ТОР 5 статей: Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы КАТЕГОРИИ:
|
Производительные силы и средства насилия.В области производительных сил определяющим моментом для второго периода древней истории явился переход к производству стали. Железо труднее выплавлять из руды, чем медь, его труднее обрабатывать, чем бронзу; температура его плавления выше, а литейные качества ниже. Кроме того, железо на воздухе быстро ржавеет[1]. По всем этим причинам технология железа в период ранней древности не разрабатывалась и была мало развита; известны лишь отдельные, случайные образцы железных изделий IV—II тысячелетий до н. э., главным образом украшения. Во II тысячелетии до н. э. для Европы, Ближнего и Среднего Востока монополистами производства железа были племена северо-восточной Малой Азии, и хеттские цари, подобно их предшественникам, правителям хаттских (протохеттских) городов-государств, ревниво оберегали эту монополию, приносившую им доход. Однако с падением Хеттской державы монополия эта прекратилась. Хотя и в I тысячелетии до н. э. железные месторождения сохранялись в тайтте обитавшим близ них племенем, которое греки называли халибами (возможно, западнопротогрузинским), но препятствовать вывозу железа теперь уже было некому; начался усиленный экспорт его через верхнеевфратскую долину и города-государства Северосирийского союза на юг (с IX в. до н. э.) и на север через ионийские колонии на черноморском побережье и затем оттуда на запад (с VIII—VII вв. до н. э.). Значительная часть военных походов великих держав этого времени — Ассирии, Урарту, Фригии, Мидии — объясняется попытками захватить этот «железный путь» и обеспечить себя новым важным стратегическим сырьем. Но секрет добычи железа из руд скоро был раскрыт и в ряде других стран, особенно с тех пор, как выяснилось, что железные руды имеют на поверхности земли очень широкое распространение. Начали разрабатываться такие руды в Сирии, Закавказье, в ряде пунктов Европы: так, филистимляне, один из «народов моря», поселившийся на палестинском побережье ещё в самом конце II тысячелетия до н. э., уже имели железное оружие. В VIII— VII вв. до н. э. железные орудия стали преобладать во всей Передней Азии, во многих частях Европы, в Иране и, возможно, в Индии. Несколько позже устанавливается железный век в Средней Азии (VII—VI вв. до н. о.), в Египте, в Китае (VI—V вв. до н. э.). Первоначально железо полумили с помощью так называемого сыродутного процесса, т. е. раскаляя руду до 900—1350° в плавильных печах-горнах и вдувая в нее воздух мехами через сопло. На дне печи образовывалась раскаленная пористая металлическая крица, которую нужно было извлекать из печи, пока она горяча, проковывать для удаления частиц шлака и для уплотнения. Кричное железо получалось мягким и по своим механическим качествам уступало меди; преимущество его было только в его гораздо большей доступности и дешевизне, а также в возможности легче чинить железные изделия в силу лучшей ковкости. Однако уже в IX—VII вв. в Европе и на Ближнем Востоке было открыто углеродистое железо, которое можно было подвергать закалке[2] — сталь. Для изготовления стали бруски кованого кричного железа укладывались вместе с древесным углем в глиняные ёмкости и длительно нагревались. Только с массовым введением производства стали можно говорить о победе железного века над бронзовым. Стальные инструменты сделали возможной успешную обработку земель, ранее для нее непригодных, вырубку лесов, в частности под пашню, прокладку оросительных каналов в твердом грунте; они революционизировали ряд ремесел, в частности кузнечное, оружейное, столярное, кораблестроительное. В странах речной ирригации применение стали позволило ввести достаточно сложные водоподъемные сооружения: не только использовавшийся ранее в садоводстве шадуф (устройство типа колодезного журавля для подъема воды из нижележащего водоема на вышележащий грунт с помощью кожаного ведра), но и черд (соединенный в кольцо канат с навешенными на нем кожаными ведрами, который с помощью ворота приводят в движение волы, а иногда и рабы) и сакшо (водоподъемное колесо). Стальная ось была желательна в обоих случаях. Сталь позволила создавать прибавочный продукт на обширных новых территориях и тем самым значительно расширить область классового цивилизованного общества. Введение стали революционизировало также военное дело. Вместо кинжалов, топориков и легких копий пехотное войско было теперь вооружено мощными стальными мечами. Если ассирийские и урартские войска в значительной море пользовались ещё бронзовым оборонительным оружием — шлемами - шишаками, щитами, панцирями, то с середины I тысячелетия до н. э. начинает преобладать стальное оборонительное оружие — шлемы, закрывающие щеки, шею и подбородок, латы, поножи, щиты со стальной обшивкой. Греческий гоплит в стальном вооружении представлял собой грозную вооруженную силу, и уже не могло быть и речи о том, что взятый в плен и обращенный в рабство мужчина, получив в руки лопату или мотыгу, сможет справиться с вооруженным крестьянином или с охраной, поставленной рабовладельцем. Другое нововведение, революционизировавшее военное дело, принадлежало кочевникам степей нынешней Украины, Северного Кавказа, Поволжья и Казахстана — скифам. Это были маленькие двухпёрые и трехпёрые бронзовые наконечники стрел, обладавшие баллистическими качествами, намного превосходившими качества стрел ранней древности. Значение их связано с историей конного войска. В III тысячелетии до н. э. неуклюжие шумерские повозки, запряженные онаграми, служили скорее средством передвижения аристократической части войска; как ударная сила, направленная против сплошного строя тяжеловооруженных пехотинцев, они были малоэффективны, а после того как Саргон Древний ввел рассыпной строй, они и вовсе вышли из боевого употребления. Положение изменилось, когда индоиранцы, хетты и митаннийцы, а также ахейцы, опираясь на сделанные уже на Ближнем Востоке изобретения (введение легкой колесницы на двух колесах со спицами), смогли создать легкое конно-колесничное войско; оно придало ударной части армии большую подвижность (при условии достаточно ровной местности) и возможность с налета расстраивать недостаточно стойкие пехотные формирования. Тогда же стала применяться и верховая езда — ранее всего для сопровождения стад при перекочевке (например, с зимних низинных на летние горные пастбища), затем уже в военном деле — главным образом для разведки и для посылки донесений; всадник сидел на лошади не только без стремян, но и без седла, на чепраке. Лишь в IX — VIII вв. до н. э. ассирийцы ввели у себя постоянные конные отряды. Слабостью колесниц была их непрочность, лишь отчасти устраненная в I тысячелетии до н. э. тем, что колеса были снабжены стальными ободьями; кроме того, несколько убитых или раненых коней могли расстроить весь боевой порядок колесничих. Слабостью конницы была уязвимость всадника. Основным оружием конника великих держав начала I тысячелетия до н. э. было метательное копье (дротик). Поскольку конник не мог опираться на стремена (их еще не существовало), постольку он не мог колоть пикой; стрельба из лука была очень затруднена необходимостью одной рукой держать поводья лошади; конникам удавалось стрелять только в определенные моменты, когда можно было отпустить поводья; если скорострельность лучника-пехотинца была 6 — 7 выстрелов в минуту и стрелять он мог до исчерпания своего колчана непрерывно 5 — 10 минут, а с перерывами — и до часа, то коннику это было недоступно. Не мог он по тем же причинам и защищать себя надежным щитом, поэтому в ассирийской армии конники обычно ездили по двое: щитоносец и дротикометатель, но число дротиков на одного воина было гораздо меньшим, чем число стрел в колчане. В других случаях конник носил постоянно на левой руке выше локтя маленький круглый щит, который был совершенно недостаточен для предохранения от стрел и копий противника. Изобретение скифами нового вида стрел в VIII в. до н. э. и достижение ими высокой выучки конского состава совершенно изменили положение вещей. Скифская тактика основывалась на создании массового легкого конного войска практически без обоза: все снабжение — очевидно, включая и запасы бронзы для отливки наконечников стрел — обеспечивалось за счет грабежа, новые наконечники стрел вместо израсходованных отливались кузнецами в маленьких переносных формах, а сами кузнецы, видимо, входили в состав конного отряда. Такое войско было необычайно подвижно, а при большей дальнобойности и пробивной силе стрел могло постоянно держаться на безопасном расстоянии от противника. Стрельба велась в основном не через голову коней, а назад по ходу скачки; кони, летящие табуном в сторону от опасности, почти не нуждались в поводьях и могли управляться одними шенкелями; таким образом, обстрел велся на скаку — когда конный отряд мчался мимо противника и в сторону от него, — но при всем том был убийственным. Скифские стрелы внедрились в вооружение всех армий Ближнего и Среднего Востока в течение VII—V вв. до н. э. Конечно, в условиях оседлых государств скифская исключительно конная тактика была неприменима, однако улучшение баллистических качеств стрелкового оружия еще более усилило мощь войска древних государств. Постоянно совершенствовались и луки. Третьим военным нововведением было создание инженерной и осадной техники (понтонные мосты, укрепленные постоянные лагеря в полевых условиях, подкопы-сапы, осадные насыпи, различные виды таранов, устройства для метания камней и просмоленной горящей пакли). В этот же период создается регулярный военно-морской флот. Мореходными ладьями обладали уже в III и II тысячелетиях до н. э. индийцы, шумеры, египтяне, финикийцы, критяне, греки и др., однако парусное вооружение их судов состояло из одного прямого грота, и поэтому маневренность, особенно при встречном ветре, была плоха; гребцы либо совсем отсутствовали, либо размещались в один ряд, и одновременно они исполняли обязанность воинов. После периода морских боев, которыми ознаменовалось движение «народов моря» в конце II тысячелетия до н. э., получило сильное развитие гребное судоходство (в том числе с привлечением рабской силы), были введены палубы, подводный таран, более совершенные укрытия для кормчего и воинов на палубе; грузоподъемность судов увеличилась в несколько раз. С этим связано широкое развитие не только морского транспорта и колонизации берегов Средиземного моря, но и развитие пиратства и морской войны. Вопросы увеличения прибавочного продукта и обеспечения расширенного воспроизводства. Возникновение цивилизаций, как известно из предыдущих лекций, было связано с резким скачком в развитии производительных сил: производство достигло такого уровня, когда стал создаваться прибавочный продукт, необходимый для содержания и обслуживания господствующего класса, а также и всей соответствующей надстройки общества, т. е. его государственной организации и культурных установлений. Однажды возникнув, эти надстроечные институты стремятся к расширению и развитию, для чего необходимо все большее количество прибавочного продукта. Однако внутри каждого отдельного общества рост прибавочного продукта после первых блестящих успехов цивилизации сильно замедляется или даже останавливается. Происходит это потому, что производительность труда, прежде всего в важнейшей отрасли экономики — сельском хозяйстве, многократно возросшая с освоением орошаемого земледелия и основных технических средств ремесла (гончарный круг, ткацкий станок, выплавка меди и железа, изготовление бронзы и стали, водоподъемные машины, алмазное сверло и многое другое), в дальнейшем почти не растет, а иногда даже и снижается. Так, в месопотамском сельском хозяйстве из-за истощения и засоления почвы в результате нерационального орошения (при котором естественные соли из воды с каждым туром орошения во все возрастающем количестве выпадают в почву) более ценные культуры (пшеница) вытесняются менее ценными (ячмень). Рост нормы эксплуатации также упирается в свои естественные пределы: для беспрерывного ее увеличения при данном уровне развитии производительных сил производительность труда повышается недостаточно сильно: даже известное усовершенствование ручных орудий, о котором выше шла речь, не могло принести к решительному (скажем, на порядок) увеличению производительности все того же ручного труда. Между тем, к сожалению для хозяина, и производителю приходилось оставлять некий минимум абсолютно необходимых средств существования, и при этом тем больший, чем дальше форма эксплуатации работника от формы полного, классического рабства. Наконец, и последний резерв увеличения абсолютной величины прибавочного продукта — естественный прирост населения — тоже иссякает. В начале эпохи цивилизации этот прирост действительно был велик по сравнению с первобытной эпохой, и мы наблюдали процесс экстенсивного расселения людей, увеличения числа населенных пунктов. Однако выживаемость детей, повидимому, остановилась где-то около средней цифры 2 — 3 ребенка на одну женщину, т. е. примерно соответствовала норме, едва достаточной для поддержания данной численности населения. Такому положению способствовала, во-первых, так называемая «городская революция», приведшая к крайней скученности населения городов, что при полном отсутствии общественной гигиены приводило к частым опустошающим эпидемиям и к эндемической высокой детской смертности; но эпидемии и детская смертность не могли не затрагивать также и сельское население. Фактором, стабилизирующим уровень народонаселения, были, во-вторых, периодические неурожаи и сопровождающий их голод (следует заметить, что на II тысячелетие до н. э., по-видимому, выпал длительный засушливый период в истории климата Земли). Государствам приходилось искать дополнительные источники прибавочного продукта извне. До начала I тысячелетия до н. э. существовали государства только трех типов: это были либо мелкие номовые государства, или города-государства (как, например, в Шумере, в Верхней Месопотамии, в Сирии и Финикии, в Греции), либо неустойчивые конгломераты таких государств, где более слабые платили центральному, наиболее сильному, определенную дань и оказывали ему по требованию военную помощь (таковы были Хеттская, Митаннийская, Среднеассирийская державы, азиатские владения Египта Нового царства), либо, наконец, это были относительно крупные царства, объединявшие территорию бассейна целой значительной речной долины (Египет и лишь временами Нижняя Месопотамия и Элам). Такого рода государства продолжали существовать и в I тысячелетии до н. э. на периферии древнего мира[3]. Однако более характерными для этого времени, которое мы назовем вторым этапом древности или периодом подъема древней (так называемой рабовладельческой) формации, были новые государственные образования — «мировые державы», или империи. Именно их создание было обусловлено поисками новых источников прибавочного продукта вне собственной страны, за счет ограбления других стран. Военное ограбление соседей путем вооруженных набегов со взиманием даней и угоном пленных для обращения их в рабов или илотов не являлось новостью; этим занимались все государства с тех пор как возникло классовое общество; однако исход такого рода войн слишком зависел от переменчивой военной удачи, а длительные успехи набегов в одном направлении приводили лить к опустошению соседних стран и к иссяканию источников добычи (таким образом была, например, практически уничтожена ханаанейская цивилизация Палестины — не только нашествиями новых племен, но, еще до того, опустошительным владычеством фараонского Египта и данями ему). Увеличение прибавочного продукта за счет внешних ресурсов было в принципе достижимо и другим путем — за счет увеличения численности рабочей силы. Добиться этого можно было, либо захватив новую территорию для эксплуатации (с тем чтобы ликвидировать господствующий класс на этой территории, если он был: при необходимости делиться с ним захват попой территории не привел бы к увеличению прибавочного продукта; именно так поступили дорийцы в Спарте и в некоторых других областях Эгейского региона), либо захватив и угнав на свою территорию рабочую силу (этот способ был широко распространен во II тысячелетии до н. э.; особенно ясно это мы могли видеть на примере хеттов). Но и депортация населения ставила перед господствующим классом очень трудные проблемы. С одной стороны, средства насилия до конца II тысячелетия до н. э. не были достаточно мощными, чтобы обеспечить наиболее высокую — т. е. рабскую в прямом смысле — норму эксплуатации, а увеличение количества рабочей силы без увеличения нормы эксплуатации не решало проблему, стоявшую перед господствующим классом, сколько-нибудь радикальным образом. С другой стороны, использование труда депортированных в условиях хищнической эксплуатации земли не решало и проблемы производительности сельскохозяйственного труда. Был, наконец, третий способ ограбления соседних стран — с помощью неэквивалентной торговли. В торговле, правда, прибавочный продукт, как известно, не создается, но зато через торговлю он перераспределяется. В ранней же древности, как правило, постоянно и равномерно функционировавшего международного рынка не существовало; и купцы, привозившие в страну товары, в которых она крайне нуждалась, но самостоятельно не производила, могли получать совершенно баснословные монопольные прибыли. Речь здесь идет как о предметах роскоши (малоазиатском серебре, нубийском и индийском золоте, афганском лазурите, ливанском, т. е. финикийском, кедре, финикийских тканях, крашенных пурпуром), так и о предметах необходимости (медь, олово, железо, текстильные изделия - часть последних, впрочем, также относилась к предметам роскоши[4]). Торговая прибыль имела для известных частей господствующего класса еще и то преимущество, что усиливала имущественное расслоение у них в стране и могла превращаться в ростовщический капитал. Вместе с тем при все возрастающей степени разделения труда между ремесленниками и сельскими хозяевами, а также между сельскими хозяевами, специализирующимися на разных культурах, эти хозяева все же слабо вовлекались в товарное производство (т. е. в производство на продажу) из-за отсутствия денежных средств; но ведь не всегда было возможно вести только прямой, непосредственный обмен: сандалии на рыбу, рыбу на финики и т. п. А при низкой степени вовлеченности большинства отдельных хозяйств в товарный обмен и при сезонном характере сельскохозяйственного производства без кредита многие хозяйства никак не могли бы приобретать необходимые им и не производимые их хозяйством инструменты, утварь, продукты, а в плохой год — и семена. Кредит же в этих условиях «естественно» превращался в ростовщичество, а ростовщичество разоряло все народное хозяйство в целом. Помимо того, что частная международная торговля содействовала развитию ростовщичества, а стало быть, в конечном счете упадку экономики, она сама по себе еще не решала вопроса об использовании прибавочного продукта извне для нужд государственной, культовой и тому подобных надстроек. Поэтому государство издревле стремилось прибрать международную торговлю к рукам. Осуществить это можно было разными способами. Во-первых, делались попытки вести торговлю через государственный аппарат; так поступали государства первого и, вероятно, второго путей развития (в частности, нижнемесопотамские государства) в III и нередко во II тысячелетиях до н. э. Подобно тому, как государство стремилось внутри страны — или, во всяком случае, внутри государственного сектора — заменить торговый обмен централизованным распределением, так и международный обмен предполагалось превратить в часть той же системы централизованного распределения. Этот способ оказался в конце концов невыгодным: за пределами страны контроль за торговыми агентами был практически невозможен и дело сводилось к их частной наживе, а контроль внутри страны был неэффективен ввиду крайней бюрократичности аппарата. Во-вторых, можно было предоставить международную торговлю частным лицам или большесемейным объединениям (как это делали в Ашшуре и в Малой Азии), а роль государства свести к сбору пошлины царями. Это значило, что успех или неуспех международной торговли всецело будет зависеть от благоразумия или жадности царьков, через чьи земли проходили купеческие караваны. Но так как кризис в том и состоял, что государства рассматривали получаемый ими прибавочный продукт как недостаточный, то ясно, что рано или поздно побеждала жадность. Когда купцов начинали чересчур грабить, они попросту прекращали торговлю (тем самым приводя экономику торгующих государств к серьезному упадку) или же меняли направление торговых путей — в обход наиболее сильных царств; так, например, вместе с ростом масштаба государственных сухопутных объединений растет значение морской торговли в Средиземноморье. Наиболее сильные и хорошо вооруженные царства не снисходили до взимания пошлин с торговцев. Они предпочитали захватывать и громить города — центры развитого ремесла и перевалочные пункты торговли с богатыми складами товаров. Царские сокровищницы мгновенно пополнялись, зато на будущее замирали целые отрасли производства, зарастали колючками торговые тропы. Других способов увеличения массы прибавочного продукта за счет внешних ресурсов придумано не было: либо прямое военное ограбление соседних стран, либо перекачивание из них рабочей силы, либо паразитирование на международной торговле. Разумеется, в мировом масштабе никакого увеличения прибавочного продукта это не давало и прогресса производительных сил так не получалось: в лучшем случае речь шла о перераспределении тех же самых производимых благ. Создание империй было неосознанной попыткой совместить все эти три способа выкачивания прибавочного продукта с периферии. Однако при их возникновении вступили в действие и некоторые другие экономические процессы, поэтому существование империи оказалось неотделимым от дальнейшего существования древнего общества. Следует учесть характер регионального разделения труда в древности и соответственно некоторые существенные черты международного обмена. Если с точки зрения древнего господствующего класса речь шла об увеличении прибавочного продукта, то с точки зрения общества в целом речь должна была идти об обеспечении расширенного воспроизводства, без которого никакой прогресс производительных сил невозможен. Расширенное же воспроизводство требует определенного соотношения между подразделениями общественного производства — первым (производство средств производства) и вторым (производство предметов потребления). Все области, охваченные древними цивилизациями, и смежные с ними можно рассматривать с точки зрения их роли в общественном разделении труда и принадлежности к первому или второму подразделению. И именно основные земледельческие страны (они же чаще всего производители текстиля) с точки зрения общественного разделения труда принадлежали ко второму подразделению (предметов потребления), в то время как области, производящие сырье, особенно рудное, а также скотоводческие районы принадлежали к первому подразделению (средства производства). На первый взгляд кажется странным, что скотоводческие районы мы считаем районами производства средств производства, а не предметов потребления; и действительно, с точки зрения самих скотоводов, скот есть прежде всего средство пропитания. Но нужно подходить к этому вопросу не с точки зрения скотоводов, а с точки зрения хозяйства всего древнего общества в целом, общества в основном земледельческого. И тогда оказывается, что поставки в земледельческие области мяса и других предметов потребления, изготовленных из животной продукции, не являются жизненно необходимыми для расширенного воспроизводства, не говоря уже о том, что в оседлых странах древнего мира животные продукты никогда не относились к необходимым средствам существования. Во всех некочевых центрах этого времени основное питание трудящегося населения — как рабов, так и нерабов — составляли зерновые продукты — хлеб и пиво с небольшим добавлением растительного масла, лука и чеснока. Потребности этой части населения в шерсти, а также льне и хлопке (например, в Индии) вполне могли удовлетворяться за счет внутренних ресурсов каждой страны. Скотоводческие же районы снабжали древнее общество в целом в основном тягловым и вьючным скотом и ремесленным сырьем — кожами, т. е. действительно продукцией первого подразделения (средства производства). В горных областях условия для развития сельского хозяйства были хуже, чем в областях цивилизаций речных долин. Но их специализация в области рудной промышленности имела, между прочим, то преимущество, что в ней расширенное воспроизводство (в противоположность скотоводству и земледелию) не зависит ни от необходимости периодических дополнительных капиталовложений (например, в посевное зерно), ни от доступности или недоступности тяглового скота и пастбищ или фуража для него. В то время как любое сельскохозяйственное производство сопровождается сезонными перерывами в производственном цикле, а неблагоприятный климатические условия могут даже вовсе прервать или значительно нарушить ряд циклов, в горной промышленности сезонность не играет никакой роли, и единственные необходимые затраты заключаются в периодической смене рабочей силы и самых примитивных орудий труда. Для правильного функционирования общественного расширенного воспроизводства в масштабе целых регионов древних цивилизаций области первого и области второго подразделения должны быть надежно объединены. В наше время естественно было бы искать объединения в налаженном международном обмене. Но на рубеже II и I тысячелетий до н. э. этому мешали непреодолимые препятствия. Источники сырья в горных районах перестали к этому времени быть легкодоступными по той причине, что вся территория между ними и основными потребляющими районами (такими, как Египет и Нижняя Месопотамия) была освоена достаточно могущественными государственными образованиями, а это, как мы указывали, служило существенным препятствием для нормального развития международной торговли. В то же время развитие районов производства минерального сырья и леса и отчасти скотоводства (например, горного коневодства) привело к тому, что они не представляли более такого контраста по сравнению с Египтом и Месопотамией, как это было раньше, и вполне могли обеспечивать самих себя большей частью пищевой и текстильной продукции; по-видимому, сырье, ранее задешево вывозившееся, могло теперь перерабатываться на место собственной ремесленной промышленностью. Такое положение подрывало основы производства в высокоразвитых странах второго подразделения, и, действительно, мы наблюдаем глубокий экономический и культурный упадок в Египте и Нижней Месопотамии XII—X вв. до н. э. Выходом из положения могло быть не просто объединение трех способов ограбления соседей (путем простого разорения, путем захвата рабочей силы и путем захвата торговых центров и контроля над торговлей), но обязательное насильственное объединение в надлежащем соотношении областей первого и второго подразделений общественного производства (средств производства и предметов потребления). Империи, которые, начиная с Новоассирийской (IX—VII вв. до н. э.), сменяют одна другую на территории древнего мира, должны были решать именно эту задачу. Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:
|