Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






БЕЛОЕ СОЛНЦЕ ПУСТЫНИ 9 страница




- Ой, прости, господин!.. Я пришел к тебе, товарищ Сухов! - громко подчеркнула она последние два слова.

- Ну и зачем ты пришел?

-Я хочу для тебя работать.

Сухов улыбнулся.

- Ладно, - сказал он. - Держи. - Он подал Гюльча­тай разводной ключ. - Будем чинить мотор.

- А что это «мотор»?

- Мотор... - Сухов почесал затылок. - Ну, как бы тебе объяснить? Мотор - это душа и сердце всякого дви­жения машин... Понятно?

- Нет, - сказала Гюльчатай.

- Ладно, вот смотри: у тебя сердце работает - ты хо­дишь. У меня сердце работает - я хожу!.. У баркаса мо­тор работает - он тоже ходит... по морю.

Гюльчатай весело рассмеялась.

- Ты что заливаешься?

- Значит, мы будем чинить сердце?

- Точно. Держи вот так. - Сухов, взяв у нее развод­ной ключ, надел на ось. Сам стал снова разбирать мотор.

- Что это? - дотронулась пальчиком Гюльчатай до одной из частей.

- Клапан, - сказал Сухов.

- А это?

- Свеча.

- Клапан... Свеча... - повторила Гюльчатай. - Ви­дишь, товарищ Сухов, сколько знаю. И еще гвозди, мо­лоток...

Сухов откинулся, посмотрел на нее и вдруг сказал:

- А что? Выдам я тебя за Петруху! Законным браком, а?.. Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Точно. Девка ты вроде деловая, он тоже парень не из осины.

- Но я твоя жена, товарищ Сухов, - возразила Гюльчатай. - Ты хочешь продать меня Петрухе?

- Я тебе дам продать! - рассердился Сухов. - Поженитесь и все, - он оглядел Гюльчатай. - Вот только одно... Была бы ты крещеная - тогда легче! Петруха мне говорил, что его родители очень религии привержены. Понимаешь?.. Оторвут ему голову из-за тебя.

- Ой, не надо голову! - испугалась Гюльчатай. - А что такое «крещеная»?

- Да вообще это просто: окунут тебя в церкви не­сколько раз в воду... слова скажут... и порядок - ты уже крещеная.

- У нас не надо в воду, - сказала Гюльчатай. - У нас только говорят... и тоже порядок, товарищ Сухов!

Он пожал плечами, улыбнулся.

- Ну что тебе сказать?.. У разных народов многое по-разному, но в общем-то это одно.

Гюльчатай задумалась.

- Слушай, ты теперь знаешь - молоток, принеси он на палубе валяется.

Гюльчатай ушла.

Сухов, посмотрев ей вслед, улыбнулся:

- А что?.. Хорошая парочка будет.

Собрав мотор, он вытер ветошью руки, пошлепал по кожуху двигателя.

Гюльчатай не возвращалась.

- Нашла? - крикнул Сухов. - Эй!

Девушка не ответила.

Он поднялся, вышел на палубу. Гюльчатай здесь не было.

- Гюльчатай, - позвал Сухов, - ты где?.. Гюльчатаа-ай!! - закричал он, испугавшись.

- Я здесь, товарищ Сухов! - донеслось из моря. Сухов удивился, спустился с баркаса.
Неподалеку от берега, на мели, он увидел Гюльчатай, которая приседала, окунаясь с головой в воду.

Сухов стоял, ничего не понимая, смотрел на выходящую к нему из воды Гюльчатай - мокрые шальвары и кофточка прилипли к ее телу.

- Ты что? - удивился он.

- Теперь я, товарищ Сухов, «крещеная». Теперь Петрухе не оторвут голову, да?

- Не оторвут, - засмеялся Сухов, махнув рукой. - Теперь точно не оторвут.

Женщины в чадрах сидели в тени баркаса.

Петрухи не было видно. Тогда Сухов, подумав, сам отправился к бывшей таможне. «Барышням» наказал никуда не отлучаться.

 

Верещагин сидел рядом с Петрухой на полу своего дома-крепости и пел, подыгрывая себе на гитаре:

 

...Ваше благородие, госпожа удача,

для кого ты добрая, а кому иначе.

Девять граммов в сердце

постой - не зови...

Не везет мне в смерти,

повезет в любви.

Ваше благородие, госпожа чужбина,

жарко обнимала ты, да только не любила…[1]

 

Закосевший Петруха сидел с блаженным выражением на лице: песня ему нравилась, Верещагин тоже.

 

Сухов подошел к дому-крепости, прислушался к песне. Потом прилег на песочек, отыскал камешек и бросил в полуотворенное окно, откуда доносилась песня.

Камешек упал в пиалу со спиртом, которую Вереща­гин собирался поднести ко рту. Некоторое время он оторопело смотрел на камешек, затем двумя пальцами выловил его и опорожнил пиалу.

- Эй, хозяин, - позвал Сухов снаружи. - Прикурить найдется? - И стал свертывать цигарку.

Услышав голос своего командира, Петруха бросился к окну, но Верещагин, поймав его за гимнастерку, силой усадил на место.

- Ты что? - спросил он, вытирая полотенцем капли спирта, брызнувшие на шею и подбородок от упавшего в пиалу камешка.

- Это же... товарищ Сухов!.. - заплетающимся языком сказал Петруха. Он сильно захмелел.

- Сухов, говоришь? - усмехнулся Верещагин. - Сейчас посмотрим, какой это Сухов.

Верещагин поднялся из-за стола, шагнул к комоду, выдвинул ящик, достал оттуда динамитную шашку с коротким шнуром и двинулся к иконам. Перекрестившись, он поднес к огню лампады фитиль динамитной шашки - огонек, шурша, побежал по шнуру. Верещагин неторопливо подошел к окну.

Сухов продолжал лежать на песочке перед домом, держа в пальцах скрученную цигарку.

- На, прикури, - сказал ему появившийся в окне Верещагин и швырнул динамитную шашку вниз. - Прости меня, Господи, грешного... - пробормотал он.

Шашка упала рядом с Суховым - горящий шнур стремительно укорачивался. Сухов спокойно взял ее с песка, неторопливо прикурил от шнура и резко бросил шашку далеко назад - не долетев до земли, она взорвалась.

- Благодарствуйте, - не моргнув глазом, поблагодарил Сухов и глубоко затянулся. Хозяин дома пришелся ему по душе, как и красный командир Макхамов, выстреливший в него в упор, как и нервный Рахимов, подсунувший ему гарем из девяти женщин, как и все прочие хорошие люди, попадающиеся ему на жизненном пути.

Ставня захлопнулась от взрывной волны. Верещагин отворил ее, с уважением взглянул на целого и невредимого Сухова, кинул ему связку ключей.

- Заходи, - коротко сказал он.

...Верещагина теперь мало что интересовало в жизни, поскольку империя рухнула и никто больше его службы не требовал. Он, русский солдат, продолжал охранять здесь свою державу по собственной инициативе. И все же сомнения в правильности своих поступков все чаще одолевали Верещагина, потому что военный человек всегда должен знать точно, кому он служит... Поэтому теперь он все чаще прибегал к единственному средству, которое могло хоть как-то облегчить тоску неопределенности.

- Садись, выпьем, - пригласил Верещагин Сухова к столу, окинув красноармейца цепким, оценивающим взглядом из-под тяжелых век, когда тот вошел в комнату, отперев внешний замок ключом из связки.

- Можно, - сразу согласился Сухов и, усаживаясь, бросил взгляд на фотографии на стене.

На одной из них Верещагин, молодцевато закрутив усы, сидел в мундире и орденах рядом с молодой женщиной в форме сестры милосердия, на другой - стоял над гробиком малыша, в печали склонившись к нему; молодая женщина тоже склонилась к малышу.

- Во дворе павлинов видел? - пьяно спросил Верещагин, проследив за взглядом Сухова.

- Видел.

- Вот на них и сменял мундир... - Верещагин налил в пиалы спирта, а Сухову, как уважаемому гостю, налил в стакан. - Петруха!

- Я... не пью, - заявил еле державшийся на ногах парень.

- Правильно, - одобрил Верещагин. - Я вот тоже это допью... - он, подержав в руке, поставил на стол
«четверть», еще до половины наполненную спиртом. - И брошу.

Сухов аккуратно взял свой стакан, стараясь не пролить ни капли, не торопясь выпил и пальчиком вытер усы, не дрогнув ни единым мускулом лица. Это понравилось Верещагину.

- Больно мне твой Петруха по душе, - сказал он, в свою очередь опрокинув пиалу. - Выпьем еще... - И он сделал попытку наполнить стакан и пиалу вновь.

- Погоди, - остановил его Сухов. - Мы к тебе по делу.

- Знаю, - кивнул Верещагин.

- Пулемет дашь?

- Абдуллу ждешь?

Сухов посмотрел на Петруху.

- Да, он сказал, - подтвердил Верещагин.

- Жду, - и Сухов, вытащив из кармана платок, шумно высморкался.

Верещагин понимающе покивал головой.

- Вот что, Сухов, - он помолчал, - была у меня таможня, были контрабандисты, были купцы, караванщики. Тут проходила главная дорога из Ирана на нашу территорию... - Он вздохнул. - Сейчас таможни нет, караванов нет... В общем, у меня с Абдуллой мир. Мне все едино, что белые, что красные, что Абдулла, что ты... - Верещагин вновь вздохнул. - Вот если бы я с тобой по­шел, тогда другое дело!

- Так в чем же дело? - спокойно проговорил Сухов. - Пошли.

- Пшли, - подхватил пьяный Петруха, качнувшись и удерживая свою винтовку, которую все время не выпускал из объятий.

Верещагин, окинув гостей взглядом, медленно поднялся из-за стола, глаза его потемнели, он сжал свои огромные кулаки.

- Пошли, ребята, - осипшим голосом сказал он.

- Здравствуйте, - вежливо произнес Сухов, глядя мимо Верещагина в сторону двери.

В дверях стояла женщина, та, что сидела рядом с Верещагиным на фотографии. Она удивленно смотрела на непрошеных гостей, на бутыль со спиртом.

Верещагин обернулся, увидел женщину. Она же, кивнув на приветствие Сухова, вышла в другую комнату.

- Ребята, я сейчас... - пробормотал Верещагин и по­шел за ней.

Петруха двинулся было с места, намереваясь идти вслед за Верещагиным.

- Назад, - коротко приказал Сухов.

Петруха, вновь качнувшись, замер на месте.... Женщина в другой комнате плакала, прислонившись к дубовому комоду, отворачиваясь от Верещагина.

- Ты что говорил? - укоряла она сквозь слезы мужа. - Какие клятвы давал?.. Сдурел на старости лет...

- Настасья, - просительно сказал он, одновременно стараясь придать лицу грозное выражение, чтобы видом повлиять на жену.

Но на нее его «грозный» вид не произвел впечатления.

- Мало тебе, что ты молодость мою сгубил, - продолжала Настя. - А сейчас и вовсе вдовой оставить хочешь?!

- Настасья! - повторил Верещагин и, нагнувшись, поднял установленный на подоконнике ручной пулемет.

При этом он даже изменился-внешне - как-то весь подобрался, выпрямился...

- Ой, Паша! Пашенька! Прости, прости, Христом Богом прошу, прости!.. - Жена бросилась к нему, ухватилась за приклад пулемета. - Не ходи с ними! Погубят ни за грош!..

Сухов и Петруха, продолжая оставаться на своих местах, невольно слышали весь этот разговор.

- Пожалей хоть меня! - взмолилась Настасья.

Верещагин взглянул на нее и вдруг увидел лучистые глаза той девочки-медсестры, которая выхаживала его в лазарете. Не выпуская пулемета из рук, он вернулся к «гостям».

- Вот что, ребята, - проговорил он, пряча глаза. - Пулемета я вам не дам.

Сухов тотчас поднялся со стула.

- Павлины, говоришь? - сказал он с иронией, но, спохватившись, вздохнул - он ведь слышал просьбу женщины. - Ладно!.. Пошли, Петруха!

Они прошли мимо Верещагина, опустившего глаза долу и все еще державшего пулемет в руках, прикрыли за собой дверь.

Верещагин, когда гости ушли, взорвался:

- Вечно ты мне поперек становишься! Мундир мой на этих петухов сменяла!.. На черта мне эти разноцветные индюшки?!

- Христос с тобой, Паша! - горько заговорила Настя. - Не гневи Бога! Он все видит... Ведь никого у меня нет, кроме тебя!.. Подумай, что со мной будет...

С грохотом швырнув пулемет на пол, Верещагин схватил пиалу и залпом осушил ее. Настасья, плача, повисла на его руке.

Сухов с Петрухой вышли за ворота дома-крепости.

- Ч-черт, - выругался Сухов. - Не везет мне в последнее время! Кручусь в этой пустыне. То в одну историю влипну, то в другую... - Он помолчал. - Да, вместе с Верещагиным намного было бы проще - такой целого взвода, а то и роты стоит! - повторил он фразу Рахимова, сказанную про него самого.

Внезапно Сухов остановился.

От поселка, увязая в песке и спотыкаясь, бежали закутанные в чадры женщины, все девять. Они плакали и причитали. За ними следом, ругаясь и бросая в них камни, трусили поселковые старики.

- Стой! - закричал Сухов и побежал наперерез. Женщины, увидев Сухова и Петруху, повернули к ним. Старики остановились поодаль.

- Товарищ Сухов! - задыхаясь, подбежала первой Гюльчатай. - Старики нас выгоняют... Говорят, придет Абдулла, из-за нас всех убьет!

Остальные женщины дружно завыли.

- Тихо, товарищи женщины! - Сухов поднял руку. - Не плачьте! Никакого Абдуллы не будет! Мы вас в обиду не дадим!

Он подошел к старикам.

- Что же вы, отцы, женщин обижаете? Нехорошо.

Старики разом начали плеваться в сторону гарема, загалдели. Один, самый старый, заговорил на ломаном русском:

- Начальник, ты Абдуллу не знаешь!.. Таких, как ты, он много здесь резал... Теперь его женщины здесь - нас всех убьет!

- Не убьет, - спокойно ответил Сухов. - А женщин прошу не обижать. Это первые свободные женщины Востока. Ясно! Разойдись! - негромко скомандовал он.

Старики послушно повернулись и понуро поплелись назад.

 

Отряд Абдуллы двигался по пескам к Педженту, оставляя за собой желтую, клубящуюся завесу пыли. Абдулла говорил, обращаясь к Саиду:

- Мой долг - взять свой гарем. Твой – отомстить Джевдету. Другого не существует, хотя все для нас перевернулось в этом мире... Мой отец перед смертью попросил положить в могилу четки. Наивный человек. Я завидую ему.

- Мой отец ничего не сказал перед смертью, - мрачно произнес Саид. - Джевдет убил его в спину, когда он месил глину во дворе.

- Твой отец был мудрый человек, - помолчав, продолжил Абдулла. - Но кто на этой земле знает, что есть добро и зло?.. Кинжал хорош для того, у кого он есть, и плохо тому, у кого его не окажется в нужное время.

Нукеры Абдуллы, как по команде, отобрали у Саида кинжал, подаренный ему Суховым, и сняли со спины ка­рабин.

Абдулла в это время делал вид, что смотрит в сторону, раскуривая сигару.

 

Сухов и Петруха осматривали поселок, прикидывая возможности его обороны. Женщины хоть и успокоились, но следовали за ними повсюду, как привязанные.

- С ними нам баркас на воду не спустить, - задумчиво сказал Сухов Петрухе. - Надо что-нибудь другое при­думать. - Мысль о ящике с динамитом мелькнула в его сознании. Он посмотрел на баркас и злорадно усмехнулся. - Правильно. Они сами спустят его на воду!

- Кто? - не понял Петруха.

- Скоро поймешь...

Через некоторое время Сухов и Петруха подтащили к баркасу ящик с динамитом, конфискованный у педжентских стариков.

Спустившись в трюм, Сухов прошел к движку, достал кусок бикфордова шнура, присоединил его к выхлопной трубе.

- Считай, - велел он Петрухе и запустил движок баркаса, застучавший громко и наполнивший трюм смрадным, но таким приятным для Сухова запахом горючего.

Шнур от горячего патрубка загорелся, зашипел - Петруха начал считать вслух:

- Один, два, три, четыре... - Он досчитал до сорока двух, пока шнур не сгорел до конца.

Отрезав новый кусок шнура, точно такой же подлине, Сухов повторил эту операцию - шнур сгорел также на счете «сорок два». Убедившись в надежности своего замысла, Федор вытащил из ящика несколько динамитных шашек, затем один конец шнура присоединил к выхлопной трубе, другой - к ящику с динамитом.

- Спрячь получше ящик и шнур, чтоб не было видно, - распорядился он. - И прибери здесь все.

- Теперь пускай плывут себе, - потер руки Петруха. - За кордон собрались! Заведут движок и - через сорок два... как-ак!..

- Это точно, - подтвердил Сухов и полез по трапу на палубу.

 

Ночь спустилась на Педжент. Четыре огромных факела пылали вокруг педжентского дворца - это Сухов установил на углах площади металлические бочки с керосином и поджег их. Отблески света трепетали, неровно освещая ночные улочки, дома, сверкали в стеклах окошек.

Сухов с крыши музея наблюдал за ночным городком, он был готов к встрече с противником. Особо тщательно он наблюдал за главной улочкой, ведущей от пустыни к городу.

... За дверью с надписью «Общежитие свободных жен­щин Востока» слышались ритмичные звуки бубна с позваниванием колокольчиков. Окна были глухо занавешены, горела лампа. Женщины сдвинули все койки вместе, раскидали подушки, как хотели, чтобы сидеть на них. Все они были в легких прозрачных шальварах и в коротеньких кофточках. Между шальварами и кофтами оставалась полоска голого живота. Они были нарумянены, насурьмлены, глаза их сверкали.

Одна из красоток играла на маленьком бубне, другая - танцевала на свободном пространстве пола. Женщины лениво меняли позы, но улыбок, смеха не было. Если не считать звуков бубна, стояла полная тишина...

Танцующая красотка вдруг пошатнулась, прижала ладонь ко лбу и, прикрыв глаза, в бессилии опустилась на пол.

- О Аллах! - простонала она. - Умираю, есть хочу!

Все женщины, как по команде, обернулись к Гюльчатай.

- Наш муж забыл нас, еще не узнав... Это его дело, но почему он не дает нам мяса?.. - протянув к Гюльчатай руки, сердито спросила Зарина.

- Когда я была любимой женой Абдуллы, мы каждый день ели мясо! - с презрением глядя на Гюльчатай, сказала Джамиля.

- И даже орехи!..

- И рахат-лукум!..

Они закричали все разом, в упор глядя на Гюльчатай. Гюльчатай сидела, опустив глаза, чувствуя свое полное ничтожество.

- Может быть, она его плохо ласкает?..

- Или ему не нравится, как она одета?..

Гюльчатай подняла глаза, полные слез.

- Мы сами должны ее приготовить!..

- Хозяин больше меня не хочет, - всхлипнула Гюльчатай. - Он решил отдать меня Петрухе...

- Петрухе? - переспросила Лейла. - Это меняет дело. Тогда пусть он назначает новую любимую жену.

- Погоди, - вмешалась Зухра. - Петруха прислал ему калым?

- Не-ет, - жалобно протянула Гюльчатай.

- Тогда не считается. Ты еще остаешься любимой женой.

Женщины окружили Гюльчатай, развязали свои узелки и стали наряжать ее, отдавали свои лучшие одежды, серьги, браслеты, кольца, накрасили по-своему ей глаза, брови...

Разодетая, вся в драгоценностях, Гюльчатай стояла, сияя невозможной красотой, как и полагалось любимой жене хозяина гарема.

- Теперь иди, - сказала бывшая любимая жена Абдуллы. - И не забудь: у нас должно быть завтра мясо!

 

Отряд Абдуллы расположился на ночлег в балке, у колодца - костров не зажигали, выставили часовых, улеглись прямо на песок, в одеждах.

Абдулла не мог спать; он не спал с тех пор, как похоронил Сашеньку. Он уселся на вершине бархана, скрестив ноги под собой и закрыв глаза. Вновь, в который раз, он представил лицо любимой женщины, ее взгляд, ее улыбку.

Саид тоже не спал, полулежа на песке, в окружении нукеров. Он думал об оставшемся в Педженте Сухове, о смертельней опасности, которая грозит этому русскому, когда Абдулла нагрянет в городок.

Сухов спас ему жизнь, и Саид был готов отдать ему свою. Но тогда оставался не отмщенным Джевдет, и эта мучительная раздвоенность не давала Саиду покоя.

В серьгах, кольцах, браслетах, разодетая и ярко накрашенная, шла Гюльчатай по галерее музея... Проходя мимо Петрухи, спавшего на топчане у входа в обнимку со своей винтовкой, Гюльчатай прикрыла лицо и постояла некоторое время над ним, потом исчезла в темноте.

Сухов продолжал с крыши наблюдать за ночным го­родом.

Бочки с керосином по-прежнему освещали улочки и дома.

Послышались легкие шаги - Сухов, оглянувшись, насторожился. Рука его легла на кобуру.

В люке чердака появилась Гюльчатай, она откинула чадру и ждала, когда Сухов заговорит с ней.

- Ты зачем пришла? - поинтересовался он, убирая руку с кобуры.

- Я пришла к тебе, господин, - ответила Гюльчатай и, улыбнувшись, приблизилась к Сухову. Лицо ее освещалось сполохами пламени.

- Ты чего это так расфуфырилась? - спросил он строго.

Призывно улыбаясь, Гюльчатай шла к нему, кокетливо пританцовывая.

- Ты чего? - спросил Сухов. - Чего ты?! - прикрикнул он.

Гюльчатай вплотную придвинулась к нему.

- Ты это оставь! - сказал он, оробев: совсем близко увидел ее глаза, губы, сделал шаг назад. - Брось, говорю!

Гюльчатай вновь придвинулась вплотную, спина Сухова уперлась в балку.

- Ты что, спятила? - прошептал он.

Гюльчатай, встав на цыпочки, крепко обняла его и влепила ему в губы поцелуй, потом еще и еще... Затем она опустила руки и застыла перед ним, глядя в пол. Сухов сел на ящик, обхватив голову руками.

- Теперь все... - тихо сказал он и тут же заорал: - Ты что наделала?! - Гюльчатай подняла на него глаза. - Теперь меня надо к стенке!

- Что это «к стенке»? - спросила она.

- Расстрелять, вот что! - крикнул Сухов.

- И я с тобой к стенке, - сказала Гюльчатай. - А как они узнают?

- Что узнают? - застонал он.

- Что я тебя целовала. Разве ты им сам скажешь?

- Нет, - ответил Сухов.

- И я - нет! - Гюльчатай засмеялась.

Он покачал головой.

- А ты вроде ничего девка!.. Ты знаешь, кто ты?

- Да. Я твоя коза.

- Что?!

- Ты сам сказал - мы все твои козы.

Сухов рассмеялся.

Девушка ласково дотронулась до его плеча.

- Господин...

- Опять! - прикрикнул Сухов.

- Ой!.. Товарищ Сухов, это плохо - таранька, таранька!.. Дай твоим женам мясо.

- Что? - удивился он.

- Дай самую плохую барашку... Гюльчатай будет тебя любить.

Сухов качнул головой, усмехнувшись.

- Хм... «барашку»... А где его взять? Каши и той нет, а ты мясо просишь. Одна таранька осталась.

Гюльчатай, продолжая ласково глядеть на Сухова, села ему на колени.

- Опять?.. Ты это оставь, - вновь растерявшись, он попытался отодвинуть ее от себя. - Мы же договорились насчет Петрухи, ну?

- Петруха? - широко улыбнулась Гюльчатай, продолжая сидеть на коленях у Сухова, и быстро погасила улыбку. - Я твоя жена. Разве не правда?

- Моя жена... дома, - с тоской в голосе проговорил Сухов.

- Разве ты не можешь сказать, что Гюльчатай твоя любимая жена?.. Разве она обидится?..

- Что, что?.. - спросил Сухов и, покрутив головой, громко хмыкнул. - Ха! Обидится! - Ему на секунду представилось, что с ним сделает Катя, когда он ей объявит, что с ними поселится еще одна его жена... Снова по­качав головой, он начал втолковывать Гюльчатай: - Нам полагается только одна жена... Понятно?.. Одна! На всю жизнь. Бог так велел... Какая бы она ни была - плохая или хорошая. Одна. Понятно?

Гюльчатай удивилась.

- Как же так - одна жена любит, одна жена пищу варит, одна - одежду шьет, одна - детей кормит... И все одна?

- Ничего не попишешь...

- Тяжело! - с истинным участием сказала Гюльчатай.

- Конечно, тяжело, - согласился Сухов.

Она снова попыталась прижаться к нему.

Сухов спихнул красавицу со своих колен, строго сказал:

- Хватит, ступай!.. Спокойной ночи. Завтра поговорим...

Гюльчатай с обидой отвергнутой женщины взглянула на него:

- Тебе не нравится твоя коза, господин?.. Зачем же ты назначил меня любимой женой?

- Тебе сколько раз объяснять?! - закричал Сухов.

Поняв, что ее миссия окончательно провалилась, Гюльчатай покорно направилась к люку, со страхом ожидая встречи с остальными женами.

Сухов вздохнул, провожая взглядом фигурку юной женщины. Что там говорить - нравилась ему Гюльчатай, очень даже нравилась. Ее свежий поцелуй чуть не сразил его наповал. Да и обстановка была подходящая: тишина, теплая летняя ночь... Но Федор, который только что обрел надежду на встречу со своей любимой супругой, строго приказал себе - ни-ни!

Он поднялся со своего ящика, потянулся, шагнул к широкому парапету, окаймляющему крышу. На парапете по всему периметру дворца были расставлены изящные лепные башенки-беседки. Сухов уселся на парапет на самом краю крыши, протиснулся спиной между резными колонками и откинулся головой на острые завитки лепнины, чтобы не уснуть. Отсюда хорошо просматривались все улочки Педжента, освещенные пылающим в бочках керосином.

Сморенный усталостью от тяжких хлопот этого бесконечного дня, от предыдущей бессонной ночи в пустыне, в течение которой он охранял покой навязанных ему жен­щин, Сухов на минутку прикрыл глаза, и ему тут же приснился необыкновенный сон:

...Очутился он будто бы в родных краях, на зеленой лужайке вместе со всеми своими многочисленными женами, общим числом в десять персон - весь гарем и Катя. Жены, как полагается, одеты в нарядные платья, на головах - венки из полевых цветов, и все делом заняты: кто шьет, кто прядет, кто самовар раздувает... Посреди же всех их, окруженный вниманием и лаской, восседает он сам, Федор Сухов, в красной чалме и, обняв свою действительно любимую жену Катерину Матвеевну, чай пьет из пиалы...

... Сухов открыл глаза, улыбнулся сну, посмотрел вниз на город, затем поднял глаза к небу, обвел взглядом россыпь ярких звезд... Так он и лежал в ничем не нарушаемой обморочной тишине ночного городка, борясь со сном, поглядывая то вниз, на площадь перед дворцом и на узкие улочки меж глухих дувалов, то вверх на небо. Известно, что для находящегося на посту часового ночь длится бесконечно долго. Сухов, в эту тревожную для него ночь, поглядывал вверх не для того, чтобы любоваться звездным небом, хотя над пустыней оно сказочно красиво, а для того, чтобы по движению светил определять время. Иногда он, для порядка и самоудовлетворения, бросал взгляд и на свои неидущие часы. Вспомнил, как они достались ему...

 

...Однажды он узнал, что известный курбаши Аслан-бай перекрыл своей плотиной воду, оставив без орошения поля дехкан. Под ударами ветров степная земля исходила пылью, ничего не рожая. Возмущенный такой несправедливостью, Сухов решил проявить инициативу и плотину Аслан-бая взорвать.

Товарищи по отряду отговаривали его: мол, охрана у Аслан-бая очень надежная, и вообще он вроде собирается заключить мир с советской властью.

- Какой может быть мир с бандитом, который отнял у людей воду! - заявил Сухов и, обвесившись динамитными шашками, отправился к плотине.

Дождавшись темноты, он напялил на голову половинку выеденного арбуза с просверленными дырочками, - прием, проверенный им в молодости, - и поплыл незамеченным к главной опоре плотины. Обогнул ее и сумел прямо под ногами у охранников-нукеров приладить связку шашек к деревянной опоре, которая поддерживала огромный щит водослива.

Заметили его поздно, когда он уже почти добрался до берега. Нукеры открыли пальбу, а один из них замахнулся, чтоб бросить гранату. На этом замахе Сухов выстрелом свалил его - граната разорвалась в руке нукера, разметав и других охранников, находящихся вблизи. Вторым выстрелом Сухов всадил пулю в связку динамита. Раздался чудовищной силы взрыв, похоронивший вместе с обломками плотины всех охранников в ревущем потоке освобожденной воды...

Сухов и сам толком не помнил, как он, оглушенный и отброшенный взрывной волной, сумел выбраться на берег и скрыться в темноте.

Когда он вернулся в отряд, весь оборванный, опаленный, в ссадинах и кровоподтеках, его немедленно затребовал к себе командир Кавун. Знаменитый красный комбриг без лишних разговоров, в назидание другим бойцам, влепил герою пять суток строгого ареста за самовольные, без приказа, действия. Сухов тут же, как и положено арестанту, без пояса и головного убора (дабы не позорить звездочку на кепаре) был отведен под винтовкой на гарнизонную гауптвахту, которая была оборудована в одном из стойл глинобитной конюшни.

Он от звонка до звонка отбыл свой срок в застланном свежей соломой стойле под сочувственное ржанье гарнизонных коней.

На строгой «губе» и рацион был строгий - только хлеб и вода, а прилечь до отбоя не разрешалось ни на минуту. Этот порядок должны были неукоснительно блюсти караульные, но часовые из местных красноармейцев узбеки, туркмены, киргизы - очень зауважали Сухова за взрыв плотины ненавистного Аслан-бая.

Между собой они стали почтительно называть Сухова «шайтан», что в переводе значило «черт», и целыми днями носили ему разные угощения: кто - курево, кто - горсть урюка, кто - чурек с овечьим сыром. Кроме того, они натаскали в стойло целую копну свежей соломы и разрешили арестанту валяться на ней, сколько он захо­чет. Таким образом, Сухов за пять суток отдохнул и отоспался «за всю войну» и даже малость поправился, убедившись на деле в справедливости старой истины - «не имей сто рублей, а имей сто друзей».

После отсидки Сухова на «губе» комбриг Кавун снова вызвал его к себе. Мудрый командир, опять же в назидание остальным, решил отметить и другую сторону самовольного поступка красноармейца. За умение и находчивость при проведении смертельно рискованной операции и за то, что Сухов при этом сумел остаться в живых, знаменитый командир бригады наградил его перед строем именным револьвером и наручными часами.

На револьвере было написано «Красноармейцу Сухову. Комбриг М. Н. Кавун». На часах не было никакой надписи. Они были величиной почти с будильник, сверкали как новенькие, но, к сожалению, не работали. Все же Сухов обрадовался этим часам больше, нежели револьверу, поскольку оружия в своей военной жизни он перевидал немало, а наручные часы увидел впервые. Карманные - встречались, а вот наручные, да еще такие выдающиеся - никогда. Жаль было, конечно, что они не ходили, но Сухов особо не расстраивался: он надеялся по возвращении в Нижний сразу починить их и уж тогда щеголять при таких часах всем на зависть и удивление...






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных