Рассказ о быке с ослом 77 страница

И потом Джафар вышел от халифа на поиски Алиперсиянина, и послал за ним, и когда Али явился, сказал ему: «Отвечай повелителю правоверных!» И Али отвечал: «Слушаю и повинуюсь!..»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Двести девяносто пятая ночь

Когда же настала двести девяносто пятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что персиянин сказал: „Слушаю и повинуюсь!“ – и отправился с Джафаром к халифу. И когда он предстал перед халифом, ар Рашид позволил ему сесть, и он сел, и халиф сказал ему: „О Али, у меня стеснилась сегодня ночью грудь, а я слышал про тебя, что ты помнишь рассказы и повести, и хочу, чтобы ты мне рассказал что-нибудь, что прогонит мою заботу и развеселит мой ум“. – „О повелитель правоверных, рассказать ли тебе то, что я видел глазами, или то, что слышал ушами?“ – спросил Али. И халиф оказал: „Если ты что-нибудь видел, рассказывай!..“

«Слушаю и повинуюсь! – отвечал Али. – Знай, о повелитель правоверных, что я выехал в какомто году из своего города – а это город Багдад – и вместе со мной был слуга, у которого был небольшой мешок. Мы прибыли в один город, и пока я там продавал и покупал, вдруг какой то человек из курдов, жестокий преступник, набросился на меня и отнял у меня мешок и сказал: „Это мой мешок, и все, что там есть, моё достоянье!“ – „О собрание мусульман, освободите меня из рук нечестивейшего из обидчиков!“ – закричал я, и все люди сказали: „Идите к кади и примите его приговор с удовлетворением“. И мы отправились к кади, и я был согласен на его приговор. И когда мы вошли к кади и предстали перед ним, он спросил: „Из за чего вы пришли и в чем ваше дело?“ И я сказал: „Мы соперники и взываем к твоему суду“ согласные на твой приговор». – «Который из вас жал об итак?» – спросил кади. Тогда курд выступил вперёд и сказал: «Да поддержит Аллах владыку нашего – кади! Этот мешок – мой мешок, и все, что в нем есть, – моё достоянье. Он пропал, и я нашёл его у этого человека». – «А когда он у тебя пропал?» – спросил кади. «Накануне, и я провёл ночь без сна из за его исчезновения», – ответил курд. «Если ты узнал этот мешок, расскажи мне, что в нем есть», – сказал кади. И курд ответил: «В этом мешке две серебряные иглы и разная сурьма для глаз, и плаюк для рук, и я положил туда два позолоченных горшка и два подсвечника, и там находятся две палатки, два блюда, две ложки две лампы, подушка, два ковра, два кувшина, поднос, два таза, котёл, две кружки, поварёшка, игольник, две торбы, кошка, две собаки, миска, два больших мешка, кафтан, две меховые шубы, корова, два телёнка, коза, пара ягнят, овца, пара козлят, два Зелёных шатра, верблюд, две верблюдицы, буйволица, пара быков, львица, два льва, медведица, две лисицы, скамеечка, два ложа, дворец, две беседки, сводчатый проход, два зала, кухня с двумя дверями и толпа курдов, которые засвидетельствуют, что этот мешок – мой мешок». – «Эй ты, а ты что скажешь?» – спросил кади. И я подошёл к нему (а курд ошеломил меня своими речами) и сказал: «О повелитель правоверных. Да возвеличит Аллах нашего владыку кади! У меня в этом мешке только разрушенный домик, и другой, без дверей, и собачья конура, и там школа для детей, и юноши, которые играют в кости, и палатки, и верёвки, и город Басра, и Багдад, и дворец Шеддада, сына Ада, и горн кузнеца, и сеть рыбака, и палки, и „одышки, и девушки, и юноши, и тысяча сводников, которые засвидетельствуют, что этот мешок – мой мешок“.

И когда курд услышал эти слова, он заплакал и зарыдал и воскликнул: «О владыка наш кади, этот мешок известен, и все, что в нем есть, описано! В этом мешке укрепления и крепости, журавли и львы, и люди, играющие в шахматы на досках, и в этом моем мешке кобыла и два жеребёнка, и жеребец, и два коня, и два длинных копья, и там находится лев, два зайца, город и две деревни, и девка, и два ловких всадника, и распутник в женском платье, и два висельника, и слепой, и два зрячих, и хромой, и два расслабленных, и священник с двумя дьяконами, и патриарх, и два монаха, и кади, и два свидетеля, которые засвидетельствуют, что этот мешок – мой мешок». – «Что ты скажешь, Али? – спросил кади. И я исполнился гнева, о повелитель правоверных, и подошёл к кади и сказал: „Да поддержит Аллах владыку нашего – кади…“

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Двести девяносто шестая ночь

Когда же настала двести девяносто шестая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что персиянин говорил: «И я исполнился гнева, о повелитель правоверных, и подошёл к кади и сказал ему: «Да поддержит Аллах владыку нашего, кади! В этом моем мешке кольчуги и лезвия, и кладовые с оружием, и тысяча бодливых баранов, и там пастбище для скота, и тысяча лающих псов, и сады, и виноградники, и цветы, и благовония, и смоквы, и яблоки, кувшины и кубки, и картины, я статуи, и прекрасные невесты, и певицы, и свадьбы, и суета и крик, и обширные области, и удачливые братья, и прекрасные товарищи – ас ними и мечи, и копья, и стрелы, и луки – и друзья, и любимые, и приятели, и товарищи, и клетки для орлов, и сотрапезники для питья, и тамбуры[328 - Тамбур – музыкальный инструмент типа мандолины.], и свирели, и знамёна, и флаги, и дети, и девушки, и открытые невесты, и невольницы, певицы, и пять абисоияок, и три индуски, и четыре мединки, и двадцать румиек; пятьдесят турчанок, семьдесят персиянок, восемьдесят курдок и девяносто грузинок, и Тигр, и Евфрат, и сеть рыбака, и огниво, и кремень, и Ирем многостолбный, и тысяча распутников, и сводник, и ристалища, и стойла, и мечети, и бани, и каменщик, и столяр, и кусок дерева, и гвоздь, и чёрный раб с флейтой, и начальник, и стремянный, и города, и области, и сто тысяч динаров, я Куфа с аль-Анбаром[329 - Куфа – город на западном берегу Евфрата, к югу от развалил древнего Вавилова. Одно время был столицей халифата. Аль-Анбар – древний город в нижней Месопотамии.], и двадцать сундуков, полных материи, и пятьдесят кладовых для припасов, и Газза, и Аскалон[330 - Газза – город, знаменитый в истории крестовых походов, находится в юго-западной Палестине. Аскалон – город северней Газзы, на побережье Средиземного моря, тоже нередко упоминается в истории крестовых походов.], и земля от Дамиетты до Асуана, и дворец Хосроя Ануширвана, и царство Сулеймана, и страны от долины Намана до земли Хорасана, и Балх, и Испахан. И страна от Индии до Земли чёрных[331 - Дамиетта и Асуан – города в Египте. Долина Намана – часто встречаемое у арабов географическое название. Местоположение неизвестно. Балх и Испахан – города в Иране. Земля чёрных (Судан) – та часть Африки, к югу от Сахары, куда проник ислам.]. И в нем – да продлит Аллах жизнь владыки нашего кади! – исподнее платье и куски полотна и тысяча острых бритв, которые обреют бороду кади, если он не побоится меня наказать и постановит, что этот мешок не мой».

И когда кади услышал мои слова, его ум смутился и он воскликнул: «Я вижу, что вы оба просто скверные люди или зиндики[332 - Зиндик – еретик, вольнодумец.], вы играете с достоинством кади и законами и не боитесь порицаемого, так как не описывали описывающие и не слыхивали слышащие ничего удивительнее того, что вы сказали, и не говорил подобного этому говорящий! Клянусь Аллахом, от Китая до дерева Умм Гайлан, и от стран персов до земли Судан, и от долины Намана до земли Хорасана не уместить того, о чем вы оба упомянули, и не поверит никто тому, что вы утверждаете! Разве этот мешок – море, у которого нет дна, или день смотра[333 - День смотра – один из многочисленных синонимов выражения «день страшного суда».], когда соберутся чистые и нечестивые?

И потом кади велел открыть мешок, и я открыл его, и вдруг оказывается в нем хлеб, и лимон, и сыр, и маслины! И я бросил мешок перед курдом и ушёл».

И когда халиф услышал от Али-персиянина этот рассказ, он опрокинулся навзничь от смеха и хорошо наградил его.

Рассказ об Абу-Юсуфе (ночи 296—297)

Рассказывают, что Джафар Бармакид однажды вечером разделял с ар-Рашидом трапезу, и ар-Рашид сказал ему: «О Джафар, до меня дошло, что ты купил такую-то невольницу, а я уже давно стремлюсь купить её, так как она прекрасна до предела, и моё сердце занято любовью к ней. Продай мне её».

«Я её не продам, о повелитель правоверных», – ответил Джафар. «Ну так подари мне её», – молвил ар-Рашид. И Джафар сказал: «Не подарю!» И тогда ар-Рашид воскликнул: «Зубейда трижды разведена[334 - Клятва тройным разводом у мусульман считается одной из самых торжественных, и неисполнение её влечёт за собой окончательный развод, после которого муж не имеет права взять жену обратно. Зубейда – любимая жена Харуна арРашида.] со мной, если ты не продашь мне невольницу или не подаришь мне её!» И Джафар оказал: «Моя жена трижды разведена со мной, если я тебе продам эту невольницу или подарю её тебе!»

А потом они опомнились от хмеля и поняли, что попали в великое дело, и были бессильны придумать какуюнибудь хитрость, и ар-Рашид воскликнул: «Вот происшествие, для которого не пригодится никто, кроме Абу-Юсуфа!»[335 - Абу-Юсуф Якуб – знаменитый законовед (ум. в 828 г.), имел большое влияние на ар-Рашида.] И его потребовали, а это было в полночь, и когда посланный пришёл, Абу-Юсуф поднялся, испуганный, и сказал про себя: «Меня призывают в такое время только ради какого-нибудь дела, постигшего ислам!»

И он поспешно вышел и сел на мула и сказал своему слуге: «Возьми с собой торбу; может быть, мул не получил весь свой корм, и, когда мы приедем в халифский дворец, привяжи ему торбу, и он будет есть оставшийся корм, пока я не выйду, если он не получил всего корма сегодня вечером». И слуга отвечал: «Слушаю и повинуюсь!»

И когда Абу-Юсуф вошёл к ар-Рашиду, тот встал перед ним и посадил его на ложе с собою рядом (а он не сажал с собою никого, кроме него) и сказал ему: «Мы потребовали тебя в такое время лишь для важного дела, и оно обстоит так-то и так-то, и мы бессильны придумать какуюнибудь хитрость».

«О повелитель правоверных, – сказал Абу-Юсуф, – это дело самое лёгкое, какое бывает! О Джафар, – молвил он, – продай повелителю правоверных половину невольницы и подари ему половину, и вы оба исполните таким образом клятву».

И повелитель правоверных обрадовался, и оба сделали так, как велел им Абу-Юсуф, а затем ар-Рашид воскликнул: «Приведите невольницу сейчас же!..»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Двести девяносто седьмая ночь

Когда же настала двести девяносто седьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что халиф Харун ар-Рашид воскликнул: „Приведите невольницу сейчай же – я сильно тоскую по ней!“ И, когда невольницу привели к нему, он сказал кади Абу-Юсуфу: «Я хочу погнать её теперь же, я не могу терпеть, пока пройдёт законный срок очищения![336 - Срок очищения – время, в течение которого разведённая жена или невольница не может вступить в новый брак.] Как быть?» – «Приведите мне невольника из невольников повелителя правоверных, которые ещё не были освобождены!» – сказал Абу-Юсуф. И когда ему привели невольника, он молвил: «Позволь мне женить его на невольнице, а потом он с ней разведётся, не входя к ней, и тебе будет дозволено познать её сейчас же, без срока очищения».

И это понравилось ар-Рашиду больше, чем первая хитрость, и, когда невольник явился, халиф сказал кадди: «Я позволяю тебе заключить её брачный договор». И кади сделал обязательным для невольника брак, и тот принял условие. И после этого кади сказал ему: «Разведись с нею, и тебе будет сто динаров». Но невольник воскликнул: «Не сделаю!» И кади все прибавлял ему, а он отказывался, пока Абу-Юсуф не предложил ему тысячу динаров. И тогда невольник спросил кади: «Развод в моих руках, или в твоих руках, или в руках повелителя правоверных?» И кади ответил: «Да, он в твоих руках». И невольник воскликнул: «Клянусь Аллахом, я никогда этого не сделаю!» И гнев повелителя правоверных усилился, и он воскликнул: «Где хитрость, о Абу-Юсуф?» И кади АбуЮсуф сказал: «О повелитель правоверных, не печалься – дело ничтожное! Отдай невольника во владение этой невольнице». – «Я отдал его ей во владение», – молвил халиф. И кади сказал невольнице: «Скажи: „Принимаю!“ И невольница сказала: „Принимаю!“ И тогда кади воскликнул: „Я постановляю их разлучить, так как невольник перешёл во владение невольницы и брак оказался расторгнутым!“

И повелитель правоверных встал на ноги и воскликнул: «Подобный тебе должен быть кадием во время моей жизни!» И он приказал принести подносы с золотом, и их принесли и высыпали перед ним, и халиф спросил кади: «Есть с тобою что-нибудь, во что положить золото?»

И кади вспомнил о торбе мула и велел её принести, и торбу наполнили золотом, и кади взял её и уехал домой, а когда наступило утро, он сказал своим друзьям: «Нет пути к вере и благам мира легче и ближе, чем путь знания, – я получил эти большие деньги за два или три вопроса».

Посмотри же, о поучающийся, как интересно это происшествие: в нем заключаются красивые черты – свобода обращения везиря с ар-Рашидом, мудрость халифа и ещё большая мудрость кади. Да помилует же Аллах великий души их всех!

Рассказ об Халиде ибн Абд-Аллахе аль-Касри (ночи 297—299)

Рассказывают также, что Халид ибн Абд-Аллах аль-Касри был эмиром Басры и к нему пришла толпа людей, которые вцепились в юношу, обладавшего блестящей красотой, явной образованностью и великим умом; его облик был красив, и от него хорошо пахло, и отличался он спокойствием и достоинством.

И юношу подвели к Халиду, и тот спросил, какова его история, и ему сказали: «Это вор, которого мы застигли вчера в нашем жилище».

И Халид посмотрел на юношу, и ему понравилась его красота и чистота его одежды. «Отпустите его!» – сказал он и подошёл к юноше и спросил, какова его история, и юноша сказал: «Эти люди были правдивы в том, что говорили, и дело обстоит так, как они сказали». – «Что побудило тебя на это, когда ты красиво одет и прекрасен внешностью?» – спросил его Халид, и юноша сказал: «Меня побудили на это жадность к мирским благам и приговор Аллаха – слава ему и величие!» – «Да потеряет тебя твоя мать! Разве не было в красоте твоего лица, в совершенстве твоего ума и в прекрасной образованности для тебя запрета, который бы удержал тебя от воровства?» – воскликнул Халид. «Оставь это, о эмир, и иди к тому, что повелел Аллах великий, – это воздаяние за то, что стяжали мои руки, и Аллах не обидчик для рабов», – сказал юноша.

И Халид молчал некоторое время, раздумывая о его деле, а затем он велел ему приблизиться и сказал: «Твоё признание в присутствии свидетелей меня смущает, и я не думаю, что ты вор. Может быть, у тебя есть какаянибудь история, кроме кражи? Расскажи мне её». – «О эмир», – сказал юноша, – «Пусть не западёт тебе в душу что-нибудь, кроме того, в чем я перед тобою признался. У меня нет истории, которую я бы мог тебе рассказать, кроме того, что я вошёл в дом этих людей и украл, что мог, и меня настигли и отняли от меня украденное и привели меня к тебе».

И Халид велел заточить юношу и приказал глашатаю кричать в Басре: «Эй, кто хочет посмотреть, как будут наказывать такого-то вора и отрежут ему руку, пусть придёт с утра в такое-то место!» И когда юноша расположился в тюрьме и ему на ноги наложили железо, он испустил глубокие вздохи и пролил слезы и произнёс такие стихи:

«Грозил отсеченьем Халид руки моей,

Когда ему не скажу я, в чем дело с ней.

Сказал я: «Вовек не будет, чтоб выдал я

Все то, что таится в сердце из страсти к пей.

Пускай мне отрубят руку, – признался я, —

То легче, чем опозорить любимую».

И это услышали люди, сторожившие юношу, и они пришли к Халиду и рассказали ему о том, что случилось. А когда спустилась ночь, Халид приказал привести к себе юношу, и, когда тот явился, стал его допрашивать и увидел, что юноша умен, образован, понятлив, остроумен и сообразителен. Он велел принести юноше еду, и тот поел и поговорил с эмиром некоторое время, а потом Халид сказал ему: «Я знаю, что у тебя есть история, кроме кражи. Когда наступит утро и придут люди, и явится кади и спросит тебя насчёт кражи, отрицай её и скажи чтонибудь, что отвратит от тебя наказание посредством отсеченья руки. Сказал же посланник Аллаха (да благословит его Аллах и да приветствует): „Отвращайте наказание при помощи сомнительных обстоятельств“.

И затем он велел отвести его в тюрьму…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Двести девяносто восьмая ночь

Когда же настала двести девяносто восьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Халид, после того как поговорил с юношей, велел отвести его в тюрьму, и юноша провёл там ночь. Когда же настало утро, люди пришли посмотреть, как будут отсекать юноше руку, и не осталось в Басре никого, ни мужчины, ни женщины, кто бы не пришёл, чтобы увидеть, как станут наказывать этого молодца. И приехал верхом Халид и с ним знатные жители Басры и другие, а затем эмир позвал судей и велел привести юношу. И он пришёл, ковыляя в своих оковах, и никто среди видевших его не мог не заплакать, и женщины возвысили голоса, рыдая. И судья велел заставить женщин замолчать и сказал юноше: „Эти люди утверждают, что ты вошёл к ним в дом и украл их имущество; может быть, ты украл меньше облагаемого количества?“ – „Нет, я украл как раз столько“, – отвечал юноша. „Может быть, ты владел им совместно с этими людьми?“ – спросил судья, и юноша ответил: „Нет, оно (все принадлежит им, и я не имею на него права“. И тогда Халид рассердился, и сам подошёл к юноше, и ударил его бичом по лещу, и произнёс такой стих поэта:

«И хочет муж желанного добиться,

Но даст ему Аллах лишь то, что хочет».

И затем он позвал палача, чтобы отсечь руку юноше, и палач подошёл и вынул нож, а юноша вытянул руку, и палач приложил к ней нож, и вдруг выбежала из толпы женщин девушка, на которой были грязные одежды, и вскрикнула и бросилась к юноше, а затем она открыла лицо, подобное луне, и люди подняли великий шум, от которого едва не возникла смута, мечущая искры. И девушка крикнула во весь голос: «Заклинаю тебя Аллахом, о эмир, не торопись рубить, пока не прочтёшь этой бумажки!» И она подала ему бумажку, а Халид развернул её и прочёл, и вдруг оказалось, что на ней написаны такие стихи:

О Халид, влюблённый вот, любовью охваченный,

Из луков очей моих метнул в него взгляд стрелу,

И был поражён стрелой моих он очей – ведь он

Друг страсти; болезнь её вздохнуть не даёт ему,

Признался он в том, чего не делал, как будто счёл,

Что лучше так поступить, чем облик явить любви,

Потише же с юношей печальным! Поистине,

Од выше других людей по свойствам, и он не вор.

И когда Халид прочёл эти стихи, он отошёл в сторону и удалился от людей и, призвав к себе женщину, спросил её, в чем тут дело, и она рассказала ему, что этот юноша любит её, и она любит его, и он только хотел посетить её, и пошёл к дому её родных, и бросил в дом камень, чтобы дать ей знать о своём приходе. И её отец к братья услышали шум от камня и вышли к юноше, и, когда юноша заслышал их, он собрал всю материю и сделал вид, что он вор, чтобы прикрыть свою возлюбленную. И девушка говорила: «Когда его увидели при таких обстоятельствах, его взяли я сказали: „Вор!“ – и привели его к тебе. И он признался в воровстве и упёрся на этом, чтобы не опозорить меня. И такие дела совершил тот, кто сам себе бросил обвинение в воровстве из-за чрезмерного своего благородства и величия души». – «Поистине, он достоин того, чтобы ему помогли добиться желаемого!» – воскликнул Халид. А затем он позвал к себе юношу и поцеловал его между глаз и велел привести отца девушки и сказал ему: «О старец, мы были намерены исполнить приговор над этим юношей и отсечь ему руку, но Аллах – велик он и славен! – уберёг меня от этого. И я приказал выдать юноше десять тысяч дирхемов, так как он не пожалел своей руки, чтобы охранить твою честь и честь твоей дочери и уберечь вас обоих от позора. И я велел выдать твоей дочери десять тысяч дирхемов, так как она рассказала мне об истине в этом деле, и я прошу тебя, чтобы ты мне позволил выдать её за него замуж». – «О эмир» я позволяю тебе это», – сказал старец, и Халид прославил Аллаха, и восхвалил его, и произнёс прекрасную проповедь…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Двести девяносто девятая ночь

Когда же настала двести девяносто девятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Халид прославил Аллаха и восхвалил его и произнёс прекрасную проповедь, и сказал юноше: „Я женил тебя на такой-то девушке, присутствующей здесь, с её позволения и согласия и с разрешения её отца, за эти деньги а размере десяти тысяч дирхемов“. – „Я согласен на этот брак“, – ответил юноша. И затем Халид велел доставить деньги в дом юноши, неся их на подносах, и люди ушли, радостные. И я не видел дня диковинней этого! Началом его был плач и огорчения, а концом – веселье и радость.

Рассказ о Джафаре Бармакиде и продавце бобов (ночь 299)

Рассказывают также, что, когда Харун ар-Рашид распял Джафара Бармакида, он велел распять всякого, кто станет оплакивать Джафара или жалеть о нем. И люди воздерживались от этого. И случилось так, что некий бедуин, живший в далёкой пустыне, каждый год приходил с касыдой к упомянутому Джафару-аль-Бармаки, и тот давал ему тысячу динаров в награду за эту касыду, и бедуин брал их и уходил и расходовал зги деньги на свою семью до конца года. И этот бедуин пришёл, по обычаю, к Джафару с касыдой, и оказалось, что Джафар распят. И бедуин пошёл к тому месту, где распяли Джафара. Поставив свою верблюдицу на колени, он заплакал сильным плачем, и опечалился великой печалью, и произнёс касыду, и заснул. И он увидел во сне Джафара Бармакида, который говорил ему: «Ты утомил себя и пришёл к нам и нашёл нас в таком положении, как ты видишь, но отправляйся в Басру и спроси человека, которого зовут так-то и так-то среди купцов в Басре, и скажи ему: „Джафар Бармакид передаёт тебе привет и говорит: «Дай мне тысячу динаров по знаку боба“.

И когда бедуин пробудился от сна, он отправился в Басру и спросил про того купца и, встретившись с ним, передал ему, что сказал ему во сне Джафар, и купец так заплакал, что чуть не расстался с земной жизнью, а затем он оказал бедуину уважение и посадил его возле себя и сделал хорошим его жилище. И бедуин пробыл у него три дня в полном уединении. И когда он хотел уйти, купец дал ему тысячу пятьсот динаров и сказал: «Тысячу было приказано дать тебе, а пятьсот – от меня в уважение к тебе, и тебе будет каждый год тысяча динаров».

А уходя, бедуин сказал купцу: «Ради Аллаха прошу тебя, расскажи мне историю боба, чтобы я знал его происхождение». И торговец сказал ему: «Я сначала жил в бедности и торговал варёными бобами на площадях Багдада, чтобы ухитриться прожить. И я вышел в один холодный, дождливый день, и не было у меня на теле ничего, что бы уберегло меня от холода, и я то дрожал от сильной стужи, то измокал под дождём, и был я в том гнусном состоянии, когда волосы встают дыбом.

А Джафар в этот день сидел во дворце, выходившем на площадь, и подле него были его приближённые и любимцы. И взор его упал на меня, и он сжалился над моим положением и послал ко мне кого-то из своих людей, и тот взял меня и привёл к Джафару. И, увидав меня, Джафар сказал: «Продай бобы, которые у тебя есть, моим приближённым».

И я стал мерить бобы меркой, бывшей со мной, и всякий, кто брал мерку бобов, наполнял её золотом, пока не иссякло все, что у меня было, и в корзине не осталось ничего. И потом я собрал золото, которое мне досталось, и Джафар спросил меня: «Осталось ли у тебя скольконибудь бобов?» И я отвечал: «Не знаю!» И стал искать в корзине, но не нашёл там ничего, кроме одного боба.

И Джафар взял его у меня и расщепил на две половины и одну половину взял, а другую половину дал одной из своих любимиц и спросил её: «За сколько ты купишь половину этого боба?» – «За дважды столько, сколько Здесь золота», – сказала она. И я не знал, что думать, и сказал про себя: «Это невозможно!» И пока я удивлялся, невольница вдруг отдала приказание одной из своих девушек, и та принесла золота – два раза столько, сколько его было у меня. И Джафар сказал: «Я куплю ту половину, которую я взял, за дважды столько, сколько здесь всего золота». – «Бери плату за свои бобы, – сказал мне затем Джафар и отдал приказание одному из своих слуг, и тот собрал все деньги и положил их в мою корзину, и я взял их и ушёл. А потом я пришёл в Басру и стал торговать на бывшие у меня деньги, и Аллах расширил мой достаток, и Аллаху принадлежит слава и милость. И если я буду давать тебе каждый год тысячу динаров – часть милости Джафара – это мне нисколько не повредит».

Посмотри же, каковы достоинства Джафара, хвала ему живому и мёртвому, да будет над ним милость Аллаха великого!

Рассказ об Абу-Мухаммеде-лентяе (ночи 299—305)

Рассказывают также, что Харун ар-Рашид сидел в какой-то день на престоле халифата, и вдруг вошёл к нему слуга из евнухов, с которым был венец из червонного золота, украшенный жемчугом и драгоценностями, и на венце было столько всевозможных яхонтов и камней, что не оплатить их никакими деньгами. И этот евнух поцеловал землю меж рук халифа и сказал ему: «О повелитель правоверных, Ситт-Эубейда…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

И сестра её сказала ей: «Как прекрасен твой рассказ» и хорош, и усладителен, и нежен!»

А Шахразада ответила: «Куда этому до того, что я расскажу вам в следующую ночь, если буду жить и царь пощадит меня!»

И царь сказал про себя: «Клянусь Аллахом, я не убью её, пока не услышу конец её рассказа!»

Трехсотая ночь

Когда же настала ночь, дополняющая до трехсот, сестра Шахразады сказала ей: «Докончи нам твой рассказ!»

И Шахразада ответила: «С любовью и удовольствием, если позволит мне царь».

«Рассказывай, Шахразада!» – молвил царь.

И Шахразада сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что слуга сказал халифу: „Ситт-Зубейда целует Землю меж твоих рук и говорит тебе, что ты знаешь, что она сделала этот венец, и для него нужен большой камень, который будет на верхушке его. Но она искала в своих сокровищницах и не нашла такого большого камня, как она хочет“.

И халиф сказал царедворцам и наместникам: «Поищите такой большой камень, какой хочет Зубейда!» И они стали искать, и не нашли ничего для неё подходящего, и известили об этом халифа, и у него стеснилась грудь, и он воскликнул: «Как это, я, халиф и царь царей земли, и не могу добыть одного камня! Горе вам, спросите купцов!»

И спросили купцов, и те сказали: «Не найдёт наш владыка халиф этого камня ни у кого. Есть он только у одного человека в Басре, которого зовут Абу-Мухаммедлентяй».

И халифу рассказали об этом, и он приказал своему везирю Джафару послать грамоту к эмиру Мухаммеду аз Зубейди, правителю Басры, чтобы тот снарядил АбуМухаммеда-лентяя и явился с ним пред лицо повелителя правоверных. И Джафар написал грамоту такого содержания и послал её с Масруром[337 - Масрур-евнух – главный палач Харуна ар Рашида.].

Масрур отправился с грамотой в город Басру и вошёл к эмиру Мухаммеду аз Зубейди, и тот обрадовался ему и оказал ему крайнее уважение. И Масрур прочитал эмиру грамоту повелителя правоверных Харуна ар Рашида, и эмир сказал: «Слушаю и повинуюсь!»

А затем он послал Масрура с толпой своих людей к Абу-Мухаммеду-лентяю, и они отправились к нему и постучались к нему в дверь, и к ним вышел кто-то из слуг. И Масрур сказал ему: «Скажи твоему господину: „Повелитель правоверных тебя требует!“

И слуга вошёл и сообщил об этом Абу-Мухаммеду, и тот вышел и увидел Масрура, царедворца халифа, и с ним людей эмира Мухаммеда аз Зубейди. И Абу-Мухаммед облобызал землю меж рук Масрура и сказал: «Слушаю и повинуюсь повелителю правоверных, но войдите к нам!» И они ответили: «Мы можем это сделать только наскоро, как нам приказал повелитель правоверных, – он ожидает твоего прибытия».

И Абу-Мухаммед сказал: «Подождите немного, пока я соберусь».

И они вошли с ним в дом после усиленных стараний и больших упрашиваний и увидели в проходе занавески из голубой парчи, вышитой червонным золотом. А затем Абу-Мухаммед-лентяй велел нескольким своим слугам свести Масрура в баню, и они это сделали. И Масрур увидал, что стены и мраморный пол в бане – диковинные и что они украшены золотом и серебром, а вода в бане смешана с розовой водой. И слуги занялись Масруром и теми, кто был с ним, и прислуживали им наилучшим образом, а выйдя из бани, они облачились в одежды из парчи, затканные золотом, а затем Масрур и его люди вошли и увидели, что Абу-Мухаммед-лентяй сидит у себя во дворце, и над его головой повешены занавески из парчи, затканной золотом и украшенной жемчугом, а дворец устлан подушками, вышитыми червонным золотом, и Абу-Мухаммед сидит на скамеечке, которая стоит на ложе, украшенном драгоценными камнями. И когда вошёл к нему Масрур, Абу-Мухаммед сказал: «Добро пожаловать!» – и пошёл ему навстречу и посадил его рядом с собою. А затем он велел принести стол с кушаньями, и, когда Масрур увидел этот стол, он воскликнул: «Клянусь Аллахом, я никогда не видал у повелителя правоверных стола, подобного этому». А на столе были всевозможные кушанья, и все они были разложены в фарфоровые вызолоченные блюда. «И мы ели и пили и радовались до конца дня, – говорил Масрур, – и затем Абу-Мухаммед дал каждому из нас по пяти тысяч динаров, а когда настал следующий день, нас одели в зеленые раззолоченные одежды и оказали нам крайнее уважение».

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: