффа. Все они требовали возвращения прежнего короля Кудра.

И он вернулся, решив жестоко отомстить и отвергнувшей его женщине, и музыканту. Была объявлена грандиозная охота, и все знали, что дичью назначены Норис и Ирэль. Король вызвал их и приказал покинуть страну за два часа до начала охоты.

Молча выслушали его волю обреченные изгнанники, а затем поднялись на гору. Немногие верные своему капельмейстеру музыканты собрались на его зов со своими инструментами. Вот загремели рога, и огромная ватага придворных стала подниматься на гору. Соколы качались на перчатках, собаки рвались с поводков. Внезапно загремела с вершины музыка реквиема. Белая чайка плавно понеслась вокруг горы, за ней еще несколько прекрасных птиц. Они устремились в сторону моря. Враги протирали глаза, видя, что вершина пуста, а музыка продолжает звучать, — и в этот момент вся толпа обратилась в стаю галдящего воронья. Боевые соколы ринулись на прежних хозяев и принялись клевать их. Спасся ли кто в этой дикой охоте — трудно сказать, ведь ни король, ни один человек из придворных не вернулся домой в людском обличье. Но с тех пор каждый год в этот день на вершине горы слышна музыка…

Марго

Что и откуда приносит ребенок в наш мир? Ну, если способности, то их порой легко объяснить унаследованием от предков. А определенность характера, вкусов, наконец, память о том, что никогда ни малейшей черточкой не проявлялось ни у кого из семьи? Остается признать, что люди приходят на землю с готовой думой… Тогда опять встает вопрос: кто слепил эту душу и каким образом? В общем, от таких рассуждений легко потерять голову.

Лучше послушать одну из историй, которые иначе, как странными не назовешь, да и объяснить весьма затруднительно.

Жила некогда на свете прелестная юная леди Марго. Богатство и древность рода, доброта и красота, казалось, сулили ей счастливую жизнь. Однако мало кто знал, что творилось в душе леди, что скрывалось за ее очаровательной улыбкой, пристальным, задумчивым взглядом и — часто слишком долгим — молчанием.

С детских лет Марго боялась красного цвета. Бурные рыдания, обмороки, отчаянный крик сопровождали любую встречу ее с красным, будь то цветок, закат солнца или пламя костра, так что в замке вынуждены были запретить красные платья, тяжелыми шторами закрывали окна в покоях леди задолго до вечерней зари, перед каминами расставляли экраны с зелеными витражами. Кроме того, леди не переносила собак и обожала кошек. Первое слово Марго было не «мама», а «мяу», и долгое время она не хотела становиться на ножки и передвигалась на четвереньках. Когда же она подросла, то рассказала родителям о каком-то ночном празднике, в котором она принимала участие еще до своего рождения. На этом балу должна была решиться ее судьба. Среди толпы бескрылых душ она ждала появления хозяина. И вот вместе с музыкой появился прекрасный принц. Он был в бордовом бархатном плаще, и бледность его соперничала с белизной снежной равнины, будто вся кровь его перешла в цвет наряда. И Марго услышала, как окружающие шептали, что хозяин бала похож на саму смерть и он должен выбрать себе пару из гостей. Медленно шел принц вдоль рядов замерших душ и внезапно остановился перед Марго. Она знала, что может отказать ему, но ого красота так влекла… Она чувствовала его одиночество, его глубоко запрятанное страдание — и, склонив голову, протянула ему руку. Он обнял ее, и внезапно они очутились в иной жизни. Пестрой чередой прошло столько событий и времени, что они не уместились в ее памяти. Запомнился лишь конец: юный принц, стоящий у дерева на берегу, и несущаяся на него огромная бешеная собака, с клочьями пены на оскаленной пасти. Навстречу ей бросается белая пушистая кошка. Одно мгновение — и обливающееся кровью животное падает на землю. Но юноша уже успел выхватить шпагу и вонзить в убийцу. Снова Марго видит себя в объятиях хозяина бала.

— Готовы ли вы войти в жизнь и принести жертву? — спрашивает он.

— Ради вас, но не ради себя, — шепчет она.

— Это шанс для нас обрести человеческую душу! — улыбается Принц и целует ее.

Воистину, странный сон для пятилетнего ребенка.

В канун совершеннолетия Марго среди ночи в замок явился странствующий вельможа. С ним блестящая свита и почти весь двор, он празднует какое-то радостное событие. Родители Марго, польщенные честью, которую им оказал знатный гость, предоставили свой замок для праздничного бала. Марго еще не видела незнакомца, но сердце ее сжалось от неясного предчувствия. Вот зазвучала музыка, и разодетая толпа заполнила залы. Следуя условиям хозяев, никто из гостей не надел красного платья, и лишь их господин позволил себе нарушить этикет. Его бордовый плащ приковывал взоры, молчание толпы было исполнено немого осуждения. Нимало не смутившись, вельможа подошел к Марго, чтобы открыть бал, но она была не в силах преодолеть свой страх. Смеясь, он выбрал другую даму, но взгляд его был прикован к юной леди.

Под утро шумная толпа гостей исчезла так же внезапно, как и появилась. Марго тяжело заболела и долго боролась с непонятным недугом, грозящим свести ее в могилу. Меж тем женихи, плененные красотой леди, один за другим являлись в замок, надеясь тронуть ее кто доблестью, кто славой, кто богатством. И, скорее желая испытать судьбу, чем по волю сердца, она наконец отдала свою руку одному из них.

Пышная свадьба увенчала ее выбор. Среди глубокой ночи, когда пир подходил к концу, леди услышала стук копыт за воротами замка. Тревога охватила ее. Она незаметно покинула залу и спустилась к воротам. Всадник в бордовом плаще, не спешиваясь, ждал ее. Молча он наклонился и поднял ее в седло.

Всю ночь мчались они, озаренные лунным светом, по неведомым дорогам, но перед рассветом вернулись к замку. Всадник поцеловал Марго и исчез. Никто не заметил ее отсутствия, даже стрелки башенных часов не сдвинулись с места, словно ожидая леди.

Жизнь пошла своим чередом, и вскоре у Марго родился сын. Привязанный к матери, он почему-то не признавал отца.

— Мой отец — другой, — твердил он, когда его упрекали в холодности, и трудно было добиться от него иных объяснений.

Оскорбленный в отцовских чувствах, а еще более подозревая свою жену и сына в безумии, муж Марго стал искать утешения в пирах и охотничьих забавах, и однажды несчастный случай оборвал его жизнь…

В сердце Марго вновь пробудилась надежда на встречу с чудесным всадником. И вот вместе с сыном она отправилась на его поиски.

Слухи о ночном Принце оказались не выдумкой. То один, то другой житель страны встречал его и мог указать, куда он двигался. Наконец им рассказали о волшебной долине, где люди не смеют появляться, если дорожат своей жизнью. Там могут исполняться желания, но за них приходится платить самой смерти.

Именно туда вели следы таинственного ночного гостя, и Марго устремилась в заповедную долину.

Лишь к концу дня Марго с сыном достигли высокого холма, на который надлежало подняться. Закатное солнце залило багрянцем долину, ярко вспыхнули дикие красные розы во всех ее уголках, и каждый цветок словно вонзал иглы в сердце леди, рождая в нем отчаяние и страх.

На вершине холма возвышался золотой трон, на котором надлежало загадывать желание. Марго хотела приблизиться к нему, но не смогла сдвинуться с места. Зато сын ее радостно и легко направился к трону.

— Остановись! — крикнула леди. — Там смерть!

В ответ раздался лишь смех. Трон казался в пяти шагах от них, но юноша шел к нему мучительно долго, пока солнце не коснулось горизонта.

— Не садись! — опять крикнула Марго.

Но мальчик сел — и тотчас исчез.

В ужасе Марго обернулась назад. По долине китайским драконом текла, извиваясь, пестрая толпа. Звучали музыка, пение. Во главе процессии ехали два всадника — ее сын и ночной гость. Вслед за людьми шли звери, за ними деревья, цветы… И солнце остановилось у края земли, освещая их путь и окрашивая всех в немыслимые оттенки красного цвета.

— Возьмите меня с собой! — крикнула Марго.

Люди обернулись, но никто ее не увидел. Черный плащ ее отталкивал солнечные лучи и сливался с серыми скалами.

Все дальше уходила процессия, и вновь вся долина преобразилась. Голубизна неба отразилась в двух озерах, превратив их в чудесные глаза. Гряда скал образовала два полукружия прямого носа. Вершины гор пламенели роскошными локонами. И наконец, гигантское лицо, заключенное в долине, расцвело в дальней реке дивной улыбкой.

С тоской в сердце одинокая леди вернулась в замок. Превозмогая истому, она стала готовить себе красное платье. Много тканей она перебрала. Одни, с яркостью рубина, жгли ее, другие, с благородной скромностью граната, тяжелили душу, третьи, плачущие, как турмалин, вызывали горечь.

Тогда она сшила себе платье из сухих кленовых листьев.

И пришел час встречи с ночным гостем. На троне сидел хозяин пира и за толпой гостей не видел Марго. В отчаянии и любви она поднесла огонь к своему наряду. Живым пламенем вспыхнул, как факел, ее наряд. Боль обожгла ее, и она закружилась в своем последнем танце.

И когда она уже готова была упасть, рядом с ней оказался ее ночной Принц. Теперь она горела, но не сгорала.

— Вот моя возлюбленная! — возвестил он, и толпа склонила перед ними головы.

— Марго! — обратился к ней Принц. — Твоя первая жертва была принесена кошачьей душой, когда ты пожертвовала собой ради моего сына. Вторая жертва ради любви ко мне утвердила тебя в человеческой душе. И путь сущих душ не имеет конца.

Дорога

Если бы Полину спросили, что чудесного было в ее жизни, она, скорее всего, ответила бы: сон. В самом деле, не каждому в сновидении открывается какая-то иная жизнь, в которой сбываются мечты, рождаются сказки. Начинается с того, что Полина оказывается на дороге, по обочинам которой растут деревья и кусты. Первый морозец возвещает о конце осени, и все вокруг покрыто инеем. Солнце зажигает в нем мириады искорок, они слепят глаза и колют сердце. Как идти по земле, как коснуться веток, травы, ведь тут настоящее волшебство — иней превратился в драгоценные камни! Их нельзя топтать!

Дорога так влечет за собой. Вдали высится старинный дворец, и мелодичный звон башенных часов в холодном воздухе доносится до ушей Полины. Чтобы не нарушить хрупкую красоту открывшегося мира, можно лишь полететь или воспользоваться бабушкиными шлепанцами. Они наверняка обладают волшебными свойствами, — впрочем, как и сама бабушка. Тут нельзя обойтись без подробностей и следует рассказывать по порядку.

Так вот. Семейство Полины жило в старинном одряхлевшем доме, на окраине города. Обвалившаяся штукатурка, выбитые окна и шаткие лестницы сделали половину дома опасной, и она стояла пустой. Вторая половина сохранилась лучше. Полина, ее отец, мать, двое ее сестричек и бабушка поселились в двух еще сносных комнатах и были почти счастливы, как и многие их соседи-бедняки. Но в других семьях не было бабушек или они были совсем не такие, как бабушка Полины, — в этом она была уверена. Ее родители в этом тоже не сомневались, но по другим причинам. Их не трогало, что бабушка играла на музыкальных инструментах и пела, рассказывала сказки и сочиняла стихи, — их волновала ее забывчивость, непоседливость, вечное стремление что-то сделать, во всем участвовать. И когда речь заходила о ней, всегда сама по себе возникала присказка: «Ах уж эта бабушка!»

Ее шлепанцы, умеющие говорить на разных языках, позволяли ей гулять по любым развалинам, словно поддерживали ее. Для бабушки словно не существовало никаких запретов. И из пустых помещений нежилой половины дома эхо доносило ее шаги: шурр-шарр, ширр-шорр, — а на лестницах вдруг: чок-чук, чак-чек, — а в палисаднике: фах-фух. Полина умела угадывать по звукам, где гуляет бабушка. И конечно же, беспокойство, причиняемое бабушкой, всем мешало, и только Полина знала, какое бабушка на самом деле сокровище, и когда ей приснился волшебный сон, тотчас обратилась к своей доброй фее.

Бабушка тут же откликнулась. Ей не нужно было что-то объяснять, доказывать, выпрашивать. Она все сразу поняла и протянула Полине свои шлепанцы.

— Только будь осторожна, внученька, не каждый попутчик готов дойти до конца с тобой, забыв о своих интересах. Пусть же пребудет в душе твоей моя песенка:

Друг мой, путник, внемли,

Там, за краем Земли,

Где заря золотит небосклон,

Там пригрезится дом,

Там прислышится звон,

Там сбывается каждого сон.

Много будет утрат,

Ты о них не горюй,

Лишь запомни — и раз навсегда,

Где бы ни был ночлег,

Уходи на заре,

Вечен путь к Небесной Звезде.

И ведь, как всегда, права оказалась бабушка. Совсем немного прошла по Дороге из драгоценных камней Полина, как ее нагнал юный рыцарь на белом коне. Вежливо поздоровавшись, он предложил ей сесть в седло, чтобы побыстрей проделать путь, но она отказалась. Тогда рыцарь спешился и сказал, что Полина окажет ему величайшую честь, если все-таки сядет в седло, а сам он поведет коня под уздцы. Не желая обижать всадника, она согласилась.

К вечеру они оказались у замка рыцаря, и он предложил девушке ночлег. Она воспользовалась его гостеприимством, — но утром обнаружилось, что рыцарь занедужил— открылись его старые раны, и Полина осталась, чтобы ухаживать за ним. Прошло немного времени, и выздоравливающий рыцарь признался ей в любви и просил ее скрасить его жизнь в замке. Забыв о цели своего странствия, Полина согласилась. Вначале ей нравилась новая жизнь. Рыцарь носил ее на руках, осыпал цветами и подарками, угадывал ее желания и убеждал забыть о дороге. В самом деле, быть может, она и пошла по ней лишь для того, чтобы встретиться с ним.

Но вскоре начались разочарования, Она чувствовала себя игрушкой в его руках. Он украсил ею свой холодный замок, он хвастался ею перед соседями. В конце концов Полине стало скучно от вечного сидения на троне и соблюдения бесконечных ритуалов. Ей хотелось чего-то еще, душа ее стремилась к движению, к Дороге… Однако стоило ей заикнуться о продолжении пути, рыцарь приковал ее к золотому трону. Полина была в отчаянии…

И вот в замок явилась гостья. Она не захотела называть своего имени, но ее красота буквально очаровала рыцаря. Теперь все свое внимание он отдавал незнакомке, забыв о своей пленнице. У Полины появилась надежда сбежать. Судьба помогала ей: случайно оставленный ключ от оков, незапертая дверь — и вот она на свободе.

Никогда прежде она не спала так крепко и сладко, хотя ночевала в лесу.

Проснулась Полина дома. Рядом с ней была бабушка… она снимала с себя бордовый дорожный плащ, который был на незнакомке! Вот кому она была обязана своим чудесным освобождением!

Но прошло немного времени — и снова Дорога из драгоценных камней позвала Полину.

На этот раз ей встретился менестрель, и ему удалось увлечь ее своими песнями в любовь. Нет, он не предлагал ей замка — его у него и не было, — но зато он воспевал вечную свободу. И все было бы ничего, но менестрель сильно напоминал блуждающего мотылька. Он откликался на любой зов, служил каждому своему желанию, бросался из стороны в сторону, и Полина почти забыла о Дороге. У них никогда не хватало времени! То менестрель спешил на званый пир, то принимал участие в охоте, то его ждали на турнире, то на празднике, то на похоронах. И когда Полина не могла сопровождать его, он легко забывал о ней. С такой же беспечностью однажды менестрель, хорошо подвыпив, проиграл свою подругу в карты юному принцу. В слезах Полина встретила своего третьего господина, однако Принц поспешил ее утешить:

— Мне смертельно надоело властвовать, принимать решения, вести дела. На тебя все мои надежды. Ты станешь принцессой, и все заботы о моей стране, а заодно и обо мне лягут на твои плечи. Ты можешь делать все, что угодно, и должна лишь помнить, что меня нельзя ничем беспокоить.

Со смутным чувством Полина взялась за дела королевства, в то время как Принц с радостью предался развлечениям. Сотни игрушек и книг, путешествия и забавы ждали и манили его так давно, и теперь он собирался всем этим насытиться.

Бедная Полина трудилась не покладая рук и уже почти не вспоминала о Дороге. И опять случилось маленькое чудо. В столицу прибыл волшебник. Он изваял фигуру Принцессы и оживил ее, научив нескольким словам и движениям. И вот — двойник Полины остался на троне, а она сама вернулась домой.

Конечно же, магом, освободившим ее, опять оказалась бабушка.

В третий раз в путь по драгоценной Дороге они отправились вместе. Много испытаний пришлось им перенести, прежде чем они достигли прекрасного Дворца. Там, в золотых залах, собралось множество парода, и все ждали появления хозяина. Вот раздались удары колокола, и распахнулись все окна. Прекрасный юноша с лебедиными крыльями и в ослепительно белой одежде влетел в зал и сел на трон. Можно было начинать бал, но вдруг оказалось, что главный капельмейстер не явился. В панике метались по сторонам испуганные слуги, но хозяин оставался спокоен. Вот он встал и улыбнулся.

— Не тревожьтесь напрасно, старый капельмейстер не придет более на наш бал, он призван в иной мир. Но к нам явился на смену другой музыкант, и его час наступил.

Полина похолодела, когда увидела, что хозяин поклонился бабушке. Она же встала и подошла к органу. Вот зазвучала дивная мелодия, ее подхватили сотни голосов, к ритму присоединились колокола, и время перестало существовать.

Когда музыка смолкла, прекрасный хозяин протянул бабушке бриллиантовую корону, увитую живыми лилиями:

— Да увенчает она королеву нашего бала!

Бабушка склонилась перед ним, взяла корону —

и вдруг надела ее на Полину…

Не рассказать о том, какая радость и счастье царили на этом балу. На прощание хозяин подарил Полине крылья.

— Ты сможешь прилетать сюда, когда перед тобой откроется Дорога, а твоя бабушка останется жить во дворце. Надеюсь, ты не против?

— Нет, конечно нет! — ответила Полина и заплакала. Но это были слезы счастья.

Она проснулась, уже одна, без бабушки. Талант музыканта, наследованный ею, вел ее всю жизнь к совершенству. Наконец она сама превратилась в бабушку, и вновь ей приснился волшебный сон о Дороге. Ангел ждал ее во дворце, и она отправилась к нему, чтобы сменить свою бабушку.

Мелодия бури

Это ложь, джентльмены, что море сурово и беспощадно, не знает жалости и не имеет рассудка! Говорю вам еще раз: это — ложь! Не ссылайтесь на книги или рассказы знакомых, даже тех, кто насквозь просолен морем и продут всеми океанскими ветрами. Мне всегда делалось смешно, когда я встречал мрачных типов с каменными физиономиями, именующих себя морскими волками. Ах какой вид они имеют, извергая вместе с дымом столетние истины, или, гремя кружками и клянясь ромом, болтают о том, что бури и ураганы им нипочем, что они знают, как оседлать этого слепого зверя, который грозит им смертью из бездонной пучины. Не верьте им, джентльмены! Они — волки, и для них море — чужой сад, куда они забрались без ведома хозяина. Как бы высоко ни задирали кудлатые головы эти незваные гости, сердца их полны страха. Они наделяют стихию тем, что подсказывает их поджатый хвост. Им неведомо море нежности и любви, ласки и заботы, море, которое слушает детей и дарит цветы. Море, умеющее играть и быть верным дружбе. Блонделен, старая, мудрая ведьма, однажды сказала так: «Каждый находит в нем самого себя», — пожалуй, лучше не выразишь его сущность. Но я вижу, вы хотите спорить. Кое-кто уже прямо лезет на абордаж? Погодите, палить из пушек никогда не поздно, а судьба чаще свершается в тишине ночей.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: