Герцен А.И. Собр. соч. В 30 т. Мы получили за прошлый месяц ворох писем: сердце обливается кровью и кипит бессильным негодованием, читая

М., 1954. Т.13. С. 7—12.

Под спудом ^{[101] [89]}

Мы получили за прошлый месяц ворох писем: сердце обливается кровью и кипит бессильным негодованием, читая, что у нас делается под спудом.

Прежде нежели мы начнем страшный перечень злодеяний, мы еще раз умоляем всех особ, пишущих к нам, проникнуться — ради нашего дела, ради смысла и значения, которое мы хотим ему приобресть, — что всякий факт неверный, взятый по слухам, искаженный, может сделать нам ужасный вред, лишая нас доверия и позволяя преступникам прятаться за ошибочно обвиненных.

Одна горячая любовь к России, одно глубокое убеждение, что наш обличительный голос полезен, заставляет нас касаться страшных ран нашего жалкого общественного быта и их гноя. Мы крик русского народа, битого полицией, засекаемого помещиками, — да будет же крик этот исторгнут одной истинной болью!

Отсутствие николаевского гнета как будто расшевелило все гадкое, все отвратительное, все ворующее и в зубы бьющее — под сенью императорской порфиры. Точно как по ночам поднимается скрытая вонь в больших городах во время оттепели или перед грозой.

Для нас «так это ясно, как простая гамма»: или гласность — или все начинания не приведут ни к чему. И не иносказательная гласность повести, намеков, а обличительные акты с именами, с разбором дел и действий лиц и правительственных мест.

Искренно, от души жалеем мы Александра II, его положение действительно трагическое, не рассеять ему туман, скрывающий от него страшное состояние России, он устанет от борьбы, оттого, что борьба всего труднее в безгласную ночь, да еще не с врагами, а с толпой клевретов и мошенников.

Зачем он не знает старой русской пословицы: «Не вели казнить, вели правду говорить»? Это единственное средство правду узнать!

Вести, полученные нами, до того страшны, до того гадки — и лучшие из них до того глупы, что мы теряемся, с чего начать. Их все можно разделить на две части: часть сумасшедшего дома и часть смирительного дома. Во всех действуют безумные и воры, в разных сочетаниях и переложениях, иногда воры и безумные вместе, иногда безумные, но не воры (нет, это мы обмолвились: все воры), — воры смирные, воры бешеные, воры цепные, а потом духовные, военные, городские, полевые, садовые воришки; — все это восходит, поднимается от становых приставов, заседателей, квартальных до губернаторов, полковников, от них до генерал-адъютантов, до действительных тайных советников (2-го класса и 1-го класса) и оканчивается художественно, мягко, роскошно, женственно в Мине Ивановне, этой Cloaca Maxima^[102][90] современных гадостей, обложенной бриллиантами, золотой и серебряной работой (Сазикова^[103][91]), с народным калачом и православной просвирой^*15 в руке, на которой потомок старинной русской фамилии велел вырезать: «Благословенна ты в женах!» — Хорош архангел, да и пречистая дева не дурна! <...>

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: