Украшения (фибулы) одежды древних славян

По народным поверьям, чертополох прогоняет колдунов и чертей, оберегает домашний скот, врачует людей. Одолень-трава одолевает нечистую силу.

С цветком и веткой Перуна связана идея возрождения и увядания, умирания природы. Молния — орудие смерти. Падая на человека или животное, она тут же убивает их. Опаляя дерево, заставляет его сохнуть. Смерть же на древнем поэтическом языке есть непробудный сон. Оба эти понятия — смерть и сон — в мифологических сказаниях древних славян и других индоевропейских народов служили для обозначения зимы и ночи.

^{Весной Перун, разбивая золотым ключом-молнией облачные горы, творил земное плодородие, в мае отпирал светлое небо, а осенью тем же ключом-молнией запирал небо на всю долгую зиму. Так молния, которая весной воскрешает природу к жизни, поздней осенью погружает ее в смертельный сон.}

^{Зимой Перун сам засыпает непробудным сном (умирает). На зиму он как бы совсем скрывается. Очарованный, заклятый, полоненный враждебными демонами, он вместе со своим победоносным воинством спит до весны в облачных горах и замках.}

В сказаниях «Вед» пробужденный весной Индра (индийский аналог Перуна) разрушает своими огненными стрелами семь городов демона зимы и выводит из-за крепких затворов стада небесных коров, несущих благодатное молоко — дождь.

Старинный миф о погружении в сон и пробуждении божества творческих сил природы сохранился у славян в сказочном эпосе.

^{В нем повествуется о том, как ненаглядная красавица потеряла своего милого, пустилась странствовать и после долгих поисков нашла его в союзе с безобразной женщиной. У этой новой жены она покупает за серебряные и золотые диковинки (эмблемы весны) право провести с мужем три ночи, в течение которых пытается разбудить его, напоминая о себе трогательными причитаниями. Но он спит крепким сном… И только на третью ночь ей удается пробудить его от сна, насланного хитрой волшебницей, отстранить ее и войти в права настоящей супруги.}

Эта сказка известна и другим индоевропейским народам, а смысл ее заключается в следующем: в печальный период вьюг и морозов бог-громовник Перун покидает свою красавицу — богиню лета и вступает в новый союз с колдуньей-зимой, которая усыпляет его и не снимает с него своих чар, пока не появится весна…

Перунова палица. Польский историк Стрыйковский (XVI в.), автор обширной хроники-летописи, в которой излагается история польского, литовского и русского народов с древнейших времен, писал, что истукан — идол Перуна (Перкуна) держал в руке камень, а перед ним постоянно пылал священный огонь. В летописи это известие передано так: «Перконос, си есть Перун, бяше у них старейший бог, создан на подобие человече, ему же в руках бяше камень, многоценный аки огнь; ему же огонь неугасающий с дубового древия непрестанно паляху». Если пламя почему-либо гасло, то для того, чтобы зажечь костер, люди высекали огонь из камня, который держала рука идола.

В одной русской сказке герой бросает в несущегося по воздуху черной тучей колдуна кремень и огниво, и оттого рождается пламя, в котором гибнет злой волшебник.

В народном русском эпосе у Перуна, других сказочных героев и мифических змей есть богатырская палица. Возможно, это слово происходит от понятия простой палки-дубинки (впрочем, как и понятие дубинки — от дуба); затем его стали связывать с кованым металлическим орудием. Здесь очевидна та же связь между пожигающим огнем (карающей молнией) и побивающим оружием: палица от слова «палити» (пламя), «запалить» (запулить) в кого-нибудь чем-то, т. е. ударить. Огонь, добываемый из камня, вызывался ударом кресала, а если из дерева, то трением. Такой огонь, добытый из дерева, в народе называли «живым», он служил символом небесного огня-молнии; дождь, низводимый на землю богом-громовником Перуном, назывался «живой водой».

Перуновой палице соответствовала клинообразная, заостренная палица германо-скандинавского бога грома, бури и плодородия Тора — божественного богатыря, защищавшего богов и людей от великанов и страшных чудовищ. Этой палице не могла противостоять никакая броня. У Гермеса — греческого вестника богов, покровителя путников, проводника душ умерших, помимо золотых крылатых сандалей, был и окрыленный жезл. Крылья жезла олицетворяли быстрый полет молнии. Палица как значение карающего божественного орудия стала символом власти и превратилась в царский скипетр, жреческий и судейский жезлы.

Сухое дерево, трением которого добывался «живой огонь», получало в заговорах символическое значение молнии. Пламя молнии иссушает дождевые тучи, а поскольку дождь считался кровью, то возникло поверье: чтобы остановить идущую кровь, надо зажечь сучок на бревенчатой стене.

Молнию изображали и в виде блестящего меча. Слово «меч» очень древнего происхождения. Скифы чтили своего молниеносного Дива, образ которого они усматривали в старом железном мече, воткнутом в землю перед судьей. Об аланах[144]римский историк Аммиан Марцеллин говорил, что они, подобно римлянам, чтили своего бога Марса под тем же символом. По свидетельству «Старшей Эдды»[145]— памятника древнескандинавского эпоса, у одного из геров (Фрейра) был сияющий меч.

В русских преданиях пламенным мечом наделен Илья Пророк,[146]на которого перенесено в христианскую эпоху древнее поклонение Перуну, причем, если поклонение Перуну (Перкунасу) было распространено среди западных славян, то Илья Пророк разъезжал в колеснице по всему славянскому небу.

То же мифологическое значение соединяется поверьями с острым ножом. На Украине долго сохранялось предание, что если окропить нож «святой» водой (метафора дождя) и бросить в вихрь, поднятый дьявольской пляской, то нож упадет в землю, обагренный кровью нечистого, т. е. молния поразит демона-тучу. Есть рассказ и о колдуне, который вбил под порогом одной избы новый острый нож, а вслед затем поднялся страшный вихрь, который подхватил его недруга и семь лет носил по воздуху (предание, основанное на связи Перуновой палицы с вихрями, сопровождающими грозу).

В народных преданиях часто упоминается чудесное победоносное оружие, и почти у всех племен языческие боги — это вооруженные воины, принимающие участие в геройских битвах. Такими изображает, например, «Илиада» греческих богов, «Эдда» — скандинавских.

^{В раскатах грома слышится звук небесного оружия, в вое бури — звуки военных рогов, в блеске молнии угадываются искры от ударов мечей. Бурная гроза ассоциируется с битвой, и, видимо, неспроста в русском языке родилось выражение «зажечь пламя войны». В «Слове о полку Игореве» приближение вражеских ратей сравнивается с черными тучами: «Черные тучи с моря идут, хотят прикрыть четыре солнца, а в них трепещут синие молнии. Быть грому великому! Идти дождю стрелами с Дону великого! Ту ся копием приламати, ту ся саблями потручяти о шеломы половецкыя!»}

Греческий и этрусский Арес, римский Марс, которые прежде руководили небесными битвами, стали предводительствовать в войнах людских и из богов, олицетворявших стихии, превратились в олицетворения войны и ее кровавых ужасов. То же произошло и у славян.

^{В русской мифологии об оружии богов войны, кроме Перуновой палицы, говорится немного, однако летописцы упоминают о «клятвах оружием перед кумирами»: «А Ольга водиша и мужий его на роту, по русскому закону кляшася оружьем своим и Перуном… и Волосом». «Заутра призвал Игорь слы, и приде на холм, где стояше Перун, покладоша оружье свое и щиты и золото, да кленутся о усем». На нарушивших клятву призывалось мщение бога-громовника: «…да будут они кляты от бога и от Перуна и да погибнут от собственных своих мечей».}

В русских сказках можно узнать о топоре-саморубе и диковинной палице, или дубинке-самобое (кий-бий), которые по приказу их обладателя устремляются на враждебные полки, побивают несметные силы и, кончив дело, возвращаются обратно. Место дубинки и топора иногда занимают меч-самосек, или кладенец, и клюка: «…где махнет помело, там смерть неприятельской рати, что ни захватит клюка — то в плен волочет».

^{Богатырь выкапывает меч-кладенец из-под высокой горы-тучи, где он лежит, скрытый от людей, как драгоценный клад. В этой же горе таятся и золотые клады мифических великанов, змеев, карликов. В одной русской сказке рассказывается о мифических кузнецах, кующих мечи. Кузнецы эти калят железо и бьют его молотами. Удар — и готов солдат с мечом и саблей, хоть сейчас на битву!}

У северных народов существовало предание, в котором так повествовалось о сотворении земли: господь (Перун) создал землю, но нечистый дух взрыл ее, нагромоздив высокие горы и разверзнув непроходимые пропасти. Тогда господь ударил молотком о камень и создал свое воинство. С тех пор между воинами началась великая война.

Это предание можно считать аналогом греческого мифа о Язоне, вспахавшем поле медными быками, которых сделал Вулкан — римский бог разрушительного и очистительного пламени. Эти быки извергали из ноздрей и ртов пламя. Затем Язон посеял зубы дракона, и из них выросли воины, но, поражая друг друга, они все до единого погибли.

Смысл предания становится ясным, если принять во внимание, что, по древним представлениям многих народов, громовые тучи уподоблялись быкам и коровам, а молнии — острым зубам дракона.

Другой греческий миф представляет воинственную Афину, рождающуюся из головы Зевса, т. е. грозовую тучу, в полном вооружении. Согласно одним мифам, Гефест[147]или Прометей[148]разрубили топором голову Зевса, по другой версии, было расколото облако — и появилась на свет богиня с молниеносным копьем в руке.

Параллельно с этими мифами существовало у славян предание о Перуновой палице, позднее оно, правда, уже в применении к новому вооружению, породило народные рассказы о чудесном ружье, стреляющем без промаха.

^{Древние славяне всегда усматривали в атмосферных явлениях картины ожесточенной борьбы и видели в них пророческие знамения грядущих войн, побед и поражений. Светлые столбы, видимые во время сильных морозов около солнца, крестьяне считали предвестием войны. Кровавый цвет зари и преломленных в облаках солнечных лучей наводил на мысль о проливаемых потоках крови. Под влиянием подобных ассоциаций воздушных гроз с обыкновенными битвами люди начали спускать богов с высокого неба на землю. Теперь боги стали принимать участие в людских распрях и собственным оружием помогать своим поклонникам против чуждых им иноверцев, которые не приносили им ни жертв, ни молений. В христианскую эпоху мысль о содействии древних богов успехам войны была перенесена на ангелов святых и святых угодников (Георгия Победоносца, Бориса и Глеба, Александра Невского).}

^{Называя тучи горами, небесные светила — серебром и золотом, разящую молнию — палицей и молотом, древний человек невольно пришел к созданию мифологических сказаний, в которых бог-громовник (Перун) и грозовые духи (великаны и карлики) отождествлялись с рудокопами и кузнецами. Своими острыми палицами они роют облачные горы и извлекают оттуда небесные сокровища; молотами бьют они по скалам и камням-тучам как по твердым наковальням и изготавливают для богов золотые и серебряные украшения и оружие. Например, в «Ведах» рассказывается о том, как искусный кузнец-художник и духи молний ковали могучему Индре золотую палицу, стрелы и громовой молот. У греков таким кузнецом-художником был бог Гефест, у славян гроза также изображалась как кузнечная работа, а Перун бил дьявола кузнечным молотом.}

В народных поверьях молния часто уподоблялась извивающейся змее, что послужило основой для возникновения мифологических сказаний о молнии-биче, ударами которой бог-громовник казнит демонов туч. В гимнах «Вед» Индра, нагоняя Вритру, бичует его огненной плетью с тысячью остроконечных узловатых хвостов. Кругом сыплются искры, а в ударах плети-бича слышатся раскаты грома. Западные славяне усматривали в грозе божество, преследующее черта синим бичом.

«Синий» — древнейший эпитет молнии, блеск которой отождествляется с синими огоньками, перебегающими по красным углям догорающего костра. В «Слове о полку Игореве» встречается выражение «трепещут синии мълнии» — синее пламя считалось священным. Размахивая бичом, бог-громовник вступал в брачный союз с землей, рассыпал по ней семя дождя и давал урожаи.

Вот откуда пошел обычай: во время свадьбы дружка, который обязан охранять молодых людей от нечистой силы, враждебной плодородию, сопровождает свои заклятия хлопаньем бича. Тот же смысл имел и более поздний обычай стрельбы из ружей во время свадебного поезда.

^{Наряду с поэтическими картинами, изображающими войну небесной грозой, «Слово о полку Игореве» сравнивает битву и с молотьбой хлеба, и с ковкой металлов: «На Немизе снопы стелют головами, молотят чепи харалужными, на тоце живот кладут, веют душу от тела»; «Той бо Олег мечем крамолу коваше и стрелы по земле сеяше».}

Впечатление, производимое раскатами грома, стуком кузнечных молотов, молотильных цепов, и мысль о наносимых ударах, соединяясь в этих различных представлениях, сблизили их между собой и породили целый ряд мифологических сказаний.

Перун — Илья Пророк — Илья Муромец. В русских песнях, сказках и преданиях часто встречается имя Ильи Муромца, якобы совершавшего различные богатырские подвиги. И хотя Илья Муромец известен как лицо историческое (он жил около 1188 г.), тем не менее в народном эпосе ему приписываются черты более древние, принадлежащие к области мифологических представлений о боге-громовнике Перуне.

В христианскую эпоху верование в Перуна, в его воинственные атрибуты, а также сказания о его битвах с демонами были перенесены на Илью Пророка. Илья Муромец, сходный с Ильей Пророком по имени и, согласно древним представлениям, святостью своей жизни, а возможно, и воинскими доблестями, слился в единый образ, и там, где, по преданию, конь Ильи Муромца выбивал копытом источники ключевой воды, народ ставил часовню во имя Ильи Пророка. Крестьяне объясняли громовые раскаты поездкой по небу Ильи Муромца на шести жеребцах. Похождения Ильи Муромца с богатырем Святогором полностью принадлежат к области древнейших мифов о Перуне.

^{Тридцать лет от самого рождения просидел Илья Муромец сиднем, не двигаясь с места. Но вот по божьему велению приходили два калика перехожие,}[149]^{становились под окошечко косящатое и просили милостыни. И говорил им Илья: «Нищие братья! Взойдите ко мне во храмину: есть у нас всего много, а подать вам некому». И отвечали ему калики перехожие: «Встань-ка сам!» «Сижу сиднем я тридцать лет, а вставать не встану — нет у меня ни рук, ни ног», — говорит Илья. И продолжают калики перехожие снова: «Встань-ка сам!» Илья сидит, силу пробует, а в ответ держит речь: «Встал бы я, и сила есть, да нет ног!» И говорят ему калики перехожие в третий раз: «Встань-ка сам!» Илья сидит, силу пробует: тронет ногу — нога поднимается, посередь пола становится. Встает Илья, поднимается. И говорят ему калики перехожие: «Сходи-ка за пивом, да напой нас». И взял Илья братину великую, пошел в подвалы глубокие, налил братину пивом крепким и поднес каликам перехожим, и каждый раз калики перехожие говорили: «Выпей сам». Хватил Илья братину, только и видели пиво. И спросили Илью калики перехожие: «Как велика сила твоя?» И молвил Илья: «Кабы был столб от земли до неба, я перевернул бы всю землю!»}

В народных сказаниях богатырь, собирающийся на битву со змеем — демоническим представителем зимних облаков и туманов, должен трижды испить «живой» («сильной») воды, и только тогда он получал силу поднять меч-кладенец. Пиво, которое пил Илья Муромец, — старинная метафора дождя. Окованный зимней стужей, богатырь-громовник сидит сиднем без движения (не заявляя о себе грозой), пока не напьется «живой» воды, т. е. пока весеннее тепло не разобьет ледяных оков и не превратит снежные тучи в дождевые. Только тогда зарождается в нем сила, и он уже может поднять молниеносный меч и направить его против темных демонов. Наделенный богатырской крепостью, Илья Муромец отправляется на свершение богатырских подвигов.

Как имя Перуна было заменено именем исторического героя Ильи Муромца, так и миф о борьбе его с демоническими существами — великанами и змеями был перенесен на битвы самого раннего периода существования русской государственности, когда общественный строй Руси еще не окреп. Внутри ее границ, среди лесов и пустынных мест легко укрывались разбойники, а извне, из широких степей угрожали ей непрерывными набегами дикие кочевники, против которых должны были бороться русские воины.

Каменный рельеф (собор в г. Владимире)

^{Илья Муромец усмиряет разбойников, освобождает славянский Черниговград, и в этих ратных подвигах сохраняет свое родство с древним Перуном. Он действует его оружием — все сокрушающими стрелами и выезжает на таком же чудесном коне, как и бог-громовержец.}

^{Конь его словно сокол летит, с горы на гору перескакивает, с холма на холм перемахивает, реки, озера и темны леса промеж ног пропускает, хвостом поля устилает. Подобно Зевсову коню Пегасу, он выбивает копытами колодцы.}

^{Окруженный разбойниками, Илья Муромец вынимает тугой лук, вынимает стрелу каленую, натягивает тетиву и пускает стрелу по сыру дубу. Сражаясь один против несметных полчищ кочевников, он куда ни бросится — там улица, где ни поворотится — часты площади. Наезжает Илья Муромец на Соловья-Разбойника, который свил себе гнездо на 12 дубах и свистал так сильно и громко, что все низвергал своим посвистом. Илья Муромец сшиб его каленой стрелой и повез с собой в Киев.}

Во многих народных сказаниях Соловей-Разбойник заменяет Змея-Горыныча, а Илья Муромец побивает двенадцатиглавого змея, избавляя от него красавицу-королевну.

В образе Соловья-Разбойника народная фантазия олицетворяла демона бурной грозовой тучи, с которой сражался бог-громовник Перун. Именно такое олицетворение Перуна появляется в русской мифологии, где образ его связывается с народными героическими представлениями.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: