Французское государство в эпоху Старого порядка

Франция в XVI–XVII вв

Термин «Старый порядок» появился в период Французской революции XVIII в. Так политики и публицисты того времени определяли существовавший до 1789 г. общественный уклад, противопоставляя его «Новому порядку», созданному революцией. С XIX в. понятие «Старый порядок» стало применяться историками для обозначения социально-политического устройства Франции XVI–XVIII вв., т. е. с начала Нового времени и до революции. В российской историографии термин получил распространение лишь в последние десятилетия, постепенно вытеснив привычное для советских историков понятие «феодально-абсолютистский строй».

Хотя в истории Франции период Старого порядка охватывает целых три века, основные институты и принципы функционирования Французского государства оставались достаточно устойчивыми на протяжении всего этого периода. Разумеется, за столь продолжительное время они претерпевали определенные, порою весьма существенные изменения, однако такое развитие носило эволюционный характер и не сопровождалось разрывом преемственности.

В научной литературе политическую систему Франции Старого порядка принято определять как абсолютизм. Абсолютизм – это такое государственное устройство, где вся полнота власти безраздельно принадлежит монарху. Французский король издавал законы, руководил текущим управлением, был высшим судьей. Все остальные государственные институты обладали лишь теми полномочиями, которыми их наделил монарх.

Вместе с тем, иногда в исторической литературе власть французских королей ошибочно трактуют как неограниченную. На самом же деле, монарх в своих действиях не мог выйти за пределы, очерченные обычным правом (прежде всего, «фундаментальными законами», определявшими порядок наследования короны и ее прерогативы) и традиционными привилегиями корпораций – разнообразных формализованных групп подданных. За соблюдением норм обычного права строго следили «суверенные суды» – государственные органы, которые в разные периоды истории отделились от аппарата центральной администрации, но со временем обрели высокую степень независимости. Иначе говоря, власть французских королей была абсолютной лишь в теории. А на практике даже самым могущественным из них приходилось считаться с традиционными правовыми нормами и институтами.

Хотя монарх был единоличным носителем государственной власти, осуществлял он ее через коллегиальный совещательный орган – Королевский совет, считавшийся, согласно обычному праву, неотъемлемым атрибутом государя. Свое происхождение Совет вел от средневековой феодальной курии, куда входили ближайшие родственники короля, некоторые его вассалы и клирики, а с XIII в. – легисты (правоведы). Разделения властей при Старом порядке не существовало, и Королевский совет выполнял одновременно законодательную, административную и судебную функции. Через него монарх издавал нормативные акты, начинавшиеся традиционной юридической формулой «Король в своем Совете…» Здесь же обсуждались решения по текущим государственным делам. И, наконец, Королевский совет был главным судом страны.

С ростом государства и усложнением функции управления, внутри Королевского совета образуются специализированные подразделения. При Франциске I такими подразделениями стали Деловой совет и Ординарный совет. В первый из них входила группа наиболее доверенных лиц, с которыми король обсуждал наиболее важные государственные вопросы, прежде всего военные и внешнеполитические. Второй занимался делами текущего управления и осуществлением правосудия. Сначала Ординарный совет рассматривал административные, финансовые и судебные дела вперемежку, затем каждую из этих групп вопросов по определенным дням и, наконец, к концу XVI в. он разделился на соответствующие специализированные секции: Государственный финансовый совет (администрация), Финансовый совет (финансы), Совет тяжб или Частный совет (правосудие). В начале XVII в. из Делового совета (его в XVII в. называли также Верховным, а в XVIII в. – Государственным) выделилась еще одна секция – Совет депеш. К ней перешли дела текущего администрирования от Государственного финансового совета, который в дальнейшем занимался лишь тяжбами по налогам. Такая структура Королевского совета просуществовала до конца Старого порядка.

В Королевский совет входили следующие должностные лица:

Канцлер – высшая судебная должность. Назначался патентом короля и был несменяем. Если же канцлер попадал в опалу, его фактически отстраняли от дел, передавая его функции хранителю печати. Реальное значение должности канцлера неуклонно падало. Если в XVI в. некоторым из них еще доводилось руководить правительством, то в последующем роль их преемников свелась к руководству юстицией. В 1774 г. эту должность вообще ликвидировали.

Первый министр – должность, введенная Генрихом III. Звание министров имели только члены Делового совета, первый же министр был главным из них. Наиболее известные из первых министров Старого порядка – кардиналы Ришелье и Мазарини, осуществлявшие руководство всей государственной политикой. После смерти Мазарини в 1661 г. должность была ликвидирована, в 1723 г. восстановлена, а в 1726 г. упразднена окончательно.

Сюринтендант финансов – руководитель финансовой политики. При Генрихе IV герцог Сюлли, занимавший этот пост, фактически возглавлял правительство. После ареста Фуке в 1661 г. должность была ликвидирована.

Государственный секретарь – должность покупная, но король мог заставить владельца должности перепродать ее другому человеку. Обычно было четыре государственных секретаря: по иностранным делам, по военным делам, по делам королевского дома, по делам протестантов (после отмены в 1685 г. Нантского эдикта – по переписке с провинциями). Помимо основных обязанностей каждый из них курировал одну из четвертей королевства.

Генеральный контролер финансов занимался внешне– и внутри-экономическими делами, а также значительной частью административных вопросов, руководил интендантами провинций. В XVIII в. обладатель этой должности чаще всего выступал де-факто главой правительства.

Интенданты финансов подчинялись генеральному контролеру. Их число в разные периоды колебалось от 2 до 12. Менялся и порядок заполнения этой должности: в некоторые периоды король на нее назначал, в другие – ее продавал.

Государственный советник – одна из самых почетных должностей в королевстве – давалась как отличие. Таких советников обычно было чуть более 30.

Докладчик прошений (рекетмейстер) – самая многочисленная категория членов Королевского совета (от 70 до 90). Они готовили дела для рассмотрения на Совете. Из их числа также назначались интенданты в провинции. Должность можно было купить, но с разрешения короля.

Несмотря на иерархию должностей (выше они перечислены в нисходящем порядке), четкого распределения обязанностей между их обладателями не было. В разные времена руководителями правительства становились и канцлеры, и первые министры, и сюринтенданты, и генеральные контролеры. Решающее значение имела не столько сама должность, сколько политический вес занимавшего ее лица. Не было четкого разделения полномочий и между секциями Королевского совета, нередко их зоны ответственности пересекались.

Центральной власти постоянно приходилось сталкиваться с конкуренцией со стороны «суверенных судов», к числу которых относились парламенты, Большой совет, счетные палаты и палаты косвенных сборов. Отпочковавшиеся в разное время от центрального государственного аппарата (например, Парламент и счетная палата Парижа отделились от Королевского совета в XIII в., Большой совет – в XV в.), они постепенно оказались достаточно независимы от короны. Во многом эта независимость определялась тем, что с XVI в. государство продавало судейские должности, которые, таким образом, становились частной собственностью тех, кто их купил. Владельцы таких должностей – оффисье – не могли быть смещены со своих постов даже королем без выплаты им стоимости должности. В 1604 г. Генрих IV ввел особый налог для оффисье – полетту (названную так по имени придумавшего ее финансиста Поле), ежегодно выплачивая которую, они получали право передавать свои должности по наследству. Тем самым их собственность на должности была еще больше укреплена. Правда, условия выплаты полетты периодически пересматривались (примерно раз в 6–7 лет), и угроза их ухудшения служила правительству эффективным средством для того, чтобы хоть на время ограничить независимость судейских чинов.

«Суверенные суды» и, прежде всего, парламенты обладали не только широкими полномочиями в сфере правосудия, но имели возможность оказывать реальное влияние и на процесс законотворчества. Любой закон получал силу только после регистрации его парламентами, что фактически давало им право вето. Нередко они регистрировали закон с поправками, существенно менявшими его содержание. Для преодоления сопротивления парламентов центральная власть нередко использовала такое чрезвычайное средство, как королевское заседание: в присутствии короля закон подлежал регистрации без возражений. Однако нередко случалось, что и после королевского заседания, парламент выступал с протестом против принудительной регистрации закона и считал себя в праве этот закон игнорировать. Парламентам подчинялась значительная часть полиции, что позволяло им в определенных ситуациях выступать также и в качестве исполнительной власти. Всего к концу Старого порядка во Франции насчитывалось 13 парламентов и 4 аналогичных им по своим полномочиям верховных суда, 15 счетных палат и 10 палат косвенных сборов. «Суверенным судам» подчинялись также многочисленные местные органы юстиции. Оффисье всех этих судебных учреждений составляли особый социальный слой, характеризовавшийся ярко выраженной корпоративной солидарностью и стремлением к кастовой замкнутости. Судейские даже претендовали на роль особого сословия, стоящего на страже законности. Признанным лидером всей корпорации выступал Парижский парламент.

Устройство местной администрации отличалось большим разнообразием не только от провинции к провинции, но и от коммуны к коммуне. Тем не менее, и здесь можно проследить общие для всей страны тенденции. Главной из них было постепенное укрепление позиций представителей центрального правительства по отношению к традиционным местным администрациям.

В XVI – первой половине XVII в. наибольшим влиянием в провинциях пользовались губернаторы. Назначавшиеся из представителей крупной аристократии, они обладали почти неограниченной военной и административной властью на вверенной им территории, а также широкими полномочиями по осуществлению правосудия и налогообложения. Имея в подчиненных им областях обширные земельные владения и многочисленную дворянскую клиентелу, губернаторы нередко вели себя там как удельные князья, лишь номинально зависимые от короны. При Людовике XIV должность губернатора утратила былое значение и превратилась в хорошо оплачиваемую синекуру. Ее носитель формально сохранял прежние полномочия, но лишался права появляться в «своей» провинции без особого на то королевского разрешения.

Другим центром власти в провинциях были местные парламенты и подчинявшиеся им суды. Они не только занимались делами юстиции, но и активно вмешивались в текущее управление. Трения между губернаторами и парламентами даже выливались в XVII в. при ослаблении центральной власти во вспышки гражданской войны.

Впрочем, и губернаторов, и парламенты объединяло негативное отношение к начавшемуся в XVII в. усилению роли интендантов – представителей центрального правительства на местах. Если в XVI в. уполномоченные короля появлялись в провинциях лишь с разовыми поручениями, то, начиная с правления Ришелье, их деятельность приобрела постоянный характер. После временного ослабления в годы Фронды, они при Людовике XIV становятся главными действующими лицами в провинции. Интенданты (в конце Старого порядка их насчитывалось около 30) назначались из числа рекетмейстеров и обладали самыми широкими полномочиями, охватывавшими все стороны государственного управления: полицию, налогообложение, общественные работы, правосудие, надзор над муниципальными и коммунальными властями и т. д.

Быстрое, по сравнению со Средними веками, увеличение при Старом порядке государственного аппарата сопровождалось непрестанным ростом государственных расходов. Соответственно, правительству приходилось постоянно изыскивать средства для удовлетворения своих растущих финансовых потребностей. Доходы государства делились на обычные (ординарные) и экстраординарные.

Наиболее традиционным источником ординарных доходов был королевский домен – владения рода Капетингов. В Средние века из него покрывались практически все государственные расходы. При Старом порядке доля домена в общем объеме доходов резко снижается: в 1523 г. это – 10 % от всех поступлений в казну, в конце XVI в. – 2,5 %, в XVII в. – 1–4%. Домен как неотъемлемый атрибут короны отчуждению не подлежал, но в критических ситуациях, когда экстренно требовались большие суммы денег, короли закладывали доходы с него. При стабилизации же обстановки правительство с большим или меньшим успехом старалось их выкупить. Сюлли достаточно успешно начал соответствующую операцию, но вспыхнувшая в регентство Марии Медичи гражданская смута не позволила довести выкуп до конца. Ришелье, также планировавший подобную меру, не смог получить от собрания нотаблей, необходимых для ее осуществления средств. Больше других в этом деле преуспел Кольбер, сумевший посредством выкупа доходов увеличить поступления с домена почти в 70 раз.

Основное средство пополнения казны составляли налоги – прямые и косвенные.

ПРЯМЫЕ НАЛОГИ.Главным из них была талья. Существовало два ее вида: «персональная» и «реальная». Персональная талья взималась в северных и центральных провинциях Франции с имущества, принадлежавшего представителям третьего сословия. Хотя церковь этот налог и не платила, она с XVI в. ежегодно вносила в казну «добровольный дар», представлявший собою, по сути, ту же самую талью в завуалированной форме. Дворянские владения от тальи освобождались, поскольку считалось, что дворяне платят налог королю своей кровью на полях сражений. Ежегодно правительство определяло общую сумму тальи для каждой провинции, затем королевские чиновники или провинциальные Штаты (в тех землях, где они сохранились) разверстывали эту сумму по округам, там сборщики разверстывали ее далее и т. д., пока не устанавливалась для каждого налогоплательщика та сумма, которую он, в зависимости от размеров имущества и доходов, был обязан внести в казну.

Серьезным недостатком этого, самого старого во Франции прямого налога, было то, что за долгую историю его существования корона даровала и продала слишком много освобождений от его уплаты. Особенно часто это происходило в периоды гражданских смут, когда короли, чтобы привлечь на свою сторону тот или иной город, навечно освобождали его от тальи. Такие же привилегии нередко получали и отдельные лица для принадлежавших им владений. В результате подобного сокращения налогооблагаемых территорий увеличивалась доля оставшихся плательщиков, поскольку общая сумма налога при этих изъятиях не сокращалась. Кроме того, серьезным недостатком персональной тальи было то, что при покупке дворянином крестьянской земли этот участок также освобождался от налогообложения. Ну а поскольку расширение таким способом дворянских владений приобрело в XVII–XVIII вв. массовый характер, это значительно сокращало базу налогообложения и отягощало налоговый гнет для тех, кто привилегий не имел. Реальная талья, взимавшаяся на юге Франции, от подобного недостатка была избавлена, поскольку ею облагались все «недворянские» земли независимо от статуса их владельца. Иначе говоря, если крестьянский участок покупал дворянин, ему все равно приходилось платить с него талью.

В периоды войн короли могли также устанавливать временные добавки к талье, которые порою превращались в постоянные, как, например, введенный Генрихом II тальон.

При Людовике XIV появился новый поголовный и всесословный прямой налог – капитация, сначала тоже временно, а с 1701 г. постоянно. Тот же король ввел в 1710 г. к этому налогу добавку – десятину, превратившуюся позднее в двадцатину.

КОСВЕННЫЕ НАЛОГИ. Самый старый из них – октруа, рыночный сбор, взимавшийся на городских заставах при ввозе продовольствия в город.

Налог на соль – габель – был самым доходным из косвенных налогов. Соледобывающие области, а также Гиень и Бретань, его не платили. Остальные же области составляли зоны «большой габели» (Север) и «малой габели» (Юг и Центр), на границах которых располагались таможни для борьбы с контрабандой соли. Население в зонах габели было обязано ежегодно закупать определенное количество соли (от 3 до 7 кг на человека) в специальных королевских амбарах. Взимание этого налога всегда отдавалось на откуп и часто сопровождалось большими злоупотреблениями, из-за чего он стал самым ненавистным для народа. Слово «габелер» служило бранным прозвищем для всех агентов фиска.

Из остальных косвенных налогов, носивших название эд, наиболее доходными были те, которыми облагались вино и крепкие алкогольные напитки.

Экстраординарные доходы включали в себя средства от продажи должностей, королевские ренты и займы.

Впервые ренты были выпущены при Франциске I в 1522 г. В дальнейшем правительство стало регулярно использовать такую форму займа. Формально ренты выпускались муниципалитетами Парижа и других городов, но выплата процентов производилась из той части городских денег, что была предназначена для государственной казны. Доходность рент была разной. При экстренной нужде в деньгах (война, гражданские смуты) ренты выпускались на более привлекательных для кредиторов условиях, но после стабилизации обстановки государство порою эти условия пересматривало, а наиболее невыгодные для себя ренты выкупало. Так, например, поступали Сюлли и Кольбер.

Займы правительство брало у «финансистов» особой социальной группы, специализировавшейся на кредитовании государства и операциях по откупам. Эти люди имели высокий социальный статус и тесные, порою родственные, связи с самыми влиятельными аристократическими кланами. Когда правительству срочно требовались деньги, финансисты в кратчайшие сроки могли собрать огромные суммы наличными и предоставить государству кредит под огромные, порою просто грабительские проценты (в Тридцатилетнюю войну – до 49,4 % годовых). Отчасти они ссужали правительство своими собственными средствами, но в основном, как показали новейшие исследования, деньги им предоставляли многие крупные аристократы, которые таким образом через посредничество финансистов с большой выгодой для себя кредитовали государство. Финансисты, чье богатство особенно быстро росло в периоды общественных бедствий (чем сложнее ситуация в стране – тем выше проценты по займам), пользовались дурной репутацией. Ришелье называл их «особой группой, для государства убыточной, но необходимой». В периоды стабилизации политической обстановки правительство в угоду общественному мнению и в собственных фискальных интересах приступало к «выжиманию губок», создавая Палату правосудия для расследования злоупотреблений финансистов. Так было в 1601–1602, 1605–1607, 1623, 1661 и 1716 гг. Палата изучала деятельность финансистов и накладывала на них высокие штрафы, в определенной степени компенсировавшие убытки казны от невыгодных условий экстренных займов. Иногда некоторых из финансистов даже казнили в назидание прочим, но при этом их собственность конфискации не подвергалась. Государство было заинтересовано в сохранении самого института финансистов и даже взимание установленных Палатой правосудия штрафов отдавало в откуп одному из них. С началом же очередной войны их услуги вновь оказывались необходимы.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: