лектор, просветитель и музыкант.

«Н. И. Привалов по праву может считаться не только практически, но и теоретически знатоком народных музыкальных инструментов. Его книги и лекции в Археологическом институте поставили его на 1-е место среди специалистов по этим вопросам».

(«Новое время», 1910, № 12493, 21 декабря)

Если хотя бы бегло обозреть историю русской народной инструментальной музыки, то последняя четверть XIX – начало XX столетий представляется, бесспорно, одним из ярчайших этапов активного художественного формирования жанра.

В историографии непосредственно русской народной инструментоведческой науки, тем не менее, истинные заслуги ее выдающихся представителей все еще не подкреплены должной содержательной конкретикой персонального вклада каждого.

Типичный пример – инструментоведческая научно-публицистическая деятельность музыканта-этнографа, профессора Петербургского Археологического института, горного инженера Николая Ивановича Привалова[1].

Научное наследие Н.И. Привалова с полным правом ставит его в один ряд с крупными отечественными исследователями в области народных музыкальных инструментов:

«В конце XIX – начале XX столетия выдвинулись два крупнейших деятеля в области музыкального инструментоведения – А. С. Фаминцын и
Н. И. Привалов, которые, в сущности, и заложили основу русской народной инструментоведческой науки, – констатирует К. А. Вертков. – Первому из них принадлежат серьезные исследования о скоморохах, гуслях, домре и родственных ей инструментах; второй в статьях и монографиях затронул все русские народные инструменты без исключения.

Самое интересное и ценное в его работах – сведения о живой практике народных инструментов в современном ему быту и художественном музыкальном исполнительстве. Его музыкально-этнографические наблюдения в полном смысле слова трудно переоценить. Другой положительной стороной исследовательской деятельности Привалова было стремление изучать русские народные инструменты с целью их усовершенствования…»[2].

Николай Иванович Привалов родился 22 мая (3 июня) в Нижне-Тагильском заводе Верхотурского уезда Пермской губернии (теперь – г.Нижний Тагил). В 1877 году семья переехала в Санкт-Петербург, с 1879 по 1887 гг. Николай ученик Первого Реального училища. В 1888году в качестве стипендиата Демидова (за многолетнюю безупречную службу отца) поступает в Петербургский Горный институт, который окончил в 1895г. С 1895 по 1897 работает на Путиловском заводе. С 1897 года помощник окружного инженера по Главному Горному Управлению, с 1911 года окружной инженер Санкт-Петербургского горного округа. В 1903году экстерном закончил Археологический институт со званием ученого-археолога.

Интерес к искусству проявился у Николая необыкновенно рано. Уже в девять лет он увлекался театром и поэзией; в этом же возрасте у него открылся даже писательский дар, он с энтузиазмом посещал занятия хора реального училища, которым руководил известный хоровой дирижер и педагог-методист Николай Петрович Брянский (1838-1894). Но мощный толчок к занятию музыкой дал концерт капеллы Д.А. Агренева-Славянского на Московской Всероссийской выставке в 1882 г. Этот концерт определил увлечение Привалова, которое стало главным в его жизни - музыка и народное музыкальное искусство.

С 15 лет он начинает учиться игре на фортепиано, затем новым его увлечением становится случайно приобретенная цитра. В 1883г. отдает всего себя идеи создания в реальном училище струнного оркестра, сам дирижировал и писал аранжировки. Занимается вокалом «со свободной художницей Е.А. Рубцовой, в домашних спектаклях пел соло и дуэты»[3]. Одновременно он много сил и времени отдает театру, устраивает любительские театральные спектакли, играет в них сам.

Его любовь к гуслям можно считать наследственной, как свидетельствует он сам - «Родная бабушка его была гуслярша, троюродный дед – знаменитый гусляр, … дядя хороший гусляр» - читаем мы в документе архива Н. Привалова «Биографические сведения» (РНБ. отдел рукописей ф.615, опись 1, №1). Через интерес к гуслям пришло его увлечение цитрой и, связанные с ней события во многом определили его жизнь. С цитрой он вышел на сцену как музыкант – исполнитель на первое в своей жизни выступление в публичном концерте в апреле-мае 1889г., где он играл в дуэте с цитристом В. А. Мартинсоном. А другое его выступление, именно на цитре в дуэте с А.К. Грюнертом послужило поводом знакомства с В. В. Андреевым и возникшим затем у Привалова интересом к балалайке.

В 1896 г. начал брать уроки у В.В. Андреева. Музыкальная одаренность его в освоении различных инструментов проявилась сразу, в дальнейшем он освоил домру, балалайку, играл в оркестре даже на домре контрабасовой[4]. А общность интересов и любви к национальной музыкальной культуре и национальным инструментам привели к дружеским отношениям с Андреевым, который и пригласил Привалова, увидев в нём дар историка и исследователя - инструментоведа, занять место гусляра, в формируемом им великорусском оркестре.

Привалову предстояло освоить новый инструмент, который в то время только что появился в оркестре - это были гусли, изготовленные
С. И. Налимовым по рисунку из книги авторитетного исследователя, профессора А. С. Фаминцына[5].

Н.Привалов принимает участие в том концерте, с которого балалаечный кружок В.Андреева, насчитывающий к тому времени 17 исполнителей стал называться Великорусским оркестром. Этот исторический концерт состоялся 23 ноября 1896г. в зале Кредитного общества в Петербурге. Участие Н.Привалова в оркестре с новым инструментом не осталось незамеченным. Своей игрой на гуслях, он буквально покорил слушателей. И в отзывах на концерт, не осталось без внимания звучание и необычность нового инструмента, отмечено при этом и мастерство талантливого исполнителя:

«С первого уже аккорда полнота звуков сразу обнаружилась, чему способствовал аккомпанемент гуслей, напоминающий арфу и местами рояль… и далее – Гусли, введенные Андреевым, имеют образец старинных баяновских гуслей… исполнителем на них явился Привалов, унаследовавший школу игры на гуслях еще от своей бабушки, в свое время близко знакомой с этим древним инструментом» - находим мы свидетельство в материале под названием «Концерт балалаечников В.В.Андреева» // Тетральный курьер.-1896.-24 нояб.//

Слава первого в истории Великорусского оркестра гусляра пришла к Н.Привалову благодаря и его огромному научному интересу к этому инструменту. Благодаря усилиям и конкретным трудам Привалова гусли звончатые вошли в художественный быт России. Накопленный опыт и обширные познания действительно оказались незаменимо полезными в совместной практической работе со своим ближайшим «другом и соратником по общему народному делу» В. В. Андреевым при формировании и «историческом обосновании инструментария» первого в России великорусского оркестра.

6 марта 1896 года состоялось первое выступление кружка балалаечников под руководством Н.Привалова, в дальнейшем этот ансамбль перерос в самый крупный в Петербурге Великорусский любительский оркестр. Оркестр, которым он руководил на протяжении почти 18 лет, с 1896 по 1914 год, открыл новое направление в народном исполнительстве, отличное по форме и репертуару от Великорусского оркестра В.Андреева. Великорусский оркестр Н.Привалова широко использовал звучание духовых фольклорных инструментов: жалейки, брёлки, свирели. Постоянно в составе оркестра было несколько разновидностей гуслей, впервые им были использованы ложки. Привалов искал применение оркестру в различных театральных формах – от сопровождения оперных спектаклей и театральных постановок до участия в лекциях, обрядах и игрищах, постановщиком которых был он сам. Народные напевы и былины вот, чем всегда отличался репертуар оркестра. Привалов изучал, искал и делал переложения древних образцов народной музыки для оркестра.

Среди значимых событий в жизни оркестра - участие в постановке оперы Н.Привалова «На Волге» (1902) и выступление на концерте к 10-летию оркестра с балалаечником Б.С. Трояновским. Яркой страницей творческой биографии оркестра было участие в грандиозных проектах певицы М.И. Горленко-Долиной в циклах «Русская песня» и «Славянских концертах», а также участие в концерте, посвященном 50-летию творческой деятельности композитора Ц.А. Кюи[6]. Итоговым для его Великорусского оркестра стал концерт в честь 15-летия 6 марта 1911г., где среди ряда премьер прозвучала сюита Н.И. Привалова для оркестра «Картины русских сказок», тепло встреченная слушателями[7].

Успешный дебют как композитора и автора либретто трехактной оперы «На Волге» был продолжен им в музыке к комедии для солистов, хора и великорусского оркестра «Скоморохова жена», в славянской эпической опере «Венец Святовита», «Царский домрачей», а также музыкально-драматическими инсценировками «Илья Муромец», «Вещий Олег», музыкой к спектаклю «Снегурочка». Им сделано более 500 обработок, аранжировок и переложений для различных инструментальных ансамблей произведений классики и славянского музыкального фольклора, и среди них знаменитая уральская плясовая «Полянка», которая и сегодня в репертуаре многих оркестров и ансамблей народных инструментов.

Как незаурядный педагог и организатор Н. Привалов пятнадцать лет, с 1902 по 1917 гг., был успешным руководителем и Заведующим Бесплатными музыкально-хоровыми классами в Народном доме Николая II при Попечительстве о народной трезвости, где им же был разработан этот проект. Привалову удалось впервые в России ввести систематическое обучение на русских народных инструментах - балалайке, домре, гуслях. Им были написаны Самоучитель по гуслям звончатым, и затем Самоучитель игры на балалайке[8]. Он верил в силу воспитательного воздействия народной музыки. В Народном доме им были организованы различные коллективы: великорусский и струнный оркестры; ансамбли владимирских рожечников, гусляров и ансамбль жалеек; хоры - смешанный, женский, мужской. Силами учащихся классов давались концерты, в наиболее крупных из них участвовало до 300 человек. Это были подлинно массовые народные концерты. Среди педагогов классов был гусляр Осип Устинович Смоленский. Ярким достижением стала постановка оперы М. Глинки «Жизнь за царя», которая была подготовлена силами учащихся под руководством Н.И. Привалова[9].

О массовости и популярности этих классов в Петербурге свидетельствует тот факт, что с 1902 по 1917 гг. через них прошло около 10 тысяч учащихся! Деятельность Н. Привалова как Заведующего музыкальными классами была высоко оценена – 1 апреля 1909 г. он был награжден орденом Св. Станислава 2-й степени.

На пространстве всей творческой жизни Н. И. Привалова «лекторская составляющая» в самых разнообразных формах и социальном окружении являлась неизменной, тематически безбрежной познавательно-содержательной константой активной педагогической, научной и концертной деятельности музыканта-просветителя.

Поражает разнообразие тем и широта знаний Н.Привалова-лектора в различных областях музыкальной науки.

Сам Н. И. Привалов в составленной 21 августа 1921 г. в Одессе краткой «Справке о научно-лекторском стаже и наиболее выдающихся прочитанных лекциях, статьях и научных изданиях» отмечает:

«…С 1905 г. – непрерывно, до самого отъезда из Петрограда (в 1919 г.) читал множество публичных лекций, докладов, сообщений и т.п. на самые разнообразные темы из истории музыки и народного творчества, - в ученых обществах, на Археологических съездах, в «Историческом вестнике», в учебно-просветительных обществах и учреждениях (ежегодные лекции во множестве гимназий и т.д., перед народными концертами Агренёва-Славянского, Долиной и др.). В Русском собрании – несколько публичных докладов, с музыкальными иллюстрациями («О гуслях»; «О музыкальных духовых инструментах русского народа» и т.п.).

И как итог: «с 1905 г. было примерно около 150 крупных выступлений, а если принять во внимание не одни только лекции, но и вступительные слова, то не менее 1000 выступлений за 15 – 16 лет. Все эти лекции, вступительные слова и доклады сопровождались музыкально – вокальными иллюстрациями с участием солистов всех национальностей»[10].

Активная и успешная лекторская деятельность Н.Привалова в различных учебных заведениях продолжалась многие годы. С 1902 г. по 1917 г. в Бесплатных музыкальных классахпри Народном Доме, в течение ряда лет в Петергофской (мужской) гимназии Императора Александра, Театральной школы им. А. С. Суворина. С 1913 г. по 1919 г. – в. Петровском (Коммерческом) училище С.-Петербургского Купеческого общества.

Им был разработан лекционный курс по истории народного песнотворчества в Археологическом институте, который читался им на протяжении 11 лет с 1908 по 1919 гг. Несомненный интерес к лекторско-педагогической деятельности Н.И. Привалова и ее научно-просветительское значение подтверждают отклики российских газет и авторитетных специальных музыкальных изданий[11].

В 1910-1914 гг. «по постановлению коллегии избранных профессоров и деятелей музыки правления Музыкально-исторического общества им. А.Д. Шереметева» Н.И. Привалов избирается членом правления ивходит в состав Лекционного комитета крупнейшего по масштабам этого музыкального просветительства общества, «деятельности которого могли позавидовать многие другие организации[12]. Размах лекционной деятельности в рамках просветительских программ этого Общества просто изумляет: в выписках из архива значится более 100 (!) его выступлений[13].

Послереволюционная лекторская деятельность Н.И. Привалова четко прослеживается по маршрутам его бесконечно-изматывающих переездов. И каждый раз, несмотря на постоянное «безденежье, голод, холод, а порой и просто безнадежное отчаяние», неуёмная тяга «к живому лекторскому слову» оказывалась неизменно сильнее жизненных невзгод, незаслуженно-горьких обид и страданий! Прилуки, Николаев, Одесса, Боровичи, Окуловка[14].

В 1921-1922 уч. году Н.И. Привалов «состоял профессором Одесской музыкальной академии и Одесского Археологического института, читал лекции по истории песенного народного творчеств[15].

Результаты многолетних научных разысканий Н. И.Привалова – ученого-этнографа, «живое лекторское слово» музыканта-просветителя неизменно обогащались - разрабатывались, уточнялись и неразрывно связывались со столь же блистательным, жанрово-многообразным «владением пером»[16].

С 1907 г. Н. И. Привалов стремительно входит и профессионально устойчиво утверждается в мире «большой публицистики» многочисленными статьями, рецензиями, библиографическими обзорами в столичных и местных периодических изданиях России. Прежде всего - в качестве «собственного корреспондента», наряду с Н. Кашкиным, Ив. Липаевым, С. Рыбаковым, Л. Саккети, Ю. Энгелем - сотрудничает с «Русской музыкальной газетой» Н. Ф. Финдейзена[17].

По «творческой продуктивности» публицистика Н. И. Привалова столь же впечатляет, как и его лекторские выступления. Только в течение одного года, к примеру, работая музыкальным критиком газеты «Биржевой день», Н.И. Привалов с 8 января по 2 декабря 1914 г. опубликовал 50 больших рецензий и обзоров, в том числе в «разгар театрально-концертного сезона» - с января по апрель - свыше 30.

Необходимо при этом отметить, что одновременно со своей инженерной работой, а также бурной музыкальной и лекторской деятельностью, Н.И. Привалов в течение трёх лет был редактором известного в России журнала «Музыка и пение» [18].

Этно-инструментоведческая исследовательская работа являлась одним из важнейших направлений в многообразной, активной и чрезвычайно насыщенной творческой деятельности Н. И. Привалова.

Для отечественного музыкознания непреходящее значение сохраняет научно-публицистическое наследие Н. И. Привалова, прежде всего - как выдающегося ученого-этнографа. Результаты научных изысканий Н. И. Привалова наглядно отражены не только в обширных историко-инструментоведческих монографиях и статьях в специальных периодических изданиях с роскошным, как правило, с обширным библиографическим сопровождением. Многие важнейшие положения и выводы ученого, сохранившие, в частности, определяющее значение для современного этноинструментоведения, четко прослеживаются и тесно сопряжены - рождались, формировались и апробировались в захватывающе-ярких, музыкально-иллюстрируемых публичных лекциях, докладах и сообщениях. И эта, еще одна ярчайшая грань - таланта лектора - просто поражает устойчивой подвижнической интенсивностью на пространстве всей его творческой жизни[19].

Характерную отличительную особенность научного метода
Н. И. Привалова – тесное взаимодействие истории, теории и непосредственно «живой» народно-исполнительской музыкальной практики - отметила «Русская музыкальная газета» в обозрении его исследований о гудке, лире и - вслед за ними – обширного труда о духовых инструментах, опубликованного в «Записках Русского Отдела ИРАО», а также вышедшего отдельным изданием:

«Автор этих исследований зарекомендовал себя с двух прекрасных сторон – как знаток-практик своего дела и выдающийся работник в области нашей «инструментальной» этнографии. Он отходит от старого типа исследователей, изучавших народное творчество только по печатным источникам, в тиши своего «учёного кабинета». Г-н Привалов ищет главного – если можно так выразиться – живых документов, т.е. самые объекты. Благодаря тому, что он сам прекрасный знаток и практик, он не описывает только интересующий его инструмент, но исследует его всесторонне. Обширная научная эрудиция (тщательное знакомство с источниками исторического и этнографического характера) позволяет ему научно обосновать свои изыскания, делая любопытные сравнения русских народных инструментов с их западными первообразцами и собратьями, а знание практического употребления и назначения инструмента делает его исследования живыми и оригинальными. В этом отношении г-н Привалов – полная противоположность Фаминцыну, представлявшему из себя тип именно кабинетного учёного, и поэтому знавшего инструменты по картинкам и описаниям своих первоисточников»[20].

Совместный вклад ученых в зарождавшуюся отрасль отечественного музыкознания оказался столь значительным, что «с выходом в свет трудов Фаминцына и Привалова сложилось негласное мнение, что изучение русских народных музыкальных инструментов исчерпано»[21].

Признание действительно выдающихся научных заслуг ученых напрочь перечеркивается, однако, не менее утвердительным выводом некоторых авторов в их числе К.А. Вертков о том, что «наряду с этим нельзя не отметить в исследованиях Привалова и явного налета музыкального дилетантизма. Особенно это дало себя знать в крупных его работах». С соответствующим, разумеется, «обоснованием»:

« Н. И. Привалов, по образованию горный инженер, долгие годы работал по специальности, поэтому страстное увлечение народной музыкой и народными инструментами носило приватный, любительский характер»[22].

Мнение К. А. Верткова об инструментоведческих исследованиях
Н. И. Привалова не согласуется с их прижизненной оценкой авторитетнейшими представителями науки и культуры, общественным признанием Н.И. Привалова в России и за рубежом как выдающегося ученого-этнографа в области народного песенно-инструментального творчества. Привалов, пожалуй, единственный ученый в России удостоен в 1909г. большой Серебряной медали Императорского Русского Географического общества «за исследования и доклады по истории древней русской песни и музыкальных инструментов».

Даже беглый перечень наград за научные труды и предложений о творческом сотрудничестве, сохранившихся в архивном фонде музыканта, впечатляет престижностью «уровня признания».

В 1900 г. во время выступления великорусского оркестра
В. В. Андреева на Всемирной выставке в Париже, Н. И. Привалов удостоен именной Большой золотой медали «Presidence du Senat» за подготовку и демонстрацию специального стенда усовершенствованных русских народных музыкальных инструментов. 16 февраля 1909 г. вице-председатель Императорского Русского Географического общества (ИРГО), Почетный академик П. П. Семенов-Тян-Шанский извещает «Его Высокородие
Н. И. Привалова» о присуждении ему, по представлению Отделения этнографии Совета ИРГО «за доклад в Обществе и за распространение древней русской песни и древних музыкальных инструментов одну из своих почетных наград – Серебряную медаль», с одновременным избранием в состав членов Общества по отделению этнографии.

Развернутую статью о его трудах и заслугах публикует газета «Правительственный вестник», а Совет Императорского СПб. Археологического института за представленный дипломный реферат избирает его сразу Действительным членом, одновременно с этим утвердив в штатной должности Заведующего, основанной им, специальной кафедры русского народного песнотворчества в качестве приват-доцента, с 1 мая
1919 г. – профессора.

8 октября 1911 г. «за труды в области музыкальной этнографии»
Н. И. Привалов избирается Почетным членом Московской музыкально-этнографической комиссии авторитетнейшего в европейских научных кругах Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии, состоящего при Московском университете. В ноябре 1927 г. председатель Этнографической Комиссии Украинской Академии Наук академик А. Н. Лобанов уведомляет Н. И. Привалова о единогласном избирании его в действительные Члены Комиссии.

Наиболее значительным вкладом ученого-этнографа в отечественное инструментоведение стала серия исследований о музыкальных духовых инструментах русского народа. Первая публикация, объемом чуть больше одного печатного листа, была подготовлена на основе доклада, прочитанного автором в 1903 г. при окончании Петербургского Археологического института. В 1907-1909 гг. уже в звании доцента по музыкальному фольклору и заведующего основанной им специальной кафедры песнотворчества Н. И. Привалов подготовил обстоятельное исследование «Музыкальные духовые инструменты русского народа в связи с соответствующими инструментами других стран» в двух частях, сопровождая его многочисленными рисунками, фотографиями, нотными примерами[23].

В первом разделе исследования Н.Привалов приводит общепринятую в настоящее время в отечественном инструментоведении классификацию духовых инструментов, разделяет их на три видовые группы по способу воспроизведения звука на: амбушюрные (рога и трубы); флейты или свистящие и язычковые. В основных разделах исследования музыкальные инструменты рассматриваются по следующим параметрам: даются обзорно-исторические сведения о происхождении и развитии русских духовых мундштучных и флейтовых инструментов, приводится подробное их конструктивное описание, тембровая окраска и способы звукоизвлечения, применение в современной автору музыкальной практике, автор в каждом разделе приводится обширная историография.

Один из самых развёрнутых в исследовании раздел посвящен амбушюрным инструментам, он отличается широтой привлекаемых исторических материалов, в частности, документов древнерусской письменной традиции – лицевых летописей, смотровых книг, списков и др. Это позволяет автору выявить одно из первых упоминаний труб, относящееся к XI веку; описать целую галерею всевозможных типов и разновидностей военных труб как обязательного атрибута «княжеского достояния, свидетельства военной доблести, мощи и славы»; документально подтвердить ранее неизвестные факты об их использовании в ратном деле Древней Руси; установить значение в ратном деле музыки, музыкальных инструментов и музыкантов – трубачей, суренщиков, накрачеев и пр. В заключение главы «Рога и трубы на Руси» впервые в инструментоведческой литературе перечисляется состав первого дворцового оркестра Петра I, состоящего из 20 оркестровых музыкантов[24].

Не менее захватывающие и столь же малоизвестные страницы русской музыкальной культуры XVIII в.– роговая музыка (оркестры охотничьих рогов), в силу жесточайшей муштровки существовавшая только в России, раскрывается Н. И. Приваловым в разделе «Русские охотничьи рога», автор привлекает новые, малоизученные материалы не дублируя и не пересказывая при этом труды своих именитых предшественников.

Подробно рассматривая пастушеские рога и рожки, автор обосновывает органологический принцип их подразделения; характеризует конструктивные типы, форму, материал изготовления, тембровые возможности; перечисляет региональные особенностиотдельных инструментов на примере пастушеских карельских труб в сравнении с найденными в Петербургской губернии.

Особый интерес представляет раздел, посвященный владимирским рожкам. В разделе о рожках Тверской и Владимирской губерний исторические сведения подкрепляются непосредственно этнографическими наблюдениями автора за одним из самобытных национальных коллективов, единственном представителем ансамблевого народного импровизационного музицирования на исконно русских духовых музыкальных инструментах, дошедших через все перепетии отечественной истории до конца XIX в. - «Хоре владимирских рожечников» под управлением Н. В. Кондратьева.
Н. И. Привалов был хорошо знаком с исполнительским искусством и участниками этого ансамбля, сам много экспериментировал с модернизацией и изготовлением рожка, создал и ввел аналогичную инструментальную группу в состав ансамбля гусляров Бесплатных музыкальных Классов в Петербурге. Богатый опыт музыканта-практика и ученого-этнографа позволил ему основательно изучить, а затем доходчиво и увлекательно рассказать о своеобразном русском народном инструменте и уникальном ансамбле как одном из ярчайших выразителей национальной музыкальной культуры[25].

Практическую направленность научно-инструментоведческойработы музыканта-этнографа ярко и убедительно иллюстрирует подробное описание брёлки – конструктивной разновидности жалейки, усовершенствованной Н. И. Приваловым и введенной в состав великорусского оркестра
В. В. Андреева.

В числе первых русских народных духовых инструментов в оркестре В. В. Андреева дебютировали и двойные флейты, за которыми Н. И. Привалов закрепил общепринятое в настоящее время в инструментоведении название «свирель», ранее нередко применявшееся к продольной флейте со свистковым устройством. Этот раздел работы, безусловно, интересен ценными этнографическими зарисовками народных музыкантов-исполнителей на свирелях крестьян Смоленской губ. – Ивана Козлова, Григория Лапина, Федора Лесникова, Осипа Дудкина, сопровождается описанием разновидностей их инструментов, многочисленными нотными примерами, помогающими полнее представить бытование свирели в России[26].

Рассматривая семейство флейтовых (флейта Пана, дуда, дудка, сопилка, свистки, окарина) древнейшими духовыми инструментами,
Н. И. Привалов подтверждает это многочисленными и разнообразными историко-литературными источниками – летописями, поучениями, мифами, высказывает интересное своё наблюдение, что свистящие (флейтовые) более распространены у окраинных народов российского государства, в то время как в коренной великорусской среде больше приживались бытовые амбушюрные и язычковые инструменты.

Наиболее полным является раздел о многоствольной флейте (кувиклы, кувички, кувица, кугиклах). Основываясь на лингвинистическом анализе разных, по мнению русского филолога-слависта А. С. Будиловича, названий одного и того же древнейшего русского народного инструмента,
Н. И. Привалов доказывает этимологическую родственность современного термина «кувица» с древнеславянским «цевница». Обзор многочисленных свидетельств отечественных и иностранных авторов, красочные иллюстрации бытования, характерности исполнительства и своеобразия самих исполнителей, как правило, женщин-кугикальщиц и в наши дни представляет особый интерес и практически не имеет аналогов в инструментоведческой литературе.

Завершая двухтомное исследование описанием свистков - известных музыкальных орудий во многих странах мира, Н. И. Привалов приводит яркие примеры их изначального преимущественно обрядового предназначения, областные различия в изготовлении разнообразных глиняных фигурок на Руси.

Отмечая теоретическую и практическую и значимость исследования о духовых инструментах, современники высоко оценили исследовательскую работу Н.Привалова. Рецензент солидной «Русской Музыкальной Газеты» в отзыве о «Музыкальных духовых инструментах…» пишет: «Г-н Привалов ищет главного – живых документов, т.е. самые объекты. Благодаря тому, что он сам прекрасный знаток и практик. Он не описывает только интересующий его инструмент, но исследует его всесторонне. Обширная научная эрудиция (тщательное знакомство с источниками исторического и этнографического характера) позволяет ему научно обосновать свои изыскания, делая любопытные сравнения русских народных инструментов с их западными первообразами и собратьями, а знание практического употребления и назначения инструмента делает его исследования живыми и оригинальными… Стоит только прочесть в рецензируемой книге станицы о рожечниках, чтобы понять с какой любовью и тщательностью автор даёт своё живое исследование… Материалы, собранные г. Приваловым, очень крупны и разнообразны и в этом отношении… - прекрасное подспорье, хорошо систематизированное, для дальнейших научных работ»[27].

«Рассмотренный труд г. Привалова, - заключал рецензент обзор второй части исследования о духовых музыкальных инструментах, - в связи с другими его работами, есть ценное приобретение русской музыкально-исторической литературы, имеющее не только теоретическое, но и практическое значение для успехов русской музыки»[28].

Обращаясь к своим читателям, Н.Привалов и не скрывает, что его работа «может грешить некоторыми неточностями, как при первом опыте обобщения огромного материала».

Весной 1903 г. окончив С.-Петербургский Археологический институт в звании ученого-археолога, Н. И. Привалов публикует первое историко-этнографическое исследование о древнерусском народном смычковом гудке, а в следующем году дополнил, расширил материал и подготовил к изданию исследование под названием «Гудок – древнерусский народный музыкальный инструмент, в связи со смычковыми инструментами других стран. Историко-этнографическое исследование»[29].

В исследовании о гудке он обращается к обширному кругу источников: древнеславянских летописей, административно-церковной литературы (поучений, царских указов), исторических свидетельств отечественных и зарубежных авторов (Разумовского, Ровинского, Михневича, Тучкова, Магильона, Мейер, Плюшара). Они позволили Н.Привалову восстановить картину бытования гудка, к концу ХIХ в. практически исчезнувшего из народной музыкальной практики. Выявить форму, количество струн, приемы и положение во время игры, доказать существование в XVII в. в Государевой Потешной палате конструктивно родственного семейства – гудочек, гудок, гудила, гудище, а также их применение гудка в ансамбле с гуслями для аккомпанемента пению и хороводным пляскам.

Приводимые Н. И. Приваловым источники XVII в. свидетельствуют о распространении в народно-инструментальном исполнительстве наряду с гудком трехструнной скрипки или скрипицы, кустарное производство которой существовало, к примеру, в Казанской губернии. Судя по сохранившимся изображениям, характерное отличие гудка от скрипки заключалось не в разных формах кузова или смычка, а в том, что гудок всегда при игре держался опущенным книзу, а скрипка – вскинутой на плечо игрока.

Работа Н.Привалова о гудке служит российским инструментоведам основой для дальнейшего изучения древнего русского инструмента. Она многократна цитировалась в работах К.А.Верткова, И.М.Ямпольского, М.Г.Рабиновича, С.Л.Гинзбурга и др. Они, не подвергая автора критике, находили в исследовании ряд неточностей, приводили новые факты, но тем не менее опирались в своих исследованиях на материал подготовленный Н.Приваловым[30]. Так К. А. Вертков, к примеру, в главе о гудке цитируя работу Привалова, дополняет свой материал упоминаниями инструмента в документах ХIХ в[31].

Таким образом, исследование Н.Привалова о гудке и сегодня является важным источниковедческим материалом для исследователей. Но накопленный опыт и обширные познания Н.И. Привалова действительно оказались незаменимо полезными в совместной практической работе с В. В. Андреевым при формировании и «историческом обосновании инструментария» первого в России великорусского оркестра. В.Андреев высоко оценил работу Н.Привалова:

«Статья о гудке твоя отлично подобрана, - 10 августа 1903 г. делится впечатлениями с автором В.В. Андреев. – Ты, если не ошибаюсь, собрал всё, что когда-либо говорилось и печаталось о гудке…»[32].

Отмечая важность статьи о гудке Н.И. Привалова напомним читателю, что смычковый гудок, относящийся к числу наиболее своеобразных русских народных музыкальных инструментов, сразу же, ещё на первом этапе поисков по созданию оркестра привлек внимание В. В. Андреева и его сподвижников возможностью включения гудка в инструментальный состав. Однако после длительных экспериментов В. В. Андреев пришел к твердому убеждению, что «введение в великорусский оркестр гудка в первобытном его виде не имело музыкального смысла; всякое совершенствование гудка приближало его к скрипке»[33].

Тем не менее, в 1900-х гг. петербургский музыкальный мастер Фр. Пасербский сконструировал гудок «собственного изобретения»; Н. П. Фомин создал квартет усовершенствованных гудков, в то время употреблявшихся, в частности, в оркестрах П. О. Савельева, А. Ф. Фремке и др.[34]

Осенью 1903г. в «Известиях С.-Петербургского общества музыкальных собраний», была опубликована обзорная статья Н.И. Привалова о появлении, применении и бытовании ударных музыкальных инструментов русского народа. Развивая теорию о восточном происхождении ударных инструментов, в национальный инструментарий Н. И. Привалов включает только ложки, в качестве музыкального инструмента считая их «наиболее оригинальным изобретением русского народа». В 1908-1910 гг. исследование об ударных инструментах дополняется отдельными развернутыми статьями о ложках и колокольном звоне на Руси. Непреходящее значение этих работ подтверждает, в частности, тот бесспорный факт, что даже спустя столетие более подробного описания русских народных ударных инструментов нет ни в одном исследовании как отечественных, так и зарубежных авторов, а статья о русских ложках все еще остается единственной в своем роде[35].

Описывая накры и бубен, Н. И. Привалов мотивирует их включение в инструментальный состав оркестра В. В. Андреева, характеризует виртуозную игру русских бубнистов, и ценность этих наблюдений исследователя представляется бесспорной. Уникальны и сведения
Н. И. Привалова о варгане, а также неоднократно упоминаемых в русских летописях било и клепало. Сохраняет несомненный познавательный интерес и глава, в которой дан генезис колоколов и колокольного звона на Руси.

В 1905-1906 гг. исследования о музыкальных инструментах дополняются интересной и до настоящего времени историографически актуальной работой Н.И. Привалова «Танбуровидные музыкальные инструменты русского народа. Очерк их происхождения, появления на Руси и существования. (Домра, балалайка, лютня, кобза, бандурка, бандура, торбан, мандолина, гитара). Историческое исследование». Этот труд обогатил отечественное инструментоведение ценнейшими этнографическими свидетельствами, найденными автором непосредственно в живой народно-бытовой исполнительской практике[36].

Документальной опорой первых четырех глав о древних формах танбуровидных инструментов, а также главы о домре и балалайке послужили, в основном, «классические» труды профессора Петербургской консерватории А. С. Фаминцына, за серию работ по истории русского скоморошества (1889 г.), гуслей (1890 г.) домры и сродных ей музыкальных инструментов русского народа (1891 г.) удостоенного Большой серебряной медали Русского Археологического общества. Использовав широту охвата первоисточников и взяв за образец систематизацию и тщательность изучения предмета исследования, свойственных А. С. Фаминцыну, Н. И. Привалов, однако, крайнему академизму рассмотрения исключительно вопросов инструментальной органологии противопоставил подходы с позиций ученого-этнографа. Заложив тем самым основы нового направления в отечественном инструментоведении, в советский период продолженного
К. В. Квиткой, А. Агажановым, Б. Ф. Смирновым, Ф. В. Соколовым,
Л. В. Кулаковским, И. В. Мациевским, И. Д. Назиной.

Непосредственно глава «Восстановление домр и балалаек», наряду с обоснованием органологической преемственности инструментов в рамках перехода русской народной песенности от подголосочно-полифонической линеарности к гармонической «вертикали», включает яркие портретно-исполнительские зарисовки таких «славных российских музыкантов», как блестящий скрипач, композитор, дирижер, педагог, собиратель народных песен И. Е. Хандошкин, восхищавший слушателей виртуозным владением балалайкой, камер-музыкант И.Ф. Яблочкин, преемник И. Хандошкина, талантливый балалаечник штабс-ротмистр гусар Радивилов,игрой на четырехструнной и даже однострунной балалайке «приводивший в музыкальный раж» просвещенных любителей музыки обеих российских столиц.В числе исполнителей-любителей второй половины XIX в. – орловский помещик А. С. Пасхин, который отчасти был и учителем
В. В. Андреева.

В разделе о домре исчерпывающе подробно представлен круг источников, упоминающих этот старинный народный инструмент. Достаточно отметить, что за прошедшее столетие новых документов о домре не найдено, и даже в специальных исследованиях, отмечающих неточности в изложении и критикующих автора за поддержку теории восточного происхождения отдельных народных инструментов, в том числе и домры, практически до сегодняшнего дня основным, подчас скрываемым, к сожалению, источником по ее истории служит исследование
Н. И. Привалова.

Не потеряло научного значения и предположение автора, что «московская 4-х струнная балалайка, вероятно, есть ничто иное как южнорусская бандурка». Первым в литературе по инструментоведению
Н. И. Привалов обратил внимание на этот инструмент, название которого, по его мнению, возникло как уменьшительная форма от украинской бандуры, скорее всего среди украинцев, работавших на уральских заводах. К. Вертков считает, что подобная догадка не лишена известного оснований и, в свою очередь, уверенно утверждает, что «бандурка представляет собой как бы маленькую пятиструнную гитару - народный вариант гитары, самый молодой и самый недолговечный русский народный музыкальный инструмент, бытовавший к тому же на строго ограниченной территории России - в Приуралье (в Пермской, Тобольской, Оренбургской и частично Екатерининской губерний»[37].

В связи с устойчивым бытованием в народном музыкальном обиходе мандолины и торбана Н. И. Привалов вполне правомерно включает эти танбуровидные инструменты в свое исследование. Весьма насыщена по фактам и именам заключительная глава «Гитара на Руси», с краткой характеристикой деятельности создателя гитары терцового («русского романсового строя») А. О. Сихры, его учеников и последователей, исполнителей и композиторов С. Н. Аксенова, поистине легендарного
М. Т. Высотского, Н. П. Макарова, страстного пропагандиста классической «испанской гитары» И. Ф. Деккер-Шенка и других не менее популярных представителей любительского и зарождавшегося профессионального гитарного исполнительства. Не вдаваясь при этом в суть почти столетней непримиримой и, по сути, беспочвенной «войны» между представителями шести- и семиструнной конструктивной разновидности инструмента, автор справедливо отмечает их бесспорно значимый совместный вклад в популяризацию гитары в России; одним из первых отмечает изменение социальной среды и функциональности бытования инструмента, в последующие десятилетия ставшее едва ли не определяющим в непростой судьбе и других столь же популярных инструментов[38].

В исследовании «Лира (ліра, рыле и реле). Русский народный музыкальный инструмент» опубликованном в 1907 г. в Записках отдела русской и славянской археологии РАО, Н. Привалов доказывает европейский характер ее происхождения, подчеркивая, что на Востоке смычковые фрикционные инструменты такого устройства неизвестны; устанавливает пути проникновения лиры в Россию и, установив первое упоминание о ней в русских источниках XVI в., относит период наибольшего распространения лиры на Руси к XVI-XVIII вв. – времени расцвета скоморошества.

Как и в предыдущих работах ученого-этнографа, особый интерес представляют сведения об использовании лиры в народном быту. На страницах академического научного журнала словно оживают колоритные фигуры знаменитого малороссийского кобзаря-бандуриста Остапа Никитича Вересая, слепого козака Андрея Шута,странствующего лирника Марченко, игру которого на Кустарной выставке в Петербурге в 1902 г. слушал, в частности, Н. А. Римский-Корсаков.

Дальнейшего развития инструмент этот не получил.

Отдельного специального исследования заслуживает научно-практическая работа Н. И. Привалова по изучению, реконструкции и пропаганде гуслей – от их древнейшего прототипа и конструктивных модификаций до современных ансамблевых разновидностей (пикколо, прима, альт, бас), сконструированных им совместно с О. У. Смоленским[39].

Одним из итогов исследовательской по гуслям работы можно считать его статью «Звончатые гусли на Руси»[40], где даётся д окументально емкий анализ конструктивной эволюции этого инструмента, сопровождая рассмотрением их всевозможных форм, в частности, в конструктивных особенностях - строе, количестве струн, форме древнерусских гуслей, существовавших в разных территориальных областях России и сопредельных странах. Привалов приводит убедительные доказательства, что струны даже первобытных гуслей были металлическими, откуда – характерный для русских былин и песенной лирики красочный образно-звуковой эпитет инструмента «звончатые». Несомненный интерес для современного этноинструментоведения представляют собственные наблюдения автора о народных исполнителях-крестьянах, описание приемов их игры, строя инструментов, характерности репертуара. Автор приводит первое опубликованное изображение древнейших пятиструнных звончатых гуслей из книги Гютри, цитирует бельгийского музыковеда Ф.Фетиса, и его одну из первых нотных записей гусельного аккомпанемента пению. Таким образом, древнерусскую форму гуслей надо считать как возникшую в качестве инструмента, аккомпанирующего пению»[41].

Обращается Привалов и к трудам профессора А.С. Фаминцына, который собрал все научно-исторические сведения, весь имеющийся в литературе материал по гуслям[42].

Изучение найденных Приваловым в обращении народа гуслей различных форм, и научными данными проф. Фаминцына, дали ему возможность восстановить картину происхождения и развития древнерусских гуслей.

А. С. Фаминцын высказал взгляд, что славяне, придя с Юга и поселившись в соседстве с народами, обитавшими на берегах Балтийского моря, - литовцами и финнами, передали им свой инструмент гусли. Это положение профессор доказывает многочисленными примерами нахождения инструментов типа, подобного древнерусским гуслям, в обращении финских и литовских племен. Последние, под натиском славян разошлись – финны на северо-восток, эсты и литовцы – на Запад и унесли с собою инструменты, которые под влиянием местных особенностей, хотя несколько и изменились, но не утратили общего своего характера, показывающего, что все они происходят от одного родоначальника.

При этом Фаминцынделает гениальнейшее этимологическое исследование, доказывающее, что и самый корень названия, общий для инструментов этого типа, есть ничто иное, как перефразированное на финский лад слово «гуслъ», множественное - «гусли», означающее совокупность гудящих струн. Таким образом, название «гусли» вполне точно объясняется из славянского языка и означает совершенно определенное понятие. В финских же наречиях название этого инструмента, обозначаемое корнем kantl, не может быть объяснимо естественным образом, так как нет слов с этим корнем, означающих не только что-либо подходящее к понятию данного инструмента, но и вообще какого-либо музыкального обозначения. Следовательно, корень kantl заимствован финнами извне и, по доказательству Фаминцына, произошел от корня «гусл», откуда и образовалось финское название kantele, у карел – kandele или kandala, означающие соответственные музыкальные инструменты. Соглашаясь совершенно с мнением почтенного профессора, добавлю со своей стороны, что заимствование финнами славянских гуслей подтверждается. Так как формы, подобной древнерусским гуслям, и характерным ритмическим приемом игры – не найдено, и нет оснований предполагать, чтобы где-нибудь этот прием сохранился. В России он является национальным, и кроме гуслей перенесен и на другие инструменты (балалайка, бандура). Расходящееся расположение струн… показывает, что придано было более удобное положение для игры, очевидно производящейся пальцами рук… Следовательно древнерусские гусли не являются заимствованием откуда-нибудь, а созданы славянами самостоятельно. Это - вполне национальное орудие, плоть от плоти, кость от кости народа».

С последующим кратким утвердительным резюме в очерке о собственных поисках гуслей:

«… Всё это указывает, что подобно тому, как северные и западные финны приняли древнюю форму инструмента у русских, так и восточные – форму позднейшую, сохраняя даже ее название. И действительно, в древнюю пору, русские, прорезая северные финские племена, оттесняли их на Восток и Запад. Следовательно, к этому периоду относится наиболее тесное соприкосновение обеих народностей, вследствие чего и происходили заимствования… По той же самой причине понятно, почему гусли распространились среди племен, живущих в бассейнах Волги и Камы: этим путем шли колонизация и движение русского элемента на Восток, в Сибирь. Благодаря позднему сравнительно появлению инструмента среди инородцев, название его «гусли» не успело еще утратить своей формы и исказиться соответственно местным наречиям».

Внимательно-беспристрастное ознакомление с научными трудами, лекциями и статьями Н. И. Привалова, позволяет вполне определенно и объяснимо снять-таки довлевшее с середины 70-х гг. ХХ в. обвинение в его «псевдо-патриотизме» в трудах некоторых ученых инструментоведов. Так по мнению К.А.Верткова - « Н. И. Привалов пытается доказать финское происхождение гуслей. Обосновывая свою теорию тем, что звончатые гусли распространены только там, где живут финские племена». Считая подобный вывод явно ошибочным, К. А. Вертков возводит его едва ли не в принципиальный подход ученого-этнографа к одной из важнейших проблем национального музыкального инструментария:

«Будучи влюбленным в русскую народную музыку и отдав служению родному искусству все свои силы и знания, Н. И. Привалов в то же время доказывал нерусское происхождение употреблявшихся в русском народе музыкальных инструментов»[43].

Таким образом, статья о гуслях Привалова в вопросе о национальном приоритете легендарного инструмента всё еще дает простор творческой мысли и поискам современным исследователям, опираясь на богатейший опыт предшественников[44].

Исследование Н.Привалова «Ложки - русский народный музыкальный инструмент» и до сегодняшнего дня остаётся единственным в своём роде. Свидетельство этому публикация работы в солидном музыкальном издании России «Русской музыкальной газете»[45].

По мнению автора, среди ударных инструментов народов других стран ближе всего к ним, по мнению автора, стоят испанские кастаньеты. Обозревая историко-этнографические и, в особенности, иконографические свидетельства, в частности, изображения ложек и народных потешников - «ложкарей» в изумительном «Собрании народных лубочных картинок» Д. Ровинского, Н. И. Привалов дополняет наблюдения М. Гютри (1795 г.) и
С. Тучкова (1809г.) доказательством действительно большого к началу Х1Х в. распространения игры на ложках, в том числе – металлических, с бубенцами среди крестьян центральных губерний России. Основное внимание в работе уделяется описанию способов игры и чрезвычайно многообразных, захватывающих неподдельным плясовым азартом ритмов, записанных автором от народного виртуоза крестьянина Лобова. Не ограничиваясь, как и с народными духовыми инструментами, историко-этнографическими разысканиями, Н. И. Привалов первым ввел ложки в великорусский оркестр в уральской казачьей плясовой «Полянка» для аккомпанемента пляске скоморохов в опере «На Волге» (1902 г.). С этого времени, как самостоятельный концертный номер знаменитейшая «Полянка» стала одним из ярчайших национальных «музыкальных символов», а ложки входят в число любимейших музыкальных орудий русского народа как одно из самых самобытных его созданий.

В своей научно-практической деятельности уделяя основное внимание изучению русских народных инструментов, Н. И. Привалов в то же время живо интересовался музыкой и музыкальными инструментами братских славянских народов, прежде всего - украинского и белорусского. В 1928 г. в «Записках отдела гуманитарных наук» Института белорусской культуры выходит в свет последнее прижизненно опубликованное исследование
Н. И. Привалова о белорусских народных музыкальных инструментах[46].

К сожалению, труды Н.Привалова, опубликованные в первые десятилетия ХХ века в различных периодических и специальных журналах, изданы небольшими тиражами и в его бытность уже стали библиографической редкостью. В письме к Н. И.Привалову от 1 ноября 1924 г., К. В. Квитка жалуется на полное отсутствии его книг даже в Киеве и лично обращается к автору «с просьбой выслать наложенным платежом исследования о танбуровидных и ударных инструментах русского народа, и о лире…». После получения ряда работ Н. И.Привалова, К. В. Квитка еще раз благодарит «за присылку Ваших замечательных и незаменимых работ…»[47].

Не менее показательна оценка научной состоятельности инструментоведческих работ Н. И. Привалова известными деятелями и учеными России и зарубежных стран.

Документы личного архива Н.И. Привалова и переписка с музыковедами и историками русской музыки – Л.А. Сакетти, А.В. Оссовским, В.Д. Кастальского и др. свидетельствуют о значимости этой деятельности[48].

Так, письмом от 3 апреля 1908 г. к Н. И. Привалову обращается русский историк, археолог, Почетный член Российской Академии Наук, председатель Общества истории и древностей российских, фактический руководитель Исторического музея в Москве И. Е. Забелин. – «В качестве завзятого археолога душевно радуюсь, что Вы взяли на себя почтенный труд разработать историю русских народных музыкальных инструментов, - весьма сочный плод которого я имел удовольствие получить при Вашем письме. Искренне желаю Вам всяческих успехов в Вашей плодотворной работе»[49].

6 марта 1911 г. Музыкально-Историческое общество им. графа
А. Д. Шереметеваприветствовало Н. И. Привалова по случаю «исполнившейся пятнадцатой годовщины с момента вступления на поприще музыканта и исследователя» как «выдающегося представителя русского музыкального искусства, знатока русской народной песни и народных инструментов и, наконец, как необыкновенно полезного сочлена своего Общества, которым оно может гордиться» «Ваша многосторонняя деятельность в области собирания, исследования и пропагандирования наших народных песен и инструментов, в области творчества ученого исследователя, композитора и драматурга, а также в области широкой благотворительности, - отмечалось в «Приветственном адресе», подписанном, в частности,Н. Ф. Соловьевым, М. М. Ивановым,
Л. А. Саккети, А. П. Коптяевыми др.- общеизвестны настолько, что едва ли возможно говорить о ней подробно[50].

25 ноября 1927 г. первый выборный Президент Академии Наук СССР, основатель русской геологической научной школы, академик
А. П. Карпинский удостоверял:

«…Интересуясь лично разносторонней деятельностью Привалова…, я могу подтвердить, что его исследования оценены по достоинству учеными специалистами по музыкальной этнографии; некоторые же из трудов его по инструментальной историографии считаются особенно замечательными в СССР и за границей»[51].

Международное признание научных трудов Н. И. Привалова подтверждает и К. В. Квитка:

«В настоящее время, - сообщает он Н. И. Привалову в письме от 5 ноября 1927 г., - наиболее деятельным и разносторонним исследователем музыкальных инструментов как европейских, так и внеевропейских является профессор Берлинского университета Curt Sachs (Курт Закс – немецкий музыковед, хранитель государственной коллекции музыкальных инструментов в Берлине). В своих трудах он в том, что касается русских музыкальных инструментов, основывается на Ваших трудах, ссылаясь на них как на свой источник»[52].

В своём письме от 21 мая 1928 г. Н.Ф. Финдейзен приводит ссылки на труды Н.Привалова в иностранных изданиях[53].

На протяжении, фактически, всей творческой жизни Н. И. Привалова к нему, как авторитетному ученому-этнографу и музыканту-практику обращались за советами, консультациями, десятки корреспондентов – от европейских знаменитостей до простых читателей из глухих углов необъятной России.

Зимой 1914 г. приступив к подготовке второго издания знаменитого «Музыкального словаря» (в 19-ти выпусках) Г. Римана, его переводчик, редактор и составитель дополнения («Русского отдела») музыкальный критик, композитор и общественный деятель, один из основателей Народной консерватории в Москве Ю. Д. Энгель в письме от 20 февраля сообщает
Н. И. Привалову: «… Не согласились ли бы Вы взять на себя отдел музыкальных инструментов, - где надо исправить, а где и заново написать»[54].

В феврале 1914 г. к Н. И. Привалову как известному ученому-инструментоведу с просьбой выслать «Иллюстрированный каталог либо хорошего качества рисунки или фотографии русских народных инструментов с их кратким описанием (оркестр древнерусских труб, флейта, гудок, древнерусская свирель, жалейка, бандура)» обратился издатель-составитель французской музыкальной энциклопедии профессор Парижской консерватории, член Совета Альберт Лавиньяк (Lavignac Albert)[55].

23 ноября 1925 г. к «бесспорному авторитету в области музыкальной археологии», за советом «по практическим вопросам реставрации народных инструментов» обращается музыкант-этнограф, секретарь комиссии ГИМН(а) по исследованию и усовершенствованию гармоники А. А. Новосельский[56].

Опираясь на новейшие научные данные, известные российские фольклористы-исследователи – К. В. Квитка, Г. Хоткевич,
К. А. Вертков, в своих трудах постоянно обращались к фундаментальным работам Н. И. Привалова.

В заключение подчеркнём, что изучению Н.И. Приваловым музыкальных инструментов в немалой степени способствовала его активная деятельность по их собиранию. В начале ХХ века коллекция Привалова считалась одной из крупнейших в России. В составе этого собрания были не только инструменты русского, украинского и белорусского народа – гусли, балалайки, домры, бандуры, цимбалы, колёсные лиры, кувиклы, рожки, свирели, жалейки, брёлки, гудки, варганы, но также инструменты и других народов России, «инородческие». Любопытно, что в коллекции Н.И. Привалова имелись два японских инструмента – сямисен и геккен, изготовленные из местных материалов пленным японцем в Новгородской губернии. Однако особый интерес для него представляли гусли и родственные им инструменты Карелии и Прибалтики – кантеле, канклесы и кокле.

Известно, что значительная часть инструментов была собрана Приваловым для В.В. Андреева и послужила прототипами при создании его великорусского оркестра. В 1902, а также в 1907-1908 гг. его инструменты экспонировались на Всероссийских кустарно-промышленных выставках и вызывали живой интерес, как специалистов, так и любителей музыки.

Характеризуя собирательскую деятельность Н.И. Привалова, наряду с её историко-этнографическим значением, нельзя не отметить и чисто практический аспект – реставрацию, реконструкцию и усовершенствование многих из приобретенных им «первобытных» образцов народных инструментов.

К сожалению, его богатейшая по составу коллекция (свыше 200 инструментов) в итоге была разрознена. Одна часть этого собрания попала в Русский музей императора Александра III (ныне это Музей этнографии), другая – в фонды музея Придворного оркестра барона К.К. Штакельберга (ныне Музей музыки в Шереметевском дворце), а остальная, весьма значительная часть коллекции бесследно «растворилась» в фондах некоторых местных музеев и в частных коллекциях, а то и вовсе пропала. Не исключено, что некоторые из уникальных инструментов Н.И. Привалова в настоящее время хранятся в фондах Эрмитажа.

Музыкально-собирательская деятельность Н.И. Привалова нашла своё продолжение в лице любителя музыки из Санкт- Петербурга Валерия Александровича Брунцева, по образованию инженера-мостостоителя. Собранная им за 40 лет коллекция музыкальных инструментов народов мира является крупнейшим частным собранием в России и одним из крупнейших в мире[57].

Особо выделяется в собрании В.А. Брунцева коллекция цитр (их свыше 150 ед.), а также несколько сот цитровых аксессуаров – школ и самоучителей игры, нот, документов, фотографий, подкладных карт, медиаторов, струн, ключей для настройки инструментов и т.п. Напомним при этом, что сам Николай Иванович Привалов был не только страстным поклонником цитры, но и мастерски владел этим европейским инструментом.

Для современного инструментоведения исследования Н. И. Привалова представляют бесспорную научно-познавательную ценность, прежде всего исчерпывающей историографической полнотой. В более чем двухсот используемых им источников представлен огромнейший свод этнографических и фольклорных материалов. Результат их историко-этнографического анализа, обобщение и выводы опубликованы Н. И. Приваловым в мощнейшей серии исследований, удостоенных самых высоких и почетных научных наград и выдвигающих автора в ряд выдающихся представителей всемирно признанной русской исторической и этно-инструментоведческой школы этого периода.

[1] Определение инструментоведческой деятельности Н.И.Привалова – «советский музыкант-этнограф» принадлежит И.М. Ямпольскому и является, пожалуй, единственным. Во всех других случаях подобного вида научная деятельность обозначается только как «этнограф-инструментовед». (См. И.М. Ямпольский. Н.И. Привалов. Музыкальная энциклопедия. М., 1982, Т.4., с.433-434).

[2] Вертков К. Русские народные музыкальные инструменты. Изд-во «Музыка», Ленинградское отделение, 1975. – С.27-29

[3] Биографические материалы о Н.И. Привалове. ГПБ. Ф.615, оп.1, ед.хр. 5, л.1-3

[4] РНИИ Архив Н.Фомина. Ф.27, ед.хр 5, оп.1

[5] Гусли. Русский народный музыкальный инструмент. Исторический очерк. - СПб., 1890

[6] Акулович В.И. Н.И. Привалов – исследователь русских народных инструментов. Творческое наследие В.В. Андреева и практика самодеятельного инструментального исполнительства // Сб. науч. тр. ЛГИК. – Л., 1988. – С.85-99

[7] Акулович В.И. Привалов – создатель и руководитель любительских оркестров и ансамблей народных инструментов // Русский народный оркестр и его дирижеры. Сб. науч. статей. – СПб.: СПбГУКИ, 2011. – С.23-59

[8] «Самоучитель игры на гуслях звончатых с приложением 35 пьес для хора из четырех гуслей». Составил Н. Привалов. Изд. Ю. Г. Циммерман. М,1903.

Метод самообучения игре на балалайке-приме по нотно-цифровой системе. Л., 1927.

Интересно что, в нотной библиотеке у Привалова находилась старинная рукописная «Новейшая полная школа и самоучитель для гуслей» Ф. Кушенова-Дмитриевского, для любителей игры на столообразных хроматических гуслях, изданная в Петербурге в 1808 г., и случайно им найденная у букинистов.

[9] Акулович В.И. Н.И. Привалов – исследователь русских народных инструментов. Творческое наследие В.В. Андреева и практика самодеятельного инструментального исполнительства // Сб. науч.тр. ЛГИК. – Л., 1988. – С.85-99

[10] РГАЛИ (Москва), ф.3090, оп.1, ед.хр.494, л.1-3

[11] См.: Правительственный Вестник, 1908, 13 октября; РО РНБ, ф.615, оп.1, ед.хр. 1295, л.23; Русская музыкальная газета, 1908, №48, с.1094-1095

[12] Петровская Н. Музыкальное образование и музыкальные общественные организации С.-Петербурга 1801-1917. СПб., 1999, с.180-182

[13] СМ.: РИИИ, ф.4, оп.2, ед.хр. №№143, 144, 145

[14] РО РНБ, ф.615, оп.1, ед. хр.1

[15] РО РНБ, ф. 615, оп. 1,ед. хр. 19, л. 1-2

[16] РО РНБ, ф. 615, оп. 1, ед. Хр. 1093, л. 34

[17] В 1907 г. в № 43 «РМГ» Н. И. Привалов дебютирует крупным монографическим очерком «Псковский гусляр Федор Артамонов»; в 1908 г. – захватывающе-«читабельной» серией «По Москве – в поисках за музыкальными инструментами», «Илья Муромец», в семи №№ - исследование о ложках как русском народном музыкальном инструменте. В последующие годы – множество очерков по истории музыки и музыкальной этнографии, рецензий и обзоров текущей концертной жизни, в 6 №№ за 1912 г.- «Музыкальные впечатления за границей»; в 8 №№ за1913 – «Песнотворчество южных славян»; в том же году, в 4 №№ - «Историческая судьба русской народной песни» и т.д.

[18] Журнал Музыка и пение, 1914, №9, с. 1

[19] РО РНБ, ф.615, оп.1, ед.хр. 862, л.1.

[20] Русская музыкальная газета, 1907, с.7 (РО РНБ, ф.615, оп.1, ед.хр.1293, док.№3)

[21] Вертков К. Русские народные музыкальные инструменты. Изд-во «Музыка», Ленинградское отделение, 1975, с.29

[22] Там же, с.27-29

[23] См.: Музыкальные духовые инструменты русского народа. Их происхождение и развитие. (Известия СПб общества музыкальных собраний. 1903, июль-август-сентябрь. С.24-38; Записки отдела русской и славянской археологии Русского Археологического общества. Т.VII, вып.2. СПб, 1907). Отдельные издания СПб, типография М.А. Александрова. Часть первая. Музыкальные духовые инструменты русского народа в связи с соответствующими инструментами других стран. Трубы и рога. 1908; Часть вторая – «Свистящие инструменты. Очерк истории флейт в связи со свистящими музыкальными орудиями на Руси. 1909

[24] Не случайно, очевидно, в лучшей и, пожалуй, единственной за весь последующий период по данной тематике статья М.Г. Рабиновича «Музыкальные инструменты в войске Древней Руси и народные музыкальные инструменты» («Советская этнография», 1946, №4) автор с признательностью упоминает Н.И. Привалова и неоднократно ссылается на его научные работы.

[25] На данный раздел исследования Н. И. Привалова, дополняя его новыми материалами, неоднократно ссылались видные советские инструментоведы. См., в частности,: Смирнов Б. Искусство владимирских рожечников. М., 1959; Максимов Е. И. Хор владимирских рожечников Н. В. Кондратьева. (Оркестры и ансамбли русских народных инструментов. М., 1983, с. 73-80). Переиздание исследования Н. И. Привалова «Русские пастушьи трубы». См.: Русские рожечники. Сб. статей. Сост. Н. Сладкова. М.: Сов. Композитор, 1990,с. 32-52

[26] Высоко оценивая исследовательские труды Н.И. Привалова, украинский этнограф и композитор Г.Хоткевич подвергает сомнению его утверждение о регионе бытования свирелей, ограниченном лишь Смоленской губ., и приводит свидетельства, подтверждающие распространение инструмента и в Тверской губернии. (См.: Хоткевич Г. Музыкальные инструменты украинского народа. Харьков, 1930. На укр. языке).

[27] Русская музыкальная газета, 1907, №№34-35, с.740-741

[28] Русская музыкальная газета, 1910, №15, с.379-380

[29] Гудок – древнерусский народный смычковый инструмент. (Известия СПб общества музыкальных собраний. 1903, апрель, май, июнь. С.39-46); Гудок – древнерусский народный музыкальный инструмент, в связи со смычковыми инструментами других стран. Историко-этнографическое исследован е. (Записки отделения русской и славянской археологии Русского Археологического общества. Т.V, вып.2. СПб., 1904, с.61-94)

[30] (См.: Беляев В.М. Музыка // История культуры древней Руси. Т. 2, М-Л., 1951, с. 499; Вертков К. Музыкальные инструменты народов СССР. Вступ. статья. // Атлас музыкальных инструментов народов СССР. Изд. 2. М., 1975, с. 20; Рабинович М.Г. Музыкальные инструменты в древнерусском войске. («Советская этнография», 1946, № 4, с.153-154); Писняк Г. Н.. Восточнославянская народная инструментальная музыка. Конспект лекций. Часть 2. Издание МГУ им. А. А. Кулешова., Могилев, 2005; Гинзбург С.Л. Исследования, статьи, очерки. М., 1971, с.14с.;8-9); Ямпольский И. Русское скрипичное искусство. Т.1. М., 1951, с.10

[31] Вертков К. Русские народные музыкальные инструменты. Изд-во «Музыка», Ленинградское отделение, 1975, с.136-138

[32] РНБ, Ф.615. – Оп.1. Ед. хр.211 – Лл.2-42.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: