ТОР 5 статей: Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы КАТЕГОРИИ:
|
18 страница. Людмила, не слушая его, продолжала лепетать, переходя уже в тон кроткого упрека:Людмила, не слушая его, продолжала лепетать, переходя уже в тон кроткого упрека: – Что же тут худого, скажите, пожалуйста, что мы приняли участие в мальчике, на которого напал этот ваш грубый, сумасшедший Передонов, – и когда его уберут из нашего города! И разве же вы сами не видите, что этот ваш Пыльников совсем еще дитя, – ну, право, совсем дитя! Всплеснула маленькими красивыми руками, брякнула золотым браслетиком, засмеялась нежно, словно заплакала, достала платочек, – вытереть слезы, – и нежным ароматом повеяло на Хрипача. И Хрипачу вдруг захотелось сказать, что она «прелестна, как ангел небесный», и что весь этот прискорбный инцидент «не стоит одного мгновенья ее печали дорогой». Но он воздержался. И журчал, и журчал нежный, быстрый Людмилочкин лепет, и развеивал дымом химерическое здание передоновской лжи. Только сравнить, – безумный, грубый, грязный Передонов, – и веселая, светлая, нарядная, благоуханная Людмилочка. Говорит ли совершенную Людмила правду или привирает, – это Хрипачу было все равно, – но он чувствовал, что не поверить Людмилочке, заспорить с нею, допустить какие-нибудь последствия, хоть бы взыскания с Пыльникова, – значило бы попасться впросак и осрамиться на весь учебный округ. Тем более что это связано с делом Передонова, которого, конечно, признают ненормальным. И Хрипач, любезно улыбаясь, говорил Людмиле: – Мне очень жаль, что это вас так взволновало. Я ни одной минуты не позволил себе иметь какие бы то ни было дурные мысли относительно вашего знакомства с Пыльниковым. Я очень высоко ценю те добрые и милые побуждения, которые двигали вашими поступками, – и ни одной минуты я не смотрел на ходившие в городе и дошедшие до меня слухи иначе, как на глупую и безумную клевету, которая меня глубоко возмущала. Я обязан был уведомить госпожу Пыльникову, тем более что до нее могли дойти еще более искаженные сообщения, – но я не имел в виду чем-нибудь обеспокоить вас, и не думал, что госпожа Пыльникова обратится к вам с упреками. – Ну, с госпожой-то Пыльниковой мы мирно сговорились, – весело сказала Людмила, – а вот вы на Сашу не нападайте из-за нас. Если уж наш дом такой опасный для гимназистов, то мы его, если хотите, и пускать не будем. – Вы к нему очень добры, – неопределенно сказал Хрипач. – Мы ничего не можем иметь против того, чтобы он в свободное время, с разрешения своей тетки, посещал своих знакомых. Мы далеки от намерения обратить ученические квартиры в места какого-то заключения. Впрочем, пока не разрешится история с господином Передоновым, лучше будет, если Пыльников посидит дома.
Скоро уверенная ложь Рутиловых и Сашина была подкреплена страшным событием в доме Передоновых. Оно окончательно убедило горожан в том, что все толки о Саше и девицах Рутиловых – бред сумасшедшего.
XXXII Был пасмурный, холодный день. Передонов возвращался от Володина. Тоска томила его. Вершина заманила Передонова к себе в сад. Он покорился опять ее ворожащему зову. Вдвоем прошли в беседку, по мокрым дорожкам, покрытым палыми, истлевающими, темными листьями. Унылою пахло сыростью в беседке. Из-за голых деревьев виден был дом с закрытыми окнами. – Я хочу открыть вам правду, – бормотала Вершина, быстро взглядывая на Передонова и опять отводя в сторону черные глаза. Она была закутана в черную кофту, повязана черным платком, и посинелыми от холода губами, сжимая черный мундштук, пускала густыми тучами черный дым. – Наплевать мне на вашу правду, – ответил Передонов, – в высокой степени наплевать. Вершина криво усмехнулась и возразила: – Не скажите! Мне вас ужасно жалко, – вас обманули. Злорадство слышалось в ее голосе. Злые слова сыпались с ее языка. Она говорила: – Вы понадеялись на протекцию, но только вы слишком доверчиво поступили. Вас обманули, а вы так легко поверили. Письмо-то написать всякому легко. Вы должны были знать, с кем имеете дело. Ваша супруга – особа неразборчивая. Передонов с трудом понимал бормочущую речь Вершиной; сквозь ее околичности еле проглядывал для него смысл. Вершина боялась говорить громко и ясно: сказать громко – кто-нибудь услышит, передадут Варваре, могут выйти неприятности. Варвара не постеснится сделать скандал; сказать ясно – сам Передонов озлится; пожалуй, еще прибьет. Намекнуть бы, чтобы он сам догадался. Но Передонов не догадывался. Ведь и раньше, случалось, говорили ему в глаза, что он обманут, а он никак не мог домекнуться, что письма подделаны, и все думал, что обманывает его сама княгиня, – за нос водит. Наконец Вершина сказала прямо: – Письма-то, вы думаете, княгиня писала? Да теперь уже весь город знает, что их Грушина сфабриковала, по заказу вашей супруги; а княгиня и не знает ничего. Кого хотите спросите, все знают, – они сами проболтались. А потом Варвара Дмитриевна и письма у вас утащила, и сожгла, чтобы улики не было. Тяжкие, темные мысли ворочались в мозгу Передонова. Он понимал одно, что его обманули. Но что княгиня будто бы не знает, – нет, она-то знает. Недаром она из огня живая вышла. – Вы врете про княгиню, – сказал он, – я княгиню жег, да не дожег: отплевалась. Вдруг бешеная ярость охватила Передонова. Обманули! Он свирепо ударил кулаком по столу, сорвался с места, и, не прощаясь с Вершиною, быстро пошел домой. Вершина радостно смотрела за ним, и черные дымные тучи быстро вылетали из ее темного рта и неслись и рвались по ветру. Передонова сжигала ярость. Но когда он увидел Варвару, мучительный страх обнял его, и не дал ему сказать ни слова. На другой день Передонов с утра приготовил нож, небольшой, садовый, в кожаных ножнах, – и бережно носил его в кармане. Целое утро, – вплоть до раннего своего обеда, – просидел он у Володина. Глядел на его работу, делал нелепые замечания. Володин был по-прежнему рад, что Передонов с ним водится, а его глупости казались ему забавными. Недотыкомка весь день юлила вокруг Передонова. Не дала заснуть после обеда. Вконец измучила. Когда, уже к вечеру, он начал было засыпать, его разбудила нивесть откуда взявшаяся шальная баба. Курносая, безобразная, она подошла к его постели, и забормотала: – Квасок затереть, пироги свалять, жареное зажарить. Щеки у нее были темные, а зубы блестели. – Пошла к черту! – крикнул Передонов. Курносая баба скрылась, словно ее и не бывало.
Настал вечер. Тоскливый ветер выл в трубе. Медленный дождь тихо, настойчиво стучал в окошки. За окнами было совсем черно. У Передоновых был Володин, – Передонов еще утром позвал его пить чай. – Никого не пускать. Слышишь, Клавдюшка? – закричал Передонов. Варвара ухмылялась. Передонов бормотал: – Бабы какие-то шляются тут. Надо смотреть. Одна ко мне в спальню затесалась, наниматься в кухарки. А на что мне курносая кухарка? Володин смеялся, словно блеял, и говорил: – Бабы по улице изволят ходить, а к нам они никакого касательства не имеют, и мы их к себе за стол не пустим. Сели за стол втроем. Принялись пить водку и закусывать пирожками. Больше пили, чем ели. Передонов был мрачен. Уже все было для него как бред, бессмысленно, несвязно и внезапно. Голова болела мучительно. Одно представление настойчиво повторялось, – о Володине как о враге. Оно чередовалось с тяжкими приступами навязчивой мысли: надо убить Павлушку, пока не поздно. И тогда все хитрости вражьи откроются. А Володин быстро пьянел и молол что-то бессвязное, на потеху Варваре. Передонов был тревожен. Он бормотал: – Кто-то идет. Никого не пускайте. Скажите, что я молиться уехал, в Тараканий монастырь. Он боялся, что гости помешают. Володин и Варвара забавлялись, – думали, что он только пьян. Подмигивали друг другу, уходили поодиночке, стучали в дверь, говорили разными голосами: – Генерал Передонов дома? – Генералу Передонову бриллиантовая звезда. Но на звезду не польстился сегодня Передонов. Кричал: – Не пускать! Гоните их в шею. Пусть утром принесут. Теперь не время. Нет, – думал он, – сегодня-то и надо крепиться. Сегодня все обнаружится, а пока еще враги готовы много ему наслать всякой всячины, чтобы вернее погубить. – Ну, мы их прогнали, завтра утром принесут, – сказал Володин, снова усаживаясь за стол. Передонов уставился на него мутными глазами, и спросил: – Друг ли ты мне или враг? – Друг, друг, Ардаша! – отвечал Володин. – Друг сердечный, таракан запечный, – сказала Варвара. – Не таракан, а баран, – поправил Передонов. – Ну, мы с тобой, Павлуша, будем пить, только вдвоем. И ты, Варвара, пей, – вместе выпьем, вдвоем. Володин, хихикая, сказал: – Ежели и Варвара Дмитриевна с нами выпьет, то уж это не вдвоем выходит, а втроем. – Вдвоем, – угрюмо повторил Передонов. – Муж да жена – одна сатана, – сказала Варвара, и захохотала.
Володин до самой последней минуты не подозревал, что Передонов хочет его зарезать. Он блеял, дурачился, говорил глупости, смешил Варвару. А Передонов весь вечер помнил о своем ноже. Когда Володин или Варвара подходили с той стороны, где спрятан был нож, Передонов свирепо кричал, чтобы отошли. Иногда он показывал на карман, и говорил: – Тут, брат, у меня есть такая штучка, что ты, Павлушка, крякнешь. Варвара и Володин смеялись. – Крякнуть, Ардаша, я завсегда могу, – говорил Володин, – кря, кря. Очень даже просто. Красный, осоловелый от водки, Володин крякал и выпячивал губы. Он становился все нахальнее с Передоновым. – Околпачили тебя, Ардаша, – сказал он с презрительным сожалением. – Я тебя околпачу! – свирепо зарычал Передонов. Володин показался ему страшным, угрожающим. Надо было защищаться. Передонов быстро выхватил нож, бросился на Володина, и резнул его по горлу. Кровь хлынула ручьем. Передонов испугался. Нож выпал из его рук. Володин все блеял и старался схватиться руками за горло. Видно было, что он смертельно испуган, слабеет и не доносит рук до горла. Вдруг он помертвел и повалился на Передонова. Прерывистый раздался визг, – точно он захлебнулся, – и стих. Завизжал в ужасе и Передонов, а за ним Варвара. Передонов оттолкнул Володина. Володин грузно свалился на пол. Он хрипел, двигался ногами, и скоро умер. Открытые глаза его стекленели, уставленные прямо вверх. Кот вышел из соседней горницы, нюхал кровь, и злобно мяукал. Варвара стояла как оцепенелая. На шум прибежала Клавдия. – Батюшки, зарезали! – завопила она. Варвара очнулась, и с визгом выбежала из столовой вместе с Клавдиею. Весть о событии быстро разнеслась. Соседи собирались на улице, на дворе. Кто посмелее, прошли в дом. В столовую долго не решались войти. Заглядывали, шептались. Передонов безумными глазами смотрел на труп, слушал шепоты за дверью... Тупая тоска томила его. Мыслей не было. Наконец осмелились, вошли, – Передонов сидел понуро, и бормотал что-то несвязное и бессмысленное. Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:
|