Гарри Беккер. Преступление и наказание: экономический подход

Оптимальные размеры штрафов зависят только от предельного вреда и предельных издержек, но совершенно не зависят от экономического положения правонарушителя. Многие считали, что это несправедливо, и предлагали взимать штрафы в зависимости от размера дохода преступника. Если цель заключается именно в минимизации потерь общества, причиняемых преступлениями, а не отмщении или нанесении вреда преступникам, то размер штрафов должен зависеть от размера ущерба, нанесенного преступниками, а не от их дохода, расы, пола и т. д. Точно так же денежный эквивалент оптимальных сроков лишения свободы и других видов наказаний зависит от вреда, издержек и эластичностей реакции, но не непосредственно от дохода преступника. На самом деле, если денежный эквивалент наказания, скажем, в форме лишения свободы, не зависел бы от дохода, то длительность срока, к которому преступник приговорен, была бы связана с доходом обратной зависимостью, поскольку оценка данного срока лишения свободы тем больше, чем больше доход преступника.Сделаем небольшое отступление и обсудим некоторые интересные выводы относительно вероятности наказания, которые следуют из того, что денежная стоимость всякого штрафа является безусловно одинаковой для всех нарушителей, тогда как денежный эквивалент, или "ценность", всякого срока лишения свободы или пробации, как правило, положительно связан с доходом преступника. Из того, что было сказано в разделе II, следует, что фактические вероятности быть осужденным и наказанным не являются раз и навсегда данными для всех преступников, но зависят от их возраста, пола, расы и особенно от дохода. Преступники, получающие высокий доход, заинтересованы в том, чтобы больше тратить на планирование своих преступлений, на хороших адвокатов, на обжалование судебных решений и даже на взятки, чтобы снизить вероятность поимки и осуждения за преступления, по которым, скажем, предусмотрено наказание в виде лишения свободы, поскольку для них издержки осуждения выше, чем все эти денежные расходы.

Однако, следуя той же логике, получается, что и более бедные преступники должны быть заинтересованы тратить больше времени на. планирование преступлений, присутствие на судебных заседаниях и т. д., чтобы снизить вероятность быть осужденными за преступления, наказываемые штрафами, поскольку для них издержки такого наказания оказываются высокими, если сравнивать их с ценностью их времени. Вывод заключается в том, что вероятность осуждения зависит от заработков преступников, причем зависимость отрицательна для преступлений, караемых лишением свободы, и положительна для преступлений, за которые положен штраф. Хотя применительно к тяжким преступлениям и другим видам правонарушений, караемым лишением свободы, отрицательная зависимость прослеживалась многими авторами, которые высказывали сожаление по этому поводу, я не слышал о каких-либо исследованиях этой зависимости для штрафов, а также о том, чтобы кто-либо признал, что наблюдаемая отрицательная зависимость скорее является следствием самого вида наказания, чем следствием уровня благосостояния нарушителя.

Какие виды наказаний по мысли Беккера должны применяться к налоговым преступникам?

9. Эмиль Дюркгейм «Норма и патология»

Моральное сознание общества должно быть в целостном виде воплощено в индивидуальном сознании всех его членов и обладать силой воздействия, достаточной для того, чтобы предотвратить любые посягающие на него деяния,— как малозначительные нарушения, так и преступления. Однако такое универсальное и абсолютное единообразие совершенно невозможно; непосредственная физическая среда, окружающая каждого из нас, передаваемые по наследству качества и социальные влияния по-разному действуют на разных лиц и вследствие этого создают различия в сфере сознания. Люди не могут быть совершенно одинаковыми хотя бы потому, что каждый из них обладает своим собственным организмом и эти организмы занимают; различные зоны в пространстве.
Следовательно, поскольку не может быть общества, в котором индивидуумы не отличались бы в большей или меньшей степени от среднего коллективного типа, постольку неизбежно, что среди такого рода отклонений существуют и отклонения преступного характера. Такой характер они приобретают не в силу каких-либо внутренне присущих данному деянию качеств, а в связи с определением, которое дает этому деянию коллективное сознание. Если общественное сознание становится сильнее, если оно обладает достаточным авторитетом, чтобы подавить эти отклонения, оно само становится вместе с тем более чувствительным, более взыскательным и, выступая против малейших отклонений с энергией, проявляемой до этого только в отношении более значительных нарушений, это сознание придает им столь же серьезное значение, какое раньше придавалось преступлениям. Другими словами, оно определяет их в качестве преступных.
Итак, преступность необходима; она прочно связана с основными условиями любой социальной жизни и именно в силу этого полезна, поскольку те условия, частью которых она является, сами неотделимы от нормальной эволюции морали и права.

Почему преступность необходима для любого общества?

10. Нильс Кристи «Уголовный закон и гражданское общество»

Преступления не существует, с самого начала. Прежде всего существуют деяния – события, то, что имело место. Но в таком случае, если это произошло среди людей, то нам необходимо будет понять эти деяния, дать им свое толкование. Но все люди не могут дать одному деянию одно и то же толкование. Одни увидят в нем героизм, другие – преступление. Одни найдут его обыденным, другие увидят в нем преступление. Целый ряд людей находят удовольствие в том, чтобы проводить границы между добром и злом. Все виды деяний открыты для нас:

… это деяние можно рассматривать как злонамеренное, он разбил ее окно; но может быть, он разбил его потому, что поскользнулся на тротуаре;

или

…он взял деньги из ящика другого человека; но этот человек мало платил ему в течение последнего рыболовного сезона. И не в его привычке было красть деньги у других людей. А ему действительно очень нужны были деньги.

или

…он избивал своего товарища, но намного ли сильнее, чем его самого избили? И мог ли он нанести столь сильные удары?

или

… он рассматривал ее гениталии, а она его пенис, они были братом и сестрой, но им бы не более шести-семи лет, это период, когда дети постепенно готовятся к взрослой жизни,

или

… по сообщениям из Стокгольма, муж давал наркотики своей жене, а затем задушил ее. Затем он сообщил в полицию о том, что он совершил, и на этом бы история закончилась. Он написал, что сядет на пароход в Финляндию, привяжет к своим ногам тяжелые камни и прыгнет в воду. Полиция получила письмо два дня спустя. Они обнаружили дверь в квартиру незапертой, как и было написано в письме. Они также нашли его жену. Тело было обмыто, а лицо было накрыто простыней. Ей было 86, а ему 78. У нее была болезнь Альцгеймера. Он долго за ней ухаживал, и теперь ее должны были увезти. Они были очень близки между собой, - сказал семейный доктор. Мы ищем этого человека, он подозревается в совершении преднамеренного убийства, - заявили в полиции.

Урок, который из этого можно извлечь, следующий. Деяния сами по себе не существуют. Они становятся деяниями.

Это происходит на нескольких уровнях. Классифицировать и оценивать – это задача человека. Деяния можно воспринимать и оценивать в соответствии с эстетическими нормами, они могут быть ужасными, благородными, замечательными. Деяние можно также оценивать с точки зрения его эффективности, способствовало ли его достижению какой-либо цели. Или, что наиболее важно для нашего исследования, было ли оно правильным или неправильным?

Преступления не существует, пока ему не дают соответствующего толкования. Зачастую само понятие «преступление» – всего лишь этап в этом процессе, и это мнение меньшинства на этом этапе. Одна из задач криминологии – изучение условий, при которых деяния истолковываются как преступление и условий, в которых этим деяниям придается другой смысл.

Если подходить к преступлению таким образом, что становится инстанцией, производящей преступность?

11. Нильс Кристи «Уголовный закон и гражданское общество»

Сегодня, в удобно слабом государстве, большинство политиков мечтает о том, чтобы главенствовали законы, особенно уголовные. Объяснение этому достаточно простое. Существует не так много областей, где политики или их партия, могут проявить себя. В условиях внеполитической экономики, отсутствия налоговых средств для социальных реформ, в обществе где прочно установился монолит и где даже иностранные и военные политики не представляют никакого интереса вследствие окончания холодной войны, в этой системе преступление выходит на тот план, который раньше занимала политика.

Сегодня мы можем наблюдать, как в Европе и США происходит жестокая борьба за то, чтобы утвердить себя в качестве лидера борьбы с преступностью. Об этом широко заявляет Билл Клинтон. Тони Блэр делает то же самое, но с немного другой формулировкой. В этой ситуации все стороны стараются перещеголять друг друга. Других арен осталось совсем немного. Поэтому политика контроля за преступностью становится во главе угла. Сторонники удобно слабого государства доказывают свою ценность. Преступность – это то, без чего не может существовать слабое государство. Это приводит к ситуации, о которой мы можем сказать: государства управляют через преступление

Система контроля за преступностью – это не пассивная система реагирования, а активная система, система, обслуживания большинство и саму себя.

Назовите механизмы управления через преступления в современном государства? Какие виды преступлений являются для этого самыми удобными, по мнению Кристи? Согласны ли Вы с автором?

12. Нильс Кристи «Уголовный закон и гражданское общество»

Существует два типа разрешения конфликтов. Один был выдвинут Моисеем, другие – женщинами у колодца.

Мы все знаем историю о Моисее. Он спустился с гор. В руках он нес скрижали, выбитые на граните, которые были продиктованы ему тем, кто находился существенно выше гор. Моисей был только вестником, а народ – слушателем, которого контролировали свыше. Много позднее Иисус и Магомет действовали по тому же принципу. Это классические случаи «пирамидального правосудия».

Следующая история – это история о женщинах, наливающих воду из колодца, или встречающихся на привычном месте у реки. Они приходят туда каждый день в один и тот же час. Наливают воду, стирают белье, говорят друг с другом, дают оценки. Исходная точка их разговоров – это конкретные действия и ситуации. Они описываются, сравниваются с аналогичными фактами, которые произошли в прошлом или где-то еще, им дается оценка – правильная или неправильная, удачная или неудачная, аргументированная или неаргументированная. Постепенно складывается общее понимание тех или иных фактов. Это и есть процесс создания норм. Это классический случай горизонтального или «эгалитарного правосудия». Конечно, не совсем эгалитарного. У некоторых одежда лучше, чем у других, некоторые происходят из более богатых семей, другие обладают более острым умом. Но по сравнению с Моисеем и расстоянием, между ним и теми, к кому он спустился, они равны. И их решения складываются в процессе.

В чем, по мнению, Нильса Кристи преимущества эгалитарного правосудия? Какие механизмы его реализации Вы можете назвать?

13. Роберт Мертон «Социальная структура и аномия»

Среди элементов социальной и культурной структуры особую важность для нас имеют два элемента. Аналитически они разделимы, хотя в конкретных ситуациях они нераздельно переплетаются. Первый элемент состоит из целей, намерений и интересов, определяемых данной культурой. Они составляют сферу устремлений. Указанные цели более или менее интегрированы и включают в себя различные степени престижа и эмоций. Они составляют основной, но не единственный компонент того, что Линтон удачно назвал «схемой группового существования». Некоторые из этих определяемых культурой устремлений имеют отношение к первичным влечениям человека, однако они не определяются ими. Вторая фаза социальной структуры определяет, регулирует и контролирует приемлемые способы достижения этих целей. Каждая социальная группа обязательно сочетает свою шкалу желаемых целей с моральным или институционным регулированием допустимых и требуемых способов достижения этих целей. Этого рода регулятивные нормы и моральные императивы не обязательно совпадают с нормами, определяющими техническую целесообразность или эффективность этих способов. Многие способы, которые отдельным лицам представляются наиболее эффективными для достижения желаемых ценностей, также как незаконные операции с акциями нефтяных компаний, кража, мошенничество, исключены из институционной сферы дозволенного поведения. Выбор подходящих средств ограничен институционными нормами.

Эффективное равновесие между двумя указанными фазами социальной структуры достигается до тех пор, пока лица, подчиняющиеся ограничениям обоего рода, получают удовлетворение; речь идет об удовлетворении от достижения определенных целей и об удовлетворении, непосредственно проистекающем от использования институционно одобряемых способов достижения этих целей. Успех в подобных уравновешенных случаях складывается из двух моментов. Успех здесь оценивается в терминах результата и в терминах процесса, в терминах конечного выхода и в терминах деятельности. Постоянное удовлетворение должно проистекать из самого по себе участия в конкурентном порядке и из опережения конкурента, поскольку сохраняется конкурентный порядок. Случайные жертвы, сопряженные с институционализированным поведением, должны компенсироваться социально апробированным вознаграждением. Распределение статусов и ролей посредством соревнования должно быть организовано таким образом, чтобы для любой позиции в рамках установленного распределением порядка существовал положительный фактор, стимулирующий соответствие каждого своей роли и выполнение обязательств, связанных со статусом. Поэтому отклоняющееся от нормы поведение может быть расценено как симптом несогласованности между определяемыми культурой устремлениями и социально организованными средствами их удовлетворения.

Что Мертон понимает под культурными целями? Что такое институционные нормы? Как соотношение этих элементов может объяснить существование преступности?

14. Роберт Мертон «Социальная структура и аномия»

Этот теоретический анализ можно распространить на объяснение меняющихся соотношений между преступностью и бедностью. Бедность не представляет собой изолированной переменной. Она включена в комплекс взаимозависимых переменных социального и культурного характера. Рассматриваемая в таком контексте, бедность представляется в совершенно ином аспекте. Бедность как таковая и сопутствующее ей ограничение возможностей сами по себе недостаточны для того, чтобы обусловить заметное повышение коэффициента преступного поведения. Даже часто упоминаемая «бедность среди изобилия» не ведет с необходимостью к такому результату. Только в той мере, в какой нищета и соединенные с ней невзгоды в конкурентной борьбе за овладение ценностями, одобренными культурой для всех членов данного общества, связаны с восприятием обусловленного культурой акцента на значении денежного накопления как символа успеха, антисоциальное поведение представляет собой «нормальный» исход. Так, бедность в гораздо меньшей степени связана с преступностью в юго-восточной Европе, чем в Соединенных Штатах. Возможности вертикальной мобильности в этих зонах Европы, по-видимому, ниже, чем в нашей стране, так что ни бедность сама по себе, ни ее сочетание с ограниченностью возможностей не достаточны для объяснения различий в корреляциях. Только в том случае, если мы будем рассматривать всю конфигурацию, образуемую бедностью и ограниченностью возможностей, а также общую для всех систему символов успеха, мы сможем объяснить, почему корреляция между бедностью и преступностью в нашем обществе выше, чем в других обществах, в которых жесткая классовая структура сочетается с различными для каждого класса символами продвижения.

Работает ли объяснение Мертона о связи бедности и преступности по отношению к современной России?

15. Мишель Фуко «Надзирать и наказывать: рождение тюрьмы»

Итак, рождение реформы связано не с новой чувствительностью, а с новой политикой по отношению к противозаконностям. Вообще говоря, при королевском режиме во Франции каждый общественный слой располагал собственным полем терпимой противозаконности: невыполнение правил, многочисленных эдиктов или указов являлось условием политического и экономического функционирования общества. Черта, характерная не только для абсолютизма? Несомненно. Но противозаконности в ту эпоху были столь глубоко укоренены в жизни каждого слоя общества и столь необходимы, что обладали в некотором смысле собственной последовательностью и экономией. Иногда они принимали форму абсолютно законосообразную -как привилегии, предоставляемые некоторым индивидам и общинам, - и превращались в устоявшиеся льготы. Порой — форму массового неподчинения: десятилетиями, а то и столетиями указы издавались и переиздавались, но никогда не выполнялись. Бывало, законы постепенно предавались забвению и внезапно вновь становились актуальными, — то при молчаливом согласии властей, то из нежелания или просто невозможности принудить к исполнению закона и задержанию нарушителей. В принципе, самые обездоленные слои общества не имели привилегий: но они извлекали выгоду — в рамках полей, отведенных им законом и обычаем, — из пространства терпимости, завоеванного силой или упорством; и пространство это было для них столь необходимым условием существования, что часто они готовы были пойти на бунт, чтобы отстоять его. Периодически предпринимавшиеся попытки сократить его путем восстановления старых правил или совершенствования репрессивных методов вызывали народные волнения, точно так же как посягательства на привилегии возмущали знать, духовенство и буржуазию.

Необходимая противозаконность в специфических формах, порожденных внутри себя каждым слоем общества, была связана с рядом парадоксов. В низших слоях она отождествлялась с преступностью, от которой юридически (если не морально) ее трудно было отделить: начиная с налоговых правонарушений до нарушения таможенных правил, контрабанды, грабежа, вооруженной борьбы со сборщиками налогов, даже с самими солдатами, и вплоть до бунта наблюдается непрерывность, где трудно провести границы; или, опять-таки, бродяжничество (строго наказуемое в соответствии с никогда не выполнявшимися указами) со всевозможными хищениями, грабежами, даже убийствами оказывало радушный прием безработным, рабочим, самовольно покинувшим работодателей, прислуге, имевшей причины убежать от хозяев, терзаемым подмастерьям, дезертирам, всем тем, кто хотел укрыться от принудительной вербовки на военную службу. Таким образом, преступность растворялась в более широкой противозаконности, к которой простонародье было привязано как к условию своего существования; и наоборот, противозаконность была непременным фактором роста преступности. Отсюда двусмысленность народного отношения к преступникам. С одной стороны, преступник -особенно контрабандист или крестьянин, сбежавший от помещика-лихоимца, - вызывал к себе искреннюю симпатию: его насильственные действия рассматривались как прямое продолжение старых битв. С другой стороны, человек, который под прикрытием допускаемой народом противозаконности совершал преступления, наносящие ущерб тому же народу (например, нищенствующий бродяга — вор и убийца), легко становился предметом особой ненависти: ведь он делал объектом преступления самых обездоленных, тогда как противозаконность являлась неотъемлемым условием их существования. Таким образом, вокруг преступников завязывались в узел прославление и порицание; действенная помощь и страх чередовались по отношению к этому подвижному, неустойчивому населению: люди знали, что оно совсем близко, и вместе с тем, что в нем может возникнуть преступление. Народная противозаконность окутывала ядро — преступность, которая была ее крайней формой и ее внутренней опасностью.

Соотношение необходимых противозаконностей и преступности, значение и роль уголовного закона.

16. Мишель Фуко «Надзирать и наказывать: рождение тюрьмы»

Наказание и его исправительное воздействие - процессы, развертывающиеся между заключенным и надзирателями. Эти процессы приводят к преобразованию всего индивида: его тела и привычек — посредством ежедневного принудительного труда, его сознания и воли — благодаря духовному попечению: «Библия и другие книги о жизни в вере всегда под рукой. Священники различных церквей, действующих в городе и окрестностях, служат поочередно по одному разу в неделю, а все другие духовные наставники имеют доступ к заключенным в, любое время». Но это преобразование вверено самой администрации. Одиночества и самоанализа недостаточно; недостаточно и чисто религиозных увещеваний. Работа над душой заключенного должна производиться как можно чаще. Тюрьма, являющаяся административным аппаратом, должна быть в то же время машиной по изменению сознания. При поступлении в тюрьму заключенному зачитывают устав. «Вместе.с тем инспектора стремятся укоренить в нем моральные обязательства, соответству­ющие его положению, разъясняют ему, какое правонарушение по отношению к ним он совершил, каким злом оно оказалось для общества, под защитой коего он находится, и необходимость возмещения ущерба примерным поведением и исправлением. Затем они заставляют его обещать с радостью выполнить свой долг и вести себя достойно; они объясняют ему, что при хорошем поведении он может надеяться на освобождение до истечения срока... Время от времени инспектора обязаны беседовать с преступниками об их долге перед людьми и обществом». Но самое важное, несомненно, то, что условием и следствием этого контроля и преобразования является формирование знания об индивидах. Одновременно с новым заключенным администрация Уолнат Стрит получает отчет о совершённом им преступлении и сопутствовавших обстоятельствах, резюме допроса обвиняемого, сведения о его поведении до и после вынесения приговора: все это необходимо знать, чтобы «определить, какое лечение и помощь требуются для искоренения его старых привычек». И на протяжении всего заключения он подвергается наблюдению, его поведение изо дня в день документально фиксируется, и инспектора (в 1795 г. -двенадцать знатных горожан), дважды в неделю по двое посещающие тюрьму, получают информацию о происхо­дящем, осведомляются о поведении каждого заключенного и решают, кто заслуживает ходатайства о снисхождении. Постоянно совершенствуемое знание индивидов позволяет подразделить их в тюрьме не столько по совершённым преступлениям, сколько в соответствии с обнаруженными наклонностями. Тюрьма становится своего рода постоянной обсерваторией, дающей возможность распределить разные пороки или слабости. Начиная с 1797 г. заключенные делились на четыре класса: первый составляли те, кто приговорен к одиночному заключению или совершил серьезные правонарушения в тюрьме; ко второму принадлежали те, кто «хорошо известен как матерый преступник... порочен, опасен, неустойчив в своих склонностях или непредсказуем в поступках» и проявил все эти качества за время пребывания в тюрьме; третий класс включает в себя тех, «чей характер и обстоятельства до и после осуждения заставляют заключить, что они не являются закоренелыми преступниками»; наконец, особое отделение, испытательный класс для тех, чей характер еще не известен, или для тех, кто во всяком случае не заслуживает зачисления в предыдущие категории. Организуется целый корпус индивидуализирующего знания, область значения которого - не столько совершённое преступление (по крайней мере не оно одно), сколько потенциальная опасность, сокрытая в индивиде и проявляющаяся в его наблюдаемом каждодневном поведении. С этой точки зрения тюрьма действует как аппарат познания.

Когда и почему тюрьма начинает действовать как аппарат познания? Что меняется в практиках наказания после того, как начинает производится знание о преступнике?

17. Чезаре Ломброзо «Женщина преступница и проститутка»

Тождество преступника и проститутки в анатомическом и психологическом отношениях настолько полно, насколько это возможно: оба они идентичны с нравственно помешанными, а потому равны между собою. Как у одного, так и у другого мы находим те же самые дефекты нравственного чувства, ту же бессердечность и рано появляющуюся наклонность ко злу, то же равнодушие к общественному мнению, благодаря которому один легко мирится с положением преступника, а другая -- проститутки; наконец, одинаковую нерасчетливость, легкомысленность и лень, равно как одинаковое же тщеславие и страсть к шумным развлечениям, кутежам и оргиям. Проституция есть, стало быть, не более, как известная форма выражения женской преступности, вместе с которой она представляет два аналогичных, параллельных явления, сливающихся друг с другом. Среди проституток необыкновенно распространены сравнительно легкие преступления, как воровство, вымогательство и нанесение телесных повреждений. С психологической точки зрения проститутка та же преступница, и если она не совершает преступления, то причина этого -- ее физическая слабость и ограниченное умственное развитие, а еще более то обстоятельство, что в разврате она имеет средство для удовлетворения всех своих желаний и потому по закону затраты наименьшей энергии предпочитает именно это средство другим. Итак, проституция есть специфическая форма женской преступности. Настоящие преступницы, совершившие более или менее тяжелые преступления, представляя собою всегда крупные аномалии в том или другом отношении, отличаются необыкновенной нравственной извращенностью, далеко превосходящею мужчин, и с биологической точки зрения обладают чисто мужскими характерами - словом, на них нужно смотреть скорее как на исключения из среды женщины. Таким образом, подтверждается наш взгляд, что истинную женскую преступность нужно видеть именно в проституции. Теперь нам станет понятным, почему среди проституток преобладают именно легкие, незначительные преступления. Будучи по своей природе преступницами, они идут по общему для всех преступников пути, но только до известных, так сказать, пределов: за этими пределами их преступность начинает выражаться уже в особой специфической форме, в проституции. Мы знали многих девушек, которые в детстве были воровками, а выросши, перестали воровать и сделались проститутками.

Выскажите свое (аргументированное) согласие/несогласие с позицией Ч. Ломброзо.

18. Ирвин Гоффман «Стигма: Заметки об управлении испорченной идентичностью»

Теперь можно сформулировать основную особенность жизненной ситуации стигматизированного индивида. Это проблема того, что часто – хотя и не вполне ясно – называют «принятием» [acceptance]. Люди, имеющие дело с этим индивидом, не выказывают ему того уважения и почтения, которые предполагают аспекты его социальной идентичности, не зараженные стигмой, и которых он ожидал бы на основании этих аспектов; индивид отзывается на такое неприятие признанием того, что оно обосновано некоторыми его качествами.

Как стигматизированный индивид реагирует на ситуацию? В некоторых случаях он сможет попытаться напрямую исправить то, что ему кажется объективным основанием своего порока, – например, человек с каким-либо физическим изъяном делает пластическую операцию, слепой лечит зрение, безграмотный получает минимальное образование, гомосексуалист проходит курс психотерапии. (Если подобное лечение возможно; результат иногда ведет не к обретению нормального статуса, а к трансформации «я»: из человека с каким-либо изъяном он превращается в человека с историей исправления изъяна.) Здесь следует упомянуть склонность к «виктимизации» [proneness to victimization] – результат ситуации, когда стигматизированный индивид обращается к услугам мошенников, предлагающих исправить дефекты речи, отбелить кожу, увеличить рост, вернуть молодость (например, путем лечения оплодотворенным желтком), излечить при помощи веры, разговора. Идет ли речь о практической методике или мошенничестве, их настойчивый поиск, зачастую скрытый, еще раз подчеркивает крайности, на которые готов пойти стигматизированный индивид, – а такие крайности, в свою очередь, свидетельствует о болезненности ситуации для индивида.

Каким образом, по мнению Гоффмана, факт осуждения будет влиять на дальнейшее поведение человека?

19. Ирвин Гоффман «Стигма: Заметки об управлении испорченной идентичностью»

Первый тип понимающих людей – те, чье понимание сформировалась в результате работы в сфере, связанной с помощью людям с определенной стигмой или с действиями общества в отношении таких людей. Например, понимающими в этом смысле могут быть медсестры и физиотерапевты; случается, они больше знают о каком-то виде протезов, чем пациент, который должен научиться ими пользоваться, чтобы компенсировать свое увечье. Понимающими зачастую бывают работники-неевреи в еврейских магазинах (кошерной пищи), бармены-негомосексуалисты в барах для гомосексуалистов или горничные проституток в [лондонском фешенебельном районе] Мейфер. Полицейские, будучи вынужденными постоянно иметь дело с преступниками, могут научиться относиться к ним с пониманием; это позволяет предположить, что «…полицейские – единственные люди, кроме самих преступников, которые видят и ценят тебя самого».

Ко второму типу понимающих людей относятся индивиды, на уровне социальной структуры связанные со стигматизированным индивидом; эта связь ведет к тому, что в некоторых отношениях «большое» общество воспринимает этих двух индивидов как одного. Так, преданная жена душевнобольного, дочь бывшего заключенного, родитель калеки, друг слепого, семья палача – на них всех переносится часть позора связанного с ними стигматизированного индивида. Возможная реакция на такую участь – смириться и жить в мире подобных стигматизированных отношений. Следует добавить, что индивиды, на которых таким образом переносится часть стигмы, сами могут передавать ее на свои собственные дальнейшие знакомства. Проблемы стигматизированных людей распространяются волнами, но всякий раз интенсивность влияния уменьшается.

Как изменяется интенсивность стигматизации в профессиональной юридической среде – дознаватель, следователь, адвокат, прокурор, судья, инспектор ФСИН, оперативный сотрудник?

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: