ТОР 5 статей: Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы КАТЕГОРИИ:
|
Василий Теркин помог
Однажды я сидела на своей верхотуре, разложив вокруг все свои причиндалы. На коленях – сложенная телогрейка, на ней – фанера. Это мой рабочий стол. Вокруг огрызки карандашей, обмылки красок, тушь... Все мое богатство, все утешение! Как раз я только что закончила акварель в четверть листа ватмана – копию картины Юрия Непринцева «Отдых после боя». Она мне очень нравилась. На фоне заснеженных перелесков, где расположились закамуфлированные орудия, Василий Теркин что-то рассказывает группе бойцов. В картине нет ничего ходульного, нарочито героического! Все до предела естественно, полно жизни: скрытые в кустах орудия, грустное лицо легкораненого танкиста, беззаботно хохочущий паренек и немолодой уже солдат, хлебающий из котелка свой обед и все же прислушивающийся к рассказу Теркина. Но лучше всех сам Теркин – некрасивый, с расплывчатыми чертами лица и носом картошкой. Все в нем до предела человечно, живо! (Теперь уже полностью утрачено чувство жизненности в произведениях искусства. У советских людей в изображении современных художников испепеляющий взор, аскетические складки плотно сжатых губ, на щеках желваки, как у собаки, которая хочет укусить. Все пропитано ненавистью и твердой решимостью обязательно убить ненавистного врага.) Я с огромным удовольствием и, наверное, поэтому весьма удачно нарисовала эту сценку. Она мне до того нравилась, что я, любуясь ею, продолжала то тут, то там подправлять отдельные штрихи. Увлекшись, я не заметила, как в наш барак вошла группа военных. Неожиданный вопрос вернул меня с Парнаса на землю, вернее на верхние нары. – Это что, больная? От неожиданности я вздрогнула. Передо мной стоял генеральского вида военный в серой папахе и в шинели с золотыми погонами. – Нет, я здорова. – Отчего не на работе? И кто разрешил заключенной иметь в бараке недозволенный материал? – Я... не заключенная... – не совсем уверенно сказала я. – Как это так? Объяснитесь! Кратко и точно, не без некоторого юмора отвечала я на его вопросы, ничего не пытаясь смягчить или скрыть. Он заставил меня уточнить некоторые факты и даты. Что-то даже велел записать. Затем они повернулись и ушли, но с полпути он вернулся. – Все же покажите, что вы там изобразили? Я ему протянула уже вполне законченный рисунок. – О, да это замечательно! «Отдых после боя» Непринцева. А вы говорите, работали шахтером, а затем грузчиком. Почему не художником? – Потому что я не художник. А «художником» в кавычках быть не хочу. Шахтером я была без кавычек. – Но вы так хорошо, так живо это изобразили! Нет, правда, этот Теркин мне очень нравится! – Я очень рада. А если он вам нравится, то возьмите его себе. – Как, вы мне отдаете эту акварель? И вам не жаль? – Чего там жалеть, захочу – еще раз нарисую. Это доставляет мне удовольствие. – Ну что ж, спасибо! – сказал он, свертывая бумагу в трубочку. – Желаю вам поскорее выйти на волю!
С этими словами он повернулся и вышел из барака к своим компаньонам, топтавшимся в снегу за порогом. Я была довольна: мое детище досталось любителю. «Водораздел»
На следующий день меня вызвали в УРО – на освобождение. Уж не Теркин ли был тому причиной? Если верить Твардовскому, добрый мужик был Василий! Сам не унывал и других из беды выручал. Следует ли удивляться той роли, которую он сыграл в моей судьбе? В шахте, где я еще проработала семь с половиной лет, я могла десять раз погибнуть, а в нарымской тайге – дожить до глубокой старости. Все могло быть… Но именно этот день был водоразделом в моей жизни! Потекла моя жизнь по нелегкому, опасному пути, через множество водоворотов и порогов, но привела к величайшей награде, которую могла мне подарить судьба. Я нашла свою мать, и последние годы своей жизни моя старушка прожила со мной счастливо. Мы жили вдвоем в своем доме, обеспеченные моей пенсией, заработанной в шахте. Попади я тогда в нарымскую тайгу, всего этого не было бы. Даже если после смерти Сталина и отмены ссылки я смогла бы куда-нибудь податься и устроиться где-нибудь в колхозе, то работала бы за трудодни и волокла за собой свое прошлое. Ведь именно шахта сняла с меня судимость, а вместе с ней 39-й пункт, закрывающий мне доступ в город. Этот день был решительным в моей судьбе! Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:
|