Десант в преисподнюю.

Дмитрий Рогут

Мессинский» выпуск Морского корпуса 1908 года

Санкт-Петербург

Введение

Вот уже пятый год я учусь в Морском классе школы № 84 Петроградского района Санкт-Петербурга. На занятиях мы не только постигаем морскую науку и проходим военную подготовку, но и получаем большие знания по истории Российского Флота. Раз в неделю мы посещаем старейшее учебное заведение – Морской корпус Петра Великого. Мы занимаемся на кафедрах и на тренажёрах, изучаем историю корпуса и его выпускников.

В истории училища было три именных выпуска – «Царский», «Мессинский» и «Черногорский». Особенно меня заинтересовал один выпуск – «Мессинский» выпуск Морского корпуса 1908 года. Проведя большую работу я узнал, что за люди стояли за названием такого выпуска, чем то напоминавшем «Марсианский».

Морская гвардия.

В декабре 2015 года исполнилось 107 лет с того дня, как страшное бедствие постигло Сицилию. Землетрясение уничтожило города Мессина, Реджо и другие, унеся тысячи человеческих жизней. Русские моряки приняли активное участие в спасении людей, чем навсегда оставили благодарную память в сердцах жителей Италии. Особо отличились моряки Гардемаринского отряда Морского корпуса.

Гардемарин (garde de marine) – звание, заимствованное Петром Великим из французского флота и веденное в русском в 1716 году взамен звания «навигатор».

В 1906 году, ввиду сознанной после войны с Японией необходимости дать выпускным воспитанникам Морского корпуса надлежащее практическое и морское образование, было решено отменить непосредственное производство в офицеры и выпускать воспитанников корпуса во флот со званием «корабельного гардемарина», с тем, чтобы они могли практическим путем пополнить свои познания в продолжении годичного заграничного плавания на боевых судах. Сформированный для этой цели Гардемаринский отряд ежегодно уходил в Средиземное море. По возвращении из плавания корабельные гардемарины подвергались практическим испытаниям и производились в мичманы. 1908 год не стал исключением.

Приказом Морского Ведомства № 103 от 6(19) мая 1908 года старшие гардемарины Морского корпуса были произведены в корабельные гардемарины и приравнивались по положению к кондукторам флота. Через месяц они были расписаны по кораблям Балтийского Гардемаринского отряда, стоящего из боевых кораблей действующего флота, для учебного плавания во внутренних водах и за границей.

Корабельные гардемарины получили форму, более приближающуюся к офицерской, то есть фуражку с козырьком, кортик и саблю.

А каждого из гардемаринов должен был составиться аттестационный лист, подписываемый всеми специалистами корабля, на котором они совершали плавание, с оценкой успехов по усвоению курса обучения, степени развития военно-морских качеств – выносливости, исполнительности, находчивости и мужества. Положительная аттестация была обязательна при сдаче экзаменов на присвоение первого офицерского чина.

В выпуске Морского корпуса 1908 года служили представители славных морских династий российского флота. Абаза, Бирилев, Брусилов, Бурачек, Плансон, Шельтинга и другие фамилии, прославившие Императорский флот в морских баталиях. Флотские династии неотделимы от истории страны, ценен их вклад в развитие науки и управление флотом. Труд многих поколений этих морских тружеников обеспечил государству высокие позиции к началу Великой войны в 1914 году, в которую флот вступил в полной уверенности в несокрушимости своей мощи.

Пером писателя: «Гардемарины всегда вежливы, но холодны, как британцы: надо уметь давать понять неизмеримую пропасть между захудалым армейским офицером и гардемарином Морского корпуса – корпуса, единственного на всю Россию, в который принимают только сыновей офицеров, потомственных дворян и чиновников не ниже четвертого класса табели о рангах. Нигде не купишь этой золотой брони превосходства и самоуверенности, это – годы воспитания и наследственный капитал предков».

Позади остались годы совместной учебы, практические плавания, радости и невзгоды. Остались светлые воспоминания о годах, проведенных вместе.

Вот что пишет о своем отце Анастасия Манштейн-Ширинская:

«1 сентября 1902 года Александр Манштейн, сопровождаемый отцом, переступил порог Морского кадетского корпуса.

Его самые счастливые воспоминания навсегда остались связанными с шестью годами, проведенными там, - шесть лет жизни, бережно хранимые в архивах Морского корпуса.

Здесь все: прошение о зачислении, подписанное «С. А. Манштейн», свидетельство о крещении, оценки из года в год, характеристики кадета, подписанные наставниками: «Физическое развитие с указанием недугов, требующих особого внимания», а также «Общие черты и особенности характера с указанием свойства его отношений: а) к основным требованиям нравственности; б) к внешним требованиям благовоспитанности».

Тепло было у меня на сердце, когда я узнала, что уже в ученике преподаватели видели хорошего офицера, уважаемого и любимого подчиненными, хорошо воспитанного, чуткого и любимого товарищами.

В аттестационной тетради кадета Морского корпуса Александра Манштейна в графе «Характер и поведение» от 16 апреля 1903 года его отделенный начальник писал: «По характеры бойкий, добрый и почтительный. Товарищами любим».

Конечно, были и менее лестные замечания: «Способен, но очень ленив и неаккуратен». С улыбкой читаю и о наказаниях: «19 ноября 1903 года. Позволил себе на уроке произнести с цинизмом некоторые французские слова. Стр. арест 2 суток».

Другая запись: «27 февраля 1906 года. Был выслан из класса за чтение посторонней книги во время урока навигации. Воспитательная мера – 2 очереди без отпуска».

Это пожалуй, самые серьезные проступки. Остальные – их не так уж и много – типа: «…после команды «смирно» продолжал спокойно пить чай. Сокращение отпуска на 6 часов».

Тетрадь кончается с производством в корабельные гардемарины 6 мая 1908 года с пометкой в графе «Степень способности к морской службе» - «Очень способен».

Оставил свои воспоминания об этом времени и бывший гардемарин Четверухин Георгий Николаевич.

Рукою очевидца: «Летом 1907 года я совершил свое третье практическое плавание. Наша группа была направлена на крейсер 1 ранга «Аврора». Практика на боевом корабле ознакомила нас с современными для того времени артиллерийскими орудиями и порядком проведения стрельб, судовыми машинами большой мощности, котельной установкой. Мы начали осваивать практическую навигацию. 24 июня нас перевели на уже знакомый «Воин», на котором под руководством вахтенного начальника нам доверили командовать небольшими маневрами судна».

В своей книге «Императорский Балтийский флот» капитан 2 ранга Гарольд Карлович Граф подробно описывает поход 1908 года, исполняя обязанности минного офицера крейсер «Адмирал Макаров».

Рукою очевидца: «…к заграничному плаванию корабль еще не был готов и попал в плавание только случайно из-за аварии с крейсером «Олег». Нахождение в походах отнимало много времени от налаживания внутренней жизни и приведения корабля в боеспособное состояние. В заграничном плавании, на стоянках, много времени уделялось наведению лоска, что было необходимо. Занятия с гардемаринами отнимали время от занятий с командой.

Из Либавы крейсер вышел прямо в Портсмут. Мы пошли туда, не заходя ни в какие порты, так как должны были торопиться на присоединение к Гардемаринскому отряду, который уже находился в Бизерте. На ее рейде мы увидели наши корабли: «Цесаревич», «Славу» и «Богатырь», под флагом контр-адмирала Литвинова, который он держал на «Цесаревиче». Это и был Особый отряд, назначенный для плавания с корабельными гардемаринами, или, как его сокращенно называли – Гардемаринский отряд».

Десант в преисподнюю.

Следующим портом похода была Аугуста – скучнейшее местечко. Оно само по себе ничего интересного не представляло, но поблизости были Сиракузы, куда гардемарины совершили поездку для осмотра достопримечательностей.

Рукою очевидца: «В Бизерте отряд простоял довольно долго, – продолжает свои воспоминания Г. К. Граф, - и в конце ноября вышел в порт Аугусту на Сицилии. Это был первый переход «Макарова» в составе отряда кораблей и поэтому был довольно трудным. В Аугусте отряд вошел в рутину занятий «по расписанию». Шлюпочные учения и занятия с гардемаринами, тревоги и занятия с командой занимали все время.

Однако 15 декабря старого стиля это спокойствие было нарушено. Рано утром, при совершенно тихом море, вдруг прошла высокая волна, которая раскачала все корабли. Этот факт всех очень удивил, но ему никто не придал значения. Но около десяти часов к адмиралу приехал страшно взволнованный городской голова и рассказал, что получено известие о происшедшем сегодня рано утром сильном землетрясении, захватившем южную конечность Калабрии и северную Сицилию. Город Мессина совершенно разрушен и горит. В нем погибло несколько десятков тысяч людей. Пострадало и много других, более мелких селений. Он умолял адмирала выйти с отрядом в Мессину на помощь пострадавшим людям.

Адмирал Литвинов был нерешительным человеком, и хотя понимал, что необходимо оказать помощь пострадавшим, но боялся проявить самостоятельность и решил предварительно запросить телеграммой Петербург.

Весть о землетрясении быстро распространилась по кораблям, и офицеры заволновались, а когда стало известно, что адмирал запрашивает Петербург, то есть что будет потрачено на это добрых 6-7 часов, то насели на своих командиров. Тогда наш командир и командир «Богатыря» поехали к адмиралу и уговорили его, не дожидаясь ответа и о мере готовности кораблей, разрешить им идти в Мессину.

«Макаров» первым поднял пары и вышел в море. Мы снялись с якоря еще не имея достаточно паров во всех котлах, и поэтому шли средним ходом, но потом довели до полного.

Все только и говорили об этой катастрофе, но не представляли грандиозности разрушений и гибели такого количества людей.

Во время перехода командир приказал докторам собрать все наличные перевязочные средства и со всем медицинским персоналом приготовиться к съезду на берег.

Кроме того, было приказано двум ротам надеть рабочее платье и приготовить веревки, ломы, кирки и лопаты.

Скоро на горизонте показались высокие столбы дыма, и чем ближе мы подходили к Мессине, тем ярче вырисовывались пожары и разрушения. В нескольких местах вырывалось пламя. Фактически весь город был разрушен. Всюду виднелись полуразрушенные дома. В гавани затонуло несколько пароходов, и все стенки покосились и дали трещины. Кое-где на набережной виднелись люди, которые махали руками и что-то кричали. Очевидно, звали на помощь.

Мы начали входить самым малым ходом, всё время измеряя глубину. Пришлось маневрировать между затонувшими пароходами, и это было чрезвычайно трудно. Однако крейсер благополучно прошел в глубину гавани, отдал якорь и подтянул корму к ее стенки.

Увидев входящий корабль, на набережной стала собираться толпа обезумевших от пережитых ужасов жителей. Все кричали и размахивали руками; разобрать, что они кричат, мы не могли. Во всяком случае, они с большой готовностью помогли нам завести швартовы и притащили большую сходню.

Тем временем на верхней палубе уже выстроились две роты и медицинский персонал. Предполагалось, что половина команды будет работать до обеда, а другая после (то есть одна до двух часов дня, а другая с двух и до темноты). Всю команду нельзя было сразу отпустить на берег, так как всегда могла явиться необходимость срочно сняться с якоря.

Как только наладилось сообщение с берегом, на палубу влезли несколько итальянцев, имевших какое-то отношение к властям города, и стали умолять как можно скорее послать людей на помощь пострадавшим. Они поясняли, что под обломками заживо погребено много тысяч людей, которых еще можно спасти. Они также просили оказать медицинскую помощь сотням раненым. Наша помощь оказывалась особенно ценной, потому что мы первыми пришли к месту катастрофы, и до этого жители были предоставлены самим себе.

Уговаривать нас не пришлось. На берег немедленно сошли обе роты, доктора, фельдшеры и санитары. Последние немедленно открыли санитарный пункт. А роты разделились на маленькие группы и начали раскопки, по указанию местных жителей.

Но этим наша помощь не ограничилась, и командир согласился взять на крейсер раненых и вечером отвезти их в Неаполь, для помещения в госпитали. Когда это стало известно на берегу, то со всех сторон на «Макаров» стали приносить тяжелораненых, и их распределяли в командных помещениях и на верхней палубе. Сразу же выяснилось, что мы бессильны оказать помощь в достаточной мере, так как раненых тысячи, и необходимо их мыть, оперировать, перевязывать, а затем за ними ухаживать и кормить. У нас для этого не было ни достаточных медицинских средств, ни персонала. Весь экипаж крейсера сбивался с ног и делал, что мог.

Вид у большинства раненых был ужасный, обернутые в какое-то тряпье, смоченное кровью. Нельзя было отличить женщин от мужчин, молодых от старых. Многие находились в забытьи, другие стонали и плакали, умоляли дать пить и накормить. Привели и много детей, оставшихся круглыми сиротами, плачущих и жалких, которые со страхом озирались на чужих им людей. Всю эту стонущую, плачущую и причитающую толпу размещали, где только находилось место.

Некоторые были в таком возбужденном состоянии, что никак не могли удержаться, чтобы не делиться своими впечатлениями с каждым встречным. Жестикулируя и быстро говоря, они вступали в разговор с гардемаринами и матросами, которые ровно ничего не понимали, но старались их успокаивать.

В это время наши роты неутомимо и самоотверженно работали, часто рискуя своей жизнью. Подземные толчки все еще продолжались, и то и дело рушились уцелевшие стены, и даже целые дома.

В два часа предстояло идти на раскопки моей роте. Я разделил ее на маленькие отряды, которыми руководили гардемаринами. Мы разошлись по разным направлениям, и каждая группа вела самостоятельно работу. Самым трудным было определить, где помощь была нужна действительно срочно, а где нет. Поэтому часто зря терялось драгоценное время. Виной были сами жители, потому что то и дело кто-нибудь подбегал к нам и старался уговорить идти раскапывать его близких. Мы шли к указанному месту и заставали гору обломков, в несколько метров высоты. Чтобы ее раскопать, нужен был не один день. Приходилось отказывать, что было чрезвычайно неприятным, так как несчастные слезно молили о помощи, время терялось.

Развалины города действительно представляли ужасное зрелище. Вот четырехэтажный дом, у него отвалилась вся передняя стена и он стоит как кукольный домик, с которым только что дети поиграли, так как во всех комнатах полнейший беспорядок. Даже куклы налицо. В верхнем этаже мечется какая-то женщина. Она не может спуститься, так как лестница разрушена, и зовет на помощь. Положение ее действительно опасное. Все стены в больших трещинах, еле держатся, того и гляди, рухнут и погребут под своими обломками. Внизу стоят несколько итальянцев и тоже что-то кричат, видимо, объясняют, что сделать ничего не могут.

В этот момент ко мне подбегает наш матрос и просит разрешения, вместе с другими, влезть на верхний этаж этого дома и спасти женщину. Предприятие, конечно, опасное, но, в конце концов, ведь мы пришли спасать, а не смотреть, как люди погибают. Поэтому я без колебаний им разрешаю.

Они ловко карабкаются по обвалившейся стене. Быстро достигают первого этажа и еще с большей ловкостью добираются до второго. К счастью, потолок в одном месте испорчен. Они пробивают дыру и оказываются на третьем этаже. Теперь остается самое трудное и опасное – это попасть на четвертый этаж. Спасает веревка. Ее перебрасывают женщине и объясняют, что она должна ее за что-нибудь привязать, что та и исполняет и, схватившись за нее, спускается и оказывается в объятьях наших матросов, те привязывают женщину веревкой и спускают ее вниз, а затем благополучно спускаются и сами. Итальянцы внизу все время проявляли живейшее участие, но только криками, жестикуляцией и, по-видимому, советами, которых мы не понимали. Когда же все благополучно закончилось, они зааплодировали, бросились пожимать руки спасителям.

Только успели покончить с этим, как подбежали какие-то новые люди и, перебивая друг друга и жестикулируя, стали мне что-то объяснять. Так как я все равно ничего не мог понять, то повел своих матросов за ними. Они привели к такому же полуразрушенному дому, на третьем этаже которого находился какой-то мужчина. Но почему-то он не проявлял никакого стремления спуститься вниз, и вообще не обращал никакого внимания на окружающих. Наши провожатые объяснили, что он сошел с ума. Опять наши матросы проявили акробатическое искусство и храбрость и оказались на третьем этаже. Однако этот итальянец решительно запротестовал против того, чтобы его спустили на землю. Тогда его без дальнейшего промедления связали и спустили вниз.

Далее нас привели к какой-то куче мусора и сказали, что там засыпало ребенка, который, несомненно, жив, так как время от времени слышится его писк. Стали прислушиваться, чтобы определить направление, по которому следует рыть. Действительно, приложив ухо к земле, услышали сдавленный писк. Живо принялись за работу. Через полчаса нечеловеческого напряжения стали приближаться к цели. Увы! Нас встретило полное разочарование – из образовавшейся дыры выскочила взъерошенная кошка и, жалобно мяукая, понеслась по обломкам. Наши провожатые сконфуженно замолчали и начали переругиваться между собой.

Но надо было торопиться. Нас потащили в другую сторону и указали на какие-то развалины. Это, по-видимому, была церковь. Нас уверяли, что там находятся живые люди. Здесь работа оказалась менее сложной, и мы сравнительно легко добрались до двери. Взломали ее и за ней нашли двух женщин в полуобморочном состоянии, осторожно вынесли их на улицу и сдали толпе, которая нас всюду сопровождала.

Собрались идти дальше, как гардемарин услышал какие-то звуки. Хотя мы и небыли уверены, что их издают люди, но все же решили проверить, благо работа казалась недолгой. Выбили стекло, которое каким-то чудом уцелело, хотя от церкви остался лишь угол. В окно влез матрос. Он попал на маленький дворик, где нашел двух козликов – выволокли и их на свободу, но надо думать, что итальянцы их скушали в тот же день.

Нас потащили дальше. Идти было невероятно трудно. Некоторые улицы оказались засыпанными почти до уровня второго этажа, приходилось все время карабкаться по горам кирпичей, глыбам штукатурки, балкам и всякого рода лому. Наконец добрались до какого-то дома, который оказался засыпанным чуть ли не до самой крыши. Внутренние помещения, видимо, уцелели, и оттуда неслись приглушенные звуки или стоны. Предстояла огромная работа, но теперь мы были уверены, что там находится человек, а то мы боялись опять ошибиться. Добрались до крыши, проломили ее и пол чердака, на все это потратили не менее часу. Через дыру проникли во второй этаж и на веревке спустили матроса. На этот раз работали не зря – там оказалась семья из четырех человек. С трудом вытащили их наружу. Несчастные были так счастливы, что готовы были целовать нам руки.

Пошли дальше. Какие полные трагизма картины попадались нам по пути. Землетрясение началось перед рассветом и застало всех жителей во время сна, поэтому и погибло столько людей.

Нам опять указали на развалины, откуда доносился не то детский плач, не то мяуканье кошки. Мы стояли в нерешительности. Не хотелось тратить время на откапывание кошки, но боялись и ошибиться. Поэтому стали внимательно вслушиваться. Одному кажется, что кричит ребенок, а другому – что мяукает кошка. Таким образом, никакой уверенности не было, и я приказал рыть. Работа оказалась чрезвычайно трудной, но все же добрались до какого-то провала. В него осторожно полез один из матросов и оказался в почти совсем разрушенной комнате. Там у стены стояла кроватка. А в ней ребенок, не старше года. Осторожно вытащили его и отправили на сборный пункт.

Так за работой не заметили, как прошло время до шести часов вечера, когда было приказано возвращаться на крейсер, который должен был засветло уйти в море.

Возвращаться было трудно – устали ужасно. Какая-то несчастная женщина шла за нами и о чем-то упрашивала. По-видимому, дело касалось ее ребенка и мужа. Их засыпало, но она была убеждена, что они живы. Ее горе так тронуло, что решили, что лучше запоздаем, но поможем этой несчастной. С удвоенной энергией начали рыть и растаскивать кирпичи и добрались до двери, которую взломали. Действительно, там оказались мужчина и ребенок. Первый – мертвый, а второй еще живой, но серьезно раненный. Передали его матери и хотели скорее бежать на корабль, но оказалось, что она не в силах тащить ребенка. Пришлось помогать. Поэтому изрядно-таки опоздали, но впрочем, не только мы, а почти все.

На стенке гавани пришлось подождать, пока все соберутся, чтобы проверить: нет ли оставшихся на берегу. Вся рота оказалась на лицо, но, Боже мой, в каком виде: грязные, изодранные, покрытые пылью штукатурки! Но довольные сознанием выполненного долга. Как-никак, а все же удалось спасти некоторое количество жителей. На рейде уже стояли все наши корабли и, следовательно, раскопки будут продолжаться и, наверное, спасенных окажется не так мало.

Когда мы вернулись на крейсер, то в первый момент просто ошалели. Вся верхняя палуба была наполнена лежащими и сидящими людьми. Тотчас же мы стали выходить из гавани, и «Макаров» взял курс на Неаполь.

Весь экипаж был занят. Наших пассажиров, которых набралось более пятисот человек, надо было хоть как-нибудь накормить, а тяжелораненых доктора продолжали оперировать и перевязывать. Особенно тяжело пришлось медицинскому персоналу, который, вместе с судовым священником и добровольными помощниками, проработал всю ночь.

Тяжелое зрелище представляли наши палубы во время этого перехода. Без содрогания нельзя было смотреть на этих несчастных людей. Сколько в них сосредоточилось горя и страдания. Чего только не пережили они за этот день. Многие, еще вчера счастливые, теперь стали несчастными на всю жизнь. Как ярко выступила человеческая беспомощность перед стихийными бедствиями. Какими ничтожными казались люди со всей их цивилизацией и знаниями перед могуществом природы.

Уверенно разрезая морскую гладь, несся «Адмирал Макаров» по Тирренскому морю. Все было как всегда, но не часто случалось, что корабль был полон пережившими столь большое несчастье людьми, сколько отчаяния и горя в их душах, но и благодарности за чудесное спасение.

Рано утром крейсер вошел в Неапольскую гавань. Предупрежденные по радио портовые власти выслали навстречу буксиры, которые поставили его у пристани. Множество санитарных повозок ожидало нашего прихода, и началась разгрузка раненых.

Представители власти выражали крейсеру самые искренние чувства благодарности. Но, в сущности, мы ведь исполнили только человеческий долг и разве моряки русского императорского флота могли отнестись иначе к несчастью другой нации.

У ворот порта стояла огромная волнующаяся толпа народа, которая наблюдала, как грузили раненых. Итальянцы очень экспансивны и полиции было трудно сдерживать толпу, которая старалась прорвать цепь и ворваться в порт, чтобы подойти к крейсеру и поприветствовать экипаж. Когда же в воротах появилась группа гардемарин и наших матросов, то чувство толпы вылилось на них. В первый момент нашим людям показалось, что их итальянцы растерзают в порыве своих чувств, но все обошлось благополучно, и только одежда оказалась помятой, когда их поднимали на руки.

В этот день русские моряки оказались героями дня. Все газеты Италии на все лады нас расхваливали, и везде, где мы появлялись, нам устраивали овации.

Командир не хотел задерживаться в Неаполе, чтобы еще успеть принять участие в спасении пострадавших в Мессине. Поэтому, как только погрузка угля была закончена и были приняты перевязочные средства и провизия, мы вышли в море.

Подойдя к Мессине, мы увидели наш отряд, а также наших стационеров в греческих водах – канонерские лодки «Гиляк» и «Кореец». Кроме того, на рейде стояли два английских крейсера и несколько военных кораблей других наций. Впоследствии в заграничной печати стали появляться описания спасения пострадавших жителей Мессины. Причем всегда умалчивалось, что главная роль в спасении принадлежала русским морякам. Но в тот момент было бесспорно, что мы оказали наибольшую помощь.

Крейсер опять вошел в гавань и встал на прежнее место. Других военных кораблей в гавани не было. Немедленно две роты были спущены на берег. А крейсер начал принимать раненых.

Перед нами были опять развалины Мессины. Теперь уже было заметно, что итальянцы приняли кое-какие меры – имелись санитарные и питательные пункты. Но, в общем, картина стала еще непригляднее: валявшиеся во множестве трупы быстро разлагались, и с берега несло нестерпимым трупным запахом; появились мародеры, грабившие все, что было ценного под развалинами; было много бешеных собак, питавшихся человеческим мясом.

Нашим командам строго-настрого запретили брать что-либо из всюду валявшегося имущества. Никто не имел права взять даже открытку на память. Это был чрезвычайно важно, чтобы потом не стали говорить, что и русские моряки мародерствовали. Соблазн же был очень велик – мы то и дело натыкались на самые разнообразные товары из разрушенных магазинов. Но ни один человек из состава экипажей русских кораблей не взял ничего. Наоборот, наши матросы поймали нескольких грабителей-итальянцев и передали властям, которые с ними расправлялись весьма круто.

Картина разрушенной Мессины так врезалась в мою память, что и теперь она ярко встает перед глазами: страшное царство разрушения, освещенное таинственным светом луны, обоняние трупного запаха.

Крейсер уже был готов выйти в Неаполь, и палубы были завалены ранеными. Благополучно вышли из гавани и начали дышать свежим морским воздухом. С рассветом открылся красавец Неаполь.

На этот раз мы оставались в Неаполе три дня, чтобы привести корабль в порядок. Надо было хорошенько продезинфицировать все помещения во избежание эпидемий. Слишком уж наши пассажиры были в антисанитарном состоянии.

На крейсере мы еще долго жили под впечатлением пережитого, и разговоры неизменно возвращались к описанию того – кто, кого и как спас. Но, конечно, все случаи были более или менее аналогичны тем, которые мною выше описаны».

Мичман В. А. Белли служил на «Цесаревиче» вахтенным офицером. Он также оставил упоминание о Мессине в своих воспоминаниях.

Рукою очевидца: «На подходах к Мессине и в Мессинском проливе кругом видны были плавающие предметы обстановки и оборудования домов, смытых волной с берега: шкапы, двери, ящики, столы и т. п. Встали на якорь, отсалютовали. Какая-то батарея на холмах ответила на салют. Офицеры и матросы с кораблей по-вахтенно свозились на берег днем и ночью для работ по спасению людей, засыпанных развалившимися домами. Люди трудились совершенно героически, не зная отдыха. С особой энергией работал старший механик П. А. Федоров. Его самого засыпало обломками дома, так что пришлось и его освобождать.

Итальянцы, позднее с большой признательностью отзываясь вообще о помощи русских, особенно подчеркивали деятельность «Адмирала Макарова». Дело в том, что командир крейсера капитан 1 ранга Пономарёв рискнул войти в Мессинскую гавань, несмотря на то, что вследствие землетрясения в гавани могли произойти подвижки дна. Кроме того, подземные толчки продолжались, и поэтому стоянка в гавани была и в этом смысле небезопасной. Зато, имея непосредственное сообщение с берегом, крейсеру было удобнее оказывать помощь на берегу и принимать на борт раненых».

В фондах РГА ВМФ РФ хранится дневник корабельного гардемарина Глеба Георгиевича Плансона о плавании 1908 года. Вот, что он пишет про эти дни:

Рукою очевидца: «14 декабря. Понедельник.

В 9 часов вечера командир порта приплыл и сообщил, что в Мессине было землетрясение, ½ города разрушена. Масса убитых, раненых и засыпанных. Просил оказать помощь. Сначала адмирал хотел послать «Славу» и «Макарова», но все были недовольны: начиная с офицеров и кончая командой. Кончилось тем, что и мы пошли.

15 декабря. Снялись с якоря в 1 час ночи. Пришли в Мессину к 6 часам утра. Вид города был ужасный, не половина, а вся главная часть его представляла собой груду развалин.

Вторник и среду откапывали людей.

В среду вечером забрали раненых, и ушли в Сиракузы».

А вот как описывает эти событияГеоргий Николаевич Четверухин:

Рукою очевидца: «Самое незабываемое – картина разрушенной Мессины. Но самое страшное – стоны многих тысяч людей, много заживо погребенных под развалинами. Казалось, что кричит каждый камень. Местные жители были восхищены русскими людьми, их добротой, бескорыстием, готовностью придти на помощь пострадавшим, не считаясь ни с чем, с риском для собственной жизни. Представители других наций работали в Мессине как-то спокойно, без перенапряжения…»

В фондах РГА ВМФ РФ хранится рапорт корабельного гардемарина Людомира Адамовича на имя старшего офицера крейсера «Адмирал Макаров» старшего лейтенанта С. Коптева:

Рукою очевидца: «16-го сего декабря я был отправлен с командой в 11 человек нижних чинов крейсера на раскопки в Мессину. Около трех часов дня, когда на смену пришла 2-я рота, ко мне прибежал комендор Москалев и доложил, что он и кочегар Мищенко заметили, что вооруженный итальянский патруль из трех человек на соседней улице взламывает несгораемый шкаф и знаками приглашает их принять участие во взломе. Мищенко остался наблюдать за патрулем, а Москалев прибежал ко мне. Взяв артиллерийского квартирмейстера Крюкова и комендора Николаева, я, по указанию Москалева, направился на соседнюю улицу, где и застал кассу уже взломанной, а трое итальянских солдат были заняты выгрузкой содержимого. Я приказал отнять у патруля ружья, что и было быстро исполнено Крюковым, Москалевым и Николаевым, несмотря на слабое сопротивление не ожидавших этого итальянцев. Затем я приказал обыскать их, причем у двух было отобрано по пачке банковских билетов, а у третьего платок, наполненный золотом и медью. По-видимому, были деньги у них и под одеждой, (часть текста утрачена). Положив (…) в кассу, я отправил Николаева поискать вблизи какой-нибудь итальянский патруль с офицером и привести его к кассе. Итальянцы бежать на пытались, а предлагали команде поделиться. Спустя минуты две после ухода Николаева я увидел, что по соседней улице проходит ружейный взвод с офицером, по-видимому, генералом. Когда ему было доложено о случившемся, он поблагодарил и немедленно отрядил пять человек для высылке к кассе. Указав посланным кассу и мародеров, я с командой отправился на крейсер. Уходя, я видел, что к кассе был поставлен часовой, а итальянских солдат-грабителей трое других куда-то повели. Считаю своим долгом донести Вашему Высокоблагородию об этом случае, в котором команда крейсера проявила себя с самой лучшей стороны».

В своих воспоминанияхбывший гардемарин Николай Иванович Евгенов пишет:

Рукою очевидца: «Внезапно, в ночь на 28 декабря (по новому стилю) мы, бывшие на линкоре «Слава» были разбужены сотрясением нашего корабля. На верхней его палубе был слышен сперва отдаленный гул, затем удары о корпус судна. С моря в бухту вошла волна наподобие крупной мертвой зыби. С берега стали доноситься крики, в ряде домов зажглись огни. Затем всё стихло.

Утром, прибывший к начальнику нашего отряда контр-адмиралу Литвинову русский консул, сообщил о страшном землетрясении, охватившем Калабрию и северо-восточную Сицилию. Особенно сильно пострадали города Мессина и Реджио. Местные власти просили от нас помощи.

Было принято решение немедленно идти в Мессину. Всех моряков охватило желание помочь пострадавшим насколько хватит сил.

Вечером суда отряда линкоры «Цесаревич» и «Слава» и крейсер «Адмирал Макаров» вышли в Мессину. Крейсер «Богатырь» присоединился к нам позднее. На судах спешно готовилось снаряжение и шанцевый инструмент, выявлялись запасы продовольствия, подготовлялись медицинские средства.

Утром 29 декабря показались подернутые дымкой берега Мессинского пролива. В море начали встречаться плавающие предметы домашней утвари, ящики, обломки лодок. Идти приходилось с осторожностью, отдельные маяки были разрушены.

Когда утренняя мгла постепенно рассеялась, стали обрисовываться контуры Мессины, и, по мере приближения, можно было различить обвалившиеся стены, упавшие купола церквей и другие разрушения. Местами город горел, то там, то здесь заметны были клубы дыма, отдельные языки пламени. В гавани виднелись несколько поврежденных пароходов, один из которых был выброшен на стенку.

Как только корабли стали на якорь, к нам стали подходить шлюпки с

людьми, умолявшими дать им хлеба, питьевой воды. Сразу же были свезены на берег для спасательных работ все возможные для этого люди. Разбившись на небольшие группы по 6-10 человек, во главе с офицерами, кондукторами корабельными гардемаринами (одним из которых был и я) наши команды разошлись по городу и приступили к раскопкам.

То, что мы увидели на берегу по сравнению с тем, что наблюдали с моря, производило потрясающее. Здания, казавшиеся издали сохранившимися, почти все были разрушены. У иных держались лишь фасады или отдельные стены, остальное же всё обвалилось и представляло собой груды бесформенного мусора, покрытых густым слоем известковой пыли. Под ними были погребены почти все, кого катастрофа застала в домах. Все улицы были загромождены обломками, людей почти не было видно, так как все искали спасения на морской набережной или площадях. Однако на набережной многие погибли, будучи смыты в море огромной волной хлынувшей на неё в начале землетрясения. Оставшиеся в живых были полураздеты, ведь землетрясение произошло ночью. Многие обнаруживали признаки помешательства. Однако, отдельные из уцелевших жителей приносили нам большую помощь. С теплым чувством вспоминаю одного инженера, оказавшегося хорошим для нас товарищем во время раскопок.

Разбирать развалины из-под которых нередко доносились жалобные стоны или слышались призывные стуки, приходилось нередко с риском того, что неустойчивые руины в любую минуту могли обрушиться и засыпать спасаемых и спасающих. Особенно сложно было снимать людей, висевших на межэтажных перекрытиях. Здесь выручало лишь мужество и находчивость наших матросов, показавших искусство «верхолазов» буквально на грани собственной гибели. Иногда раскопки сильно затягивались из-за неблагоприятных условий. Так, например, группе, в которой я работал, пришлось долгие часы разгребать обломки, чтобы добраться до двух засыпанных людей. Когда мы, наконец, их откопали, то один из них, мужчина, был уже мертв, жену же его удалось спасти.

Помню рассказ о случае, когда в разрушенном доме уцелевший домашний попугай своими призывными криками привлек внимание одной из спасательных групп к его полупридавленным обломками хозяевам и этим помог им спастись.

Повторные подземные толчки иногда заставляли приостанавливать работы, но если толчки были редкими и не сильными, то раскопки продолжались. При одном из таких толчков засыпало галерею, устроенную под руководством инженер-механика «Цесаревича» П. А. Федорова с целью освободить группу заживо погребенных мессинцев. Федоров в это время в ней работал. К счастью, его не придавило, и через полтора часа он был освобожден.

Большинство пострадавших, находившихся недалеко от поверхности, удалось спасти в первые же дни. В дальнейшем же для освобождения засыпанных пришлось применять более сложные методы раскопок, строить галереи, создавать трубы колодцев, применять рычаги. И все это иногда делать при сотрясениях сопровождавшихся дальнейшим разрушением руин. Нередко большие каменные обломки падали вблизи наших моряков.

Помимо спасенных человеческих жизней наши моряки, сами того не ожидая, откопали большие ценности итальянского банка. Характерно, что итальянцы, просившие произвести в этом месте раскопки, не сказали нам, что здесь погребены денежные сейфы, полагая, что русские не станут их отыскивать в ущерб делу спасения людей. Все найденное было передано итальянским властям.

Через несколько дней после начала спасательных работ в Мессину стали прибывать транспорты с войсками из северной Италии, а также военные суда разных наций, в том числе и две наши канонерские лодки «Гиляк» и «Кореец». Поэтому адмирал Литвинов предоставил частично и наши корабли для перевозки пострадавших из Мессины в другие города южной Италии».

А вот что вспоминает бывший гардемаринГеоргий Васильевич Вахтин:

Рукою очевидца: «Было жутко смотреть на развалины города и на обезумевшие лица людей, устремившихся к пристани, ожидая помощи от нас. Вся команда была сейчас же разбита на группы, были выданы лопаты, ломы и другие инструменты; был дан запас воды и провизии и, покуда другие суда ещё искали место стоянки, наши люди уже отправились на берег на помощь несчастным, заживо погребённым.

Едва вступив на берег, мы были моментально окружены панически настроенными жителями Мессины, которые умоляли нас идти туда, где были завалены их близкие.

Рыдания, душу раздирающие крики, истерики обезумевших от ужаса людей вызывали в нас чувство сострадания и желание всем скорее помочь; но как помочь всем сразу?

Мы рассыпались по городу и по указанию родственников или там, где сами слышали стоны под землей, начинали копать. Первой мне удалось спасти девушку, лежавшую глубоко под щебнем. Она была вся изранена и молила дать ей пить. Мы её обмыли, напоили, перевязали раны и отправили на крейсер, так как все госпитали и вообще дома были разрушены.

В самый разгар раскопок мы почувствовали подземный толчок и невольно обернулись на одиноко стоявшую рядом с нами стену. Мелькнула мысль, упадет или устоит? Не завалит ли и нас она? Второе сотрясение – и стена рухнула! Мы отскочили, но, к счастью, главная масса повалилась на другую сторону, только нижняя часть стены свалилась на место, где мы работали. Мы отделались испугом и лёгким повреждением ноги нашего матроса, но, сознаюсь, было жутко! Я впервые тогда испытал землетрясение – весь ужас заключается в сознании беспомощности и невозможности уйти от него.

Мы откопали ещё много людей и среди них одну молодую женщину лет 20-ти, которая от пережитого ужаса совершенно поседела. Рядом с ней сидела маленькая чёрненькая собачка-щенок, которая лизала её раны. Когда мы вытащили несчастную из мусора, в котором она лежала, она попросила пить. Мы дали ей воды, и она, с жадностью напившись, посмотрела на меня таким умилённым, благодарным взглядом! Эти глаза я вижу до сих пор, я никогда не забуду их. Затем она закрыла глаза, вздохнула и умерла!

Мы работали без устали и без передышки до тех пор, покуда к концу дня не услышали призывные свистки нашего крейсера. Мы вернулись на «Адмирал Макаров», где выяснилось, что на крейсере набралось около 600 человек тяжелораненых, и адмирал приказал нам доставить их в Неаполь».

«Слава», также приняв на борт 400 раненых и больных мессинцев, в основном женщин и детей, была направлена в Неаполь. Там их встретили толпы народа. Вся Италия горячо переживала мессинскую трагедию. Исключительно тепло отнеслись неаполитанцы и к русским морякам.

По возращении «Славы» и «Адмирала Макарова» в Мессину Гардемаринский отряд покинул Италию, пребывание в которой ещё больше укрепило нашу дружбу с ее замечательным народом.

Максим Горький, проживавший тогда на острове Капри и описавший в своей книге «Землетрясение в Калабрии и Сицилии» эту исключительную, по количеству жертв, стихийную катастрофу, приводит восторженные отзывы итальянцев о спасательной работе русских моряков в этом аду.

Это был десант в преисподнюю. Именно так. Моряки вступали в горящий рушащийся город. Рисковали все – от адмирала до последнего матроса. Мало того, что надо было разбирать руины, перевязывать раненых, успокаивать обезумевших от горя и страданий людей, приходилось порой отстреливаться от банд мародеров, грабивших полуразрушенный банк, магазины.

«Отнимая денежный шкаф сицилийского банка у бандитов, - свидетельствовали итальянские репортеры, - русские матросы вынуждены были выдержать борьбу с кучей грабителей, в три раза превосходивших их по численности. При этом шестеро моряков были ранены».

Мессина – великая гуманитарная победа российского флота. Еще свежа была горечь Цусимы, но мужество русских моряков Гардемаринского отряда вернуло Андреевскому флагу утраченную доблесть.

Русские моряки самоотверженно работали среди пожаров и руин, они спасли более 2000 человек. Раненых, женщин и детей на кораблях доставляли в Неаполь и Сиракузы.

Пострадали и сами русские моряки. Много матросов было ранено и с переломами конечностей. Один матрос погиб, другой потерял обе ноги.

Приведем письмо на имя морского министра адмирала И. М. Дикова, отправленное из города Бари (Италия) 25 декабря 1908 года.

«Ваше превосходительство!

Позвольте и нам присоединить наши голоса к всеобщему хору благословений, исходящих из глубины сердец итальянской нации, за подвиги героизма, проявленные доблестными Вашими моряками в ужасной катастрофе, постигшей нашу родину. Мы пришли в Неаполь на Вашем прекрасном крейсере «Адмирал Макаров», направлявшемся в Мессину для того, чтобы разыскивать там наших родных. Мы не в силах описать Вашему превосходительству все более чем братские заботы, которыми командир этого судна и все его офицеры нас окружали. Мы на месте бедствия были свидетелями сверхчеловеческих подвигов этих божественных героев, которые будто бы сошли к нам с небес. Память об этих подвигах никогда не изгладится из наших сердец. Русские моряки начертали свои имена золотыми буквами для вечной благодарности всей Италии, и мы были бы глубоко признательны Вашему превосходительству, если бы Вы соблаговолили выразить от себя командиру и всему экипажу крейсера «Адмирал Макаров» нашу бесконечную благодарность и вечную преданность; тем более что командир этого крейсера, по своей непостижимой скромности (еще большей, чем его доброта), не пожелал выслушать нашу сердечную признательность.

Да поймет Ваше превосходительство наши чувства лучше, нежели мы их умеем выразить словами, так как никакое слово не в силах передать грандиозность подвигов этих героев.

Да здравствует Россия!

Искренно преданные Вашему превосходительству доктор Скиррчи и доктор де-Викарис».

Император Николай II, принимая в Зимнем дворце командующего Гардемаринским отрядом кораблей, сказал контр-адмиралу Литвинову: «Вы, адмирал, со своими моряками в несколько дней сделали больше, чем мои дипломаты за все мое царствование».

Благодарные жители Мессины установили в городе памятник своим спасателям – русским морякам, но его разрушили в годы правления Муссолини. Копия памятника работы скульптора П. Куферле находилась в Морском корпусе, а после расформирования учебного заведения – была передана в военно-морской музей Петрограда, где находится и сейчас.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: