Рассказ о быке с ослом 104 страница

А потом женщина сказала своему мужу: «Пойдём помолимся Аллаху великому, быть может, он пошлёт нам что-нибудь, что нас избавит от труда добывать пропитание и утомляться от работы и поможет нам предаваться поклонению Аллаху и соблюдать повиновение ему». – «Хорошо», – ответил он. И потом мужчина помолился, а женщина сказала: «Аминь!» – после его молитвы, и вдруг крыша раздвинулась, и спустился вниз яхонт, который своим сиянием осветил дом. И муж с женой умножили благодарность Аллаху и хвалу ему и очень обрадовались этому яхонту и помолились, сколько хотел Аллах великий.

А когда пришёл конец ночи, они заснули, и женщина увидала во сне, будто она вошла в рай и увидела много седалищ, выстроенных в ряд, и поставленных скамеечек и спросила: «Что это за седалища и скамеечки?» И ей было сказано: «Это седалище пророков, а вот скамеечки людей правдивых и праведных». – «А где скамеечка моего мужа, такого-то?» – спросила она. И ей сказали: «Вот она». И вдруг женщина видит, что сбоку скамеечки отверстие. «Что это за отверстие?» – спросила она. И ей сказали: «Это то отверстие, где был яхонт, который спустился к вам с крыши вашего дома».

И женщина пробудилась от она, плача и горюя о недостатке в скамеечке её мужа, стоявшей между скамеечками правдивых, и оказала своему мужу: «О человек, помолись твоему господу, чтобы он снова вставил этот яхонт на его место: бороться с голодом и бедностью в течение этих немногих дней легче, чем то, чтобы было отверстие в твоей скамеечке среди скамеечек людей достойных». И муж её помолился господу, и вдруг яхонт взлетел, поднимаясь к крыше, а муж и жена смотрели на него. И они пребывали в бедности и благочестии, пока не встретили Аллаха, великого, славного!

Рассказ об аль-Хаджжадже и юноше (ночь 471)

Рассказывают также, что аль-Хаджжадж ибн Юсуф ас-Сакафи преследовал одного человека из вельмож, и когда он предстал меж его руками, аль-Хаджжадж сказал ему: «О враг Аллаха, Аллах дал мне над тобою власть!

И потом сказал: – Сведите его в тюрьму и закуйте в тесные и тяжёлые оковы и постройте над ним клетку: пусть он из неё не выходит и пусть никто не входит к нему».

И он приказал отправить этого человека в тюрьму. И привели кузнеца, и принесли оковы, и когда кузнец ударял молотком, этот человек поднимал голову, смотрел на небо и говорил: «Разве не ему принадлежит сотворение и власть?» И когда кузнец кончил заковывать этого человека, тюремщик построил над ним клетку и оставил его там одиноким и уединённым, и его охватило волнение и забота, и язык его состояния говорил:

О желанье хотящего – так хочу я —

Твоя милость всеобщая – мне опора.

От тебя не сокрыто то, что со мною,

Только взгляд твой – его и жду, и хочу я.

Заключили в тюрьму меня и пытали;

Горе мне одинокому и в изгнанье.

Поминанье, коль я один, мне утеха,

А не сплю я – оно меня развлекает.

Ты доволен – тогда ничто не заботит,

Ты ведь знаешь, что видишь ты в моем сердце.

А когда опустилась ночь, тюремщик оставил подле этого человека сторожей и ушёл домой, а утром он пришёл его проведать и вдруг видит, что оковы сброшены, а человека нет. И тюремщик испугался и уверился, что теперь он умрёт. Он пошёл домой и простился с семьёй к, положив в рукав свой саван и благовония, вошёл к альХаджжаджу. И когда он остановился перед ним, аль-Хаджжадж почувствовал запах благовоний и спросил: «Что это такое?» – «О владыка, это я принёс их», – сказал тюремщик. «А что побудило тебя к этому?» – спросил аль-Хаджжадж.

И тюремщик рассказал ему о том человеке…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста семьдесят первая ночь

Когда же настала четыреста семьдесят первая ночь, она оказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда тюремщик рассказал аль-Хаджжаджу о деле с тем человеком, аль-Хаджжадж спросил его: „Горе тебе, а ты слышал, чтобы он что-нибудь говорил?“ – „Да, – отвечал тюремщик, – когда кузнец ударял молотком, тот человек взглядывал на небо и говорил: „Разве не ему принадлежит сотворение и власть?“ И альХаджжадж воскликнул: «Или не знаешь ты, что то, что он сказал в твоём присутствии, освободило его, когда тебя с ним не было!“

И язык его обстоятельств сказал в этом смысле такие стихи:

О господи, сколько бедствий ты от меня увёл!

Не будь тебя, я ни сесть не мог бы, ни снова встать!

Ведь сколько и сколько раз, которых не сосчитать,

Отвёл ты беду от нас! О сколько и сколько раз!

Рассказ о кузнеце (ночь 472)

Рассказывают также, что один человек из праведников узнал, что в каком-то селении есть кузнец, который кладёт руку в огонь и берет из него кусок раскалённого железа, и огонь не переходит на его руку. И праведник направился в это селение, спрашивая, где кузнец, и его провели к нему. И, взглянув на него и присмотревшись к нему, праведник увидел, что он делал то, что ему приписывали. И праведник отложил своё дело до тех пор, пока кузнец не кончил работать, а потом он пришёл к нему и приветствовал его и сказал: «Я хочу быть сегодня вечером твоим гостем». И кузнец отвечал: «С любовью и удовольствием!» – и привёл праведника в своё жилище и поужинал с ним, и они легли вместе, и праведник совершенно не видел, чтобы кузнец вставал ночью на молитву или поклонялся Аллаху.

«Может быть, он от меня скрывается», – сказал себе праведник и переночевал у него во второй и в третий раз, но увидел, что кузнец добавляет к обязательным молитвам только желательные и простаивает лишь небольшую часть ночи. «О брат мой, – сказал он ему, – я слышал о том, какую Аллах оказал тебе милость, и видел, что она проявляется на тебе. Но затем я посмотрел, каково твоё усердие в молитве, и не увидел, чтобы ты поступал как тот, через кого являются чудеса. Откуда же у тебя это?»

«Я расскажу тебе о причине этого, – сказал кузнец. – Я влюбился в одну девушку и очень любил её, и много раз её соблазнял, но не мог её осилить, так как она искала защиты в богобоязненности. И пришёл год засухи, голода и беды, и не стало пищи, и увеличился голод. И вот я сидел, и вдруг постучал в ворота стучащий, и я вышел и вижу: это стоит она. „О брат мой, – сказала она мне, – меня поразил сильный голод, и я поднимаю к тебе голову, чтобы ты накормил меня ради Аллаха“. – „Разве ты не знаешь, какова была моя любовь к тебе и что я из-за тебя вытерпел, – отвечал я. – Я не накормлю тебя ничем, пока ты мне не дашь над собою власти“. – „Смерть, но не оглашение Аллаха!“ – сказала она и вернулась к себе.

Но через два дня пришла снова и сказала мне то же, что в первый раз, а я сказал ей в ответ то же, что сказал сначала. И девушка вошла и села в комнате (а она была близка к гибели), и когда я поставил перед ней кушанье, её глаза прослезились, и она воскликнула: «Накорми меня ради Аллаха (велик он и славен!)». – «Нет, клянусь Аллахом, если ты мне не дашь над собою власти», – ответил я. И девушка сказала: «Смерть для меня лучше, чем наказание великого Аллаха!» И она поднялась, оставив кушанье…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста семьдесят вторая ночь

Когда же настала четыреста семьдесят вторая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что женщина сказала тому человеку, когда он принёс ей кушанье: „Накорми меня ради Аллаха (велик он и славен!)“. И он ответил: „Нет, клянусь Аллахом, если ты не дашь мне над собою власти!“ – „Смерть, но не наказание Аллаха!“ – воскликнула девушка. И затем она поднялась и вышла, оставив кушанье и не съев ничего. И она говорила такие стихи:

«Единый, чьей милостью охвачены твари все,

Ты слышишь, я жалуюсь, ты видишь, что я терплю!

Бедою поражена и горькою я нуждой.

Лишь часть моих горестей мою бы прервала речь.

Подобна я жаждущей: пред взором её вода,

Но выпить де может глаз» не выпьет ни капли он.

Не тянет душа меня вкусить того кушанья,

Чья сладость исчезнет вся, а грех будет век со мной».

И после этого она отсутствовала два дня и пришла и постучалась в дверь, и я вышел и вдруг слышу, что голод прервал звук её голоса. «О брат мой, – сказал она, – хитрости меня изнурили, и я не могу показать лица никому из людей, кроме тебя. Не накормишь ли ты меня ради Аллаха великого?» – «Нет, если ты не дашь мне над собой власти», – сказал я, и девушка вошла и села в комнате. А у меня не было готового кушанья, и когда кушанье поспело и я положил его в чашку, милость Аллаха снизошла на меня, и я подумал: «Горе тебе! Вот женщина, которой недостаёт ума и веры, и она отказывается от пищи, хотя у неё нет сил, такой её поразил голод. Она отвергает тебя раз за разом, а ты не отходишь от слушания Аллаха великого».

И я потом воскликнул: «Боже мой, я раскаиваюсь перед тобой в том, что пришло мне в душу!» А затем я поднялся с кушаньем и вошёл к женщине и сказал ей: «Ешь! С тобой не будет беды, это принадлежит Аллаху (велик он и славен!)» – И женщина подняла глаза к небу и воскликнула: «Боже мой, если этот человек говори г правду, сделай его запретным для огня и в сей жизни и в последней! Ты ведь властен во всякой вещи и достоин того, чтобы внять молитве!»

И я оставил её, – продолжал кузнец, – и пошёл потушить огонь в жаровне (а время было зимнее и холодное), и уголёк упал мне на тело, но я не почувствовал боли по могуществу Аллаха, великого, славного. И мне в душу запала мысль, что молитва женщины принята, и я взял уголёк в руку, но он не обжёг меня, и тогда я пошёл к женщине и сказал: «Радуйся, Аллах внял твоей молитве…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста семьдесят третья ночь

Когда же настала четыреста семьдесят третья ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что кузнец говорил: „И я вошёл к женщине и сказал ей: „Радуйся, Аллах внял твоей молитве!“ И она выронила из руки кусок и воскликнула: «О боже, как ты показал нам то, чего я желала, и внял моей молитве за него, тёк возьми мою душу! Ты ведь властен во всякой вещи!“ И Аллах взял душу девушки в эту же минуту (да будет над вей милость Аллаха!), и язык обстоятельств оказал в этом смысле:

Воззвала она, и внял её владыка:

Заблудшего, что звал его, простил он.

По милости её исполнив просьбу

О нем, все совершил он, как желала.

За милостью пришла к его воротам

И в горести к нему пути искала.

Но к страсти он склонился, и лишь похоть

Свою он с ней надеялся насытить.

Но он не знал, чего Аллах захочет,

Пришло раскаянье, хоть он не думал,

Достаток наш Аллах нам шлёт, и если

Он не идёт к тебе, – к нему направься».

Рассказ о богомольце и облаке (ночи 473—474)

Рассказывают также, что был среди сынов Исраиля человек из богомольцев, знаменитых благочестием, защищённых от греха, хвалимых за воздержанную жизнь. Когда он молился своему господу, тот внимал ему, и когда он его просил – одарял его и исполнял его желание. И этот человек странствовал в горах и простаивал ночи, и Аллах великий (да будет слава ему!) подчинил ему облако, которое шло за ним, куда бы он ни шёл, и лило на него обильную воду, и человек омывался ею и пил её. И это продолжалось до тех пор, пока рвение этого человека не ослабло в какое-то время, и Аллах отвёл от него это облако и отделил от него своё внимание. И велика стала печаль богомольца, и продлилась горесть его, и непрестанно тосковал он по прежней милости, что ему дарована, и вздыхал, и скорбел, и горевал.

И заснул он в одну дочь из ночей, и было ему во сне сказано: «Если ты хочешь, чтобы Аллах возвратил тебе твоё облако, отправляйся к такому-то царю, в такой-то город и попроси его, чтобы он за тебя помолился. Аллах великий (да будет слава ему!) возвратит тебе облако и пригонит его к тебе по благословению его праведных молитв». И затем говоривший произнёс такие стихи:

«Пойди же ты к доброму эмиру

С нуждой твоей, сильной и великой.

Он взмолится, и Аллах пригонит

Просимый дождь, льющийся обильно.

Возвысился меж царей он саном,

И так высок, что не знает равных.

Дела найдёшь у него такие,

Что принесут радость и веселье.

Иди к нему через степь и горы;

Едва вздохнёшь, отправляйся снова».

И этот человек шёл, пересекая земли, пока не вступил в тот город, который был назван ему во сне. И он спросил, где царь, и ему указали к нему дорогу. И человек пошёл ко дворцу и вдруг видит: у ворот дворца сидит слуга на большом кресле, одетый в великолепную одежду. И человек остановился и произнёс приветствие, и слуга ответил ему и опросил: «Что тебе нужно?» – «Я человек обиженный я пришёл к царю, чтобы подать ему мою просьбу», – ответил богомолец. И слуга оказал: «Сегодня тебе нет к нему пути: он назначил для людей с просьбам» один день в неделю, когда они к нему входят, и это день такой-то. Уходи же прямым путём и жди, пока не настанет этот день».

И богомолец не одобрил царя за то, что он скрывается от людей, и сказал: «Как может он быть другом из друзей Аллаха (велик он и славен!), когда он ведёт себя таким образом!» И богомолец ушёл и стал ожидать того дня, о котором ему сказали. И когда наступил тот день, который назвал привратник, он пришёл и увидел у ворот людей, которые ожидали разрешения войти. И он стоял с ними, пока не вышел везирь в великолепной одежде, перед которым были слуги и рабы, и везирь оказал: «Пусть входят люди с просьбами!»

И они вошли, и богомолец вошёл среди них и видит: сидит царь, и перед ним вельможи его царства, которые стоят соответственно своему сану и степени. И везирь встал и начал подводить одного за другим, пока очередь не дошла до богомольца. И когда везирь подвёл его, царь взглянул на него и сказал: «Добро пожаловать человеку с облаком! Посиди, пока я не освобожусь для тебя». И тот не знал, что подумать о словах царя, и признал его высокую степень и достоинство. А когда царь рассудил людей и покончил с ними, он поднялся, и поднялся везирь и вельможи царства, а затем царь взял богомольца за руку и привёл к себе во дворец. И он увидел у ворот дворца чёрного раба в великолепной одежде, над головой которого висело оружие, и справа и слева были щиты и луки. И раб встал перед царём и поспешил навстречу его приказанию, исполняя его нужды, а потом он открыл ворота дворца, и царь вошёл (а рука богомольца была в его руке).

И вдруг он увидел перед собой маленькую дверь, и царь сам открыл её и вошёл в разрушенную комнату в великолепной постройке, а затем он вошёл в другую комнату, где не было ничего, кроме молитвенного коврика, чаши для омовения и нескольких пальмовых листьев. И потом царь снял с себя одежду, которая была на нем, и надел грубый халат из белой шерсти, а на голову он надел войлочный колпак. И он сел и усадил богомольца и крикнул своей жене: «О такая-то!» И та отвечала: «Я здесь!» – «Ты знаешь, кто сегодня наш гость?» – спросил царь. И жена его сказала: «Да, это человек с облаком». – «Выходи, тебе из-за него ничего не будет», – сказал ей царь.

И вдруг богомолец увидел, что эта женщина, подобная призраку, и лицо её блистает как месяц, и на ней шерстяной халат и покрывало…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста семьдесят четвёртая ночь

Когда же настала четыреста семьдесят четвёртая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда царь позвал свою жену, она вышла, и лицо её блистало как месяц, и на ней был грубый халат из шерсти и покрывало. „О брат мой, – спросил богомольца царь, – хочешь ли ты узнать нашу историю, или мы помолимся за тебя, и ты удалишься?“ – „Нет, я хочу услышать вашу историю, это для меня наиболее желательно“, – отвечал богомолов. И царь сказал: „Мои отцы и деды сменялись в царстве и наследовали его, старший после старшего, пока они не умерли и власть не дошла до меня. И Аллах сделал это мне ненавистным, и мне захотелось странствовать по земле и предоставить дела людей им самим. Но потом я испугался, что к ним войдёт омута и погибнут законы я рассеется единство веры, и оставил я дело таким, как оно было. Я назначил каждому человеку известное жалованье и надел царскую одежду и посадил рабов у ворот, чтобы устрашить людей зла и отгонять их от людей добра, и твёрдо установил наказания. А окончив все это, я вошёл в своё жилище, снял с себя эта одежды и надел то, что ты видишь. А вот это – дочь моего дяди, и она содействует мне в ведении воздержанной жизни и помогает мне предаваться благочестию. Мы делаем днём циновки из этих пальмовых листьев и на это можем разговеться под вечер, и над нами прошло около сорока лет, а мы все в таком же положении. Оставайся же с нами (помилуй тебя Аллах!), тюка мы не продадим наши циновки; ты разговеешься с нами и переночуешь у нас, а потом уйдёшь с тем, что тебе нужно, если пожелает великий Аллах“.

И когда наступил конец дня, пришёл слуга высокого роста и взял циновки, которые они сделали, и отправился с ними на рынок. Он продал их за кират и купил на него хлеба и бобов и принёс их, и богомолец разговелся с царём и его женой и переночевал у них, и они поднялись с полуночи я молились и плакали.

Когда же встала заря, царь оказал: «О боже, вот твой раб, и он просит тебя, чтобы ты возвратил ему его облако; ты ведь властен в этом. Боже мой, покажи, что ты ему внял, и возврати ему его облако!» И жена его сказала: «Аминь!» И вдруг облако выросло на небе. «Вот добрая весть!» – оказал царь. И богомолец простился с ними и ушёл, а облако шло за ним, как прежде. И после этого о чем бы богомолец ни просил Аллаха великого, он внимал ему из уважения к ним, и богомолец говорил такие стихи:

«У господа есть рабы, меж прочих избранные,

Чьё сердце в садах его премудрости шествует Движение тела их теперь остановлено Той тайной пречистою, которая в их груди.

Ты видишь, они молчат, покорные господу:

Как явное, тайны все увидел их тайный взор».

Рассказ о мусульманине и христианке (ночи 475—477)

Рассказывают также, что повелитель правоверных Омар ибн аль-Хаттаб (да будет доволен им Аллах!) снарядил войско из мусульман против врагов в Сирии, и они осадили одну из их крепостей жестокой осадой. А среди мусульман было два брата, которым Аллах даровал ярость и отвагу против врагов. И эмир этой крепости говорил своим царькам и храбрецам, которые перед ним стояли: «Если бы эти два мусульманина были взяты в плен или убиты, я бы избавил вас от остальных мусульман».

И враги не переставали устраивать этим мусульманам ловушки и хитрили, расставляя им козни и устраивая засады, и умножали подстерегавших их, пока одного из этих мусульман не взяли в плен, а другой не был убит как мученик. И пленного мусульманина доставили к эмиру этой крепости, и, посмотрев на него, он сказал: «Убийство этого человека будет бедой, а возвратить его мусульманам – нехорошо…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста семьдесят пятая ночь

Когда же настала четыреста семьдесят пятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда враги доставили пленника мусульманина к эмиру крепости, тот посмотрел на него и сказал: „Убийство этого человека будет бедой, а возвратить его к мусульманам – нехорошо. Я хотел бы, чтобы он вступил в христианскую веру, как помощник нам и наша опора“.

И один из патрициев сказал: «О эмир, я соблазню его, и он отступит от своей веры. Арабы чувствуют большую любовь к женщинам, а у меня есть дочь, прекрасная и совершённая; если он её увидит, то, наверное, соблазнится ею». – «Он отдан тебе – уведи его», – сказал эмир. И патриции увёл его в своё жилище и одел девушку в одежды, которые увеличили её красоту и прелесть, а потом он привёл того человека и ввёл его в комнату. И подали кушанье, и христианская девушка стояла перед мусульманином точно служанка, послушная своему господину, ожидающая от него приказания, которое она могла бы исполнить. И когда мусульманин увидел, что его постигло, он попросил защиты у Аллаха великого и опустил глаза и отвлёкся поклонением своему господу и чтением Корана.

А у него был хороший голос и умение, оставляющее в душе след, и христианская девушка полюбила его сильной любовью и увлеклась им с великой страстью. И юноша поступал так семь дней, и девушка говорила: «О, если бы он согласился, чтобы я вступила в ислам!» А язык со состояния говорил такие стихи:

От нас отвернётесь ли, коль сердце стремится к нам?

Я душу отдам за вас, и в сердце моем – ваш дом.

Согласна покинуть я семью моих родичей

И веру оставить, пред которой острейший меч.

Свидетельствую: «Аллах – нет бога опричь его

Крепко доказательство, сомненье рассеялось!

Быть может, решит он, чтоб стал близок небрежный к вам,

И сердцу прохладу даст, тоской изнурённому.

Ведь двери закрытые порой открываются, И грустью подавленным даётся желанное, И когда терпение девушки истощилось и стеснялась у неё грудь, она бросилась на землю перед юношей и воскликнула: «Прошу тебя ради твоей веры, не выслушаешь ля ты мои слова?» – «А что ты скажешь?» – спросил юноша. И девушка сказала: «Изложи мне учение ислама». И юноша изложил ей учение ислама, и она предалась Аллаху, а затем совершила очищение, и юноша научил её, как надо молиться. И, сделав это» девушка сказала: «О брат мой, я вступила в ислам только из-за тебя, желая твоей близости». – «Ислам, – отвечал юноша, – запрещает брак без двух правомочных свидетелей, приданого и опекуна, а я не найду ни свидетелей, ни опекуна, ни приданого. Если ты ухитришься сделать так, чтобы мы вышли из этого места, я надеюсь, что мы доберёмся до земель ислама, – и обещаю тебе, что у меня не будет в исламе другой жизни, кроме тебя». – «Я ухитрюсь», – сказала девушка.

И потом она позвала отца и мать и сказала ям: «Сердце мусульманина смягчилось, и он пожелал принять веру. Я приближала его к тому, что он от меня хочет, но он сказал „Это неприятно мне в городе, где убили моего брата. Если бы я отсюда вышел и моё сердце утешилось бы, я сделал бы то, чего от меня хотят“. Не будет дурно, если вы выведете меня с ним в другой город, и тогда я ручаюсь вам и подарю то, что вы хотите».

И отец девушки пошёл к их эмиру и осведомил его об этом, и эмир обрадовался великой радостью и велел вывести девушку с юношей в то селение, о котором она упомянула. И они вышли, и, достигнув этого селения, они провели там весь день, а когда опустилась на них ночь, они тронулись в путь, перерезая дороги, как сказал ктото из поэтов:

Сказали они: «Пришла пора отъезда!»

Я молвил. «Сколько раз грозят отъездом!»

Одно мне дело – ездить по пустыне

И отсекать в земле за милей милю.

В какую б землю милый ни поехал,

Туда вернусь я, бедный сын дороги.

Лишь страсть моя послужит мне вожатым

И верный путь без вожака укажет…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста семьдесят шестая ночь

Когда же настала четыреста семьдесят шестая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что плавный мусульманин и девушка провели в селении остаток дня, а когда опустилась над ними ночь, они тронулись в путь, перерезая дороги, и шли всю эту ночь. А юноша сидел на быстром копе, и он посадил девушку сзади, и пересекал земли, пока не приблизилось утро. И тогда он свернул с дороги и опустил девушку на землю, и они омылись и совершили утреннюю молитву.

И когда это было так, они вдруг услышали бряцанье оружия, лязг удил, разговор людей и стук копыт. «О такая-то, – сказал юноша, – это наши преследователи, христиане настигли нас. Что тут придумать, когда конь так устал и утомился, что не может пройти и сажени?» – «Горе тебе, разве ты устрашён я напугался?» – спросила девушка. «Да», – отвечал юноша. И она сказала: «А где то, что ты рассказывал о могуществе твоего господа и о помощи его тем, кто просит о помощи? Пойдём сюда, будем умолять его и взывать к нему – может быть, он нам поможет своей помощью и настигнет нас его милость (велик он и славен)». – «Прекрасно, клянусь Аллахом, то, что ты сказала» – воскликнул юноша. И они стали умолять Аллаха великого, а юноша говорил такие стихи:

«Поистине, я в тебе нуждаюсь всечасно,

Хоть были б на голове венец и корона.

Ведь ты – величайшая нужда моя, и когда б

Достиг я, чего хочу, нужды я не знал бы.

Ведь нет ничего такого, в чем отказал бы ты, —

Нет, реки твоих щедрот текут изобильно.

Но я от тебя закрыт своим ослушанием,

А свет всепрощения – о кроткий – сияет.

О грусть прогоняющий, беду прогони мою

Ведь если не ты, то кто заботу прогонит?»

И когда он молился и девушка говорила «Аминь!» – после его молитвы (а звук бега коней все приближался к ним), юноша вдруг услышал слова своего брата, убитого как мученик, который говорил: «О брат мой, не бойся и не печалься: послы прибыли к Аллаху, и он послал к вам своих ангелов, чтобы они были свидетелями при вашем браке. Аллах великий похваляется вами перед своими ангелами, и он даровал вам награду счастливых и мучеников и овил для вас землю. Завтра утром ты будешь в горах аль Медины, и когда ты встретишь Омара ибн альХаттаба (да будет доволен им Аллах!), передай ему от меня привет и скажи ему: „Да воздаст тебе Аллах за ислам благом! Ты был чистосердечен и усерден“.

И потом ангелы возвысили голоса, желая мира юноше и его жене, и оказали: «Аллах великий сделал её твоей женой на две тысячи лет раньше, чем создал отца вашего Адама (мир с ним!)».

И покрыла их радость, восторг, безопасность и веселье, и усилилась их вера, и твёрдо установился путь богобоязненных, и, когда поднялась заря, они совершили утреннюю молитву. А Омар ибн аль-Хаттаб (да будет доволен им Аллах!) совершал утреннюю молитву в конце ночи, и иногда он входил в михраб, а сзади него было два человека. И начинал он с суры «Скот» или суры «Женщины», и просыпался спящий, омывался омывающийся и подходил далёкий, и не кончал ещё Омар первого раката, как мечеть наполнялась людьми, и тогда он творил второй ракат, сопровождая его лёгкой сурой, чтение которой он ускорял.

Когда же наступил тот день, Омар прочитал при первом ракате молитвы лёгкую суру, ускоряя её чтение, при втором ракате тоже, а произнеся пожелание мира, он посмотрел на тех, кто был с ним, и сказал: «Выйдем встретить новобрачных!» И удивились люди, бывшие с ним, и не поняли его слов, и Омар пошёл впереди, а они шли за ним, и вышел к воротам аль-Медины. А тот юноша, когда показался свет, увидел возвышенности аль Медины и направился к воротам, а жена его шла за ним. И Омар и мусульмане встретили его и пожелали ему мира, а когда вошли в город, Омар (да будет доволен и Аллах!) приказал устроить свадебный пир. И пришли мусульмане и поели, и юноша вошёл к своей жене, и Аллах великий наделил его от неё детьми…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста семьдесят седьмая ночь

Когда же настала четыреста семьдесят седьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Омар ибн аль-Хаттаб (да будет доволен им Аллах!) приказал устроить свадебный пир, и пришли мусульмане и доели, и юноша вошёл к своей жене, и Аллах наделил его от неё детьми, которые сражались на пути Аллаха и оберегали честь род и своей славой. Как прекрасно то, что сказано было в этом смысле:

Я вижу, ты у ворот горюешь и сетуешь,

Но перед просящими не слышишь ответа

Коль гневом ты поражён или горе пришло к тебе,

И двери любимого закрыты завесой,

К Аллаху ты воззови, несчастный, в день нынешний

И кайся, как каялись все люди Аллаху,

Быть может, прощенья дождь все смоет прошедшее.

Обильно на грешников польётся награда.

Ведь пленный спасается, хотя и закован он,

И те, кто в тюрьме сидит, находят свободу.

И они жили приятнейшей жизнью, в самой полной радости, пока не пришла к ним Разрушительница наслаждений и Разлучительница собраний.

Рассказ об Ибн аль-Хаввасе (ночь 478)

Рассказывают также, что Сиди[479 - Сиди крещённое «сайиди») – мой господин – титул подвижников и людей благочестивой жизни. Женский род – ситт (госпожа) употребляется вообще для обозначения знатных женщин.] Ибрахим ибн альХаввас (да будет над ним милость Аллаха!) говорил:

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: