Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Интегральное видение для слегка свихнувшегося мира 9 страница




Нет, мы — неотъемлемая часть единого и всеобъемлющего эволюционного потока, который сам и является Духом в действии, формой и способом созидания Духа, и, следовательно, всегда стремится за пределы всего, что было прежде — который скачком, а не ползком взбирается на новые ступени истины, чтобы совершить новый скачок, умирая и возрождаясь с каждым новым квантовым колебанием — зачастую, спотыкаясь и ушибая свои метафизические колени, и все же поднимаясь на ноги, чтобы совершить очередной скачок.

А помните ли вы Автора этой Игры? Когда вы вглядываетесь в глубины собственного осознания, перестаете замыкаться в себе и растворяетесь в пустой основе собственного изначального опыта, в простом ощущении Бытия — здесь и сейчас — разве это сразу же не становится очевидным? Разве вы небыли здесь в самом начале? Разве вы не причастны ко всему, что было потом? Разве сам сон не начался, когда вам надоело быть богом? Разве не было забавно потеряться в порождениях своего чудесного воображения и притвориться, что это все другое? Разве вы не писали эту книгу и бесконечное множество подобных ей просто для того, чтобы напомнить себе, кто вы есть?

Итак, оглядываясь назад, можно сказать, что «Эдем» был одной из первых упорных попыток, основываясь на реальных антропологических данных, воссоединить человечество с остальным Космосом, увидеть одни и те же потоки, которые текут по нашей кровеносной системе и пронизывают

 

вращающиеся галактики и гигантские солнечные системы, вздымают волны великих океанов и наполняют наши вены, которые движут и громаднейшими из гор, и прекраснейшими из наших моральных устремлений. Один и тот же поток пронизывает все сущее и движет всем Космосом во всех его мельчайших проявлениях и отказывается уступать, пока вы не вспомните, кто вы и что вы, и что к этому постижению вас привел тот же единый поток всепроникающей Любви... «и вот пришло исполнение в сиянии света, и сила пала перед возвышенной фантазией, но теперь моя воля и мои устремления вращались равномерно, как колесо, Любовью, которая движет солнцем и другими звездами».

 

3. ГЛАЗА В ГЛАЗА

 

Интегральная философия и поиски реального

Признание полного спектра сознания должно в корне изменить ход развития всех без исключения современных дисциплин, которых оно коснется — и это, конечно, важнейший аспект интегральных исследований.

Мы уже видели применение этого «полноспектрального» подхода в антропологии и социологии. Вскоре мы увидим, как он применим к искусству и литературе, теории феминизма, культурным исследованиям и духовности. Однако сейчас мы кратко взглянем на философию, которая традиционно считалась королевой умственных наук, просто потому что ее определяющая суть — любовь к мудрости во всех ее удивительных формах.

«Полноспектральный» подход к человеческому сознанию и поведению означает, что мужчинам и женщинам доступен весь спектр познания — спектр, который включает в себя, самое малое, глаз плоти, глаз ума и око духа. Что если бы мы попытались применить это интегральное видение в философии? В книге «Глаза в глаза» избран именно этот подход, и в предисловии к ее новому изданию я кратко излагаю причины, которые дают основание считать этот интегральный подход чрезвычайно важным.

Подавляющее большинство великих философов Запада считали, что действительно существует некий Абсолют — будь то Благо, Бог или Дух (Geist). Это положение никто и никогда всерьез не подвергал сомнению. Жгучий вопрос скорее всегда заключался в том, каково отношение абсолютного Единого к миру относительных Многих?

И этот решающий вопрос, как и многие наиболее глубокие вопросы в западной философии, породил целый ряд почти непреодолимых затруднений, парадоксов и нелепостей. Подобно проблеме разума/тела и спорам о свободе воли в противовес детерминизму вопрос соотношения абсолютного и относительного был бельмом на глазу западной традиции — досадной помехой, которую никак не удавалось ни убрать, ни разрешить по-доброму.

И, что еще интереснее, все эти главные спорные вопросы — разум/тело, разум/мозг, свободная воля/судьба, абсолютное/относительное, ноумен/феномены — как мы увидим, представляют собой, по существу, одну и ту же проблему.

 

И все они имеют в точности один и тот же ответ.

 

Но где же Бог?

Аристотель дал классическое определение Бога, которому, в сущности, нет никакого дела до относительного мира. Бог Аристотеля — это Бог чистого Совершенства, и для такого Бога марать свои руки в относительном мире — связываться с относительными и конечными созданиями — непременно означало бы отсутствие полноты, отсутствие завершенности и, следовательно, утрату самодостаточного совершенства. Поскольку Богу ничего не нужно, у него определенно нет причин создавать относительный мир. Фактически, если бы Бог действительно сотворил относительный мир, это указывало бы на то, что ему недостает чего-то в собственном бытии, что, очевидно, невозможно (Богу не положено испытывать недостаток в чем бы то ни было!). Таким образом, Бог пребывает «в» относительном мире лишь как конечная причина — Благо, к которому стремятся, но которого никогда, никогда не достигают все относительные создания.

 

Некоторые аспекты работ Платона, безусловно, можно интерпретировать в поддержку понятия Аристотеля о неприкасаемом, невовлеченном, полностью самодостаточном Боге. В конце концов, этот мир можно рассматривать как всего лишь мимолетное и смутное отражение реального мира — мира, в высшей степени трансцендентного по отношению к относительному миру ощущений и спутанных мнений.

Но это, так сказать, лишь половина Платона. Другая (гораздо реже упоминаемая) половина сильнейшим образом подтверждает, что весь относительный мир есть произведение, эманация, знак Полноты Блага. Так в «Тимее» — чуть ли не самой влиятельной книге западной космологии — Абсолют, который не может сотворить мир, описывается как решительно низший по отношению к Абсолюту, которому это под силу. В противовес выводу Аристотеля — что Бог, дабы быть совершенным, должен быть полностью самодостаточным — вывод «Тимея» заключается в том, что Бог, который не может творить, — это вообще не Бог. (При этом даже подразумевается, что Бог, не способный творить, завидует Богу, который на это способен!) Таким образом, весь явленный мир возникает через созидательное истечение Абсолюта, так что все сущее, по сути, есть Полнота Блага. Вот почему Платон описывает сам земной мир как «видимого, ощутимого Бога».

Должно быть, таковы истоки этого варианта наиболее трудноразрешимого дуализма Запада: Абсолют в противовес относительному, и как именно они соотносятся друг с другом?

Огромное затруднение позиции Аристотеля состоит в том, что она просто оставляет дуализм как он есть. Бог Аристотеля ничего не создает; всем сущим движет желание возвыситься до этого Бога, но никому и ничему это не удается. И сколь бы «чистым» это ни было в логическом отношении, эта позиция насильственно вбивает разделительный клин в самую сердцевину Космоса. Бог — там, мы — здесь, и две стороны встречаются лишь в вечно неразделенной любви.

Однако и другая сторона предлагавшегося решения — Бог присутствует в мире как Полнота — также была не лишена серьезных затруднений, по крайней мере, в том виде как ее обычно проповедовали. А именно, если мы мысленно представляем себе Абсолют как в существенной мере ответственный за создание относительного мира, тогда как мы объясним существование зла? Если Бог принимает участие в этом мире, то не следует ли осуждать Бога за Освенцим? Если так, то что это за гротескное чудовище — этот Бог?

Этот дуализм между Абсолютом и относительным — и проблема их взаимоотношения — должны были расколоть всю традицию западной философии и теологии на два воюющих и совершенно непримиримых лагеря — на тех, кто видели Бога преимущественно (или даже полностью) находящимся в этом мире, против тех, кто считали, что Бог преимущественно (или даже полностью) пребывает вне этого мира. Посюстороннее против потустороннего, нисхождение против восхождения, имманентность против трансцендентности, эмпиризм против рационализма — все это варианты одного и того же разногласия.

Аристотелевская традиция просто отстранялась от суеты относительного мира и не позволяла, чтобы ее Бог пачкал свои руки. Бог — это самодостаточное и единое совершенство, и потому этому Богу нет нужды создавать мир или что бы то ни было еще. Как может что-то столь абсолютно Совершенное продвинуться хоть на шаг, не изменив Совершенству? Созидание предполагает отсутствие чего-либо, а Богу достало всего; следовательно, Бог не создает. Таким образом, вопрос о том, откуда и зачем взялся мир, буквально повисает в воздухе, хотя глубоко в сердце относительного мира скрывается жгучее желание достичь состояния высшего богосовершенства, что, в действительности, для этого аутичного Бога означало бы перестать существовать для всех своих соседей и скрыться в своей собственной самодостаточной абсолютности, наслаждаясь чудесами своей нескончаемой неподражаемости.

 

Однако альтернативная интеллектуальная позиция — что Совершенное Единое, тем не менее, вовлечено в контакт с несовершенными созданиями — навряд ли более привлекательна. Если Совершенное Единое опускается до несовершенного зла, значит что-то где-то пошло ужасно неправильно, и винить в этом можно лишь само Единое.

Христианские теологи по большей части утверждали, что мир сотворен Божьей Волей так, что он содержит в себе неотъемлемый компонент свободы — поэтому Бог допускает, но не создает зло. Гностики придерживались прямо противоположного мнения — весь этот мир столь очевидно порочен (как говорится в знаменитой гностической строке «Что же это за Бог?»), что это доказывает — он сотворен не настоящим Абсолютом, а Демиургом — злым или, по меньшей мере, низшим духом. Что за ловкая попытка держать Бога вне мира! Потому что, если мы допускаем присутствие Бога в мире, значит произошла какая-то ужасная, злостная ошибка.

Подобный интеллектуальный подход к дуализму нисколько не улучшает ситуацию. Если, как утверждают гностики, этот феноменальный, иллюзорный и порочный мир — порождение Демиурга, а не настоящего Божества, тогда сам Демиург оказывается в опасной близости от абсолютного статуса. И действительно, некоторые гностики просто заявляют, что Демиург не сотворен, но сам творит, а это, фактически, определение Абсолюта. Так что теперь у нас два абсолюта: абсолютное Благо и абсолютное Зло. Мы заново ввели/в точности тот же дуализм, который собирались преодолеть.

Я считаю, что этот неразрешимый дуализм занимает центральное место в западной традиции и появляется в ней снова и снова под разными личинами: как дуализм между ноуменом и феноменами, между разумом и телом, между свободой воли и детерминизмом, моралью и природой, трансцендентным и имманентным, субъектом и объектом, восходящим и нисходящим. По существу, это именно те формы дуализма, которые я подробно исследовал в своей книге «Пол, Экология, Духовность» (и в ее популярной версии, озаглавленной «Краткая история всего»), и заинтересованный читатель может обратиться к этим источникам, чтобы получить более полное представление.

Но здесь мне бы хотелось просто подчеркнуть тот факт, что в недрах западной традиции — ив восточной традиции — существует радикальное и необратимое решение этих важнейших форм дуализма, буквальное разрешение самых неразрешимых философских проблем Запада, от абсолютного/относительного до дилеммы разума/тела. Однако это решение — соответственно известное как «недуализм» — обладает одной невероятно неудобной особенностью, а именно: ее в высшей степени убедительный ответ невозможно выразить в словах — это своего рода метафизическая «уловка-22», которая абсолютно гарантирует решение всех ваших проблем, пока вы ее об этом не просите.

 

И именно здесь вступает тема книги «Глаза в глаза».

 

Глаза познания

Исходная посылка книги «Глаза в глаза» состоит в том, что существует огромный спектр человеческого сознания; и это означает, что мужчинам и женщинам доступен целый спектр различных видов познания, каждый из которых раскрывает свой тип мира (другое мировое пространство с другими объектами и субъектами, другими формами пространства-времени, другими мотивациями и т.д.).

Если выразить это в простейшей форме, существуют, как минимум, глаз плоти, глаз ума и око созерцания. Исключительная или преобладающая опора на один из этих видов познания порождает, к примеру, эмпиризм, рационализм и мистицизм.

 

Книга «Глаза в глаза» заявляет, что каждая из этих форм познания имеет свой специфический и совершенно обоснованный набор референтов: sensibilia, intelligibilia и transcendelia —соответственно, чувственно постигаемое, умопостигаемое, и постигаемое трансцендентальным созерцанием. Таким образом, все эти три формы познания можно обосновать с близкой степенью достоверности, и, следовательно, все три формы представляют собой совершенно законные виды познания. Соответственно, любая попытка всестороннего и элегантного понимания Космоса совершенно определенно будет включать в себя все три типа познания; и что-либо менее всеобъемлющее должно быть по самой сути весьма, весьма сомнительным.

Если мы допускаем, что Космос — это нечто совершенно огромное и удивительное, и допускаем, что для того, чтобы как следует распробовать вкус этого чуда бытия, необходимы по меньшей мере эти три вида познания, то мы вполне можем обнаружить, что некоторые из наших наиболее трудноразрешимых философских проблем, в конце концов, не так уж и сложны. И это, конечно же, относится и к самому досадному дуализму абсолютного/относительного — и примерно к десятку его незаконных отпрысков, таких, например, как проблемы разум/тело, судьба/свобода воли или сознание/мозг.

 

Проблема доказательства

Но является ли знание, добытое этими тремя видами познания, достоверным знанием? Как мы можем подтвердить или узаконить это знание? Откуда мы знаем, что не ошибаемся, не запутались или даже не галлюцинируем?

«Глаза в глаза» предполагает, что все достоверное познание (на любом уровне и в любом секторе) характеризуется следующими ступенями:

1. Инструментальная инъюнкция (предписание). Всегда имеет форму «Если хочешь узнать то-то, сделай то-то».

2. Интуитивное понимание. Это непосредственный опыт сферы, раскрываемой инъюнкцией; то есть непосредственное восприятие или постижение данных (даже если данные опосредованы, в момент опыта они постигаются непосредственно). Другими словами, это непосредственное понимание данных, полученных конкретной инъюнкцией, будь то сенсорный опыт, ментальный опыт или духовный опыт.

3. Коллективное подтверждение (или опровержение). Это сверка полученных результатов — данных, свидетельств — с другими, адекватно выполнившими стадии инъюнкции и понимания.

Чтобы увидеть спутники Юпитера, нужен телескоп. Чтобы понять «Гамлета», нужно научиться читать. Чтобы убедиться в истинности теоремы Пифагора, следует выучить геометрию. Другими словами, все достоверные формы познания в качестве одного из важных компонентов включают в себя инъюкцию — если вы хотите узнать то-то, вы должны сделать то-то.

 

Здесь необходимо отдавать себе отчет в различии между трансцендентным и трансендентальным. Речь идет не о самом запредельном, которое, по определению, недоступно любому познанию, а о реалиях, открывающиеся трансцендентальному созерцанию — точно так же, как органы чувств познают не сам мир, а реалии (то есть специфические конструкции), доступные чувственному познанию в силу того, что они, в некотором смысле, им же и создаются. (Прим. ред.)

Инъюнктивная ступень любого достоверного познания ведет к постижению или озарению — непосредственному открытию данных или референтов в мировом пространстве, созданном инъюнкцией, и это озарение затем проверяется (подтверждается или опровергается) всеми теми, кто адекватно выполнил инъюнкцию и, таким образом, открыл данные.

Разумеется, образцом подлинного познания зачастую считают науку; а в философии науки сегодня господствуют три основных подхода, которые обычно рассматривают как взаимоисключающие — эмпиризм, подход Томаса Куна и подход Сэра Карла Поппера.

Сильная сторона эмпиризма заключается в его требовании, чтобы все подлинное знание основывалось на эмпирических данных, и я полностью согласен с этим требованием. Однако существует не только чувственный опыт — есть еще опыт умственный и духовный. Иначе говоря, существуют непосредственные данные, непосредственный опыт в сферах чувственно постигаемых, умопостигаемых и трансцендентально созерцаемых реалий. И, потому, если мы используем термин «опыт» в его правильном смысле непосредственного постижения, мы можем решительно одобрить требование эмпириков, чтобы все подлинное знание основывалось на опыте, на данных и фактах. Другими словами, эмпирики выдвигают на первый план важность ступени постижения или озарения во всем достоверном познании.

Но данные и факты не просто валяются вокруг, ожидая, чтобы их воспринимали все подряд. И здесь на сцене появляется Кун.

Томас Кун высказал идею, которая до сих пор остается по большей части непонятой и зачастую истолковывается совершенно неверно. Он указал, что нормальная наука в самой своей основе развивается посредством того, что он назвал парадигмами или образцами. Парадигма — это не просто концепция, это реальная практика, инъюнкция, метод, взятый в качестве образца для порождения данных. Кун утверждал, что подлинное научное познание основано на парадигмах, образцах, инъюнкциях, которые порождают новые данные. Новые инъюнкции раскрывают новые данные, и именно поэтому Кун утверждал, что наука, с одной стороны, развивается путем постепенного накопления данных, но, с другой стороны, в ней встречаются и определенные прорывы или скачки (новые инъюнкции порождают новые данные). Другими словами, Кун выдвигает на первый план важность инъюнктивной ступени в поисках знания, а именно, что данные не валяются вокруг в ожидании, чтобы их кто-то заметил — они порождаются обоснованными инъюнкциями.

Знание, порождаемое обоснованными инъюнкциями — это действительно подлинное знание, именно потому, что парадигмы раскрывают данные, а не просто изобретают их. И достоверность этих данных

 

Как все философы, Уилбер опускает то, что кажется ему само собой разумеющимся, и, в результате, несколько подтасовывает факты, чрезмерно упрощая ситуацию. Он говорит об обоснованной инъюнкции, умалчивая о том, чем она обосновывается, а именно, о теории — а последняя есть плод интуитивного познания, а не эксперимента или логического рассуждения. Теория предшествует инъюнкции — любая обоснованная инъюнкция теоретически нагружена. Парадигма — это не столько образцовая практика инъюнкции, сколько образец теоретического мышления, вся совокупность теорий некоторой области вместе с правилами их построения. Смена парадигм происходит прежде всего потому, что новые теории обосновывают новые инъюнкции и уже потом последние порождают новые данные. Заслуга Куна как философа науки состоит в том, что он поставил вопрос: «Почему наука делает то-то, чтобы узнать то-то?» — и дал на него убедительный ответ. Если считать саму новую теорию результатом эксперимента, результатом выполнения некоторой инъюнкции в сфере ума, то чем обосновывается эта инъюнкция? Другой теорией в русле той же парадигмы? Тогда мы получим порочный круг или дурную бесконечность. Кун показал, что разрывность научного познания обусловлена именно тем, что инъюнкция в сфере ума не может быть обоснована в русле текущей парадигмы; ее обоснование приходит в виде «нисходящей причинности» откуда-то «сверху», из сферы интуиции или, если угодно, «транцендентального созерцания». Последовательный «интегральный подход» состоит в признании того, что в науке действуют те же законы эволюции, что и в остальном Космосе (Прим. ред.) демонстрируется тем фактом, что неверные данные могут быть опровергнуты. И здесь на сцене появляется Поппер.

Подход Сэра Карла Поппера подчеркивает важность фальсифицируемости (опровержимости) знания — подлинное знание должно быть открыто для опровержения, иначе это просто замаскированная догма. Иначе говоря, Поппер выдвигает на первый план важность ступени подтверждения/опровержения во всем достоверном познании; и, как мы увидим, этот принцип открытости для опровержения действует в любой сфере: от чувственно постигаемого до умопостигаемого и постигаемого в трансцендентальном созерцании.

Таким образом, интегральный подход признает и включает в себя моменты истины каждого из этих важных вкладов в человеческий поиск истины (эмпиризма, Куна и Поппера), однако без необходимости сводить эти истины к одним лишь чувственно постигаемым реалиям. Ошибка эмпириков состоит в неспособности видеть, что помимо чувственного опыта есть также умственный и духовный опыт. Ошибка последователей Куна состоит в неспособности видеть, что инъюнкции приложимы ко всем формам достоверного познания, а не только к сенсомоторной науке. А ошибку последователей Поппера составляет попытка ограничить фальсифицируемость одной лишь сферой чувственно постигаемого и тем самым сделать «фальсифицируемость чувственными данными» критерием умственного и духовного познания — в то время как неверные данные в этих сферах действительно открыты для опровержения, но только дальнейшими данными в этих же сферах, а не данными из более низких сфер! Попперианцы правы в отношении открытости для опровержения, но ошибаются, ограничивая ее лишь чувственной сферой.

Например, плохая интерпретация «Гамлета» открыта для опровержения, но не эмпирически-научными данными, а последующими интерпретациями, новыми умственными данными, порождаемыми в сообществе интерпретаторов. В «Гамлете» не рассказывается о поисках затонувших сокровищ в глубинах Тихого океана. Это плохая интерпретация, ложная интерпретация, и здесь открытость для опровержения может быть легко продемонстрирована сообществом исследователей, которые выполнили две первые ступени (прочитать пьесу, понять ее различные смыслы).

Сегодня попперовский принцип открытости для опровержения имеет одно широко распространенное и совершенно извращенное употребление: он негласно ограничивается только сферой чувственно постигаемого, что невероятно скрытым и подлым образом автоматически лишает весь умственный и духовный опыт статуса подлинного познания. Это необоснованное ограничение принципа фальсифицируемости претендует на отделение подлинного знания от догматического, хотя все, чего он достигает в такой куцей форме — это молчаливый, но пагубный редукционизм — редукционизм, который не может привлечь в свою поддержку даже собственный принцип открытости для опровержения!

С другой стороны, когда мы освобождаем принцип фальсифицируемости от этого ограничения чувственной сферой и позволяем ему в той же мере контролировать сферы умопостигаемого и созерцательного, тогда он, безусловно, становится важным аспектом поиска знания во всех сферах: от чувственной до умственной и духовной. И в каждой из этих сфер он действительно помогает нам отделять истинное от ложного, доказуемое от догматического, достоверное от мнимого.

 

Привлекать духовную инъюнкцию

Короче говоря, все достоверные формы познания включают в себя инъюнкцию, озарение и подтверждение; и это справедливо независимо от того, рассматриваем ли мы спутники Юпитера, теорему Пифагора, смысл «Гамлета» или... природу Абсолюта.

И в то время, как спутники Юпитера могут быть открыты глазом плоти (чувствами или их расширениями — чувственно постигаемыми реалиями), а теорема Пифагора — глазом ума и его внутренними умопостигаемыми реалиями, природа Абсолюта может быть раскрыта лишь оком созерцания и его непосредственно постигаемыми референтами — его духовными данными, реальными фактами духовного мирового пространства.

Но чтобы получить доступ к любой из этих достоверных форм познания, я должен быть адекватен инъюнкции — я должен успешно осуществить стадию инъюнкции. Это справедливо как для физических наук, так и для умственных и духовных наук. Если мы хотим знать то-то, мы должны сделать то-то. И в то время как в физических науках образцом может быть телескоп, а в гуманитарных науках — словесная интерпретация, в духовных науках образец, инъюнкция, парадигма, практика — это медитация или созерцание. Здесь тоже есть свои инъюнкции, свои озарения и свои подтверждения, и все они полностью воспроизводимы, верифицируемы или фальсифицируемы — и, следовательно, все представляют собой совершенно законную форму приобретения знания.

Однако во всех случаях мы должны привлекать инъюнкцию. Мы должны применять типовую практику, и это определенно справедливо и для духовных наук. Если мы не примем практику инъюнкции, то у нас не будет подлинной парадигмы, и потому мы никогда не увидим данных духовного мирового пространства. Мы, в конечном счете, уподобимся церковникам, которые отказывались следовать инъюнкции Галилея и смотреть в телескоп.

 

И вот тут появляется «уловка-22».

 

Око созерцания

Как я буду доказывать на последующих страницах, мы не можем решить проблему абсолютного/относительного, используя глаз плоти или глаз ума. Эта глубочайшая из проблем и тайн прямо поддается решению только через посредство ока созерцания. И, как убедительно продемонстрировали и Кант, и Нагарджуна, если вы попытаетесь выразить это решение в интеллектуальных или рациональных терминах, вы не породите ничего, кроме антиномий, парадокса и противоречия.

Другими словами, мы не можем разрешить проблему абсолютного/относительного эмпирически, используя глаз плоти и его чувственно постигаемые реалии; точно так же мы не можем разрешить ее рационально, используя глаз ума и его умопостигаемые реалии. Искомое решение скорее связано с непосредственным постижением трансцендентальных реалий, которые открываются только оку созерцания и, безусловно, являются верифицируемыми или фальсифицируемыми в этой сфере с помощью вполне публичных процедур — то есть публичных для всех, кто выполнил инъюнкцию и получил озарение.

И это в той же мере относится к проблемам судьбы и свободной воли, единичного и всеобщего, ноумена и феноменов, разума и мозга. Книга «Глаза в глаза» доказывает, что решение этих дилемм становится очевидным только на высших стадиях развития сознания — неотъемлемой части медитативного и созерцательного раскрытия. Но это не эмпирическое открытие и не рациональный вывод; это — созерцательное постижение.

К числу типичных западных ответов на вопрос о взаимоотношении разума и тела принадлежат постулат тождественности (это два разных аспекта одного и того же), дуализм (это две разные вещи), интеракционизм (они различны, но связаны взаимным двусторонним отношением причинности), параллелизм (это две различные вещи, которые никогда не взаимодействуют друг с другом) и эпифеноменализм (одно из них является побочным продуктом другого). И вопреки заявлениям их приверженцев ни одному из этих направлений не удалось одержать победу, поскольку все они в том или ином отношении глубоко ущербны. Как утверждала бы более интегральная философия, причина, по которой все они неадекватны, состоит в том, что проблема разума/тела не может быть удовлетворительно решена ни глазом плоти, ни глазом ума, поскольку это именно те две формы познания, которые требуется интегрировать — с чем ни одна из них не может справиться самостоятельно.

Таким образом, единственно приемлемый ответ на вопрос «каково отношение между разумом и телом?» состоит в том, чтобы подробно объяснить реальные созерцательные инъюнкции — созерцательные практики, или парадигмы, или образцы — и предложить задающим вопрос заняться практикой и увидеть самим. Если вы хотите узнать вот это, вы должны сделать вот это. Хотя, как эмпирики, так и рационалисты не сочтут этот ответ удовлетворительным: они желают применять лишь свои собственные парадигмы и образцы — но, тем не менее, это единственный технически приемлемый ответ и образ действий.

Как рационалисты, так и эмпирики давят на нас: они хотят, чтобы мы сформулировали свои созерцательные выводы и позволили им проверять эти выводы их собственными инъюнкциями. То есть им нужны наши слова в отрыве и вне зависимости от реальных и специфических инъюнкции. Они хотят попытаться следовать нашим словам, не утруждая себя следованием нашим образцам. И поэтому мы должны напомнить им: Слова без инъюнкций бессмысленны. Слова без инъюнкций вообще не имеют никаких средств подтверждения. Слова без инъюнкций относятся к сфере бессмыслиц, догм и заблуждений. Наши слова и наши выводы действительно можно тщательно проверить, подтвердить или опровергнуть, но только с привлечением инъюнкций.

И потому когда эмпирики и рационалисты требуют от нас выводов без инъюнкций, они гарантируют бессмысленный ответ — и они осуждают нас за бессмысленность! Наши данные не могут быть порождены их частными парадигмами и образцами, вот они и чешут затылки. Они не будут делать это и, следовательно, они не будут знать это. Они кружат по орбите своей добровольной слепоты и называют эту слепоту реальностью.

 

Духовное обучение и трансцендентальные данные

На Востоке дзен подходит к проблеме единичного и всеобщего следующим образом. Перефразируя знаменитый дзенский коан, вопрос можно было бы сформулировать так: «Если все возвращается к Одному, то к чему возвращается Одно?» Это, конечно, все та же неразрешимая дилемма: как соотносятся между собой абсолютное и относительное, единичное и всеобщее, Пустота и Форма?

Но дзен, разумеется, отвергнет любой интеллектуальный ответ. Умный ученик мог бы ответить: «К множеству!». И это совершенно замечательный интеллектуальный ответ, но он был бы вознагражден лишь крепкой затрещиной от Мастера. Любой интеллектуальный ответ будет радикально отвергнут, каково бы ни было его содержание!






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных