Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






2 страница. Превосходный был курсант,




Превосходный был курсант,

К авиации рождённый,

Есть способность и талант.

Подвела его анкета,

Будто лавочник отец.

С коммунистов исключили

Перед выпуском, вконец.

Не сдержался Феодосий,

Пулю он пустил в висок.

Разобрались, оправдались -

Неживой уже сынок.

Исподволь людей гноили,

Истребляя ни за что.

Только памятью мы живы,

И для нас та память - всё.

 

Видит дед себя в шинели,

В красной армии рядах.

К новой жизни путь открыли

В устремленьях и делах.

Узнаёт знакомых лица,

Раздаётся крик "подъём".

Новый день невольной жизни.

В даль унёсся чудный сон.

Я о всём писать не буду:

Нам не нужно это знать,

Кто и как срок отбывает.

Деда буду вспоминать.

 

Был достойным человеком

Этот красный командир.

Только было это в прошлом,

Изменился очень мир.

А сейчас лишь чёрный ватник

Заменил ему шинель,

И - преступников шеренга,

Он стоял уж долго в ней.

Переклички да работы

От зари и до темна.

Вот такие вот заботы

В жизни лагерной вели.

Год остался до свободы,

Сорок первого июль.

Нужно вытерпеть немного,

Пересилив свою боль.

Свиданья Лёля добивалась,

Чтобы мужа повидать.

А вскоре дано разрешенье,

И мчит она его обнять.

На целый день начальник с зоны

Для свиданья отпустил

Деда с длинной бородою.

Он тогда едва ходил.

Распахнулися ворота,

Что вели в те лагеря -

Семь часов у нас свободы,

Снова вместе ты и я.

И бежит навстречу Лёля

Мужа милого обнять,

Только в этом человеке

Деда трудно опознать.

С бородой, с лицом отёкшим,

Со слезами на глазах,

Ковыляет ей навстречу

На негнущихся ногах.

Та нелёгкая работа

Надорвала силы в нём,

Только духа лишь забота

Оставляла лишь живьём.

Сразу рядом дружно сели,

Приминая мох густой.

Мужа сразу покормила

Своей пищею простой.

Дед сиял и улыбался:

"Через год к тебе приду".

И опять он обнимает -

Муж любимую жену.

Всё о дочках рассказала

Говорливая жена,

Той минуты долго ждала,

Чтоб увидеться тогда.

И ещё они не знали -

Расстаются навсегда:

Срок прошёл, но оборвала

Освобождение война.

 

Июнь - война страну накрыла,

Смерть лавиною неся.

Враг бомбит и убивает,

Разрушает города.

Деду нет освобожденья,

Получает он отказ.

"Хоть в штрафбат на фронт" - просился.

"Не положено" - приказ.

"Рядовым меня возьмите".

Но в ответ лишь только "Нет".

Политическим заказан

Путь на фронт, где много бед.

С элементов уголовных

Набирают батальон,

Докажите вы отчизне,

Дав врагу собой заслон.

Дед колени тренирует,

И по многу приседал.

Снова просьба об отправке.

Начальник снова отказал.

Лютый голод был на зоне,

Силы таяли по дням.

Дед мой снова на работе

Лес катает даже сам.

И без страха прыгал в воду,

На которой плавал лёд:

"Нужен лес - поможем фронту

И победа пусть придёт".

 

"Вы, осужденный Антонов,

Не пишите рапортов,

И себя вы показали

Как сообщник для врагов" -

Это дед не раз услышал,

Но опять твердил своё:

"Для страны я очень нужен,

То - отечество моё.

Боевому офицеру

Ни к чему в тылу сидеть.

Дайте с честью за свободу

Моей отчизны умереть".

"Ты накликался и в карцер

Я тебя на десять дней,

Там сидят такие братцы,

Что похлеще злых зверей".

И пошёл мой дед Антонов

Мерить в камере шаги,

В одиночке он свободен,

Мысли все собрав свои.

А ему не жалко жизни

За страну свою отдать,

И вдвойне ему обидно

В том застенке погибать.

Ничего ещё не сделал,

Чтоб фашистам дать отпор

И с собою начинает

Откровенный разговор:

Как там фронт? Сейчас не знаю,

Где идут теперь бои?

И к победе направляет

Устремления свои.

Коль "врагов" бы всех собрали

Да пустили бы на фронт,

Ничего б не потеряли,

И большой бы вышел толк.

Целый корпус, коль не больше

Командиров и бойцов.

В массе той, я в том уверен,

Очень мало подлецов.

И тогда фашистским гадам

Нанесли большой урон,

Я согласен быть солдатом,

Отомстим за каждый стон.

Коли выйду я отсюда,

Рапорт снова напишу.

Все известные причины

Я подробно изложу.

Почему товарищ Сталин

У´рок в помощь призывал,

Настоящих командиров

Всех по тюрьмам разослал.

Очень многих расстреляли

Командармов и других,

Сразу видно - ослабляли

Обороны силы их.

Почему "врагами" стали

Кто в гражданской воевал

И в боях таких нелёгких

Всю республику спасал.

То, что кровию омыли

Те чины и ордена,

Очень рано позабыли,

Что такое есть война.

Восемь месяцев без срока

В этом лагере сижу,

Никакого в этом прока,

Скоро, чувствую, умру.

Но я буду добиваться

Справедливости своей.

Тяжело сейчас держаться:

Становлюсь я всё слабей.

Хоть работают колени,

Позабыв про мой артрит,

Быть на фронте хоть мгновенье!

Коли я больной "старик"

С бородой, а мне - лишь сорок,

Могу метко я стрелять,

Значит мог бы пригодиться

И фашистов убивать.

Запретили переписку,

Я не знаю, что и как.

Сразу в печь летели письма:

Озверел совсем начлаг.

Как-то всё перевернулось,

И страна сошла с ума,

Осознание проснулось,

Всё за то, и чья вина.

Захотели уничтожить

Мир людей - создать рабов.

Истреблением самых лучших,

Сделать из людей скотов.

И господство грубой силы

Воспарило б над Землёй.

И страны моей любимой

Уж не будет никакой.

Гитлер тоже устремился,

Той же целью одержим.

Будьте прокляты вы гады!

Будет мир и нерушим.

И не стать рабом народу,

Что свободу защищал.

Пожелания народу

Свои светлые послал.

Верю я придёт победа,

Злого немца мы побьём,

Что разрушено - построим,

Будет мир, и будет дом.

И уже не будут дети

Отрекаться от отцов,

Призовут тогда к ответу

Палачей и подлецов.

Кто пытал и слал наветы

На хороших на людей,

Пусть накажут их за это,

Не смотря на чин, идей.

Хоть партийный иль начальник -

Будет всем один закон.

Только, видно, замечтался -

Это чушь, нелепый сон.

Или будет? Но нескоро.

Не увижу это я.

Может быть, увидят внуки?

Моя светлая мечта.

Обо мне, быть может, вспомнят,

Восстановят мою честь,

Назовут во всём виновных,

Совершат святую месть.

Чтоб не знать мерзавцам рая,

Если только такой есть.

Пусть их люди презирают

Так, как нас, а это месть.

Назовут всех пофамильно,

Кто сажал и убивал,

И людей ни в чём невинных

В тюрьмы с пытками ввергал.

Сколько нас погибло бедных,

Зло замученных людей?..

Их наверно миллионы?

Сколько сгинуло семей?

Верю я - за всё ответят

Пред судом простых людей.

Тех мерзавцев проклинаю!

Чтоб им сдохнуть поскорей!

Да! Сильно моё проклятье,

И застанет их везде.

Хоть в Кремлёвских их палатах

Иль в деревне на меже.

И мой дед вздохнул счастливо

Да по камере шагал.

А от мыслей справедливых

Он сильнее будто стал.

И опять воспоминанья

Его в прошлое несут,

Как детей с женой встречает,

И по городу идут.

Под ногами снег скрипучий,

Чемодан большой несёт,

А другой рукою дочку

Свою старшую ведёт.

Ну, а Лёля сзади с младшей

Шла с дочуркой на руках.

На её нарядной шубке

Блестят снежинки, на ногах -

Ботинки, что почти по голень -

Он прошлой осенью купил.

Не велики доходы были,

И каждый миг им дорог был.

Молодому командиру

Шёл оклад, но не большой.

Да ещё - паёк армейский

Стал подмогой дорогой.

Вот уже подходят к дому,

А на встречу - ни души.

Открывают с скрипом двери,

Дальше - лестница наверх.

Лёгкий звон, гремят кастрюли,

Раздаётся чей-то смех.

Всё, пришли мы в общежитье,

Вот родная наша дверь.

Поворот ключа в замочке,

Заходите все теперь.

Чистота, уют, кроватка.

Прутья никелем блестят.

Эта самая обновка

Изменила внешний вид

Той привычной обстановки,

К кой привыкли их глаза,

Вся заправленная ловко

Тумба, стопочка белья.

Всё начищено, намыто,

Коврик на стене висит.

Все разделись и разбулись,

Лёля с чайником спешит.

Вновь родную керосинку

Она на кухне разожжёт

И воды двинской холодной

Полный чайник счас нальёт.

Дочка младшая в кроватке

Во сне тихонечко сопит,

Это значит, всё в порядке,

Хорошо ребёнок спит.

За столом ведётся долгий

Интересный разговор,

В Ленинграде всё отлично,

Мама дала ткань для штор.

И натопленная печка,

Обдаёт лицо теплом.

Обсуждали бесконечно,

Что для дочки нужно в дом.

 

В тридцать первом было славно:

Ни арестов, ни судов.

А на службе всё в порядке,

Не видал я подлецов.

Всё по штатному порядку,

Чисто выбриты бойцы,

И винтовки все в порядке,

Пулемёты и штыки.

И на каждой на шинели

Всё пришито нужно как,

Сапоги блестят, как солнце,

Это очень добрый знак.

И не видно лиц на хмурых,

Все солдаты веселы.

Значит вместе укрепляем

Оборону мы страны.

И "Восстания Казарма"

Для меня как дом родной.

Это крашеное зданье

Вновь встаёт передо мной.

Всё там просто и понятно,

Нет интриг, где нет штабов.

Под оркестр шагают славно

Подразделения бойцов.

И горды парней те лица,

Что шагают строевой.

Эх, сейчас бы мне побриться

И отправиться домой.

Я б обнял жену и дочек

Пред отправкой на фронты,

Съел бы сахару кусочек,

Только это лишь мечты.

Я давно не видел хлеба,

Вид его уже забыл.

Шестой год я дома не был,

Мир как будто стал чужой.

Сколько нас сидит несчастных

Ни за что и ни про что?

И в мучениях ужасных

Умирают для чего?

Что не знает главный Сталин,

До чего страну довёл,

Как фашистские бандиты

Разрушают каждый дом.

Города, деревни, сёла

Под бомбёжками горят.

И с его велений глупых

Вся страна в тюремный ад

До войны уж превратилась,

Кто же будет воевать.

И под пули новобранцев

Станет только посылать.

Это верная погибель,

Без обстрелянных бойцов.

Мир совсем перевернулся,

Всё под властью подлецов.

Не видать уже свободы

Мне, пожалуй, никогда,

Потому что оставляют

Меня силы навсегда.

И шагать уже труднее

Мне по камере вдвойне,

Видно, не судьба бывать мне

Ни на фронте, на войне.

Захоронят в общей яме

Как положено ЗЭКа.

Посижу-ка я немного:

Отказала вновь нога.

И сидит мой дед Антонов

На холодном на полу.

Голова его склонилась,

Спал как будто бы в бреду.

Вновь он слышит лай собачий

И тяжёлые шаги -

Сновидений тёмных, мрачных

Зажимаются тиски.

Он от них дышать не может,

Хочет что-то закричать,

Но никто тут не поможет.

Видит он отца и мать.

Головой они качают,

Феодосий белый весь:

"Что ж ты Миша умираешь?

То для нас дурная весть.

Поживи ещё немного,

Пару месяцев иль шесть.

Трудно нам терять сыночка,

Ты живи и потерпи,

Может, что-то изменится

В твоём жизненном пути".

И глаза открыл Антонов,

И как будто пот прошиб.

Снова встал - идти не может:

До чего нога болит.

Потихоньку, помаленьку

Он по камере бредёт,

Приседает, разминает:

Пусть скорее боль уйдёт.

Да, вы правы, мне сдаваться

Жалкой смерти ни к чему,

Нужно дальше мне стараться

Продолжать судьбу свою.

И баланды миску с двери

Чрез окошко принесли.

Жизнь идёт, я в это верю,

Счас ухи б мне из трески.

Пирогов, которых Лёля

Нам по праздникам печёт.

Ух и вкусные же были,

Аж слюна по мне течёт.

В этой трапезе тюремной,

Где капуста да вода,

Я бы ел бы счас безмерно,

Но наверно не судьба.

 

Всё чудные мысли бьются,

Отчего и почему,

Про нелепые аресты

И ужасную войну.

Если б всех "врагов" собрать бы,

Больше б немцев вышел строй,

Значит это не случайно

В ситуации любой.

Сколько их невинных урки

Перебили в лагерях.

А у них ножи, заточки,

Бритвы острые в руках.

Я же сам едва отбился,

Хоть советский офицер.

Это тоже не случайно:

Есть задание, поверь.

Мерзкий Гитлер и наш Сталин,

Видно, делят этот мир,

Мировыми господами

Стать хотят - вот их кумир.

А людские жизни тают,

Как весной растаял снег,

Потому что так желают -

Стал не нужен человек.

Видно, наш народ достоин,

Чтоб такое получить:

На крови создали строй мы -

Нас за это проучить.

Били мы капиталистов,

Офицеров и попов,

Чтобы мир создать свой чистый

Без господ и без рабов.

Только это нам икнулось

За пролитую их кровь,

А сейчас назад вернулось

В виде тюрем и судов.

За волну людских страданий -

Те, что в мир мы принесли -

И ошибочных стараний:

Под дурманом были мы.

Покорил народ немецкий

Гитлер с помощью штыков,

Чтобы строй не стал советский

Без господ и без рабов.

А буржуи поддержали,

Его деньгами снабдив,

И сильны фашисты стали,

Всю Европу покорив.

На Союз войну обрушив -

Боевую свою мощь -

Так скажи, товарищ Сталин,

Чем ты можешь нам помочь?

Наш народ был русский, честный -

То тебе не по нутру,

И за то ты истребляешь

Лучших, каждую семью.

И на фронт не отпускают

С тюрем лучших из бойцов.

Мерзким уркам помогаешь

Зло нести - не гнёт оков.

Побегут они к фашистам:

Им, подонкам, всё равно.

Это мне давно известно,

Отбросы общества - дерьмо.

Хоть веди под пулемётом,

Когда смогут предадут;

Если нужно им чего-то,

То убьют и труп сожрут.

Наш народ фашистских гадов

Остановит, верю я,

От души, не для награды,

Свою Родину любя.

Я бы стал штыком советским,

Но пока мне не судьба.

По причинам этим веским

Дом мой камера пока.

А тебя, товарищ Сталин,

На помойку унесут:

Не достоин погребенья,

Чтоб в земле найти приют.

То, что знаю, то ужасно;

Что не знаю, видно, жуть.

Повидал людей я разных

И узнал нутра их суть.

Всё, что мною пережито,

Не расскажешь в трёх словах.

То, что видел, в сердце живо,

В наших страшных лагерях:

Как людей собакой травят,

И куски с них мяса рвут,

Как из шланга обливают

На морозе, и как бьют

Контролёры, конвоиры

И вся лагерная муть.

Где же взять для жизни силы

Нам, пройдя ужасный путь?

Только эти все подонки -

Мне поверьте - не страна.

Мы живём семьёй огромной,

И она сейчас больна.

Ей помочь необходимо,

Победить фашизм, войну,

Истребить всю вражью силу

Сверху и на глубину.

Чтоб их больше не осталось

На Земле ни одного.

Вот тебе, товарищ Сталин,

Повеление моё.

Как бы вас призвать к ответу,

Всё, за что свершили Вы;

Гитлер взял ту эстафету,

И виновен в этом Ты.

 

Так мой дед Антонов думал,

Сидя в камере своей,

Кулаком о пол стучит он,

Сердцу стало тяжелей.

Что с тобой, страна родная?

Чем могу тебе помочь?

Ад пришёл на смену раю,

Вместо дня настала ночь.

Что подонки счас жируют,

Всё от ЗЭКов отобрав,

А страна моя воюет,

И в войне той терпит крах.

Но не долго продолжаться

Отступлению тому.

Нужно с силами собраться,

Дать фашистам по хребту.

Уничтожить их, поганых,

Вместе с Гитлером своим.

В этой битве с ним кровавой

Мы, конечно, победим.

Не должно того случиться,

Что страну захватит враг.

Могу жизнью поручиться,

То, что будет это так.

Дед Антонов весь в волненьи,

Уж не в силах так сидеть.

Всё по камере он ходит:

"Должен я не умереть.

Напишу опять свой рапорт,

Чтоб отправили в штрафбат.

Жив ещё, и это значит,

Есть надежда, верный знак.

Это прибавляет силы,

Я не умер словно мышь.

Есть на свете справедливость.

Коль бог есть, меня услышь.

Я тогда тебя признаю,

Что ты есть на небесах.

Только очень сомневаюсь

В твоих мерзостных делах.

Допуская смерть народа,

Что тебя превозносил,

Так чего же ждать с урода,

Миллионы коль убил.

Ты, по мне так, хуже чёрта -

Бог для у´рок и воров.

Ты помог фашистским гадам?

Даже сыну не помог.

Сталин, бог, поганый Гитлер -

Вы наверно заодно.

Я слова беру обратно,

Ты не добрый, а дерьмо.

Помнишь ли, как я в соборе

Тебе клятву приносил,

Как с своей женою Лёлей

Твоей милости просил.

Не слыхал души молитву

Дать нам счастья и любви.

Нахожусь в преддверьи смерти -

Вот старания твои".

И мой дед с презреньем плюнул,

Вымещая гнев в себе.

"Вот и всё," - он так подумал -

"Не отдамся я судьбе.

Что смогу, я должен сделать

И назад не отступать.

Как живут мои родные?

Жив отец мои и мать?"

И как будто легче стало

На душе его живой.

Даже рад он был немного,

И седою бородой

Помахал, пригладил после,

Начал дом свой вспоминать.

За столом все сёстры, братья,

Строгий батя, рядом мать.

Разговор о сенокосе

Обстоятельно ведут.

Рядом с ним сестрёнка Фрося,

После - Фридой назовут.

Шаловливая девчонка,

Фантазёрка что беда.

Голос ей был чистый, звонкий

Как хрусталь. Она была

В этой строгой обстановке

Колокольчиком мечты.

И все ею любовались,

Как явленью как красоты.

"Что с ней стало, я не знаю,

Уж минуло девять лет -

В Ленинграде с ней встречались,

Всей семьёй к ней на обед

Мы зашли, там Мара с Галей

Носились в комнатах её.

Половину лишь отняли -

Фриды барское жильё:

Она в качестве прислуги

У полковника жила,

Убежал он за границу,

Бросив всё, она была

Как жена.

Хранила вещи,

Что остались от него.

На полу стояли вазы,

Пол - паркет, картины... - всё

Веет статью и искусством,

И она вручила мне

С бронзы штучку ту чудную,

Что с японской той войны -

Вместе с многими вещами

Тот полковник в дом привёз,

И мне пепельницей стала

Сувенир японских бонз.

Лет ей сто наверно было,

В ней курился чудный дым.

Где ты, Фрида, что с тобою?

Я сейчас совсем один.

Феодосий! Феодосий!

Умный мальчик мой братан.

Почему тогда не бросил

В ту минуту свой наган?

Может, всё бы изменилось,

Если б ты остался жив.

Ишь, как крепко прицепились,

Не стерпел - такой порыв.

В нашем доме честь - то свято,

И её мы берегли.

Честь крестьянина, солдата -

Так родители мои

Нас с тобою воспитали,

И спасибо им за то.

Только лучших не встречали

В Лёле тоже слово то,

У неё кремень характер,

И с дороги не собьёшь.

Хорошо нам было вместе,

Пусть судьба их бережёт.

Брат Семён, характер тихий,

Волостной был старшина.

На телеге комсомольца

Его возили, в чём вина?

То про это не сказали,

А позора он хлебнул.

Стал людей любых бояться,

Чуть в слезах не утонул.

Из избы лишь поздно ночью

Он выходит посидеть.

Жаль его, хороший очень

Из под ручки поглядеть.

Тихий, добрый, справедливый,

Никого не обижал,

Он не знал неправды силы,

Всё по-мирному решал.

Проклинаю этих гадов,

Что вершили зло вокруг.

Мир не знал такого ада,

Что пришлося нам хлебнуть.

Как то в детстве мне пришлося

Раз с черёмухи упасть,

На сучок пал головою,

Ничего не знала мать.

Дома я залез на печку,

Там лежал и не вставал.

"Мишка! Ты иди обедать". -

Раз зовут, я сразу встал.

Все родные ужаснулись,

Как опухло всё лицо.

Тот сучок не раз икнулся,

Голова болит за то.

Вспомнил мёд, который батя

Им из ульев доставал,

Пчёл нисколько не боялся

И лицо не защищал.

Вооружившись дымокуром,

Он за дом к тем ульям шёл,

И чего-то там колдует,

С мёдом уж домой пришёл.

А налив в большую миску,

За столом все пили чай.

Я старался взять излишку,

Но никто не закричал.

Все же вместе дружно жили

На работе и в семье;

Меж собою все дружили,

Каждый не тянул к себе.

Честный труд всегда полезен,

Если только для своих,

Лишь в семье его оценят,

Но не ценят у чужих.

Хоть в лепёшку расшибёшься,

Только то не допусти.

После очень ошибёшься,

Ведь чужие не свои.

Так и мы сидим за что-то,

Для страны себя отдав.

Все старанья и заботы

Разлетелись в пух и прах.

На фронтах кровь мы лили,

Не жалея ничего.

Что мы ели, что мы пили,

Нам не скажет то никто.

Дисциплиною солдатской

Были все возмущены.

Люд рабочий и крестьянский

Своей Родины сыны.

Все хотели послабленья,

Чтоб домой скорей уйти,

Быть в тяжёлом опьяненьи

Возле ног своей жены.

И подлючих комиссаров

Я на дух не выношу,

Так с них тянет перегаром,

Ничто сделать не могу.

Командиров обсуждают

Без зазренья при бойцах

И приказы отменяют

На словах и на делах.

Мне с такими дураками

Оборону не крепить

И винтовки со штыками

На занятья не вручить.

Говорить одна забота

Всё про партию твердят -

То халтура, не работа:

По штабам одним сидят.

Говорят, что принуждаю

Я приказы выполнять,

Что мне делать, очень знаю,

Как бойцов своих держать.

Чтобы были днём и ночью,

В жаркий день иль сквозь метель

Защитить страну родную

Чётко, ясно, без потерь.

Чтоб у всех стрельба - отлично.

Ловко билися штыком

И прикладом чтоб привычно

Били в лоб врагов при том.

В рукопашной смелость была б

На коварного врага.

А не бегали б к могилам

Самогонку пить тогда.

Для меня один порядок

И для них, и для себя.

Раз бойцы, так значит надо

Дисциплину знать всегда.

Не вина, что я порядок

В службе нашей наводил.

Не обмотки и ботинки -

Сапоги носить просил.

Это было на гражданской,

Кто во что тогда одет,

С формой новой всё в порядке -

Весь армейский этикет.

Вот идёт подразделенье,

На плацу чеканя шаг.

Молодцы, что загляденье

Только жаль, что всё не так.

Ловко только на бумаге -

В командирских рапортах,

И большие передряги

Наступили на делах.

А к войне мы не готовы,

Это точно знаю я.

Всё коряво, бестолково -

Показуха, ерунда.

Нету техники хорошей,

Чтоб бойцов перевести.

На парадах только могут

Строевым хоть раз пройти.

Не комплект из командиров,

Всё по тюрьмам разошлись.

Мы кричали всему миру,

Что сильны: "Поберегись!"

А на деле швах случился,

И пришлося отступать.

Как теперь с фашистским зверем

Нам придётся воевать?

Я скажу, народ наш смелый,

Если только на войне,

А в миру трусливый, бедный,

Как бараны: "бэ" да "мэ".

Предают друг друга скопом,

Чтоб себе облегчить жизнь.

Гитлер подлый всю Европу

Захватил. Страна держись!

Поднимись с колен несчастных,

Нанеси отпор врагу,

Отвоюй свой мир и счастье

За детей, за мать свою.

Глупый, глупый ты начлага,

Что людей за так гноишь,

Лучше б ты создал бригаду

С политических своих.

А они-то дело знают,

Дали б немцам по хребту.

Жаль, что в тюрьмах умирают:

Этим помощь лишь врагу.

Сколько дней сижу, не знаю.

Иней белый на стенах.

Вдоль по камере шагаю,

Аж мозоли на ногах.

А сидеть, так то прохладно:

Не поставят в карцер печь.

Коль живой, то это ладно,

Нужно силы поберечь".

 

И сидит ЗАМНАЧ Антонов,

В прошлом смелый майор,

В узкой камере-клетушке,

Сам с собой вёл разговор.

Слово вслух - так веселье:

Будто с кем-то говоришь.

Свет в окне едва белеет,

А на нём решётки штрих.

Тоже в инее решётка,

Изо рта лишь пар идёт.

"Вот твоя, начлаг, заботка,

Что за зверь в тебе живёт.

Я не резал подлых у´рок,

Лишь просился я на фронт.

Ты, начлаг, наш враг, придурок,

Нет ума - берёшь "на понт".

Никакого уваженья

Тебе, гад, не заслужить.

Хочешь лишь ты истребленья,

Сеешь смерть, а нужно жить

Для того, чтоб быть полезным

Для себя и для страны.

У тебя приказ наверно,

Чтобы умерли все мы.

Не хотел б такой свободы,

Я свободнее тебя,

И не стал как ты уродом,

Палачом, себя любя".

 

Ключ звенит в дверях: "Антонов,

Что разлёгся, ну-ка встать!

Что собрал свои монатки?

Пошёл вперёд, такую мать".

 

Руки за спину привычно

Дед как нужно захватил

И по зоне занесённой

Он из БУРА проходил.

Раз начлага вызывает,

Значит снова быть беде,

Зря он встреч не назначает,

Видно, вовсе не в себе.

Вечный ЗЭК теперь Антонов

С интересом шёл туда.

Ничего он не боялся,

Ветер шапку теребя,

А верней её завязки,

Дул в лицо, раскрыл дед рот.

Свежий воздух опьяняет,

Кругом голова идёт.

Всё, пришли к дверям начлага.






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных