ДРАКОН ИЗ ТЫСЯЧИ СМЕРТЕЙ

Клэр любила С.Д., что ж, бывает и такое. Я читал С.Д., но мне не понравилось. Такое тоже случается, что ж. Их слишком много, просто всего слишком много, чтобы один человек был в силах все вынести. Но по мне так: дерьмо оно и есть дерьмо.

Книгу С.Д. мне давала Данни, но Данни тоже погрязла во всем этом дерьме, погрязла в именах. Шекспир и Гетте, Толстой, Фрэйд, Аристотель, все эти классики, она просто утонула в них и с концами. Тот же, Кэрролл, черт, все эти мазки по пустоте. Кортасар был неплох, что ж. Ладно.

С Данни было сложно идти на контакт. С ней не стоило даже и говорить: достаточно просто почитать классиков – и все слова, что она скажет, заранее известны. Я думал: что за черт? Быть не может, чтобы все дело было лишь в этом. Я хотел заглянуть за завесу всего этого дерьмового театра, чтобы понять, что же у нее внутри. Но меня не стоит даже читать, чтобы понять того, что не стоит и слушать того, что я говорю. Что ж.

Данни забрала мои книги (мои редкие любимые книги, черт с ними, что ж), и свалила по тихой воде. А за шторкой оказался плотный неприятный мужик в костюме и с необъятным пузом, огромными руками и набитым бумажником. Шекспир? Достоевский? Ницше?

Позже книгу С.Д. принес Поль, и я посмеялся. Поль смеялся надо мной из-за Буковски, что ж, я назвал С.Д. русским Буковски, я уел Поля, но это мало что значит, все это мало что значит. У меня было Пиво, я мешал виски с водой, и наутро был рад, что Поль ушел раньше, чем смог увидеть то, во что меня превращает алкоголь. Что ж.

Клэр считала Буковски слишком популярным, но С.Д. был для нее в самый раз, по мне так С.Д. много чего не хватает, это просто мои насмешки, но им хватит и этих страниц, у них своих тысячи. Я все равно не люблю никого из них.

Алкоголь тогда быстро кончился, а мы еще долго не шли спать, пытали кошку хозяина – на ее долю столько ласк наверно за всю жизнь не обрекалось. Я согнал Джека с дивана, я собирался лечь с Клэр, но Клэр все равно ушла к Джеку и Робу, а я долго лежал в темноте и не мог заснуть. Я слышал, как они втроем смеялись за стенкой и болтали. Я чувствовал себя одиноким и неудобным, как вещь, негодная для применения. Алкоголь закончился. Они смеялись и смеялись. Им было весело.

Я встал с дивана и пришел к ним.

-Ублюдки, вы мешаете мне заснуть.

Клэр встала и вышла. Я немного постоял и отправился за ней.

-Что ты здесь делаешь?

-Ну, вообще-то здесь сплю я.

Я лег рядом и обнял ее.

-Какого черта?!

-Давай спать.

Она не сопротивлялась. Мы лежали, а алкоголя не было. Я не был уверен, хочу ли с ней переспать. Будь у меня хотя бы еще одна бутылочка вина, уверен, я смог бы познать истину в этом вопросе, но ничего не было. И я просто лежал и думал о том, что бутылки вина-то нет, черт, жаль, что ж.

-Я – Бог, – внезапно заявила Клэр.

-А-а?

-Я – Бог, – повторила она.

-А-а.

Мы замолчали. За стеной было тихо. Всюду вокруг было тихо, темно и пусто. Я понял, что должен сказать что-то еще. Мне не хотелось говорить. Я ей не верил. Мне было все равно. Мне и так было нормально.

-Тогда я тебя свергну, – сказал я.

-Каким это образом?

-Увидишь.

-У тебя не получится.

-Увидишь.

-Не получится. Я ведь Бог.

-Хочешь попробовать?

Она меня укусила. И начала царапать мои руки. Она уже некоторое время их царапала. Я начал гладить ей живот. Потом опустил руку под резинку трусиков. Клэр не сопротивлялась. Лишь еще раз укусила. Было очевидно, что она хочет этим добиться.

Я остановил руку. Я все еще не был уверен.

-Если ты Бог, может, добудешь нам бутылку вина? – сказал я. – Мне бы сейчас очень не помешала бутылка вина. Всего одна бутылка вина.

-Да, бутылка вина нам бы не помешала, – согласилась Клэр.

-Тогда?..

-Тогда ты узнаешь, что я Бог.

-Ты ведь сама мне об этом сказала.

-Но тогда ты получишь неопровержимые доказательства этого.

-Разве это плохо?

-Тогда ты будешь знать наверняка. Мне нельзя этого делать.

-Разве это имеет какое-то значение?

-Я этого не хочу, – сказала Клэр.

-Ты не хочешь вина?

-Я не могу раскрываться перед другими людьми.

-Жаль.

Мне действительно было жаль. У меня не было вина. Клэр снова начала меня царапать. Сильнее. Ее ногти чертили по моим рукам глубокие борозды.

-Слушай, я ведь обещал, что не буду приставать к тебе, верно? – сказал я. Это было моим последним оплотом. – Но, будь здесь бутылочка вина, я мог бы забыть об этом обещании. Да, вполне мог бы. Будь здесь всего одна бутылочка вина…

Но ее нет. Клэр перестала меня царапать. Мы просто лежали в темноте. Не выгорело. Вино не явилось из воздуха. Чуда не свершилось. Ни вина, ни пизды. Что ж. Мир всегда был несправедлив.

-Расскажи мне историю, – попросила Клэр.

-Что?

-Историю, – повторила она. – Расскажи мне историю.

-Я не умею рассказывать истории.

-Но ты же пишешь.

-В том-то все и дело, что я пишу их, а не рассказываю. Я плохо умею рассказывать. Плохо умею говорить вообще.

-Расскажи.

Я снова почувствовал боль. Клэр вновь начала меня царапать. Что ж.

-Ладно.

Я начал рассказывать. Клэр прервала меня. Она все выстроила по своим вкусам. Абсолютно дерьмовая история. Сама Клэр, может и ничего, а вот история вышла совершенно дерьмовая.

Потом я понял, что Клэр уснула. И я тоже смог уснуть с облегчением, что ж.

Та ночь был летом, года три или четыре назад. Мы с Клэр общались до этого, а потом разошлись, и встретились лишь тем летним вечером. Она спросила меня:

-Почему ты общаешься со мной?

-Честно?

-Честно.

-Я просто хочу с тобой переспать.

Так оно и было. Время показало, что я соврал. Потом я еще изредка пересекался с ней, но в этом уже не было ничего. Ты проходишь мимо тысяч людей каждый день, и все это ничего не значит. Наши жизни расходятся, как электрички.

Я не уверен, стоило ли оно того, или нет. До сих пор думаю: может, не стоило тогда отказываться? Хотя это больше не имеет значения. Все это теперь не имеет значения, а время скрадывает последние отголоски.

С той ночи слишком многое изменилось. Но сейчас мне нужна небольшая остановка, чтобы подумать обо всем этом. Выйти из автобуса, пройтись мимо этих деревьев, сесть на зеленую траву, вскрыть пиво и остановиться. Все теряет смысл, когда человек умирает, что ж.

Я вдруг понял, что мне и сказать-то нечего. Я просто сидел под синим небом, мимо шли люди, живые люди, а я даже подумать ни о чем не мог и лишь прихлебывал пиво. В голове стояла пустота, как после колокольного звона.

Завершение всего. Последние обстоятельства. Человек рождается, а потом умирает. И в этом нет ничего. Но люди всегда думают о смерти, пытаются понять смерть, познать, но так ничего и не могут, а потом просто умирают, что ж. Все это естественно. Но во всем этом было что-то не правильное. Что-то в этом было не так. Люди умирают, и с этим понятно все, но дело было не в этом. Возможно, мне стало страшно, потому что я просто не мог понять, что здесь не так. Возможно, я просто ничего не понимал, и все это было нормально, а не так было уже со мной.

Подул ветерок. Трава была мягкой и приятной. Весь день был хорошим и ясным. Я прикончил только одну банку пива, когда пришел Роберт.

-Странное место ты выбрал для встречи, – сказал он, присаживаясь. Я протянул ему банку.

У Роберта были синие глаза, неопрятный вид и всклокоченные волосы. Он носил галстук и начищенные до блеска ботинки. Роберт вскрыл банку и приложился.

-Думаешь, странное? – спросил я.

-Ты никогда не любил людные места.

-Да. Но сейчас мне хочется побыть среди людей. Живых людей. Хотя не так уж тут и людно. Здесь тихо. Спокойно. Наверно, ты прав.

По дорожкам вокруг газона ходили мамаши с колясками. Носились дети. На лавочках сидели старики. Светило солнце. Мы закурили.

-Так о чем ты хотел поговорить? – спросил Роберт.

-Это сложно объяснить. Всегда сложно объяснить то, о чем имеешь лишь приблизительное понятие, – сказал я. – Но тебе не кажется, что все это странно? Даже неправильно.

-Что именно?

-Все умирают.

Роберт засмеялся.

-Разве это странно? Все действительно умирают.

-Но не так. Не так быстро, не так много.

-Каждую минуту в мире умирает человек.

-Мир большой, а мы только здесь. И я говорю именно об этом. Скольких товарищей мы похоронили за последнее время?

Роберт замолчал. Я хлебнул пива.

-Тридцать пять. Тридцать пять человек за три года. За три года – тридцать пять.

-Что ты хочешь сказать?

-Это неправильно. Так не должно быть. Это просто неправильно.

-Но ты же сам сказал: «все умирают».

-И еще я сказал: «но не так». Тебе не кажется, что это – много? Действительно много?

-Возможно. Возможно, – сказал Роберт. Он выглядел немного растерянным. – Но это жизнь. Она движется независимо от нас.

-Они не летели в одном самолете, – сказал я. – Они не попали под эпидемию чумы. Их не унесло землетрясение, наводнение или торнадо. Они даже не все знали друг друга. Они просто умерли.

-Так что ты хочешь сказать?

-Не знаю. Поэтому и решил поговорить с тобой. Потому что я не знаю.

-По-моему ты просто накручиваешь себя. Да, тридцать пять знакомых за три года – это много. Это подкосило тебя. Но в этом ничего нет. Ничего такого, что ты пытаешься увидеть. Тебе просто тяжело это перенести.

-Ты действительно так думаешь?

-Любую смерть тяжело перенести.

Он замолчал. День был все такой же хороший. Я чувствовал кожей тепло солнечных лучей. Я слышал мир вокруг. Я совсем забыл про то, что он существует. Я хлебнул пива. Роберт смотрел на меня несколько печально.

-Нет, – сказал я. – Нет. Может, я и вправду схожу с ума. Но это не может быть просто так.

-Тогда как ты все это объяснишь?

-Может, я проклят, и смерть следует за мной.

Роберт захохотал.

-Типичный пример, прямо как из учебника по психологии. Ты винишь себя за то, что все еще жив, когда столь много знакомых тебе людей умерло.

-Это была шутка, – сказал я с кислым видом.

-Боже.

Я вскрыл третью бутылку.

-Между их смертями ведь не было никакой связи, верно?

-Ну, кроме того, что я знал их всех – нет.

-Это не в счет, – сказал Роберт. – Может, действительно из нас умерло слишком много. Но я все равно не вижу в этом ничего.

-Им было не по восемьдесят лет. Им даже тридцати не было. Слишком рано, чтобы умирать.

-Наверно.

-Выпьем за них.

Мы выпили. Закурили по сигарете. Может, я действительно накручиваю себя. Может, мне действительно тяжело принять все это. Но я действительно думаю, что это не правильно. Слишком много умерло, слишком рано. А для меня уже слишком поздно…

Я закрыл глаза и поднял лицо к солнцу. В голове слегка шумело от выпитого. Я слышал шорох травинок и деревьев, скрип колясок и далекие голоса. Мы были в центре города, город был вокруг нас, и хотя сейчас здесь это не ощущалось, оно было так. Вокруг высились здания, можно было услышать шум автострады. Шум жизни. Слишком хороший день, чтобы думать о смерти.

Я вспомнил Дэйва. Его сбил грузовик, когда он ехал по обочине на велосипеде. Я не был у него на похоронах. Я не слишком хорошо его знал. Говорят, это была не совсем случайность. Он все время возился с подозрительными ребятами. Он и сам по себе был такой. В этом мы с ним не сошлись. Я не верил в эти слухи. Я и в саму его смерть не сразу поверил. Двадцать три ему было.

И что же? Он просто умер, и все. Те, кто знал его ближе, плакали. Их постигло большое горе, но они похоронили его. Мир вращался все так же, даже в это время. А после прочие просто забыли об этом. Я так же вращался в этом мире. Что ж.

Смерть вообще мало что за собой оставляет. Так всегда было, будет. Что ж.

Ральф повесился, Эрик прыгнул с крыши – они были единственными самоубийцами. Николь заболела чем-то непонятным, Ришеля убили в подворотне, Клэр утонула. Дольфа тоже сбила машина. Просто смерти. Просто тридцать пять смертей за три года. Многовато.

Но все же Роберт, наверное, прав. Между ними нет связи. Просто это происходит. И я могу умереть в любой момент, и каждый, и на этом сказка закончится. Просто и буднично. Моя сказка. А остальное останется прежним. Все так, все это понятно, все это естественно, и правильно, я читаю лишь мертвых писателей, что ж.

-Может, ты прав, – сказал я вслух. – Наверно, это действительно тяжело для меня.

-Выпьем за Нила, – сказал Роберт. – Он был хорошим парнем.

-Хорошим.

Нил умер неделю назад. Несчастный случай на работе. Огромная балка сорвалась и расплющила ему голову. Хороший был парень. Что сказать? Теперь он мертв, и все ни к чему.

Наверно, после его похорон я впервые подумал, что что-то не так. Смерть разгулялось. Мир движется к завершению. Я не искал спасения. Я хотел лишь увидеть, что это действительно происходит. Я не могу оставаться таким черствым, при всем этом. Но

все умирают, что ж.

-Поехали, покажу тебе кое-что, – сказал Роберт, когда мы допили пиво.

-Ладно.

Мы собрали бутылки, выбросив мусор, покинули парк. Вокруг развернулся город, и мы окунулись в его шум. В эту суету. Жизнь. Я закурил сигарету. Я был довольно пьян, и все было в порядке. Прождав на остановке минут двадцать, мы сели в трамвай. Я никогда прежде не ездил этим маршрутом.

-Как Николь? – спросил Роберт.

-Больше спросить не о чем? – спросил я.

-Брось. Я серьезно.

-Я тоже.

Трамвайчик потряхивало. Народу в нем было не много. Мы примостились в задней части. Мимо проплывали здания.

-У нее все хорошо, – сказал я.

-А у тебя?

-А меня ты видишь перед собой.

-Из тебя как всегда, слово не вытянешь.

-Как скажешь.

Трамвайчик продолжал катить по рельсам. Я подумал: неужели это смерть Нила меня так подкосила? Неужели в этом все дело? Неужели только из-за этого? Я ведь почти не знал его толком. Мы виделись-то всего раз шесть или семь, и то лишь у кого-то из знакомых в череде всех этих попоек. Он был хорошим парнем, это да. Хотя я мало что о нем знал. Он рассказывал о своих отношениях с отцом. Он собирался жениться. А потом умер. Я пришел на его похороны. Я почти никого там не знал. Я и его почти не знал. Так всегда и бывает?

Мы много думаем о смерти, но почти никогда ни о чем по-настоящему и не задумываемся. Так в чем дело? Что же со мной случилось? Что не так? Может, стоит действительно побеспокоиться? Я не знал.

Я знал лишь то, что Нил умер, и больше в этом ничего не было, а я был все еще жив, и в этом тоже больше ничего не было. Я тоже однажды умру, и в этом тоже ничего не будет, что ж. Так в чем дело?

Я просто не знал. Я ничего не мог с этим поделать. Все они умерли, и я ничего не мог с этим поделать. Я продолжал жить, но и со своей жизнью я ничего не мог поделать. Я просто остался, вот и все. Я не знал, сколько еще протяну, сколько смогу протянуть, но пока что я был здесь, что ж.

Мы все еще ехали. Мы ехали уже, наверно, минут сорок.

-Куда ты вообще меня везешь? – спросил я.

-Скоро увидишь.

-Надеюсь, что скоро.

-Скоро.

-Надо будет взять еще пива.

-Ладно, – согласился Роберт.

Мы тряслись еще с полчаса. Я смотрел в окно. Я не узнавал эти пейзажи. Я не был здесь прежде. Дома редели. Все больше деревьев, больше полей и пустого пространства. Трубы, заводы. Мы приближались к окраине.

Потом мы вышли. Небо темнело, хотя все еще было ясно и солнечно. Здесь дул ветер.

-Пиво, – напомнил я.

Мы зашли в маленький магазинчик. Я взял упаковку. Магазинчик был грязный, пустой и унылый, как жизнь. Я взял еще пачку сигарет.

Потом Роберт повел меня между редких высоких домов. Я вскрыл на ходу одно пиво. Я чувствовал себя так, словно здесь мне и место. Людей не было, лишь высокие холодные дома, редкие деревья, уныние и мусор на дороге. Бродячие собаки и кошки. Мы молчали.

Я ни о чем не думал – просто шел. Потом мы пришли. Здесь была стройка. Пустые блоки очертили скелет дома. Неглубокий колодец, в который набросали мусор. Много песка, валяющаяся на боку горка, карусель. Должно быть, будущая детская площадка. Если когда-нибудь.

Мы присели на карусель. Роберт вскрыл пиво, а я швырнул пустую банку в колодец.

-И что здесь? – спросил я.

-Ничего, – сказал он.

Я вскрыл следующую банку и закурил сигарету.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: