Эндрю Дж. Вайнштейн, доктор медицины 13 страница

Жена: Это значило бы покинуть дом, рискуя пробудить мой экзистенциальный страх перед контактированием с людьми в своей области.

Психотерапевт: А что может при этом случиться? В чем именно заключаются ваши ночные кошмары — что самое худшее может случиться?

Жена: Что люди не будут меня слушать или я каким-то образом почувствую себя совершенно ничего не значащей. Может быть, я могу чувствовать себя великой поэтессой, если не пойду и не проверю это.

Психотерапевт попросил ее сделать вид, что она читает свое стихотворение, а остальных — выразить негативную реакцию. Она закончила чтение словами: “Это ужасно — обнаружить, что ты всего лишь одна из толпы”.

Психотерапевт: Я вполне могу это понять. Вам лучше вернуться назад и держаться возле своего мужа.

Жена: [Поступая именно так] У меня накопилась к нему масса претензий, поскольку я чувствую, что он сдерживает меня. Я чувствую, что его депрессия нарастает, и меня беспокоит то, каким образом его можно изменить — вот так!

Психотерапевт: Вы чувствуете, что для вас безопасней и проще остаться и попытаться изменить его, вместо того чтобы идти на риск и читать свои стихи? (Жена соглашается.)

Далее психотерапевт попросил ее изобразить, что, по ее представлению, могло бы случиться, если бы она применила свою рогатку.

Жена: Это ведение своей собственной жизни и преследование своих собственных интересов и есть то, что он воспринял бы как оружие, каким-то образом обращенное против него.

Психотерапевт: Вы чувствуете, что ваше секретное оружие — это ваша самореализация?

Жена: Да, и оно могло бы каким-то образом уничтожить его.

Муж выразил свое удивление тем, как жена воспринимает его, отрицая какую-либо негативную реакцию на ее стремление к самореализации. “Я был бы очень счастлив, если бы увидел, что ее литературная работа принесла ей успех”.

Психотерапевт спросил жену, когда муж становился великаном в их повседневной жизни, и она ответила: когда он критиковал ее или впадал в депрессию. Он приводил ее в отчаяние своим ворчанием, жалобами и разнообразными программами преобразования, а когда она не выполняла его требований, он впадал в депрессию.

После этого продемонстрировать свою фантазию должен был муж.

Муж: Она обнажена. Я гаучо — типа Рудольфо Валентино. Мы движемся, образуя полукруг, вращая друг друга в своего рода тан­це, как японские борцы. (Они осторожно вращают друг друга.) Она не знает, что я собираюсь делать. Я заставляю ее быть настороже.

Психотерапевт: Вы управляете танцем?

Муж: Да, верно, очевидным образом.

Психотерапевт: Как вы им управляете?

Муж: Я могу менять направление... Да, это и есть управлять, я веду. (Он пытается приблизить ее к себе, идет мимо нее, меняет направление, внезапно совершает полный оборот.)

Психотерапевт: Значит, ей все время приходится быть настороже?

Муж: Да, да.

Психотерапевт: И в любой момент вы могли бы схватить ее?

Муж: Идея танца не в этом. Я совершенно захвачен этой игрой, которая ничего общего не имеет с моей реальной жизнью. Речь идет о придуманной игре, и я на самом деле очень ею захвачен.

Психотерапевт: Покажите, что произойдет, если вы проиграете и руководить начнет она.

Муж: (Обращаясь к жене.) Не переставай двигаться по кругу, и тогда вместо того, чтобы уйти от меня, тебе придется прийти ко мне; или продолжай по-прежнему отступать. (Она захватывает инициативу и начинает преследовать его. Он сильно удивлен и смеется.) Я хочу сказать: “Прекрати, что ты делаешь? Это моя игра! Это я Пид Пипер[9], под дудку которого все должны плясать. Я не хочу играть. Это мой бал.

Психотерапевт спросил мужа, в какой момент их повседневной жизни он испытывает наибольшую потребность управлять танцем, и он заявил, что это бывает, когда жена становится совершенно несобранной — разбрасывает свою одежду и бумаги по всей квартире, целыми днями накапливает на кухне горы немытой посуды, забывает о важных встречах, от которых многое зависит для них обоих, и поступает так, как будто она уже на седьмом небе.

Психотерапевт: Что она стала бы делать, если бы сама за все отвечала? Покажите нам свой ночной кошмар.

Муж: Ну, это вообще не поддается никакому описанию! Если мы делаем то, что она хочет... если вести будет она, я недостаточно уверенно себя чувствую, чтобы за ней следовать. Мы никогда не придем к тому, к чему нам суждено прийти — к той жизни, что была у моих родителей, к жизни среднего класса, где все на своих местах, все аккуратно и в полном порядке, и вся жизнь расписана наперед. Когда заранее знаешь о том, что с нами будет, когда нам исполнится 65. Но я думаю, что она, возможно, права и ее инстинкты вполне подходят для того, что она преподносит нам как определенный образ жизни. Но по-настоящему я не верю, что мог бы быть счастлив.

Далее психотерапевт попросил их установить этот образ жизни и изобразить нам какую-либо его картину. Он усадил их обоих на пол со скрещенными ногами.

Муж: Вот собрались несколько друзей. Мы не беспокоимся ни о завтрашнем дне, ни о том, что нам нужно платить за квартиру. Мы просто хорошо проводим время, беседуем, пьем, едим и ни о чем не беспокоимся. Все те проблемы, что сваливаются на меня ежедневно, абсолютно меня не волнуют. Я не беспокоюсь ни о том, что нужно платить за квартиру, ни об оплате телефонных счетов, ни о том, что дочь нужно учить в школе, ни о своей работе, потому что Хита обо всем этом не беспокоится. Мы хорошо проводим время и наслаждаемся каждым днем.

Психотерапевт: И это ваш ночной кошмар? (Смех.)

Муж: Мой ночной кошмар в том, что я не верю, что это могло бы быть так хорошо.

Психотерапевт: Но иногда вам хотелось бы уйти с Хитой в этот другой мир?

Муж: Да, умом я знаю, что она права. Но я чувствую, что в ре­зультате мне, может быть, придется просить милостыню на улице.

На основе двух этих хореографий психотерапевт разработал следующую гипотезу: центральным вопросом, вокруг которого организуется борьба за власть, является противостояние управления и творчества, где муж занимает позицию того, кто руководит, а жена — позицию того, кто творит. Но их позиции преисполнены неопределенности, противоречий и иллюзий. Муж, как великан и Пид Пипер, руководит только с виду, поскольку его руководство зависит от того, позволяет ли ему жена вести себя. Жена, как Давид, только с виду держит в руках разящее оружие, поскольку ее рогатка самореализации оказывается бесполезной. Она не может убить того, кого “все время нужно подбадривать”.

Ее рогатка становится бесполезной также из-за ее собственного “экзистенциального страха” перед опасностью открыть, что она “всего лишь одна из толпы”. Гигантизм ее мужа не позволяет ей признавать оправданность этого страха. Точно так же, как ее творческая неорганизованность не позволяет ее мужу взглянуть в лицо своему собственному страху перед тем, что он может стать творчески неорганизованным.

Когда противоречия и скрытые планы и намерения становятся очевидными, правильным подходом будет определение взаимных позиций как выполняющих необходимую друг для друга функцию и проведение предшествующего изменению тестирования, которое определяет способность каждого из супругов отказаться от своей функции.

Психотерапевт сказал супругам, что изменить ситуацию будет чрезвычайно сложно, поскольку они сохраняют иллюзии друг друга. Муж сохранял в неприкосновенности иллюзию жены о том, что ее рогатка самореализации может уничтожить его, поскольку знал, что в противном случае ее страх оказаться “одной из толпы” может оправдаться. Для того, чтобы защитить ее от этой опасности, муж руководил танцем с помощью своей критики и депрессии.

Жена сохраняла в неизменном виде иллюзию своего мужа о том, что он великан и Пид Пипер, так как знала, что удерживает его от внезапных порывов отказаться от ценности своих родителей и последовать за ней в неизведанный мир непредсказуемости и удовольствий. Она оберегала его от необходимости справляться со своими порывами выбраться из привычной колеи тем, что ему постоянно приходилось противодействовать ее собственным порывам. Было проведено предшествующее изменению тестирование: для того чтобы узнать, способен ли каждый из них отказаться от своей покровительственной позиции, им необходимо было провести эксперимент. Мужу следовало выбрать один из дней, когда он не был в депрессии и не критиковал свою жену, и пронаблюдать, будет ли у нее проявляться “экзистенциальный страх”. Если да, то ему следовало немедленно занять ее внимание такой безутешной депрессией, чтобы она могла избежать столкновения с этим страхом. Жене необходимо было выбрать день, когда бы она соблюдала во всем порядок, и пронаблюдать, проявятся ли у мужа порывы к приятному времяпрепровождению. Если да, то ей сле­довало вновь “воспарить на небеса”, чтобы ему опять пришлось ее организовывать и таким образом забыть о своем порыве. Это определило бы позицию каждого как служащую другому, и таким образом они уже не могли бы восприниматься как не связанные между собой.

На следующем сеансе муж заявил, что он не был ни в критическом настроении, ни в депрессии в течение целой недели, и если это и вызвало экзистенциальный страх его жены, то не проявилось очевидным образом. Она начала писать, извлекла одну рукопись со дна самого нижнего ящика и отправила ее в издательство. Он еще раз повторил, как был бы счастлив, если бы она добилась успеха в своем литературном творчестве.

Жена подтвердила впечатление своего мужа о том, что ни его новое поведение, ни ее творческий порыв не вызвали у нее нервозного состояния. Фактически она испытывала восторг. Но она сообщила, что ее организованное поведение и в самом деле вызвало у мужа порыв к приятному времяпрепровождению. Он согласился с ее выбором места проведения отпуска, хотя и считал его слишком экстравагантным. Муж заявил, что еще предстоит посмотреть, возникнет ли у него в связи с этим нервозное состояние.

Психотерапевт отнесся к этому настороженно, предупредив, что еще слишком рано говорить, смогут ли они быть терпимыми к изменениям друг друга. Они получили указание и далее следовать в данном направлении, но постоянно внимательно следить за реакцией другого.

С мелкими отступлениями, изменение неуклонно продолжалось вплоть до седьмого сеанса, на котором муж пожаловался, что его жена опять вернулась к своим былым привычкам. Она разбрасывала свои бумаги по всей квартире, замусорила всю спальню, не давала ему уснуть, до поздней ночи печатая на машинке, и вновь стала совершенно неорганизованной. Жена упрекала мужа в том, что он все критикует, пребывает в мрачном расположении духа и постоянно на нее ворчит. Психотерапевт истолковал их поведение как попытку вновь защитить друг друга, но жена без обиняков заявила, что она больше беспокоилась о себе, чем о своем муже. Она продолжала упорно писать и получила несколько благоприятных отзывов от литературных агентов и издателей. В данный момент ей приходилось противостоять своему собственному пониманию преуспевающей женщины, которая неизбежно должна быть “эгоистичной”, “холодной”, “самоуглубленной” и “бесчувственной”. Всю свою жизнь она боялась того, что если по-настоящему в чем-то преуспеет, то Бог ее покарает — ее ожидает трагическая участь. Она вполне допускала, что могла специально провоцировать своего мужа, чтобы он ее останавливал.

Когда психотерапевт предложил, чтобы у мужа возникла безутешная депрессия для того, чтобы его жена могла избежать своей ужасной участи, муж с горячностью отверг это предложение, заявив: “Это ее проблема, она сама и должна с ней справляться”.

Поскольку каждый из супругов весьма эмоционально отказался служить другому, психотерапевт с этим согласился и дал дифференцирующее задание. Теперь было ясно, почему Давид не мог пустить в ход свою рогатку самореализации. Давид был женщиной, а жена была убеждена в том, что женщина должна понести наказание за то, что она “эгоистична”.

Для того чтобы напрочь развеять это убеждение, для жены был совершен ритуал, который вынудил ее разыграть действие в несколько утрированной форме. Поскольку она чувствовала, что должна заплатить за успех определенную цену, то ей следует за­платить ее еще на пути к успеху, и тогда у Бога не будет оснований взимать с нее эту плату в будущем. Каждый раз, когда она почувствует, что становится эгоистичной из-за своей литературной работы, ей следовало выплачивать штраф своему мужу. Этот штраф должен соответствовать степени ее эгоистичности. Поскольку она была убеждена в том, что достижения не только уничтожат ее, но и “придавят” мужа, ей следовало это как-то компенсировать, сделав нечто такое, что возвысит его за ее счет. Психотерапевт уверил ее в том, что данный “поперегонный” план расчетов был единственным способом облегчить ее вину за успех. Жена приняла это предложение весьма серьезно и согласилась выполнить это задание, от чего муж был в большом восторге.

В течение какого-то времени жена добросовестно выплачивала мужу штраф за свое творчество (готовила его любимые блюда, делала за него уборку в квартире, наводила за собой порядок, исполняла все его прихоти), но мало-помалу она начала восставать против такого положения вещей и на 11-м сеансе решительно заявила: “Мне все это уже порядком надоело. Почему я должна платить за то, что и так мое? А кроме того, я больше не чувствую себя в чем-либо виноватой”. Она не отступила от этой позиции, даже когда ее первая статья была опубликована в одном журнале.

На последнем сеансе хореография не исполнялась, поскольку группа позволила психотерапевту намного раньше использовать все ее возможностями. Однако в конце курса психотерапии стало очевидно, что позиции этой пары в противоборстве руководящего и творческого начала явным образом изменились. Жена возложила на себя ответственность за свои собственные достижения, и у нее больше не было нужды провоцировать мужа своей неорганизованностью, чтобы он ее останавливал. Поскольку депрессивное состояние и критицизм мужа перестали выполнять какую-либо функцию в данном взаимоотношении, они в значительной мере пошли на убыль.

Призрак и камень

Когда вмешательства не нацелены на решение вопроса, являющегося наиболее значимым для поддержания проблемы, изменение — если оно вообще происходит — бывает, как правило, периферийным или временным. Данная супружеская пара обратилась к психотерапии, потому что они предпочитали не касаться некоего болезненного вопроса и с большой неохотой пошли на риск нарушить равновесие в своих отношениях, занявшись им. Они оберегали гомеостатическое равновесие множеством различных способов — отрицая, упрекая, пускаясь в умственные рассуждения и запутывая психотерапевта не относящимися к делу подробностями. Довольно часто психотерапевт сосредоточивает свое внимание не на том, из чего проистекает основная проблема. Далее описывается именно такой случай.

Данная супружеская пара уже прошла шесть индивидуальных сеансов, прежде чем была включена в группу супружеских пар. На индивидуальных сеансах им было дано несколько заданий, которые не смогли вызвать устойчивого изменения, поскольку не были связаны с наиболее существенным вопросом. Хореография в группе супружеских пар дала ключ к ряду обоснованных вмешательств.

За несколько недель до первого сеанса муж признался жене в том, что в течение всех пяти лет их супружества вел тайную жизнь: каждое утро он шел в свой офис и там выпивал чашку кофе и выкуривал сигарету. Это было запрещено фундаменталистской религией, в духе которой они оба были воспитаны. То же самое муж делал, еще когда жил со своими родителями до женитьбы, но его жене об этом известно не было. Она вышла за него замуж, уверенная в том, что он столь же ревностно относится к своей вере, как и она сама.

За несколько месяцев до этого он прекратил ходить в церковь и заявил жене, что не знает, во что верит. Всю жизнь он делал вид, что верит в то, во что другие хотели, чтобы он верил, а теперь он захотел узнать, во что верит сам.

Муж был младшим из семи сыновей и был воспитан в доме, где никто никогда не посмел бы усомниться в устоях своей религии. Все шестеро его старших братьев пошли по пути праведности и в настоящее время принимали активное участие в жизни своей церкви. Хотя муж всегда свято следовал церковным канонам, в его душе начали зарождаться тяжелые сомнения, когда он был еще подростком, и с тех пор они выросли неимоверно. Рассказать о своих сомнениях для него было немыслимо, и поэтому он старался не давать им воли.

Когда он признался в своем безверии, жена оказалась в весьма затруднительном положении. Когда ему станет известно, во что он верит? И что ему станет известно? Захочет ли она провести с ним остаток своей жизни, если он покинет лоно церкви? Когда она настаивала на том, чтобы он принял решение, он чувствовал себя все в той же западне, в какой был всю жизнь. Когда она не настаивала на этом, она чувствовала себя в подвешенном состоянии и не знала, как к нему относиться.

Психотерапевт предположил, что вопрос религии является отражением какой-то проблемы их супружеской жизни, что муж поставил жену на место своих родителей в качестве наделенного властью лица, против которого он поднимал бунт, а жена эту позицию приняла. Психотерапевт сказал им, что вопрос религии является для них обоих слишком важным, чтобы его можно было решить в данный момент, и им следует дать себе отсрочку на три месяца, в течение которых ни один из них не будет думать. А тем временем психотерапевт поработает над другими проблемами их супружеских отношений, о которых они упомянули: над проблемой замкнутости мужа и фригидности жены. Жена относилась к сексу скорее как к некой обязанности, нежели к источнику радости и наслаждения, и в своих действиях была весьма небрежна. Она стеснялась своей фигуры, считая ее непривлекательной, и никогда не раздевалась в присутствии мужа. На вопрос о том, что могло бы на нее подействовать в сексуальном плане, она ответила, что не знает и никогда об этом не задумывалась. Она робко предположила, что если бы муж за ней поухаживал или хотя бы поговорил с нею перед тем, как ложиться в постель, то это, возможно, могло бы как-то помочь.

Они получили несколько простых поведенческих заданий по Мастерсу и Джонсон, касавшихся области секса и общения. Психотерапевт образно говорил о теле жены как о неисследованной стране и предложил им вместе исследовать, что доставляло ей наибольшее чувственное наслаждение. Это следовало проделать мягко, не спеша и без полового акта.

Поскольку чувство долга над женой больше не тяготело, а муж стал общаться с ней все чаще, проявляя при этом нежные чувства, жена незамедлительно на это отреагировала и, к удивлению и восторгу обоих, стала находить радость в сексе. Однако этот первоначальный восторг и увлеченность продолжались всего несколько недель, а потом чувство неловкости и отчужденности возникло вновь. Психотерапевт не соединил общение, секс и религию с основным вопросом взаимоотношений.

В группе супружеских пар муж хореографически изобразил сле­дующую фантазию: он видел свою жену как женщину, плывущую в тумане — в виде какого-то ускользающего призрака. Он пытался преследовать и схватить ее, но она всегда оказывалась чуть дальше его вытянутой руки. На вопрос, что могло бы произойти, если бы он все же схватил ее и повернул лицом к себе, он заявил: “Я хотел бы посмотреть на нее, и увидеть ее лицо, и дать ей возможность уви­деть меня”. На вопрос, какой самый большой страх он мог бы ис­пытать, схватив призрак, он ответил: “Если бы она действительно меня увидела, то побежала бы прочь и опять начала бы исчезать”.

Это высказывание послужило основой новой гипотезы. Муж боялся, что потеряет жену, если она когда-нибудь увидит его таким, каков он на самом деле. Он хотел, чтобы она знала о нем самое худшее и при этом была бы способна простить его. Он проверял ее тем, что курил сигареты, пил кофе и уходил из лона церкви, как будто спрашивая: “Будешь ли ты по-прежнему меня любить, если узнаешь, кто я таков”?

В хореографии жены она видела своего мужа стокилограммовым камнем. Она была осенним дождем, который мягко стучал по этому камню в надежде сдвинуть его с места. Она хотела, “чтобы он перестал быть камнем, а раскрылся и превратился в цветок”. Когда ее спросили, что было бы, если бы она нашла внутри камня нечто отличное от цветка, она ответила, что не знала бы, что ей делать. “Возможно, я бы испугалась и убежала”.

Жена подтвердила обоснованность имевшегося у мужа ощущения, что она боится увидеть его таким, каков он есть на самом деле. И если бы она не обнаружила внутри цветка, она могла бы раствориться в тумане. Пытаясь вскрыть этот камень, она использовала не молот и зубило, а моросящий дождь, — гарантируя невыполнимость своей задачи, — что подтверждало ее стремление уйти от прямого столкновения. В обеих фантазиях атмосфера тумана, мо­росящий осенний дождь и исчезающий призрак — все это предполагало уход от прямого ответа и стремление скрыться.

Что касается центральной темы саморазоблачения, то позиция мужа, похоже, сводилась к следующему: “Я хочу, чтобы ты меня видела”, а позиция жены была: “Я боюсь взглянуть”. Чем больше муж старался заставить жену посмотреть, тем больше она страшилась увидеть, а чем больше она страшилась увидеть, тем больше муж старался заставить ее посмотреть. В течение многих лет он, вероятно, по-разному пытался раскрыть ей свои “темные стороны”, но она передавала ему сообщение, что не сможет этого перенести. И теперь он вынужден был пойти на крайность, покинув лоно церкви и став неверующим.

Предшествующее изменению тестирование предоставило в распоряжение супругов структурированное и защищенное внешнее окружение, в котором они могли бы начать раскрываться друг перед другом. Психотерапевт сказал, что их проблема заключалась в том, что они не знали друг друга и не знали также, будет ли для них безопасно узнать друг друга, и на самом-то деле психотерапевт тоже не знал, безопасно ли это. Для того чтобы это можно было проверить, мужу следовало нашептывать на ухо жене какой-нибудь свой секрет каждый раз, когда она готовились отойти ко сну. Это должно было происходить в атмосфере, благоприятствующей секретам, — наедине, в интимной обстановке, при выключенном свете. Секретами могли быть любые сведения о его жизни, настоящей или прошлой, но они должны быть чем-то таким, чего она о нем не знала.

Жене не следовало давать ответ незамедлительно, а нужно было поразмыслить над тем, что рассказал ей муж, и следующей ночью дать ему знать, может ли она с этим согласиться. Затем ей следовало нашептать ему на ухо какой-нибудь свой секрет. Это позволяло мужу дать своей жене “увидеть” себя, но не сразу, а за несколько этапов, которые он сам мог контролировать. Жене это давало возможность узнавать его очень постепенно и размышлять обо всем без нажима. Подразумевалось также, что жена и сама могла иметь какую-то интересную скрытую жизнь.

На следующем сеансе жена описала свою первую реакцию на это задание как ощущение сильного страха и нежелание что-либо знать. Однако после того, как первый шок и отвращение прошли, она стала находить упражнение “интересным” и “забавным”. Эти секреты заинтриговали ее, и ей захотелось услышать “все кровавые подробности”. Их беседы стали продолжаться до глубокой ночи. Жена заявила: “Я почувствовала, что мой муж достаточно мне доверяет, чтобы поделиться со мной всем этим, и считаю, что каким бы отвратительным и возмутительным все это ни было, я по-прежнему принимаю его: и...в общем, главное... я узнала, что по-прежнему люблю его.

Предшествующее изменению тестирование показало, что эта супружеская пара способна реагировать на прямые вмешательства, и психотерапевт сказал им, что, по-видимому, для них вполне безопасно продолжать познание друг друга. Поскольку они собирались поехать в отпуск без своего ребенка, то это было бы идеальным временем для такого постижения. Для того чтобы избавиться от своего предвзятого мнения друг о друге, им следовало делать вид, что у них идет период ухаживания, и узнать друг друга, как это у происходит у людей, впервые испытавших взаимную любовь.

Когда они вернулись из отпуска, жена сообщила, что однажды во время раскрытия секретов она доверительно сообщила мужу о том, что всю жизнь лелеяла тайное желание напиться (весьма тяжкое прегрешение в их религиозной практике). Муж принес домой несколько бутылок шампанского, и они напились вместе. Муж был весьма этим потрясен и заявил: “Я всегда чувствовал, что она поставлена моим судией, и от этого я чувствовал себя неловко. После того, как мы вместе напились, я почувствовал, что мы с ней на одном уровне”.

Спустя несколько недель у жены появилось крайнее беспокойство в связи с драматическими изменениями в ее муже. В одной из отдельных групп жен она сообщила, что ее муж стал во всем именно таким, каким она хотела его видеть. Теперь он был к ней внимателен, много занимался с ребенком, стал проявлять любовь, теплоту и нежность. Однако: “Я просто не могу этого вынести! Целую неделю он был... он просто сидел и обожал меня. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, а он просто сидит и мне улыбается, и я не знаю... не знаю, что мне делать. Я вспомнила о том, что вы мне говорили о слишком быстром изменении, и начала с ним ссориться, а затем мне пришло в голову, не было ли это для того, чтобы как-то от него отойти, чтобы он перестал считать меня такой уж замечательной”.

Психотерапевт согласился: изменение происходило для нее слиш­ком уж быстро, но указал ей на то, что она сама нашла способ его контролировать — она всегда могла затеять ссору. Когда-нибудь в будущем она, возможно, почувствует, что для нее безопасно открыть мужу свой самый большой секрет: что ей пришлось пережить тяжелое время, стараясь сжиться со своим образом “замечательной”.

Супруги продолжили процесс узнавания друг друга, и чем больше они друг друга узнавали, тем сильнее возрастала их взаимная привязанность. Религиозный вопрос решился сам собой. Мужу поступило предложение от церкви занять один высоких постов, но он отклонил его, не чувствуя себя достойным. Однако это признание было для него крайне унизительным, и он стал готовиться к тому, чтобы когда-нибудь в будущем стать достойным. Он добровольно отказался от курения и употребления спиртных напитков.

В заключительной хореографии фантазия мужа была весьма сильно нагружена образами, указывающими на изменение их сексуальных отношений: “Мы либо камни, либо выброшенные на берег куски дерева, наполовину занесенные песком. Мы выглядываем наружу настолько, чтобы можно было видеть прекрасный океан. Волны набегают и разбиваются о нас — они постоянно накатываются и откатываются, накатываются и откатываются. И мы вместе наслаждаемся этим. Это очень умиротворяющее ощущение. Мне особенно нравится, когда меня ритмично накрывают волны.

По сравнению с его первой фантазией, где были туман и исчезающий призрак, эта фантазия несла в себе ощущение земной жизни и чувственных наслаждений. Он поймал призрак, и они вместе возлегли на ложе.

Фантазия жены разворачивалась в парке в ветренный солнечный день. Они были двумя шариками, связанными вместе одной ниткой: “Нас выпустили, и мы полетели. Ветер носит нас то вниз, то вверх, но мы связаны вместе. Это ощущение свободного парения”.

Разочарование от попыток вскрыть камень моросящим осенним дождем сменилось образом радости и свободы. Обе фантазии несли в себе ощущение удовольствия и родственности.

Опасность в лесу: Лиса и Сатир

Одной из наиболее распространенных форм сочетания позиций является такая, где есть преследующая жена и дистанцирующийся муж. Как правило, у обоих имеется проблема, связанная с потребностью в близости. Муж пытается решить свою проблему, эмоционально замыкаясь и уходя в себя, жена — обращая свои помы­слы на преследование мужа и пытаясь уговорить его открыться.

Иногда психотерапевт попадает в ловушку, присоединяясь к жене в попытках извлечь мужа из его раковины, однако в результате он сжимает ее створки еще плотнее. Поскольку он всю жизнь потратил на сопротивление усилиям тех, кто пытался извлечь его из раковины, — включая семью, друзей, матерей, сестер, учителей, жен, психиатров и всего общества в целом, — он выработал гениальные методы ухода от них. Более продуктивный подход основывается на принципе, изложенном в старинной присказке: если хочешь поймать белку, не гоняйся за ней по деревьям, а ляг с горстью орехов на солнышке и усни.

В приводимом далее случае инициатором курса психотерапии была жена, а муж с большой неохотой являлся на сеансы, занимая по отношению к психотерапевту ту же настороженную позицию, что и по отношению к жене.

Супружеская пара описала свою проблему в расплывчатых выражениях: “Мы всегда общаемся в двух разных плоскостях”; “Каждый раз, когда мы начинаем обсуждать что-нибудь важное, заканчиваем тем, что совершенно перестаем понимать то, что сказал другой”; “Ничего никогда не удается решить”.

Сопротивление мужа сразу же стало очевидным, поскольку он отказался придумывать какую-либо фантазию, заявив, что у него в голове полная пустота. Психотерапевт не стала с ним спорить, а сказала, что, возможно, ему понадобится неделя, чтобы над ней подумать.

В своей фантазии жена видела себя лисой, которая лаяла, скрежетала зубами и скребла землю, пытаясь заставить своего мужа, который был сатиром, спуститься с дерева на землю. Сатир сидел на ветке дерева, блаженно играя на своей дудке, хорошо заметный сидящей на земле лисе. Лиса пыталась предупредить сатира о надвигающейся опасности, но сатир не обращал на ее вни­мания, до тех пор, пока та в отчаянии не убежала в лес. Жена заявила, что эти позиции в точности совпадали с теми, что были у них дома, когда она старалась заставить мужа уделять больше внимания ей и детям. Муж участвовал в инсценировке фантазии своей жены очень неохотно, с видом более испуганным, чем блаженным.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: