Из письма к М. П. Лилиной. Вот я уже начал скучать без тебя и детишек

15 августа 1909

Дорогая Маруся!

Вот я уже начал скучать без тебя и детишек. Настроение осеннее. Здоров. Ехал хорошо. Ел цыпленка и вспоминал твою заботливость с чувством любви. Вечером на ночь ел землянику и тоже был растроган. Дорогой все думал о Кирюле, о ее нетерпимости к чьему-нибудь чужому мнению -- и сам боялся своего таланта предсказывателя. Чувствую, в какой тупик она лезет, и знаю, что за разочарование ее там ожидает¹. Все это меня очень волновало.

...В Париже мерзко, тоскливо. Хотел итти в театр, но противно вспомнить о французских актерах. Пошел сидеть в Champs Elysêes. Зашел в "Ambassadeurs" и там встретил Элю Ивановну Книппер (Рабенек). Изменилась, плохой вид. Дотанцевалась до какого-то порока в сердце.

Я ей дал адрес Дункан, но ехать к ней отказался. Домой пришел около 12-ти.

Ел землянику и спал хорошо. Сегодня с утра примерки. Все сделали скверно, т. е. по-французски. Покупал кое-что для "Месяца в деревне", и все думалось о Кире. Вот то же и Эля Ивановна -- фантазерка. Хотела прежде всего не самого искусства, а, главное, того, чтоб быть хоть в чем-нибудь первой в искусстве. Живопись -- так живопись, танцы -- так танцы. Увлеклась в этом направлении, основания не заложила никакого, и, как видно, придется бросить и танцы, если не будет лучше, и заняться опять булочной ². Так всегда кончается, когда начинают с того, чем надо кончать.

Точно судьба подсовывает мне примеры. По всему Парижу красуется имя Ida Roubinstein³. Знал я ее такой же, как Кира. Только кончила гимназию. Звал я ее учиться как следует. Она нашла Художественный театр устаревшим. Была любитель[ницей], училась всему и во Франции, и в Германии, и в Англии. Хотела быть немецкой актрисой. Опять пришла ко мне. Опять не послушала. Поступила в императорский театр, думала там найти новое (другими словами, старое, что якобы делается новым). Потом планы с Мейерхольдом, с Саниным, строили театр на Неве. Опять пришла в Художественный театр. Опять не послушалась. Сходилась с Дункан, та прогнала ее. И теперь эта богачка Рубинштейн, дочь тех самых архимиллионеров харьковских [...], та Рубинштейн, которая считала всех и вся ниже себя, профинтив все, ломается в "Олимпии"⁴. Ее знаменитое имя стоит рядом с труппой собак и Maria la Bella. Сегодня иду смотреть для назидания -- к чему приводит гордость, самомнение и невежество в искусстве.

...Однако записался. Пора обедать. Будь здорова. Поцелуй детишек. Скучаю и озабочен всем, что писал, но сам телесно бодр.

Работать тоже хочу, если б и в театре не ждало меня то, что так противно в искусстве,-- самомнение, невежество и высокомерие.

...Спи крепко. Завтра уезжаю. Билеты возьмут на 1 сентября.

Нежно обнимаю. Твой навек

Костя

1909 авг. Париж

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: