Остров порядка: спортзал и улица 2 страница

имели текущие чековые счета. Для сравнения: среди мужчин в возрасте от 18 до 45 лет, проживающих в гетто в Саут-Сайде и Вест-Сайде Чикаго, 36 % выросли на пособие, 44 % являются безработными, половина не закончила среднюю школу и только 18 % имеет текущие чековые счета (Wacquant and Wilson, 1989, p. 17, 19, 22). Поэтому образовательный, трудовой и экономический статус профессиональных боксеров несколько выше статуса среднего жителя гетто. Наиболее показательно, что ни у одного из них отец не имел образования выше средней школы, и почти все они имели типичную “синеворотничковую” работу (за исключением сына богатого белого предпринимателя из пригорода). Отрывочные свидетельства показывают, что социальный отбор бойцов несколько возрастает, а не снижается, по мере подъема по боксерской карьерной лестнице, возможно, по причинам, приведенным ранее: “Большинство моих парней”, — говорит опытный тренер и основатель всемирно известного спортивного зала “Кронк” в Детройте Иммануэль Стюард, — “вопреки распространенным представлениям, совсем не бедны. Они приезжают из хороших мест со всей страны” (цит. по: Halpern, 1988, p. 279).

Вовсе не принадлежа к этому дезорганизованному и десоциализировнному “опасному классу”, о котором шла речь в недавних рассуждениях о росте чернокожих “низших слоев”, якобы оторванных от “основного общества” (Auletta 1982, Jencks and Peterson 1991), профессиональные боксеры —и на это указывают все имеющиеся данные — происходят из традиционного рабочего класса и пытаются сохранить или вернуть себе этот непрочный статус, овладевая тем, что они считают профессиями, требующими квалифицированного труда, высоко ценимыми непосредственным окружением и потенциально способными приносить большой доход. Взрослые, посещающие Клуб мальчиков, в большинстве своем работают (пусть и на полставки) сторожами, сталелитейными рабочими, служащими на бензоколонке, посыльными, каменщиками, спортивными инструкторами, пожарными, адвокатами в центре содержания трудных подростков или продавцами в продуктовых магазинах. Безусловно, эти связи с рабочим классом в большинстве случаев слабы, поскольку такая работа непостоянна, низко оплачивается и не снимает почти хроническую потребность в “подработке”, возникающую в конце каждого месяца (Valentine, 1978). Часть профессиональных бойцов действительно происходит из низших слоев общества, неполных семей, живших на пособие, проведших большую часть детства в стигматизированном муниципальном жилье и страдавших от постоянной безработицы. Но они не составляют большинства и не относятся к наиболее преуспевающим боксерам. И хотя своим скромным доходом и невысоким образованием они не слишком выделяются из массы жителей гетто своей возрастной категории, боксеры чаще живут с женами или подругами и детьми и имеют важное отличие, связанное с принадлежностью по крайней мере к одной формальной организации — боксерскому залу, — ведь подавляющее большинство жителей бедных районов вообще не принадлежит ни к одной подобной организации (за исключением немногочисленных оставшихся жителей из числа среднего класса; ср.: Wacquant and Wilson, 1989, p. 24).

Количество посетителей Клуба мальчиков Стоунлэнда заметно меняется от месяца к месяцу. В него приходит 100-150 новичков в год —молодых и не очень (самому старому члену клуба за 50, а самому юному — 12 лет), но большинство из них задерживается не дольше, чем на несколько недель, считая тренировки слишком сложными для себя. Уровень отсева, превышающий 90 %, — для бокса не редкость. Посещаемость достигает максимума зимой, как раз перед турниром “Золотые перчатки” (квалификационные соревнования проводятся каждый год в начале февраля), и в конце весны. Постоянные посетители, включая внутренний круг из восьми старых членов, в основном профессионалов, которые начинали тренироваться вместе, составляют костяк клуба. Большинство постоянных членов усердно занимается в зале, чтобы затем принять участие в соревнованиях любителей или профессионалов. Другие приходят в зал за тем, чтобы приобрести или сохранить спортивную форму, поддержать связь с друзьями-боксерами или освоить приемы самообороны. Помимо бойцов и тренеров, многие бывшие боксеры в возрасте приходят, чтобы просто поболтать с Ричи, часами вспоминая старые добрые времена, когда “бойцы были настоящими бойцами”.

Самое важное деление между членами клуба — это деление между любителями и профессионалами. Любительский и профессиональный бокс —это два структурно взаимосвязанных, но все же опытно очень далеких мира. Боксеры могут годами оставаться любителями и при этом почти ничего не знать об обычаях и порядках, которые влияют на карьеру их коллег (особенно в экономическом отношении). Кроме того, различия в правилах столь значительны, что они даже делают любительский и профессиональный бокс двумя различными видами спорта: упрощая, можно сказать, что цель любителей состоит в том, чтобы набрать очки, нанося удары противнику (и рефери обладает широкими полномочиями для того, чтобы остановить бой прежде, чем здоровью одного из боксеров будет нанесен явный вред); задача профессионалов состоит в том, чтобы причинить боль противнику при помощи сильных ударов. Как заметил опытный тренер из другого зала: “Знаешь, профессиональный бой —это когда из тебя пытаются выбить дух. Грубая игра. Ты становишься профессионалом, и начинается грубая игра, а это совсем не детские шалости. Если ты любитель, то для тебя бокс —это развлечение. Профессионалы же пытаются тебя убить”. Большинство боксеров-любителей не становится профессионалами, поэтому последние являются отборной группой; и вновь успешному переходу в профессионалы способствует минимально стабильная жизнь. В каждом из этих классов существует множество дополнительных различий, относящихся к стилю и тактике: боксер может быть “забиякой” или “тихоней”, “темной лошадкой” или “мешком”, “зверюгой” и так далее. При всех этих различиях культура спортзала осознанно эгалитарна в том смысле, что ко всем членам клуба одинаковое отношение: независимо от своего статуса и целей, они имеют одинаковые права и обязанности, особенно в том, что касается тяжелой “работы” при подготовке к бою и демонстрации своей решительности на ринге. В действительности, боксеры, имеющие личного тренер, получают больше внимания, а подготовка профессионалов более структурирована и к ней предъявляется больше требований. Но Ричи точно так же готов учить шестнадцатилетнего новичка, который может бросить занятия через неделю, нанесению прямого удара левой в корпус, как и тренировать защиту ветерана ринга. Независимо от уровня боксерского мастерства, всякий, кто “платит взносы”, считается полноправным членом клуба.

Разумеется, все члены клуба — мужчины: спортзал —это образцовое мужское пространство, пересечение границ которого женщинами считается допустимым, только если оно случайно. Несмотря на отсутствие формальных препятствий для занятий боксом для женщин (тренеры вообще предпочитают не разговаривать о женском боксе), женщин в спортивном зале не бывает, потому что их физическое присутствие символически, если не фактически разрушает весь боксерский мир (Wacquant, 1991b).¹¹ Подруги или жены бойцов приходят на тренировки своих мужчин только в особых случаях (например, перед важным боем или сразу после трудной победы). При этом они всегда тихо и неподвижно сидят на немногочисленных стульях, выставленных вдоль стен, и вообще двигаются по стенкам, стараясь не заступать на “пол”, даже если на последнем никто не занимается. И, конечно, они не могут вмешиваться в режим тренировок, если речь не идет о повседневных заботах, приготовлении специальной пищи и оказании эмоциональной и даже финансовой помощи. В Сто-унлэнде, если женщина присутствует в зале, боксерам нельзя даже выходить из раздевалки с голым торсом, чтобы взвеситься на весах, которые находятся в задней комнате, словно полуобнаженные тела мужчин можно наблюдать только “работающими” на ринге, но не “расслабленными” в зале. В другом спортивном зале главный тренер старается держать женщин на расстоянии: прежде всего, он просит своих боксеров не приводить “девушек” в спортзал; если они все же приводят их, то тренер устраивает спарринг с намного более сильным бойцом, чтобы его побили на ринге и он “потерял лицо”. Еще в одном спортивном зале существует специальная область, отделенная высокой перегородкой, которая формально предназначена для размещения посетителей, но на деле используется только женщинами. В знаменитом зале “Топ ранк” в Лас-Вегасе женщин вообще запрещено пускать в соответствии с правилами.

По мере накопления опыта одни боксеры находят, что им удобнее оставаться на уровне “спортзала”, в котором они занимаются и участвуют в спаррингах, время от времени выступая на турнирах; другие решают и дальше участвовать в соревнованиях, оставаясь какое-то время любителями прежде, чем окончательно “перейти в профессионалы”. Различие между несоперническим боксером и полноценным бойцом проявляется в расходах на экипировку и наличии постоянного шкафчика. Только бойцы, принимающие участие в соревнованиях, тренируются в своих перчатках (обычно у них есть несколько старых пар, накопившихся за годы тренировок), в собственных шлемах и со своей собственной скакалкой, которые они держат под замком в своем индивидуальном шкафчике. Покупка обуви для бокса (которая стоит от 35 до 60 долларов) и шлема для спарринга (минимум 60 долларов) служит

¹¹ Но бывают и исключения из правила: за время моего пребывания в спортзале Стоунлэнда тренировалась одна женщина-кик-боксер, но она имела особые отношения со своим “звездным” бойцом. Моя невеста занималась в нем несколько месяцев и провела в спортзале много времени, но все же она чувствовала себя более комфортно в свободное от тренировок время и установила близкие личные отношения с главным тренеров (у нее было два важных “смягчающих обстоятельства”: она была француженкой и “женой социолога”). В другом чикагском спортзале тренируется известная женщина-профессиональный боксер, правда, по особому расписанию. О гендерной замкнутости боксерского мира свидетельствует реакция на пребывание женщины-этнографа в одном из боксерских залов Сан-Франциско (Mosca, 1991).

верным свидетельством готовности и дальше участвовать в соревнованиях. Одежда атлетов также служит свидетельством их степени участия в спорте, хотя и менее надежным и более легко поддающимся манипулированию: фирма Ringside, которая доставляет боксерскую экипировку по почте, продает изготовленные на заказ майки, шорты и тренировочные свитеры по умеренным ценам. В целом, вложения в одежду для тренировок служат достаточно надежным свидетельством моральных и физических вложений в бокс.

Мы видели, как среда бедных районов и определенные особенности уличной культуры способствуют тому, что молодежь начинает считать бокс значимым и ценным видом деятельности, позволяющим проявлять основные ценности ее мужского этоса. С этой точки зрения, спортзал и гетто неразрывно связаны. Однако в самом зале такая связь разрушается и полностью заменяется спартанской дисциплиной, которой должны подчиняться боксеры, использующие уличные качества для достижения иных, более жестко структурированных и отдаленных целей. Первое, на что всегда обращают внимание тренеры, — это то, чем нельзя заниматься в спортивном зале. Заместитель главного тренера в Стоунлэнде дает следующий сжатый перечень вещей, запрещенных в спортзале: “Не материться. Не курить. Громко не разговаривать. Запрещено неуважительно относиться к женщинам, тренерам и друг другу. Никакой враждебности, никакого бахвальства”. К этому можно добавить множество небольших, зачастую неявных правил, образующих плотную сеть ограничений, призванных усмирить поведение в спортзале: запрещается проносить еду или спиртные напитки, разговаривать во время тренировки, засиживаться на скамьях, стоящих вдоль стен, менять последовательность упражнений в тренировке (например, начинать тренировку с прыжков со скакалкой вместо разминки и “боя с тенью”). Когда идешь в душ, необходимо, чтобы под полотенцем были плавки, а при выходе из зала нужно надевать сухую одежду. Нельзя использовать экипировку неустановленным образом, наносить удары по предметам, проводить спарринг или —что еще хуже — начинать бой или даже просто его имитировать за пределами ринга. Такие инциденты настолько редки, что их помнят все, в отличие от обычных случаев уличного насилия.

Большинство не выраженных явно “внутренних правил” клуба можно увидеть только в поведении постоянных членов, постепенно усвоивших их; о них вспоминают только при их нарушении.¹² Неспособные принять этот неписан-ный кодекс поведения вскоре либо просто перестают ходить на тренировки, либо Ричи советует им начать ходить в другой зал. В общем, как будет показано ниже, спортивный зал представляет собой квазитотальный институт, который стремится определить все существование бойца, его поведение во времени и пространстве, владение телом и даже его душевное состояние.

В зале ты приучаешься дисциплине, самоконтролю. Ты приучаешься ложиться спать раньше, вставать раньше, приходить вовремя, заботиться о себе, правильно питаться.

¹² В большинстве других спортзалов, которые я посещал, правила были выражены более четко и оформлены в виде стандартного перечня, вывешенного на входной двери, на стене или в ином месте, где они были видны всем. Чем менее постоянным и более социально рассеянным было членство в клубе, тем больше было прямых правил.

Твое тело — это машина, которая должна быть точно настроена. Ты приучаешься контролировать себя на улицах, на людях. Он прививает тебе армейский, солдатский склад ума, и это очень полезно. (31 год, профессионал, пожарный).

Средний парень, тренирующийся в этом спортзале, созревает на 85 % быстрее, чем на улице. Это потому, что он узнает о дисциплине, пытается добиться спортивных успехов, владеть собой на ринге... Ну, скажем, я говорю тебе, как надо делать, но [у тебя] может не получиться: это как в армии — тебе показывают, что значит быть настоящим мужчиной и как завоевать уважение. (29 лет, профессионал, сторож).

Таким образом, боксерский спортзал определяется через символическое противостояние окружающему гетто: в то же самое время он принимает жителей этого гетто и опирается на культуру мужской крутизны, физической удали и владения телом; он противопоставляется улице как индивидуальное и коллективное управление страстями частной и общей анархии, как конструктивное, с точки зрения социальной жизни и идентичности бойца, и контролируемое насилие насилию, внешне лишенному ритма или смысла, непредсказуемым и необузданным столкновениям, символизируемым преступностью и наркоторговлей, наводнившими окрестности.

Бокс как “социальное искусство”

Если отличительная особенность практики, как утверждает Бурдье, состоит в том, что она следует “логике, что непосредственно осуществляется в гимнастике тела” (Бурдье, 2001, с. 174) без вмешательства дискурсивного сознания и рефлексивного развертывания, то есть через исключение созерцательного и вневременного теоретического взгляда, то трудно представить себе практики, которые были бы более “практичными”, чем бокс. Для большинства правила бокса сводятся к движениям тела, которые можно постичь только в действии и которые находятся на самом краю того, что может быть интеллектуально понято и осмысленно. Кроме того, бокс предполагает ряд стратегических взаимодействий, в которых за герменевтические ошибки приходится расплачиваться сразу, а сила и частота полученных ударов (или “наказания”, как его называют боксеры) означает неизбежную и мгновенную оценку исполнения: действие и его оценка сочетаются друг с другом, а рефлексивное возвращение по определению исключено из деятельности. Это значит, что невозможно построить науку “социального искусства” бокса, то есть “чистую практику без теории”, по определению Дюркгейма (Durkheim, 1956, p. 78), не познав ее на практике. Для понимания мира бокса необходимо погружение в него, изучение его и переживание его изнутри, intus et in cute. Самостоятельное понимание объекта служит здесь необходимым условием адекватного познания объекта. Культура боксера не состоит из конечного и дискретного объема информации и нормативных моделей, которые существуют независимо от их применения и могут быть переданы в некой логической, самоподдерживаемой последовательности. Скорее, она состоит из (постоянно воспроизводимого в функционировании спортзала) рассеянного комплекса положений и (физических и ментальных) действий, который существует только в деятельности, а также в следах, которые такая деятельность оставляет в и на теле. Боксерское знание состоит в практическом знании, состоящем из схем, которые полностью имманентны практике. Отсюда следует, что внушение диспозиций, которые создают боксера, осуществляется в процессе Bildungтела, в частности, в (ре) социализации физиологии, в которой “функция педагогической работы обеспечивает замещение дикого тела... телом "обученным", то есть темпорально структурированным” (Bourdieu, 1972, p. 196) и физически перестроенным в соответствии с определенными требованиями поля.

Бесконечная аскеза

Подготовка боксера — это постоянная и суровая дисциплина (в данном случае такое утверждение вполне оправданно, так как Клуб мальчиков Стоунлэнда — один из лучших в городе и тренер строго следит за соблюдением дисциплины), направленная на передачу — в практическом ключе посредством прямого воплощения — практического владения телесными, визуальными и ментальными схемами бокса. Примечателен повторяющийся, голый, аскетический характер тренировки: ее различные этапы повторяются ad nauseam, день за днем, неделя за неделей с едва заметными изменениями.

Одно из наиболее распространенных заблуждений насчет бокса состоит в том, что подготовка профессиональных боксеров, по сути, заключается в глупом избиении друг друга. На самом деле в своих тренировках боксеры тратят совсем немного времени на схватки с противником или партнером (важность этого различия прояснится ниже). Значительная часть тренировки связана не с “работой на ринге”, а с “работой на полу” и “работой за столом”. Члены Клуба мальчиков тренируются в спортзале в среднем четыре-пять раз в неделю, иногда и чаще (ближе к встрече профессиональным бойцам приходится тренироваться каждый день). Обычно меню тренировки, которая может длиться от 45 до 90 минут или больше, содержит пять основных ингредиентов, которые каждый боксер может дозировать по вкусу и в зависимости от требований момента: “бой с тенью”, отработка ударов на мешке, работа с грушей, прыжки со скакалкой и упражнения на пресс. Обычно тренировка может включать пять раундов “боя с тенью” перед зеркалом и еще три на ринге (отработка движений и комбинаций перед воображаемым противником); три подхода на тяжелом мешке, двусторонней пневматической груше и мешке для апперкота; три подхода для повышения скорости и улучшения координации глаз и рук на груше, три подхода со скакалкой перед тем, как завершить тренировку приседаниями со штангой, жимом и толчком и другими силовыми упражнениями. Если не предусмотрен спарринг, то можно работать с “лапами” (нанося удары по специальным подушкам, надеваемым на руки тренером, который перемещается по рингу, имитируя противника, меняя углы и высоту лап и требуя выполнения определенных комбинаций) или тренировать мышцы пресса при помощи другого боксера, бьющего по прессу медицинским мячом или руками в специальных перчатках. Прибавьте к этому ежедневные “пробежки”: профессиональные боксеры из Клуба мальчиков пробегают в среднем от трех до пяти миль в день шесть дней в неделю (три дня бега, один день отдыха, потом снова три дня бега).

Профессиональных боксеров часто сравнивают с артистами. Более уместной аналогией была бы фабрика или ремесленная мастерская (Wacquant, 1991a, p. 16-17). Ибо овладение этим мужским искусством во многом похоже на повторяющуюся, хотя и квалифицированную, ручную работу.¹³ Боксеры и сами считают тренировку работой: “это работа, которую я должен выполнить”, “я должен выполнить свое домашнее задание”, “это похоже на вторую работу”, а их тела служат инструментами. Зная, что очень важно быть в форме, они трудятся в зале так, чтобы можно было выйти на ринг в лучшем виде, они все лучше овладевают своим телом и меньше беспокоятся, зная, что они готовы к бою: “Свой бой ты выигрываешь в спортзале”, — гласит известная боксерская поговорка. Тренировки могут быть настолько изнурительными, что бой по сравнению с ними —“семечки”; и некоторые действительно считают тренировки самой трудной составляющей того, чем они занимаются. Можно позаимствовать приведенное Плимптоном (Plimpton, 1989, p. 173) описание подготовки Джо Фрезера, которое применимо ко многим неизвестным клубным бойцам: “Он — радостный мазохист в спортзале, истязающий себя без устали, стремясь достичь такого уровня крутизны, который позволит ему забыть об агрессии его противника... "Я работаю так же тяжело и в спортивном лагере, наказываю себя, но потом, когда дойдет до дела, мне будет намного проще. Когда прозвонит гонг, я буду готов. Я заведусь"”.

Но жертвы не ограничиваются только залом. Монашеская преданность, необходимая для подготовки к бою, глубоко проникает в частную жизнь боксера и пронизывает всю его общественную жизнь. Чтобы достичь оптимального веса, ему необходимо соблюдать строгую диету (избегать сладкого и жаренного, питаться белым мясом и приготовленными на пару овощами, пить чай или воду). Необходимо соблюдать режим и рано ложиться спать, чтобы восстановить силы. Его с самого начала предупреждают о необходимости отказа от половых контактов с женщинами за несколько недель до боя. Считается, что это позволяет сохранить “телесные соки”, физическую силу и духовную решимость (Wacquant, 1991b). И это —больше, чем тренировки — может сделать жизнь профессионального боксера по-настоящему суровой. 24-летний претендент во втором полусреднем весе жалуется, что для него самая большая жертва — это не сами тренировки, а:

невозможность питаться калорийной пищей, гамбургерами, картофелем-фри, ну и запрет на занятия сексом. Я люблю пиво, но пить его запрещено: никакого пива — даже легкого. Нужно быть очень преданным своему делу человеком, чтобы сказать себе: “Никаких женщин в этом месяце” или “никаких гамбургеров”. (Затем голос быстро повышается, словно ему неприятна сама мысль). Знаешь, что такое месяц без жирной пищи, коки, мороженного или шоколадного печенья? Это же ад!

¹³ Как проницательно заметил Джеральд Эрли (Early, 1988, p. 20-38), “словом, которое приходит в голову чаще, чем любое другое при наблюдении за работой бойцов в спортзале, является "пролетариат". Эти люди честно и в большинстве случаев тяжело трудятся; поражает готескность этой работы, которая намного превышает кошмар сборочной линии. И слово "пролетариат" весьма подходит к бойцам, которых мы также называем глупыми и нелепыми”.

И все же крайняя скука и монотонность тренировок приносит определенное удовлетворение, связанное с мужской дружбой в клубе, выражаемой через взгляды и улыбки, разговоры, подначки и советы во время “перерывов” или дружеские удары по перчаткам (боксеры ритуально приветствуют друг друга, поочередно нанося удары по кулакам в перчатках снизу и сверху). Чувство удовлетворения также связано с владением телом, его “настройкой” и постепенным привыканием к боксерской дисциплине. Помимо острого ощущения целостности и “прихода”,¹⁴ возникающего во время тренировок, подготовка сама по себе становится наградой, когда она приводит к овладению сложным движением или победе над собственной ограниченностью (когда удается пройти через муки спарринга с трудным противником). Наконец, боксеры наслаждаются своей “принадлежностью к одной небольшой гильдии”, известной своей физической крутизной и смелостью. Они наслаждаются тем, что “они отличаются от других. Они —бойцы” (Bennett and Hamill, 1978). “Завсегдатаи” спортзала получают удовлетворение от гордого ношения застиранной боксерской одежды, футболок и курток, позволяющих понять, чем занимается их хозяева.

Да, это как вещи брата, знаешь, здесь все как братья. Они видят, что у тебя что-то не получается, и пытаются тебе помочь, ободрить. Они всегда подшучивают друг над другом, но любя: в зале мы все стали друзьями. (24 года, профессионал, в прошлом — занимался телефонным маркетингом, теперь — боксер в Атлантик-Сити).

Мне нравится звук, когда я наношу по груше четыре-пять быстрых ударов и отхожу в сторону. Мне нравится видеть свое тело настроенным, чувствовать себя в форме, знать, что люди на меня смотрят и видят мои способности. Это мне нравится. (31 год, профессионал, пожарный).

Бывший профессиональный боксер, занимавший не последнее место в мировом рейтинге боксеров среднего веса и недавно ушедший из спорта, сказал: “Лучшим, что я помню из своей карьеры, было... (задумчиво) затягивание шнурков на перчатках. [Серьезно? ] Да-да, постоянно в спортзале. День за днем. [Что вы чувствовали? ] Что-то вроде оргазма, когда завязываешь шнурки на перчатках, да... Ведь я знал, что я выйду на ринг и что пришло время побузить. Во время боя, тренировки, пока на тебе перчатки (интервью, август 1991 г.)

Бокс похож на социологию тем, что, будучи практикой, доступной только посвященным, все его проявления видны непосвященным. Внешняя простота движений боксера обманчива: вовсе не будучи “естественными” и самоочевидными, основные удары (прямой левый в корпус и хук, встречный правой, прямой правый и апперкоты) очень трудно выполнить правильно; и они предполагают полное физическое “преображение”, глубокое изменение кинети-

¹⁴ Боксеры говорят о “естественном кайфе” и сравнивают ощущения, возникающие при интенсивных тренировках (или боях), с сексом или оргазмом. О “приходе” вообще, а также интересные параллели с управлением риском и неопределенностью при переживании “прихода” у альпинистов, см.: Csikszentmihalyi, 1975; Mitchell, 1983. P. 153-169.

ческой координации и даже изменение психики. Одно дело визуализировать и мысленно представлять проведение удара, другое дело —выполнить его или даже соединить с высоким градусом действия. В сущности, нужно выполнить тысячу условий, чтобы провести совершенный удар. Например, для результативного прямого левого в корпус нужна, среди прочего, правильная постановка ног, бедер, плеч и рук; необходимо “выбросить” левую руку в нужное время, повернуть запястье по часовой стрелке, повернуть корпус в момент нанесения удара, но не слишком быстро, и перенести вес тела на стоящую впереди ногу; при этом правую руку все время нужно держать рядом со скулой и быть готовым блокировать или парировать удар противника. От теоретических знаний нет толка, пока движение не вписано в телесную схему; и только после его освоения телом в бесчисленных физических тренировках, которые образуют множество “практик инкорпорирования” (Conner-ton, 1989), можно по-настоящему понять удар. В действительности, существует знание и понимание тела, которое выходит за рамки зрительного и мысленного понимания (и предшествует ему). Регулируемое экспериментирование с телом во время тренировок делает возможным “практическое понимание” правил бокса, которое отвечает условию рассеяния с необходимостью составить их значение в сознании.

Чтобы дать адекватное объяснение этого незаметного процесса, ведущего к тому, что человек становится вовлеченным и начинает инвестировать / нагружать — в экономическом и психоаналитическом смысле —в игру, в долгое восхождение и позволяющего новичку преодолеть первоначальный ужас или безразличие и придти к любопытству, а затем и к интересу к боксу и даже плотскому желанию боксировать и “делать это” на ринге (libido pugilis-tica), мне понадобилось бы привести пространные цитаты из полевых записей, которые делались после тренировок на протяжении нескольких месяцев. Их обыденность и избыточность позволила бы четко осознать невыносимо медленное продвижение — неделя за неделей —в овладении движениями и осознании — чаще всего ретроспективном и обычно жестикуляционном — боксерской техники и изменений, которые происходят с телом. Такие цитаты также передали бы, хотя и не до конца, целостный и коллективный характер боксерской подготовки, когда каждый принимает участие в обучении остальных, каждый боксер служит реальным или потенциальным —положительным или отрицательным —примером; даже материальная обстановка — от портрета Джо Луиса в натуральную величину, висящего на стене в задней комнате, до красочных постеров о прошедших и будущих боях, поношенных перчаток, скакалок и шлемов, выставленных на столе тренера, — оказывает реальное, хотя и слабо заметное воспитательное воздействие.

И все же, скорее всего, от внешнего наблюдателя¹⁵ ускользнет необычайно глубокая чувственная составляющая причастности к боксу. Придется обратиться ко всем инструментам визуальной социологии (Becker, 1981, Harper, 1988)

¹⁵ И a fortiori читателя: разве простой переход к письменным средствам общения не приводит к необратимой трансформации передаваемого опыта? Замечание Вилленера (Willener, 1988. P. 61.) относительно музыки вполне применимо и к боксу: “Одним из препятствий для всякой социологии музыки остается то, что непонятно, как о ней говорить. Необходимо переводить свои музыкальные ощущения на немузыкальный язык”.

или даже инструментам чувственной социологии, которая еще не изобретена (и о возможности которой говорил Кац [Katz, 1988]), для передачи процесса, посредством которого боксер становится организмически “нагруженным” игрой, постепенно становящейся частью его самого —боксеры часто используют метафоры крови или наркотиков, чтобы объяснить такую особую связь, похожую на совместное владение. Ведь человек приходит в мир бокса со всеми своими чувствами. Чтобы понять это в полной мере, нужно пропустить через себя сразу и передать все ароматы (пьянящий запах пота и обезболивающих мазей, запах кожи, исходящий от груш и перчаток); размеренный и глухой звук ударов по мешкам и звон цепей, на которых они подвешены; пулеметный треск пневматической груши и “топот” от прыжков через скакалку на деревянном полу; ритмичное дыхание бойцов, каждый вдох и выдох которых необычайно характерен; и особенно синхронное расположение тел во время тренировки, простой вид которых способен оказать глубокое воспитательное воздействие (Wacquant, 1989b, p. 38-39, 58-61); не будем забывать и о температуре, изменение и интенсивность которой играет важную роль в спортивном зале. Их сочетание вызывает своеобразный чувственный восторг, который является ключевым измерением в воспитании боксера-ученика.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: