ЗАКОН ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПРИРОДЫ

12 Следующая ⇒

Клайв Стейплз Льюис. Просто христианство

--------------------------------------------------------------- Книга написана в 1942-43 гг. Перевод И.Череватой по изданию: Lewis C.S.Mere Christianity. L., 1943. Перевод подготовлен к печати в 1991 г. приучастии Н.Л.Трауберг. Набор в файл по изданию: Льюис Клайв Стейплз. Любовь. Страдание.Надежда: Притчи. Трактаты: Пер. с англ. -- М.: Республика, 1992. -- 432 с.ISBN 5--250--01733--9 При наборе использовано программное обеспечение FineReader 3.0 Ошибки частично исправлены в 2001 году.---------------------------------------------------------------

ПРЕДИСЛОВИЕ

То, о чем говорится в этой книге, послужило материалом для сериирадиопередач, а впоследствии было опубликовано в трех отдельных частях подназванием "Радиобеседы" (1942), "Христианское поведение" (1943) и "Запределами личности" (1944). В печатном варианте я сделал несколькодополнений к тому, что сказал в микрофон, но в остальном оставил текст безособых изменений. Беседа по радио не должна, по-моему, звучать каклитературный очерк, прочитанный вслух, она должна быть именно беседой,исполненной искренности. Поэтому в моих беседах я использовал все сокращенияи разговорные выражения, какие обычно употребляю в беседе. В печатномварианте я воспроизвел эти сокращения и разговорные обороты. И все те места,где в беседе по радио я подчеркивал значимость того или иного слова тономголоса, в печатном варианте я выделил курсивом. Сейчас я склонен считать,что это было с моей стороны ошибкой -- нежелательным гибридом искусстваустной речи с искусством письма. Рассказчик должен использовать оттенкисвоего голоса для подчеркивания и выделения определенных мест, потому, чтосам жанр беседы этого требует, но писатель не должен использовать курсив втех же целях. Он располагает другими, своими собственными средствами идолжен пользоваться этими средствами, для того чтобы выделить ключевыеслова. В этом издании я устранил сокращения и заменил все курсивы, переработавте предложения, в которых эти курсивы встречались, не повредив, надеюсь,тому "знакомому" и простому тону, который был свойствен радиобеседам.Кое-где я внес добавления или вычеркнул отдельные места; при этом я исходилиз того, что первоначальный вариант, как я выяснил, был превратно понятдругими, да и сам я, по-моему, стал лучше понимать предмет беседы теперь,чем понимал десять лет назад. Хочу предупредить читателей, что я не предлагаю никакой помощи тем, ктоколеблется между двумя христианскими "деноминациями". Вы не получите от менясовета, кем вы должны стать: приверженцем ли англиканской церкви илиметодистской, членом пресвитерианской или римской католической церкви. Этотвопрос я опустил умышленно (даже приведенный выше список я дал просто валфавитном порядке). Я не делаю тайны из моей собственной позиции. Ясовершенно обычный рядовой член церкви Англии, не слишком "высокий", неслишком "низкий", и вообще не слишком что бы то ни было. Но в этой книге яне делаю попытки переманить кого-либо на мою позицию. С того самого момента, как я стал христианином, я всегда считал, чтолучшая и, возможно, единственная услуга, какую я мог бы оказать моимневерующим ближним,-- это объяснить и защитить веру, которая была общей иединой почти для всех христиан на протяжении всех времен. У меня достаточнопричин для такой точки зрения. Прежде всего, вопросы, которые разделяют христиан (на различныеденоминации), часто касаются отдельных проблем высокой теологии или дажеистории церкви, и эти вопросы следует оставить на рассмотрение специалистов,профессионалов. Я бы захлебнулся в таких глубинах и скорее сам нуждался бы впомощи, чем был бы способен оказать ее другим. Во-вторых, я думаю, мы должны признать, что дискуссии по этим спорнымвопросам едва ли способны привлечь в христианскую семью человека со стороны.Обсуждая их письменно и устно, мы скорее отпугиваем его от христианскогосообщества, чем привлекаем к себе. Наши расхождения во взглядах следуетобсуждать лишь в присутствии тех, кто уже пришел к вере в то, что есть одинБог и что Иисус Христос -- Его единственный Сын. Наконец, у меня создалось впечатление, что гораздо больше талантливыхавторов было вовлечено в обсуждение этих спорных вопросов, чем в защитусущности христианства, или "просто" христианства, как его называет Бакстер.Та область, в которой, как я считал, я мог бы послужить с наибольшимуспехом, более всего в подобной службе и нуждалась. Естественно, именно тудая и направился. Насколько я помню, лишь к этому и сводились мои мотивы и побуждения, ия был бы очень рад, если бы люди не делали далеко идущих выводов из моегомолчания по некоторым спорным вопросам. К примеру, такое молчание вовсе не обязательно означает, что я занимаювыжидательную позицию. Хотя иногда это действительно так. У христиан поройвозникают вопросы, ответов на которые, я думаю, у нас нет. Встречаются итакие, на которые я, скорее всего, никогда не получу ответа: даже если язадам их в лучшем мире, то, возможно (насколько я знаю), получу такой ответ,какой уже получил однажды другой, гораздо более великий вопрошатель: "Чтотебе до этого? Следуй за Мной!" Однако существуют и другие вопросы, покоторым я занимаю совершенно определенную позицию, но и по этим вопросам яхраню молчание. Потому что я пишу не с целью изложить нечто, что я мог быназвать "моей религией", а для того, чтобы разъяснить сущность христианства,которое есть то, что оно есть, пребывало таким задолго до моего рождения ине зависит от того, нравится оно мне или нет. Некоторые люди делают необоснованные заключения из того факта, что яговорю о Благословенной Деве Марии только то, что связано с Непорочнымзачатием и рождением Христа. Но причина этого очевидна. Пели бы я сказалнемного больше, это сразу завело бы меня в сферу крайне спорных точекзрения. Между тем ни один другой спорный вопрос, в христианстве не нуждаетсяв таком деликатном подходе, как этот. Римская католическая церковь защищаетсвои представления по этому вопросу не только с обычным пылом, свойственнымвсем искренним религиозным верованиям, но (вполне естественно) тем болеегорячо, что в этом проявляется рыцарская чувствительность, с какой защищаетчеловек честь своей матери или возлюбленной от грозящей ей опасности. Оченьтрудно разойтись с ними в этих взглядах ровно настолько, чтобы не показатьсяим невеждой, а то и еретиком. И наоборот, противоположные верованияпротестантов по этому вопросу вызываются чувствами, которые уходят своимикорнями к самим основам монотеизма. Радикальным протестантам кажется, чтопод угрозу ставится само различие между Творцом и творением (каким бы святымоно ни было); что вновь, таким образом, возрождается многобожие. Однакоочень трудно и с ними разойтись во мнениях ровно настолько, чтобы неоказаться в их глазах чем-то похуже еретика, а именно язычником. Еслисуществует такая тема, которая способна погубить книгу о сущностихристианства, если какая-то тема может вылиться в абсолютно бесполезноечтение для тех, кто еще не поверил в то, что Сын Девы есть Бог, то этоименно данная тема. Возникает странная ситуация: из моего молчания по этим вопросам вы дажене можете сделать заключения, считаю я их важными или нет. Дело в том, чтосамый вопрос об их значимости тоже относится к спорным. Один из пунктов, покоторому христиане расходятся во мнениях, это -- важны ли их разногласия.Когда два христианина из различных деноминаций начинают спорить, вскоре, какправило, один из них спрашивает, а так ли уж важен данный вопрос; на чтодругой отвечает: "Важен ли? Ну конечно, он имеет самое существенноезначение!" Все это было сказано только для того, чтобы объяснить, какого родакнигу я попытался написать, а вовсе не для того, чтобы скрыть свои верованияили уйти от ответственности за них. Как я уже говорил, я не держу их всекрете. Выражаясь словами дядюшки Тоби: "Они записаны в молитвеннике". Опасность заключалась в том, что под видом христианства как такового ямог изложить нечто присущее лишь англиканской церкви или (что еще хуже) мнесамому. Чтобы избежать этого, я послал первоначальный вариант того, чтостало здесь книгой второй, четырем различным священнослужителям(англиканской церкви, методистской, пресвитерианской и римскойкатолической), прося их критических отзывов. Методист решил, что янедостаточно сказал о вере, а католик -- что я зашел слишком далеко ввопросе о сравнительной маловажности теорий, объясняющих искупления. Востальном мы пятеро согласились друг с другом. Другие книги я не сталподвергать подобной проверке, потому что, если бы они и вызвали расхожденияво мнениях среди христиан, это были бы расхождения между отдельнымииндивидуумами и школами, а не между различными деноминациями. Насколько я могу судить по этим критическим обзорам или помногочисленным письмам, полученным мною, эта книга, какой бы она ни былаошибочной в других отношениях, преуспела, по крайней мере, в одном -- датьпредставление о христианстве общепринятом. Таким образом, эта книга,возможно, окажет определенную помощь в преодолении той точки зрения, что,если мы опустим все спорные вопросы, то нам останется лишь неопределенная ибескровная Святая Христианская Вера. На деле Святая Христианская Вераоказывается не только чем-то положительным, но и категорическим, отделеннымот всех нехристианских вероисповеданий пропастью, которая не идет ни в какоесравнение даже с самыми серьезными случаями разделения внутри христианства.Если я не помог делу воссоединения прямо, то, надеюсь, ясно показал, почемумы должны объединиться. Правда, я нечасто встречался с проявлениямилегендарной теологической нетерпимости со стороны убежденных членов общин,расходящихся во мнениях с моей собственной. Враждебность исходит в основномот людей, принадлежащих к промежуточным группам, в пределах как англиканскойцеркви, так и других деноминаций, то есть от таких, которые не очень-тосчитаются с мнением какой бы то ни было общины. И такое положение вещей янашел утешительным. Потому что именно центры каждой общины, гдесосредоточены истинные дети ее, по-настоящему близки друг другу -- по духу,если не по доктрине. И это свидетельствует, что в центре каждой общины стоитчто-то или Кто-то, Кто, вопреки всем расхождениям во мнениях, всем различиямв темпераменте, всем воспоминаниям о взаимных преследованиях, говорит одними тем же голосом. Это все, что касается моих умолчаний по поводу доктрины. В книгетретьей, в которой речь идет о вопросах морали, я также обошел молчаниемнекоторые моменты, но по иным причинам. Еще с той поры, когда я служилрядовым во время первой мировой войны, я проникся антипатией к людям,которые, сидя в безопасности штабов, издавали призывы и наставления для тех,кто находился на линии фронта. В результате я не склонен много говорить обискушениях, с которыми мне самому не приходилось сталкиваться. Я полагаю,что нет такого человека, который был бы искушаем всеми грехами. Уж такслучилось, что тот импульс, который делает из людей игроков, не был заложенв меня при моем сотворении; и, вне сомнений, я расплачиваюсь за этоотсутствием во мне и других, полезных импульсов, которые, будучипреувеличены или искажены, толкают человека на путь азартной игры. Поэтому яне чувствую себя достаточно сведущим, чтобы давать советы относительно того,какая азартная игра позволительна, а какая -- нет: если и вообще существуютпозволительные азартные игры, то мне об этом просто неизвестно. Я такжеобошел молчанием вопрос о противозачаточных средствах. Я не женщина, я дажене женатый человек и не священник. Поэтому я не считаю себя вправе заниматьрешительную позицию в вопросе, связанном с болью, опасностью и издержками,от которых я сам избавлен; кроме того, я не занимаю пасторской должности,которая обязывала бы меня к этому. Могут возникнуть и более глубокие возражения -- они и были выражены --по поводу моего понимания слова христианин, которым я обозначаю человека,разделяющего общепринятые доктрины христианства. Люди задают мне вопрос:"Кто вы такой, чтобы устанавливать, кто христианин, а кто нет?" Или: "Немогут ли многие люди, не способные поверить в эти доктрины, оказатьсягораздо более истинными христианами, более близкими к духу Христа, чем те,кто в эти доктрины верит?" Это возражение в каком-то смысле очень верное,очень милосердное, очень духовное, очень чуткое. Но обладая всеми полезнымисвойствами, оно -- бесполезно. Мы просто не можем безнаказанно пользоватьсяязыковыми категориями так, как того хотят от нас наши оппоненты. Япостараюсь разъяснить это на примере употребления другого, гораздо менееважного слова. Слово "джентльмен" первоначально означало нечто вполне определенное --человека, имевшего свой герб и земельную собственность. Когда вы называликого-нибудь джентльменом, вы не говорили ему комплимент, а простоконстатировали факт. Если вы говорили про кого-то, что он не джентльмен, этобыло не оскорблением, а простой информацией. В те времена сказать, что, кпримеру, Джон -- лгун и джентльмен, не было бы противоречием; по крайнеймере, это не звучало бы более противоречиво, чем если бы сегодня мы сказали,что Джеймс -- дурак и магистр наук. Но затем появились люди, которые сказали-- сказали так верно, доброжелательно, с таким глубоким пониманием ичуткостью (и тем не менее слова их не несли полезной информации): "Но ведьдля джентльмена важны не герб его и земля, а то, как он себя ведет. Конечноже, истинный джентльмен -- тот, кто ведет себя, как подобает джентльмену, нетак ли? А значит, Эдвард гораздо более джентльмен, чем Джон". Сказавшие такимели благородные намерения. Намного лучше быть честным, и вежливым, ихрабрым, чем обладать собственным гербом. Но это не одно и то же. Хуже того,не каждый захочет с этим согласиться. Ибо слово "джентльмен" в этом новом,облагороженном смысле перестает быть информацией о человеке, и простопревращается в похвалу ему: сказать, что такой-то человек не джентльмен, --значит нанести ему оскорбление. Когда слово перестает быть средствомописания, а становится лишь средством похвалы, оно не несет большефактической информации: оно свидетельствует только об отношении говорящего.("Хорошая" еда означает лишь то, что она нравится говорящему.) Слово"джентльмен", будучи "одухотворено" и "очищено" от своего прежнего, четкогои объективного смысла, едва ли означает теперь больше, нежели то, чтоговорящему нравится тот, о ком идет речь. В результате слово "джентльмен"превратилось в бесполезное слово. У нас и так уже было множество слов,выражающих одобрение, так что для этой цели мы в нем не нуждались: с другойстороны, если кто-то (к примеру, в исторической работе) пожелаетиспользовать это слово в его старом смысле, он не сможет этого сделать, неприбегнув к объяснениям, потому что слово это не годится больше длявыражения своего первоначального значения. Так что, если однажды мы позволим людям возвышать и облагораживать или,по их словам, наделять более глубоким смыслом слово "христианин", это словотоже вскоре утратит свой смысл. Во-первых, сами христиане не смогутприменить его ни к одному человеку. Не нам решать, кто, в самом глубокомзначении этого слова, близок или нет к духу Христа. Мы не можем читать вчеловеческих сердцах. Мы не можем судить, судить нам запрещено. Было быопасной самонадеянностью с нашей стороны утверждать, что такой-то человекявляется или не является христианином в глубоком смысле этого слова. Ноочевидно, что слово, которое мы не можем применять, становится бесполезным.Что касается неверующих, то они, несомненно, с готовностью станутупотреблять это слово в его "утонченном" смысле. В их устах оно сделаетсяпросто выражением похвалы. Называя кого-то христианином, они лишь будутиметь в виду, что это хороший человек. Но такое употребление этого слова необогатит языка, ведь у нас уже есть слово "хороший". Между тем слово"христианин" перестанет быть пригодным для выполнения той действительнополезной цели, которой оно служит сейчас. Мы должны, таким образом, придерживаться первоначального, ясногозначения этого слова. Впервые христианами стали называться "ученики" вАнтиохии, то есть те, кто принял учение апостолов (Деян. 11, 26).Несомненно, так назывались лишь те, которые извлекли для себя наибольшуюпользу из этого учения. Безусловно, это имя распространялось не на тех, ктоколебались, принять ли им учение апостолов, а на тех, кто именно ввозвышенном, духовном смысле оказался "гораздо ближе к духу Христа". Это невопрос богословия или морали. Это лишь вопрос употребления слов такимобразом, чтобы всем было ясно, о чем идет речь. Если человек, который принялдоктрину христианства, ведет жизнь, недостойную ее, правильнее будет назватьего плохим христианином, чем сказать, что он не христианин. Я надеюсь, что ни одному читателю не придет в голову, будто "сущность"христианства предлагается здесь в качестве какой-то альтернативывероисповеданиям существующих христианских церквей -- как если бы кто-то могпредпочесть ее учению конгрегационализма, или греческой православной церкви,или чему бы то ни было другому. Скорее "сущность" христианства можносравнить с залом, из которого двери открываются в несколько комнат. Если мнеудастся привести кого-нибудь в этот зал, моя цель будет достигнута. Нозажженные камины, стулья и пища находятся в комнатах, а не в зале. Этот зал-- место ожидания, место, из которого можно пройти в ту или иную дверь, а неместо обитания. Даже наихудшая из комнат (какая бы то ни было) большеподходит для жилья. Некоторые люди, верно, почувствуют, что для них полезнееостаться в этом зале подольше, тогда как другие почти сразу же суверенностью выберут для себя дверь, в которую им надо постучаться. Я незнаю, от чего происходит такая разница, но я уверен в том, что Бог незадержит никого в зале ожидания дольше, чем того требуют интересы данногочеловека. Когда вы наконец войдете в вашу комнату, вы увидите, что долгоеожидание принесло вам определенную пользу, которой иначе вы не получили бы.Но вы должны смотреть на этот предварительный этап как на ожидание, а не какна привал. Вы должны продолжать молиться о свете; и конечно, даже пребывая взале, вы должны начать попытки следовать правилам, общим для всего дома. Икроме того, вы должны спрашивать, какая дверь истинна, невзирая на то, какаяиз них нравится вам больше по своей обшивке или окраске. Выражаясь проще, выне должны спрашивать себя: "Нравится ли мне эта служба?", но: "Правильны лиэти доктрины? Здесь ли обитает святость? Сюда ли указывает мне путь моясовесть? Происходит ли мое нежелание постучать в эту дверь от моей гордости,или просто от моего вкуса, или от моей личной неприязни к этому конкретномупривратнику?" Когда вы войдете в вашу комнату, будьте добры к тем, кто вошел в другиедвери, и к тем, кто еще ожидает в зале. Если они -- ваши враги, то помните,что вам приказано молиться за них. Это одно из правил, общих для всего дома.

* Книга 1 ДОБРО И ЗЛО КАК КЛЮЧ К ПОНИМАНИЮ ВСЕЛЕННОЙ *

ЗАКОН ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПРИРОДЫ

12 Следующая ⇒

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных