Афон в составе Греции

Принятая в мае 1924 года Священным Кинотом «Уставная Хартия Святой Горы Афонской» («Новый канонизм»), законодательно признанная Грецией в 1926 году, не была подписана представителем Пантелеимонова монастыря, хотя в 1940 году Пантелеимонов монастырь согласился исполнять её предписания как действующего государственного законоположения^[4].

В годы Второй мировой войны Священный Кинот Святой Горы направил Адольфу Гитлеру письмо с просьбой сохранить монастыри от разрушения. В результате ни один из монастырей Афона во время оккупации не пострадал и не лишился своего самоуправления^[5]. В 1942 году Священный Кинот от имени 3200 афонских монахов выразил благодарность немецким властям за их религиозную политику^[6]

Закон Греции 124/1969 (в 1969 году) отнимал у монастырей права самоуправления и давал полномочия губернатору, что вызвало сильные протесты как на Афоне, так и у руководства поместных Церквей.

В июне 1963 года торжественно праздновалось 1000-летие монашества на Афоне; в торжествах принимали участие предстоятели ряда поместных Церквей.

Древнейший из 20 монастырей, расположенных на полуострове, Лавра, был основан в 963, а позднейший, Ставроникита, — в 1542 году.

На Афоне на протяжении его истории подвизались монахи (святогорцы) различного происхождения. Монастыри знали периоды расцвета (конец XIX века) и упадка (сокращение численности братии на протяжении большей части XX века). Минимальное число насельников Святой Горы было зафиксировано в 1971 году (1145 человек), после чего наблюдается неуклонный рост.

С последней четверти XX века, после демократизации Греции и включения Афона в список всемирного наследия ЮНЕСКО, наблюдается новый подъём как чисто туристического, так и религиозного интереса к Афону.

Прежде чем рассматривать историю архивов Византийской церкви указанного периода, следует хотя бы кратко осветить существовавшие ранее архивы Константинопольской патриархии и рассказать об их персонале. Основой организации христианской церкви являлись епископаты, а после IV Вселенского собора (451 г.) и патриархаты. При патриархе Константинопольском, как и при императоре, состоял ряд служащих (великий протонотарий, великий ипомниматограф, логофет, иеромнимон и др.), в чьем ведении находились делопроизводство патриаршей канцелярии, библиотека и архив. Важнейшим было ведомство хартофилакса (именуемого также «великий хартофилакс» или «хартофилакс Великой церкви», т.е. храма Св. Софии). Первые упоминания о нем относятся к VI в. Обязанности хартофилакса заключались в управлении патриаршим архивом (акты соборов, переписка с другими патриархами и пр.). Помимо текущей переписки хартофилакс заведовал сакелой – хранилищем патриаршего архива, являвшимся одновременно и сокровищницей.

Участниками VI Вселенского собора (680 г.) проводилась проверка достоверности огромного количества документов и текстов. Противники православия в поддержку своих взглядов часто приводили цитаты из не вполне соответствовавших принятым версиям важнейших церковных трудов. Защитники же православия нуждались в доказательствах того, что они взяты из «исправленных» (урезанных или, наоборот, дополненных, по сравнению с оригиналом) сочинений. Разумеется, источниками таких доказательств могли служить только архив и библиотека патриарха. На протяжении всего обсуждения вопросов веры хартофилакс предоставлял в распоряжение императора и участников Собора аутентичные копии актов предшествовавших соборов, труды отцов церкви, регистры патриаршей канцелярии, различные документы и грамоты. Так, когда папские легаты пожелали лично сопоставить заподозренные в искажении тексты с копиями, предъявленными патриархом, хартофилаксу пришлось принести клятву в том, что копии полностью соответствуют оригиналам и иных копий в патриаршей библиотеке не имеется. На последующих заседаниях Собора хартофилаксу вменялось в обязанность предоставление писаний лиц, подозреваемых в ереси. Ко времени проведения Собора в 869 г. хартофилакс становится уже одним из наиболее высокопоставленных чиновников в администрации патриарха; он объединял в своем ведомстве все прежние церковные службы (кроме тех, что имели исключительно священнические обязанности), рекомендовал патриарху кандидатов на церковные и монастырские должности. Особенно убедительным подтверждением высокого положения и широких полномочий хартофилакса в этот период служат исполняемые им функции официального посредника между патриархом и духовенством: «хартофилакса и патриарха можно уподобить Аарону и Моисею»^[9].

В X–XV вв. хартофилакс оставался правой рукой патриарха, его помощником и представителем в округе, надзирал за порядком столичного духовенства и мирян столицы, являлся «представителем закона» во всех разбираемых синодом судебных делах. Конечно же, хартофилакс по-прежнему исполнял свои обязанности хранителя документации Константинопольской патриархии, руководя также канцелярией, подготовкой официальных документов (которые, кстати, он имел право подписывать в отсутствие патриарха) и регистрацией актов синода^[10].

Патриаршая канцелярия считалась образцовой по уровню организации делопроизводства. В подчинении хартофилакса находился большой штат служащих (писцов и нотариев); так, во время патриаршества Филофея (1353–1354 и 1364–1376 гг.) в его канцелярии трудились 40 писцов. Вероятно, она выполняла некоторые функции императорской канцелярии; во всяком случае, в регистрационной книге – «священном кодексе Великой церкви» значатся документы, выданные императорской канцелярией. Например, император Михаил VIII Палеолог приказал внести в регистр, который вел хартофилакс Великой церкви, выданную Феодору Скутариоту жалованную грамоту^[11]. Так или иначе, но благодаря выполнению ведомством хартофилакса своих обязанностей до нашего времени дошли тексты многих императорских актов (хрисовулов), оригиналы которых утеряны. Документы в архиве патриархии хранились, по крайней мере, в течение нескольких десятилетий.

Византия славилась множеством монастырей – как крупных и богатых, так и совсем мелких, насчитывавших двух-трех монахов. По свидетельству новгородского архиепископа Антония, число монастырей при императоре Мануиле I (1143–1180) достигало 14 тысяч. Монастыри были императорские, ставропигиальные (патриаршие), епархиальные, частные, независимые. Для Византии характерны два типа монастырей: сельский
(в глухих районах Египта, Сирии и Палестины, Каппадокии, с IX–X вв. – монастыри на горе Афон) и городской (например, константинопольские монастыри, и в особенности Студийский). Монастыри ведали общественной благотворительностью – руководили больницами и странноприимными домами, помогали бедным, устраивали школы.

В крупных монастырях имелся определенный штат служащих, в том числе эконом (отвечал за монастырское хозяйство), хартофилакс (ведал монастырской документацией), библиофилакс (заведовал монастырской библиотекой), скевофилакс (хранил священные реликвии и церковную утварь). Впрочем, последний часто выполнял и обязанности хартофилакса и библиофилакса, так как документы и книги обычно находились в одном помещении с ценностями, драгоценными и священными предметами, церковной утварью.

Византийские монастыри являлись не только религиозными, но и образовательными центрами. Сам факт основания монастыря означал обычно и устроение монастырской библиотеки с рукописными книгами (манускриптами), необходимыми, в первую очередь, для богослужений. Известные монастыри имели собственные наиболее обширные по содержанию библиотеки, а также скриптории для копирования манускриптов.

Греческий исследователь К.Стекос выделяет три типа монастырских библиотек: библиотека кафоликона (центрального собора монастыря), «архив-библиотека» и личные библиотеки монахов. Библиотека кафоликона – «базовая», основная библиотека монастыря, содержала определенный набор богослужебных манускриптов. Традиционно они помещались во внешнем притворе кафоликона, где обычно располагался и скевофилакий. Одним из основных источников пополнения монастырских библиотек служили личные книжные собрания монахов. Это были библиотеки не столько рядовых монахов, сколько образованных настоятелей, а также высокопоставленных деятелей, в том числе императоров, пожелавших окончить свои дни в монашеском чине. С собою в монастырь они брали и какие-то свои любимые книги, затем передававшиеся, как правило, в монастырскую библиотеку.

В сравнении с Западной Европой, где на протяжении веков монастыри являлись практически единственными островками культуры, в Византии не одни лишь монастыри были центрами хранения документального культурного наследия античности. Сохранение этих памятников «было в Византии делом государственной власти и тесно связанного с ней слоя интеллектуалов». Однако и монастыри в Византии сохраняли труды по философии, риторике, математике и т.д. Известный византийский ученый IX в. Лев Математик вспоминал: «Грамматикой и поэтикой я овладел, будучи в Константинополе, а риторикой, философией и наукой о числах – на Андросе. Там я встретил одного мудреца, от которого перенял начала и некоторые положения, но, поскольку чего хотел не нашел, принялся бродить по острову, посещал монастыри, выискивал и добывал пылящиеся там книги и, усердно изучая их на гребнях гор, дошел до вершин знания...» Более современным подтверждением богатства и разнообразия рукописных собраний византийских монастырей могут служить сохранившиеся до нашего времени монастырские библиотеки горы Афон.

Документы монастырских архивов повествуют о том, что многие монастыри были земельными собственниками. Так, акты небольшого монастыря Св. Андрея неподалеку от Фессалоники отражают динамику роста его землевладений. Первый из актов (897 г.) рассказывает о получении монастырем владения некоей вдовы Георгии и ее детей, но уже документы X в. удостоверяют приобретения, сделанные у крупных светских собственников и казны. В большем количестве сохранились документы, свидетельствующие об административно-хозяйственной деятельности монастырей на Афоне.

Для любого земельного собственника в империи было жизненно необходимым обладание письменными подтверждениями законной принадлежности ему владений, связанных с ними привилегий и т.п., – ведь лица, не располагавшие подтверждениями своих имущественных прав, могли лишиться их в ходе земельной тяжбы или по результатам государственной ревизии. Так, проводившие ревизию в обители Павла Латрского государственные чиновники требовали предъявления актов на владение имениями и «немногими париками», те же имения и парики, на которые не имелось необходимых документов, должны были отойти казне. О проведении государственных ревизий поместий сообщает и Феофилакт Болгарский.

В монастырском архиве обычно хранились подлинники и копии императорских хрисовулов, подтверждавших права монастыря на земли и угодья; вкладных грамот от лиц, постригшихся в монашество и жертвовавших при этом земли и угодья монастырю; духовных – по которым имущество завещалось данному монастырю; дарственных, купчих – передававшихся монастырю вместе с имуществом; меновых – на мену землями и угодьями с соседними землевладельцами; межевых – по ограничению и разграничению монастырских владений; судебных решений о правах на имения в пользу монастыря; описей (бревионов) монастырского имущества и прочей документации.

Помимо материалов, относящихся к монастырскому имуществу, в архивах монастырей довольно часто содержались документы, отражающие операции с имуществом мирян. Когда какое-либо имение оказывалось во владении монастыря, например, по наследству, то закреплявший данный факт документ, как правило, объединяли с прочей документацией по этим землям, что в будущем могло понадобиться при возможных спорах и судебных разбирательствах. Так, в архиве Великой лавры на Афоне хранятся документы о дарованных жившему в конце XI в. военачальнику Льву Кефале императорских привилегиях, которые перешли монастырю вместе с полученными в наследство от потомков военачальника землями. Могло случиться, что ушедший в монастырь человек приносил с собой и свои личные бумаги, которые передавались в архив монастыря. Именно так султанский берат 1483 г., утвердивший патриарха Симеона в данной должности, оказался в архиве Ватопедского монастыря, где патриарх провел свои последние годы. Данный акт не имел ни юридической силы, ни какого-либо практического значения для монастыря. Однако, перестав действовать вместе с отставкой получателя, он представлял ценность как исторический источник. Таким образом, наличие в архивах византийских монастырей документов разнообразного происхождения и содержания делает их собрания важными и незаменимыми в исследованиях практически во всех областях византийской истории.

Исследователь отмечает и довольно высокий уровень сохранности документов в церковных и монастырских архивах, в отличие от выданных отдельным частным лицам документов на владение имуществом, которые «были гораздо больше подвержены всяким случайностям бытия, а утратив через несколько поколений свою практическую ценность в глазах наследников, они вообще имели мало шансов “пережить века” – одна из наиболее веских причин того, что до нас от них дошли лишь единицы». Большая часть подобных документов сохранилась именно в составе монастырских архивов.

Довольно интересно и другое наблюдение – стремление собственников, в том числе и «коллективных» (монастыри), приобретших каким-либо способом (покупка, дарение, наследование и пр.) недвижимость, добиваться на нее императорской жалованной грамоты, хранившейся особенно тщательным образом, зачастую отдельно от иных документов и рукописей. Так, Порфирий Успенский отмечает, что «в некоторых православных монастырях Востока, и преимущественно в Афонских, есть тайники,наполненные богатейшим сокровищем для науки. Там в саккулах, по-нашему сказать, в мешочках, тщательно берегутся неоцененные свитки с письменами то жемчужными, то кудрявыми, то парчовыми, с ликами святых, с портретами царей и цариц, деспотов, деспотиц и их детей, с собственноручными их подписями, с рисованными цветами, с печатями из золота, свинца, из ярого воска и сургуча».

В то же время «первичные документы (купчие, дарственные и т.д.) становились не столь ценными и, возможно, даже уничтожались». Показательно, что около 40 % всех сохранившихся византийских документов – именно императорские хрисовулы. Объясняется это, очевидно, тем, что в Византийской империи «в условиях симбиоза церкви и государства обожествлялась не только императорская власть, но и распоряжения конкретных императоров рассматривались как божественные. Соответственно императорские пожалования, содержащие передачу частному лицу или монастырю прав собственности, трактовались как божественные и святые законы».

Обращаясь к практике описания документов в монастырских архивах, следует упомянуть такой примечательный источник, как составленный в 1200 г. при игумене Арсении каталог архива Патмосского монастыря Св. Иоанна Богослова, который сам по себе весьма интересен, хотя и не позволяет с уверенностью говорить о достаточно распространенной практике раздельного хранения текущей и архивной документации. Составлено было, собственно, два каталога: первый, не дошедший до нашего времени, содержал опись актов, «сохранявших свою практическую ценность в глазах монастырских властей», второй – опись вышедших из употребления документов, признанных бесполезными, изъятых из архива и содержащихся в мешках и связках. Однако, по всей видимости, Патмосский каталог – уникальное явление. Опись имущества монастыря Богородицы Милостивой в Струмице должна лучше демонстрировать распространенную практику создания описей документов. В данной описи перечисляется все движимое имущество учреждения: иконы («украшенные» и «неукрашенные»), книги, священные одеяния и покрывала, подсвечники, лампы и прочие светильники. И здесь же идет список императорских хрисовулов и иных официальных документов, имеющих отношение к имущественным правам монастыря, из которых лишь восемь полностью или частично сохранились вместе с описью и типиком. Опись предваряется довольно обширным разделом, где приводятся обоснования необходимости, а также правила ведения описей монастырских имуществ, взятые из постановлений соборов, церковных канонов, кодекса Юстиниана и т.п.

Вполне конкретные представления об организации хранения и использования документов в те времена мы можем получить по своеобразным инструкциям для хартофилаксов, содержащимся в монастырских типиках. Так, в «диатаксисе» (завещании-уставе) Михаила Атталиата (март 1077 г.) для основанного им в Константинополе небольшого монастыря Христа Всемилостивого в разделе «О документах» содержатся следующие указания: «Акты касательно недвижимых имуществ, которыми владеют мой монастырь и мой приют, как и подлинник хрисовула, должны храниться в шкафах, расположенных или в скевофилакии монастыря, или же в другом надежном помещении. Каждый из шкафов снабжается двумя ключами, один из которых находится в ведении моего преемника, а второй – эконома, если нет игумена. Шкафы должны опечатываться и моим преемником, и монахами, а когда возникает потребность в каком-либо акте, то открывать их и вынимать нужный документ следует всем вместе. Ту же предосторожность следует соблюдать и в отношении всего остального. Затем, когда дело улажено, документ снова кладется туда, откуда его взяли. Три раза в году документы нужно разворачивать и отряхивать, и снова все с той же предосторожностью. Кроме того, все акты должны быть списаны в регистре, чтобы с одного взгляда было видно, сколько и каких актов имеет каждое владение. Ибо все, слава Богу, что я приобрел, я приобрел с помощью законных и в высшей степени надежных сделок, скрепленных документами, добросовестно, не нанеся вреда фиску, не нарушив закона, – свидетель тому Бог. И разбираясь в любом деле, относящемся к моим владениям, преемники благочестивых домов всегда смогут найти тот акт, который окажет им надежную помощь в отношении искомого». В том же документе говорится об обеспечении сохранности и использовании наиболее ценных документов: «Оригинал типикона надлежит опечатать и спрятать. Его полную копию надлежит использовать вместо него и читать три раза в год... Но если возникнут сомнения насчет правильности какого-либо слова в копии, тогда следует открыть оригинал, и когда, по сличении написанного, установится сходство текстов, оригинал должен быть заперт снова и опечатан вверху; и он должен содержаться в безопасном месте, а копия использоваться как обычно».

Похожие сведения имеются и в типике (1110 г.) столичного монастыря Богородицы Благостной (Кехаритомены), основанного императрицей Ириной Дукеной. В разделе об обязанностях монахини, в ведении которой находился архив, говорится о том, что она «получит вместе с описью все писанные на бумаге акты монастыря и будет хранить их со всей тщательностью, чтобы они не были изъедены молью. Если же возникнет нужда в каком-либо документе, то, по указу кафигуменьи, она принесет и вручит требуемый документ, сделав помету, что это за документ и кто его получатель, а по прошествии нескольких дней напомнит о нем кафигуменье, потребует вернуть вынутый, как было сказано, документ и не даст ему потеряться». В типике («Ипотипосисе») основателя Патмосского монастыря Св. Иоанна Богослова Христодула, составленном на Патмосе в 1091 г., также говорится о том, что «экклесиарх должен принять по описи и с прилежанием хранить книги и документы монастыря, как и другое имущество церкви»^[43].

Меньшиков говорит о том, что основатели монастырей отчетливо понимали всю важность сохранения типиконов, имущественных актов, данных императором привилегий и иных ценных грамот. Но, пожалуй, еще большая предусмотрительность в отношении ценнейших монастырских документов проявляется в уставе монастыря Св. Маманта в Константинополе, составленном Афанасием Филантропином. В нем указывается, что было изготовлено три копии типикона и бревиона, оригиналы же для большей сохранности поместили в императорский монастырь Христа Человеколюбца. В приложенной к типикону симиоме (судебном решении) содержится подробнейшая запись процесса передачи этих ценнейших документов, формально исключавшего возможность каких-либо злоупотреблений (в том числе и при участии игумена и обитателей монастыря, которые «могли подвергнуться давлению» сторонних правопритязателей).

В главе 9 того же устава после описания обычных обязанностей скевофилака следует формула, в целом повторяющая инструкции уже упомянутого типика монастыря Богородицы Кехаритомены; подобный фрагмент содержится и в составленном в 1162 г. уставе Никифора Мистика для монастыря Богоматери Гелиу Бомон («Алтарь Солнца»).

Итак, нами рассмотрены история, организация и состав архива и библиотеки Константинопольской патриархии, происхождение должности хартофилакса Великой церкви и его обязанности как хранителя патриарших книг и документов, названы принципы хранения и использования документов в монастырских архивах, а также лица, отвечавшие за сохранение, и их обязанности. Не вполне проясненным остался вопрос существования каталогов и описей архивных документов как утвердившейся и распространенной практики, хотя отдельные примеры и подтверждения тому имеются.

Меньшиков подчеркивает, что появление подробных, глубоко проработанных уставов (завещаний) относится в основном к XI – началу XII в. Еще со времен Василия I (867–886 гг.) широко распространена практика предоставления харистикия (права на управление и получение дохода с монастырских имений); однако нередко и сами настоятели монастырей отдавали принадлежавшие их монастырям имения в управление светским лицам. Указанный же период в истории монастырей отмечен приобретением многими из них финансовой и административной независимости от внешних управителей, нередко недобросовестных и алчных, а основным и фактически единственным обеспечением этой независимости служили архивные документы монастыря.

В целом можно утверждать, что делопроизводство и организация хранения документов в Византии находились на достаточно высоком уровне. Принадлежавшими церкви документохранилищами зачастую пользовались и частные лица-миряне. По всей видимости, степень сохранности документов в архивах монастырей и церквей была более высокой, нежели у светских лиц.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: