Расщепление разума, тела и духа при травме

В предыдущей главе мы обсудили, каким образом система самосохранения, образовавшаяся при ранней травме, не позволяет всем элементам целостного переживания быть представленными одновременно и как это приводит к атаке на связь между душевным (mental) и соматическими компонентами переживания. Мы могли бы сказать, что поскольку соматические и ментальные компоненты отличаются друг от друга "по определению", защита системы самосохранения использует это несоответствие между разумом и телом, разделяя переживание. Аффективные и чувственные компоненты переживания сохраняются в теле, а отщепленный аспект мысленного представления остается в "разуме". Соматические ощущения и состояния физического возбуждения у такого человека не могут стать осознанными, т. е. его или ее разум в этом случае не имеет возможности оформить телесные импульсы с помощью слов или образов. Вместо этого сообщения, исходящие от тела, должны разряжаться как-то по-другому, оставаясь, таким образом, досимволическими. Такой индивид не будет способен найти слов для своих чувств, и это ставит его в чрезвычайно невыгодное положение. Он не сможет психологически проработать чувственный опыт, играя с символическими значениями, переживание чувства реальности и полноты жизни будет отнято у него, результатом чего становится трагическое состояние, известное как деперсонализация.

Например, постоянное отвержение матерью, которое Линора переживала в детстве, не могло быть "сохранено" как воспоминание и осталось лишь как ощущение ужасного напряжения в желудке, положившее начало ее ранней язвенной болезни. Только тогда, когда чувства, связанные с этим отвержением, вновь ожили в отношениях с ее мужем, она смогла восстановить "зависящие от состояния" воспоминания о ранней травме — она оказалась способной на это, когда у нее имелся образ ее детского "я" и поддерживающие терапевтические отношения, которые помогали ей в этом. Юнг однажды сказал, что простое отреагирование (abreaction) травмы не представляет собой исцеляющего фактора: "переживание должно быть воспроизведено в присутствии врача" (Jung, 1928a:par. 269). По-видимому, присутствие свидетеля переживания необходимо для констелляции той самой "инаковости", которая вводит в действие психику в качестве "третьего" фактора.

Обычно психика является тем органом переживания, который создает связи и ассоциации между элементами личности, преследуя цели интеграции, целостности и единства личности. Однако в случае травмы мы видим, что психика не только устанавливает связи, но и разрушает их — расщепляя или диссоциируя. Мы могли бы представить диссоциативные защиты психики в виде "маленького человечка", который смотрит за тем самым предохранителем в электрической цепи в доме и разрывает цепь, как только ударяет молния. Это обеспечивает личности выживание — в условиях травмы целью психики является не индивидуация, а выживание. Защита психики спасает жизнь, однако спустя какое-то время она ошибочно принимает каждую "вспышку света" за ту самую когда-то пережитую катастрофу и компульсивно разрывает цепь. При этом платится чудовищная цена — потеря духа. Живительное начало психической жизни или то, что мы бы назвали духом, уходит, когда разум и тело разделены.

С этого момента положение вещей несколько усложняется, так как возникает вопрос: "Куда уходит дух?". Как мы видели на примере наших случаев, зависимые от состояния "воспоминания" точки напряжения в желудке как раз и могут быть одним из таких "мест", куда уходит дух. Другими словами, он инкапсулируется в неких "соматических" бессознательных состояниях. Однако мы также видели, на примере Линоры, что ее дух был инкапсулирован и в "разуме"—в этом искаженном и искажающем внутреннем мире, сплетенном из архетипических фантазий; Винникотт (Winnicott, 1971a: 32) назвал это "фантазированием", противопоставив воображению. Мы могли бы назвать его "душевным" или "духовным" бессознательным. В случае Линоры картина выглядела так, будто бы существовало два "места", где была инкапсулирована энергия: одно в ее теле и другое в ее разуме. Оба были "бессознательными". Однако вместо того, чтобы говорить о "бессознательном" во множественном числе, мы, следуя Юнгу, скажем, что бессознательное имеет два аспекта или "полюса"—один полюс соотносится с инстинктом и с телом, а другой — связан с духовным измерением бытия.

В аналогии Юнга психика располагается в видимой части спектра. В этой части спектра человеческий глаз может воспринимать цвета от красного на одной границе до фиолетового — на другой. На каждой из сторон спектра есть "цвета", которые являются "бессознательными", так сказать, вечно вне осознания. На одной стороне — инфракрасные лучи, а на другой — ультрафиолетовые. Мы можем представить себе инфракрасную область как хтонический или "психоидный" уровень — инстинктивную, телесную сторону бессознательного, а область ультрафиолета как духовное или "высшее" душевное измерение бессознательного. По-видимому, психика использует крайние области спектра тело/разум как депозитарий, как "места", куда уходит личностный дух, где он может быть скрыт. Вероятно, дух отправляется одновременно в оба места, когда он покидает единую структуру тело/разум. "Возвращается" же он также из двух мест одновременно. Личностный дух не только сходит с небес в виде голубя, как это изображено на средневековых образах нисхождения Святого Духа. Он также появляется и снизу — из телесного нижнего мира как распрямляющаяся змея Кун-далини. Когда эти два аспекта духа встречаются, мы имеем то, что можно было бы назвать рождением души или психики и воплощением духа или божественного ребенка. "Numen" и "lumen" воссоединяются (см. Jung, 1949: par.259—305).

Глава 3

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: