Бороздина Л. В., Молчанова О. Н. САМООЦЕНКА В СТАРОСТИ

Из книги: Самооценка в разных возрастных группах: от подростков до престарелых. — М: ООО Проект-Ф, 2001. С. 114-119; 140-145.

В последнее время заметно возрос интерес к геронто-логическим проблемам человекознания. В интервале 1972 —2000 гг. в мире опубликовано несколько тысяч работ по геронтологии. Столь пристальный интерес не случаен. Он связан с типичным для современного этапа человеческой истории явлением «демографического старения». Изменение возрастной структуры населения ставит перед обществом множество вопросов, в том числе и психологических: что наполняет внутренний мир стареющего человека, имеется ли здесь специфика по сравнению с предыдущими возрастными фазами, и если да, то в чем она, и т.д.? Подобные вопросы диктуются прежде всего практикой, ибо ответы на них дают сведения о личностном статусе и стиле жизни в старости, что позволяет при необходимости осуществлять. их коррекцию в целях не просто продления жизни, но сохранения ее по возможности полноценной и активной. Но эти же вопросы значимы и в теоретическом отношении, например, при анализе развития личности в жизненном цикле, потому что без понимания особенностей периода старости невозможно полностью охватить процесс формирования личности, ее изменения и динамики. По замечанию Б.Г.Ананьева (1972), старение и старость, связанные со всей историей индивидуального развития > субъекта, являются не только стадиями этого процесса, но и его конечными эффектами.

В научной литературе утверждается точка зрения, согласно которой старение не может рассматриваться в качестве элементарной инволюции или регресса, хотя подобный взгляд сохраняется: представление о физиологическом угасании человека соответствует идеальному образу старения как постепенного увядания (Шахматов, 1996). <...> Однако более прогрессивной и в определенной степени более перспективной является трактовка старения в форме продолжающегося становления человека, включающего многие приспособительные и компенсаторные механизмы (Давыдовский, 1966; Алексеевич, 1971; Балье, 1972; Карсаев-ская, Шаталов, 1978; Болтенко, 1980; Анцыферова, 1996, 2001; Страшникова, Тульчинский, 1996; Baltes, 1997; Карсаевская, 1997; Helson, Kwan, 2000), в том числе саморазвитие индивида, выработку его психологической устойчивости к старению. <...>

Дело в том, что старость как период жизни имеет ряд отличительных черт, среди которых прекращение трудовой деятельности или снижение ее интенсивности, объема и т. п., а отсюда — избыток свободного времени; изменение (понижение) служебного статуса и уровня доходов; сужение привычного круга общения; утрата ведущей роли в семье; ослабление или изменение воспитательных функций и др. (Бурльер, 1962; Кудлаев, 1976; Дмитриев, 1980; Сачук, 1985). По мнению отдельных авторов (Крайг, 2000), между 70 и 79 годами происходят большие перемены, чем за предыдущие два десятилетия. После 70 лет люди чаще встречаются с потерями и болезнями; умирает все больше друзей и родных. Помимо сужения круга общения, многим лицам в этом возрасте приходится справляться и с уменьшением своего участия в формальных организациях (Helson, Kwan, 2000). Комплекс перечисленных факторов неизбежно вызывает нарушение жизненного стереотипа, ведет к необходимости его смены, адаптации к новым внешним условиям (Петров, 1972; Москалец, 1982), однако не только к ним. Из геронтологических исследований известно, что возрасту старости сопутствуют ухудшение здоровья, которое причиняет все больше хлопот, ослабление сенсорных функций (в первую очередь зрения и слуха), снижение памяти, замедление мыслительного процесса, нередко спад творческой активности, нарастание неуверенности, опасение одиночества, беспомощности, смерти, тревожность, мнительность, обидчивость, угрюмость, раздражительность, нетерпимость и нетер-пепливость, иногда неуживчивость и черствость, появление или усиление подавленности (Балье, 1972; Ефименко, 1975; Кудлаев, 1976; Birren, 1974; Craig, 1976; Schulz, 1982; Освальд, 1993; Гаме-зо и др., 1999; Прахт, Корсакова, 2001). <...>

Очевидно, что люди позднего возраста вынуждены приспосабливаться не только к новой ситуации вовне, но и реагировать на изменения в самих себе. В этой связи возникает закономерный вопрос: как человек позднего возраста оценивает себя и свое актуальное бытие в свете новых обстоятельств, в которых он оказался, и перемен, происходящих в нем самом, — т. е. вопрос самооценки в старости, как важнейшем регуляторе поведения.

Проблему самооценки в позднем возрасте вряд ли можно назвать объектом пристального внимания исследователей <...> Анализ самооценки чаще используется в качестве средства прояснения других тем, например ощущения счастья или степени удовлетворенности жизнью, что уже отмечалось, и реже для изучения «концепции-Я», самоодобрения и т. п.

Выполненные работы, как и в предшествующих возрастных периодах, содержат противоречивые сведения. В одних исследованиях высказывается мнения о том, что возраст не влияет на ощущение счастья, удовлетворенность жизнью, самоуважение и т. д., которые больше зависят от пола (у мужчин удовлетворение жизнью и самоуважение выше), состояния здоровья, финансового обеспечения, социального и семейного положения, жилищных условий, уровня активности, участия в общественных делах, широты и качества социальных взаимоотношений, ориентации на будущее, причем не только актуальной, но и в ранние периоды взрослости (Neugarlen et al. 1968; Cutler, 1973, Edwards, Klemmack, 1973;

Larson, 1978; Dickie, 1979; Thomae, 1980). В других факт возрастного влияния определенно подчеркивается, при этом авторы либо отмечают у пожилых и старых людей более позитивный «образ-Я», склонность выделять у себя меньше недостатков и в целом более высокое самоодобрение, чем у молодых (Gurin et al., 1960; Newman, Newman, 1975; Malatesta, Kalnok, 1984), либо показывают, что с возрастом «концепция-Я» становится негативной, самоуважение падает, иногда крайне резко (Dobson et al., 1979); среди лиц старческого возраста выявлен наибольший процент людей, не удовлетворенных своей жизнью (Crandall, 1973; Bromley, 1974; Kastenbaum, 1979).

Что касается собственно самооценки, то, по отдельным данным (Виноградов и др., 1972., Amann et al., 1980), она тоже снижается, захватывая сферы состояния здоровья, самочувствия и многие другие. Удачной иллюстрацией такой динамики служит эксперимент, в котором от 100 испытуемых — женщин старше 65 лет — требовалось оценить себя в сравнении со «средним канадцем» по шкалам: счастье, финансовая ситуация, здоровье, активность, семья, друзья, дом, клубы и организации, транспорт, полезность. По тем же шкалам следовало оценить себя в лучший год жизни и «старого человека» вообще. Обнаружено снижение позиций «старого человека» по сравнению со «средним канадцем», условно располагавшимся в середине шкалы, и падение собственного настоящего положения по отношению к тому, каким оно было в лучший год жизни (Schonfield, 1973).

Казалось бы, на основании подобных исследований, а также учитывая приведенные выше сведения о характере модификаций «концепции-Я», самоуважения и т. п., можно говорить о явно негативном векторе изменений самооценки в старости. Однако наряду с фактами низкой локализации самооценки в позднем возрасте имеются данные о ее высоком уровне в сочетании со свойствами неустойчивости и неадекватности по типу

завышения (Болтенко, 1976а; 19766; Cockerham et al., 1983). В. В. Бол-тенко, в частности, делает вывод об отсутствии тенденции к снижению самооценки в геронтогенезе, объясняя это нарастающей некритичностью и психологической защитой, что выражается в подчеркивании, демонстрации испытуемыми своих сохранных качеств. Результаты наших ранее проведенных экспериментов (Бороздина, Молчанова, 1982; Бороздина и др., 1983) подтверждают определенные черты самооценки лиц позднего возраста, описанные В. В. Болтенко и др. (например, ее ретроспективный характер и неустойчивость). Но относительно самооценочного уровня и его общей возрастной динамики установлен противоположный факт: в интервале ранняя юность — старость высота самооценки достоверно падает с годами, и у престарелых «рабочим диапазоном» по ряду шкал может стать средне-низкий сектор.

Не составляет труда заметить противоречие в трактовке линии модификации самооценки в период старения, поводом к чему служат сведения о ее разнонаправленной динамике. Если принять во внимание, что психологическое функционирование в позднем возрасте тем лучше, чем выше уровень самоуважения и удовлетворенности жизнью, то вопрос о векторе изменений самооценки приобретает особую важность как указывающий на специфику регуляции поведения в рассматриваемый период жизни.

Настоящая серия была предпринята с целью подробного изучения самооценки в возрасте старости. Задача эксперимента, как и в других сериях данного цикла, заключалась в выявлении содержания самооценки, т. е. того, что попадает в сферу самооценивания, составляя его предмет, и прослеживании эффекта, с которым оно проводится, а также в анализе традиционно выделяемых параметров самооценки: высоты, устойчивости и адекватности.

Проведенное исследование позволяет сделать ряд заключений о специфике самооценки в старости. Одной из таких особенностей является учет ретроспективы в самоанализе, принимающий форму либо соответствующей направленности, либо включения прошлого в процесс актуального самовосприятия, благодаря чему люди позднего возраста, оценивая себя, ориентируются в континууме «я был — я есть». Наиболее значимые сферы самооценивания — это труд и непрофессиональные занятия, социальные отношения (включая семейные), здоровье, личностные качества. В сущности эти темы являются, как уже указывалось,

сквозными для всего цикла взрослости, но у престарелых некоторые из них особо акцентируются, например соматический статус.

Общие автопортреты, составленные по «Листу прилагательных», отражают черты, в той или иной мере раскрывающие названные сферы анализа с достаточно высоким индексом самоприятия, презентирующим явный перевес положительных качеств в характеристиках над отрицательными. Однако надо ли на этом основании делать вывод о преимущественно позитивном и высоком субъективном эффекте процесса самооценивания в позднем возрасте, кажется спорным.

Прежде всего, следует иметь в виду, что индекс самоприятия в старости (0,715) снижается по сравнению со II зрелостью (0,76) и возрастом пожилых (0,745). Подтвержденная в настоящем эксперименте тенденция престарелых меньше упоминать о своих недостатках, тяготение к отбору положительных черт в автопортрете могут детерминироваться стремлением сохранить позитивный «образ-Я», меняющийся в силу ряда объективных обстоятельств (потери трудоспособности, былого положения и т. п.) и многих субъективных причин. Поэтому испытуемые скорее обращаются к положительным качествам и чаще указывают на достоинства в прошлом, нежели на противоположные им черты в настоящем (например, говорят не «стал слабым», а «был сильным»). Но такой тип реакций свидетельствует об утрате, которую человек осознает и как-то пытается восполнить. При анализе содержания избранных черт бросается в

глаза грубая шаблонность в самохарактеристиках (что имело место и у пожилых), приводящая к формированию довольно широкого автопортрета относительно небольшой группы, который не удается построить на других возрастных срезах (исключая детей), настолько разнообразными там оказываются индивидуальные ответы. Здесь же, напротив, выраженное единообразие, стереотипия, при этом отбираются качества из категорий не только социально приемлемых, но и ценных, одобряемых.

Наконец, удивляет, например, в женском групповом автопортрете прямое несоответствие между позитивными и негативными чертами: как можно быть одновременно обидчивым и уживчивым; раздражительным, вспыльчивым — и деликатным; тревожным, неуверенным — и прямым? Разумеется, подобный диссонанс может возникать из-за того, что иногда испытуемые отвечают по ретроспективе, а в других обстоятельствах отражают свое наличное состояние, кроме того, здесь надо учесть процент выбираемых черт. Но аналогичные несоответствия встречаются и при отсутствии различий во временных акцентах и

близких процентных величинах. Так или иначе, в фиксации на позитивных чертах (хотя бы в прошлом), синхронии индивидуальных автопортретов, специфике отбора качеств ощущается какой-то элемент компенсации, защиты, поэтому относительно высокий индекс самоприятия в данном случае интерпретировать как непосредственное проявление соответствующей самооценочной тенденции кажется не вполне правомерным. Ведь мотив компенсации указывает на существование ее причины, т. е. на выделение человеком в ходе самооценивания определенного недостатка, «минуса» (реального или кажущегося), а следовательно, субъективный эффект этого процесса уже не может быть высоко позитивным, высоко удовлетворяющим индивида. Именно такая картина и открывается в методике Дембо-Рубинштейн.

По своему преобладающему вектору самооценка лиц рассматриваемого возрастного периода направлена вниз по сравнению с более ранними этапами в том, что касается всей самооценочной конструкции, всех ее элементов. Вместе с тем в профиле реальной самооценки престарелых можно выделить первично две основных зоны локализации: среднюю и низкую. В качестве существенных факторов представляется обоснованным вычленить направленность самооценки и общую приспособленность к старости. Анализируя уровень самооценки с этой точки зрения, несложно видеть, что средняя и даже средне-высокая самооценочные позиции свойственны лицам с ретроспективной направленностью самооценки. Эта группа людей достаточно хорошо приспособлена к старости, но их адаптация является пассивной. Ее базой служит утверждение значимости собственной прошедшей жизни и себя в ней. Возможно, именно к таким людям следует отнести утверждение В. В. Болтенко (1976) о том, что у них адаптация идет не путем построения новых форм поведения с учетом требований и особенностей среды, а путем поиска условий, поддерживающих сложившиеся в течение жизни мотивацию, интересы, привычки, опыт, но такой стиль поведения чреват конфликтом. Средний уровень самооценки фиксирован у лиц с актуальной ее направленностью и успешной адаптацией к старости. Это группа обследуемых с деятельной формой жизни, безусловно осознающая негативные новообразования процесса старения, но с эффективно работающими системами активного приспособления. Низкая самооценка регистрируется у испытуемых с ее актуальной направленностью, но не адаптированных к старению, видящих в продвижении по континууму «я был — я есть» непоправимое усиление отрицательных приобретений, в связи с чем будущее приобретает окраску негативной

валентности, а настоящее можно характеризовать как «острую старость».

Расположение отдельных элементов общей структуры самооценки (реальной, идеальной, достижимой) отличается их сближением вплоть до полного слияния, ведущим элементом выступает реальная самооценка. По параметру стабильности она имеет выраженные статистически значимые колебания по ряду шкал, а по адекватности, согласно первичным данным, получает некоторое смещение в сторону занижения при вероятности и противоположного типа.

Наряду с описанными общими особенностями самооценка престарелых отличается резко выраженными индивидуальными вариациями и дифференциацией по признаку полоспецифичности.

Совокупность полученных сведений служит подтверждением тезиса о том, что старость не означает однонаправленного процесса угасания. По данным на настоящее время следует считать, что примерно 1/4 людей старше 70 лет полностью сохраняет трудоспособность. <...> Исследования Ш. Бюллер в венском доме для престарелых показали, что для одних людей вершина жизни — начало зрелого возраста, для других — период поздней старости (Конечный, Боухол, 1974). Тот и другой вывод в известной мере соответствует результатам проведенного исследования. Подтверждается и еще одно наблюдение, принадлежащее А. А. Бодалеву, Л. А. Рудкевичу (1997) и др. о том, что личность творческого человека более толерантна к старению. Вообще «труды продлевают жизнь» — это вывод или комментарий Диогена Лаэрция при его рассуждении о Феофрасте: «Так Фео-фраст был жив и силен, покуда трудился, а отрешась от трудов, в вялом бессилье угас» (Диоген Лаэрций, 1979, с. 174). Хотя применительно к Феофрасту такое заключение не совсем справедливо, ибо он в весьма позднем возрасте покинул Ликей, сам принцип, который утверждали древние устами Лаэрция, верен. Факты активного приспособления и деятельного стиля жизни в позднем возрасте свидетельствуют о возможности дальнейшего развития человека, в частности развития его личности. В связи с таким взглядом на проблему старости в свете представленных материалов исследования и многочисленных литературных данных возникает задача подготовки людей к

старению. Решение ее не исчерпывается лишь поддержанием физического состояния индивида, но требует заботы о его психологической адаптации, создании установки и разработки мер психологического обеспечения, направленных на то, чтобы человек жил, а не доживал. Б. Ливехуд (2000) прямо указывает: «Важной задачей

является помочь старым людям организовать творческий и все же плодотворный вечер жизни. Так же, как для детей должна создаваться культура семьи, так и для старых людей должна существовать культура, возникающая в приютах и распространяемая ими. Дома для престарелых должны были бы стать центрами, в которых проходят доклады, концерты и творческие курсы, в них также могут участвовать и люди, живущие по соседству. Обе стороны могут выиграть от этого, у соседей был бы центр, где есть интересные вещи, и старые люди не потеряли бы контакт с живым миром вокруг них. Известно, что состояние здоровья активных старых людей лучше, чем у стариков, которые живут только радио и телевидением и не тратят сил на творческую деятельность» (с. 193). Совершенно ясно, что в такого рода учреждениях, как и в специальных консультациях для престарелых, необходимо использование приемов психотерапии и коррекции. Многочисленные факты творческого долголетия свидетельствуют о возможности такой коррекции или терапии. После 70 лет успешно работали известные ученые: П. Ламарк, М. Эйлер, К. Лаплас, Г. Галилей, И. Кант и др. Среди писателей и поэтов творческим потенциалом в поздние годы жизни отличались: В. Гюго, Ф. Вольтер, И. Бунин, Б. Шоу, В. Гете, Л. Н. Толстой. Многие музыканты и художники на протяжении всей жизни сохраняли способность к творчеству; создавали выдающиеся произведения в глубокой старости Дж. Верди, И. Стравинский, П. Пикассо, Ч. Чаплин (Гамезо и др., 1999). <...>

Есть еще один существенный аргумент в пользу излагаемых здесь положений. У. Шайи <...> четырежды на протяжении 28 лет (с 1956 по 1984) повторял тестирование части своей выборки (1357 человек), не выявив значимых различий по суммарной оценке развития основных умственных способностей между испытуемыми в возрасте от 25 до 53 лет. В интервале с 53 до 81 года было отмечено ухудшение суммарных показателей: между 60 и 74 годами примерно 33% выборки снизило свои основные умственные способности; в возрасте старше 81 года эта тенденция обнаружена у 40% выборки. Интересно отметить, что по сравнению с 74-летним возрастом за 7 последующих лет понижение интеллектуальных функций установлено лишь у менее чем половины испытуемых (Баттерворт, Харрис, 2000); более того, с помощью специально разработанной программы интеллектуальные показатели могут не подвергаться ухудшению.

Другим достижением подхода, ориентированного на изучение развития в продолжении всей жизни индивида, стала разработка идеи, что стареющие люди поддерживают свои интеллектуальные

возможности посредством их избирательной оптимизации (Balte, Baltes, 1990). Это означает, что пожилые стараются сосредоточить главные ресурсы на том, чем они овладели в совершенстве, сохраняя способности, на основе которых могут быть развиты новые или актуализированы прежние умения. <...>

Наряду с инволюционными процессами на всех уровнях организации человека происходят изменения и новообразования прогрессивного характера, позволяющие предупреждать или преодолевать деструктивные явления в пожилом и старческом возрасте. Активному долголетию стареющего человека способствует множество факторов, среди которых ведущими психологическими следует считать: развитие индивида как социально активной личности, как субъекта творческой деятельности и выраженной индивидуальности. Здесь огромную роль играет высокий уровень самоорганизации, сознательной регуляции образа жизни и деятельности (Гамезо и др., 1999).

ПСИХОЛОГИЯ РАЗВИТИЯ

Составители и общая редакция: А. К. Болотова и О. Н. Молчанова

Редактор Е. В. Вальцифер

ИД № 01165 от 13 марта 2000 года

Подписано в печать 10.11.2004

Формат 60x90/16. Гарнитура «БалтикаССТ».

Бумага газетная. Печать офсетная.

Объем 33 печ. л. Тираж 5000 экз.

Заказ № 10754 (K-sm)

ООО «ЧеРо»

Редакционно-издательский отдел

115230, Москва, Электролитный пр-д., д. 10

тел./факс (095)317-9454

Отдел реализации

119899, Москва, ул. Акад. Хохлова, д. 11,

тел./факс (095)939-3493,

тел.: (095)939-4190

Отпечатано с диапозитивов заказчика на ФГУП

Смоленский полиграфический комбинат Федерального

агентства по печати и массовым коммуникациям.

214020, Смоленск, ул. Смольянинова, 1.

ПРЕДИСЛОВИЕ 7

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: