О ПОЛИБИИ И ЕГО СОЧИНЕНИЯХ 15 страница

61. Приняв такое решение и получив известие, что Публий с войском перешел уже Пад и находится вблизи, Ганнибал сначала не поверил этим вестям. Он соображал, что за несколько дней до того оставил Публия у переправы через Родан, потом принимал во внимание продолжительность и трудность морского пути от Массалии до Тиррении; к тому же он слышал, что путь от Тиррении через Италию до Альп длинен и для войска неудобен. Но слухи эти подтверждались многими достоверными известиями; Ганнибал недоумевал и удивлялся как плану римского полководца вообще, так и способу его осуществления. Подобные соображения занимали и Публия. Вначале он никак не думал, что Ганнибал отважится перейти Альпы с войсками столь разнородными; если же и решится на это, то, думал он, неминуемо погибнет. Когда среди таких размышлений получались известия, что Ганнибал уцелел и уже осаждает некоторые города в Италии, Публий поражался необычайною отвагою этого человека. Такое же действие производили вести и в Риме. Едва только затихли разговоры о последней новости, о взятии Заканфы карфагенянами, едва римляне приняли соответственное решение и послали одного из консулов в Ливию для осады самого Карфагена, а другого в Иберию для ведения там упорной войны с Ганнибалом, как пришло известие, что Ганнибал с войском находится в Италии и осаждает уже некоторые города. Смущенные неожиданностью событий, римляне немедленно отправили вестника к Тиберию* в Лилибей с уведомлением о прибытии неприятеля и требовали оставить тамошние дела и спешить на помощь родному городу. Тиберий тотчас собрал флотских воинов и отправил их в путь с приказанием плыть домой, а сухопутные войска обязал через трибунов клятвою прибыть всем в назначенный день к вечеру в Аримин. Город этот лежит у Адриатики, на южной окраине падуанских равнин. Все разом пришло в движение, наступавшие события были неожиданностью для всех, а потому везде с напряженным вниманием ожидали, что будет дальше.

62. Тем временем Ганнибал и Публий, подходя уже близко друг к другу, решили обратиться к своим войскам с увещанием, причем каждый из них говорил, сообразуясь с обстоятельствами. Так, с целью ободрить своих воинов, Ганнибал поступал следующим образом: он собрал войска и поставил перед ними тех молодых людей из числа пленников, которые тревожили его войска во время переходов через альпийские теснины и были тогда же захвачены. К этому моменту он подготовлял их жестоким обращением: пленников держали в тяжелых оковах, мучили голодом, тела их были измождены ударами. Ганнибал поставил юных пленников впереди собрания, перед ними велел положить несколько полных галатских вооружений, в какие облекаются обыкновенно цари их, когда идут на единоборство; кроме того, он велел поставить тут же лошадей и внести нарядные военные плащи. После этого Ганнибал спросил юношей, кто из них желает вступить в единоборство друг с другом с тем, что победитель получит в награду выставленные предметы, а побежденный найдет в смерти избавление от удручающих его зол. В ответ на это все громко заявили, что желают идти на единоборство. Тогда Ганнибал приказал бросить жребий и распорядился, чтобы первые два пленника, вытянувшие жребий, надели на себя доспехи и сразились друг с другом. При этих словах юноши подняли руки и молились богам, ибо каждый из них жаждал вытянуть жребий. Когда решение жребия стало известно, вытянувшие его ликовали, а прочие опечалились. С окончанием поединка оставшиеся в живых пленники одинаково благословляли как победителя, так и павшего в бою, потому что и этот последний избавлялся от тяжких страданий, какие им самим предстояло терпеть еще. Подобные же чувства разделяло и большинство карфагенян: они раньше видели страдания уцелевших пленников, которых теперь уводили из собрания, и жалели их, а умершего по сравнению с ними все почитали счастливцем.

63. Когда этим способом Ганнибал вызвал в душах воинов желательное для него настроение, он выступил вперед и объяснил, с какою целью выведены были пленники: для того, говорил он, чтобы воины при виде чужих страданий ¹³⁵ научились, как лучше поступать самим в настоящем положении; ибо и они призваны судьбою к подобному состязанию, и перед ними лежат теперь подобные же победные награды. Им предстоит или победить, или умереть, или живыми попасть в руки врагов, но при этом победными наградами будут служить для них не лошади и плащи, но обладание богатствами римлян и величайшее блаженство, какое только мыслимо для людей. Если они и падут в битве, сражаясь до последнего издыхания за лучшие свои стремления, то кончат жизнь как подобает храбрым бойцам без всяких страданий; напротив, если в случае поражения они из жажды к жизни предпочтут бежать или каким-нибудь иным способом сохранить себе жизнь, на долю их выпадут всякие беды и страдания. Ибо, говорил он, нет между ними такого безумца или глупца, который мог бы льстить себя надеждою возвратиться на родину бегством, если только они вспомнят длину пути, пройденного от родных мест, множество отделяющих их неприятностей, если они помнят величину рек, через которые переправлялись. Потому он убеждал воинов отказаться всецело от подобной мечты и настроить себя по отношению к своей доле совершенно так, как они были только что настроены видом чужих бедствий. Ведь все они благословляли одинаково судьбу победителя и павшего в бою противника его; те же чувства, говорил он, должны они испытывать и относительно себя самих: все должны идти на борьбу с тем, чтобы победить или, если победа будет невозможна, умереть. О том, чтобы жить после поражения, они не должны и думать. Если таковы будут намерения их и помыслы, за ними наверное последуют и победа, и спасение. Никогда еще, продолжал вождь, люди, принявшие такое решение добровольно или по необходимости, не обманывались в своих надеждах одолеть врага. Пускай неприятели, как теперь римляне, питают противоположную надежду, именно, что большинство их найдет свое спасение в бегстве благодаря близости родины; зато несокрушима должна быть отвага людей, лишенных такой надежды.

Речь Ганнибала и приведенный им пример были встречены толпою сочувственно; она восприняла то чувство решимости, которое Ганнибал старался пробудить в ней своим обращением. Вождь похвалил воинов и распустил собрание, приказав на следующий день на рассвете выступать в поход.

64. Теми же днями Публий, перешедший уже реку Пад и решившийся переправиться дальше через Тикин ¹³⁶, приказал знающим это дело людям положить мост через эту реку, а остальное войско созвал и обратился к нему с увещанием. Большая часть речи посвящена была прославлению отечества и подвигов предков. О тогдашнем положении он сказал приблизительно следующее: нет нужды испытывать неприятеля в настоящем для того, чтобы питать непоколебимую уверенность в победе; достаточно знать одно, что им предстоит сражаться с карфагенянами. Вообще решимость карфагенян идти на римлян должно считать необычайною наглостью, так как много раз они терпели поражение от римлян, заплатили большую дань и уже столько времени были чуть не рабами их. «Если, не говоря о прошлом, мы знаем по опыту, что и стоящий против нас неприятель не дерзает глядеть нам прямо в лицо, чего следует нам ждать от будущего при верной оценке положения? Разве вы не знаете, что карфагенская конница не вышла с честью из столкновения с нашей у реки Родана; что с большими потерями она бежала позорно до самой стоянки? Вождь их вместе со всем своим войском при известии о прибытии наших воинов перешел в отступление, походившее на бегство, и из страха, вопреки собственному решению, направился через Альпы». «И теперь», говорил Публий, «Ганнибал явился к нам, потеряв большую часть своего войска; а уцелевшие воины вследствие перенесенных лишений обессилены и не пригодны к битве. Точно так же потерял он и большую часть лошадей, да и оставшиеся ни к чему не годны после столь длинной и трудной дороги». Этою речью Публий старался внушить римлянам, что им стоит только показаться перед неприятелем. Больше всего должно ободрять вас, продолжал он, его присутствие. Ни за что не покинул бы он флота и не отказался от того дела в Иберии, ради которого был послан, не явился сюда с такою поспешностью, если бы не рассчитал до очевидности всю необходимость для родины такого способа действий, который к тому же обещает верную победу. Доверие, каким пользовался военачальник, а также правда слов его воодушевили всех воинов. Похвалив их за мужество и готовность к битве, Публий еще раз потребовал быть готовыми к исполнению его приказаний и распустил собрание.

65. На следующий день оба полководца двинулись вперед вдоль реки ¹³⁷ со стороны Альп, причем римляне имели реку с левой стороны, а карфагеняне с правой. На другой день через фуражиров полководцы узнали, что находятся близко друг к другу, а потому расположились лагерями и не шли дальше. На третий день оба, во главе своей конницы каждый, двинулись дальше по равнине с целью узнать силы противника, причем Публий взял кроме конницы и метателей дротиков ¹³⁸ из пехоты. Лишь только они сблизились и завидели поднимающуюся пыль, тотчас стали строиться в боевой порядок. Публий поставил впереди копьеметателей и вместе с ними галатских конных воинов, остальных выстроил в линию и медленно пошел вперед. Ганнибал поставил воинов на взнузданных лошадях* и всю тяжелую часть конницы прямо против неприятеля и пошел навстречу ему; нумидийскую конницу он поместил на обоих флангах с целью охватить неприятеля кольцом. Но оба вождя и конницы их горели желанием сразиться, а потому первая стычка кончилась тем, что метатели дротиков, едва успели выпустить по одному дротику, — быстро подались назад и бежали между отрядов стоявшей за ними конницы ¹³⁹: стремительное нападение навело ужас на римлян, и они страшились, как бы не быть растоптанными несущимися на них лошадьми. Тогда сразились фронтовые войска, и долгое время битва оставалась нерешительною; это было вместе и конное, и пешее сражение, так как в самой схватке многие конные воины спешились. Но когда нумидяне окружили римлян и ударили на них с тыла, пешие метатели дротиков, вначале уклонившиеся было от стычки с конницей, были теперь растоптаны массою напавших на них нумидян. Тогда те римляне, которые сначала сражались с карфагенянами во фронте, потеряв много своих и еще большие потери причинив карфагенянам, обратились в бегство под натиском нумидян с тыла; большинство их рассеялось в разные стороны, а некоторая часть столпилась около полководца ¹⁴⁰.

66. После этого Публий снялся со стоянки и через равнины направился к мосту на Паде, стараясь заблаговременно переправить по нему свои легионы. Соображая, что местность открытая, а неприятельская конница превосходит его собственную, страдая сам от раны, Публий решил, что необходимо поставить войска в безопасном месте. С другой стороны, Ганнибал некоторое время выжидал, что римляне отважатся на битву с пехотой; но, заметив, что неприятель покинул стоянку, он последовал за ним до первой реки ¹⁴¹ и положенного через нее моста. Большую часть бревен Ганнибал нашел уже снятыми, но поставленный для охраны моста отряд он настиг еще у реки и овладел им; в отряде было около шестисот человек. Так как остальное войско, по слухам, прошло уже далеко вперед, то Ганнибал переменил путь и по реке направился в противоположную сторону, желая подойти к Паду в таком месте, где можно было бы легко перекинуть мост. На другой день он остановился и, устроив переправу из речных лодок, приказал Гасдрубалу переправлять войско на другой берег; сам он переправился тотчас и принял послов, которые явились из соседних местностей. Дело в том, что, лишь только одержана была победа, все окрестные кельты, согласно первоначальному плану, спешили предложить карфагенянам свою дружбу, снабдить их припасами и принять участие в походе. Ганнибал ласково принял явившихся послов, а переправив войска через реку, пошел вдоль нее в направлении, противоположном прежнему; шел он по течению, чтобы поскорее встретиться с неприятелем. Между тем Публий переправился через Пад, разбил лагери подле города Плаценции, римской колонии, где занялся лечением себя и прочих раненых и пребывал в бездействии, полагая, что войску не угрожает здесь никакая опасность. На другой день после переправы Ганнибал близко подошел к неприятелю, а на третий выстроил свое войско на виду у него в боевой порядок. Так как никто не выходил против него, то Ганнибал расположился там лагерем на расстоянии стадий пятидесяти от римских легионов.

67. Те кельты, что были в римском стане, видели перевес на стороне карфагенян, а потому сговорились между собою напасть на римлян, и каждый в своей палатке выжидал удобного для этого момента. Когда после ужина находившиеся на окопах римляне пошли спать, кельты большую часть ночи ждали спокойно, потом в пору утренней смены ¹⁴² взялись за оружие и напали на римлян, находившихся в ближайших палатках; многих перебили, немало ранили, наконец отсекли головы убитым и удалились к карфагенянам в числе тысяч двух человек пехоты и немного менее двухсот конницы. Ганнибал радушно принял явившихся кельтов, тотчас ободрил их, обещал каждому приличные дары и отослал их в родные города с тем, чтобы они уведомили о случившемся своих граждан и склонили их к союзу с ним. Ганнибал был убежден, что кельты вынуждены будут примкнуть к нему, когда узнают о вероломстве своих братьев по отношению к римлянам. Вместе с ними явились к Ганнибалу и бои; они доставили ему трех римских граждан, которые отправлены были из Рима для раздела полей и которых они предательски захватили в начале войны, как сказано мною выше. Ганнибал похвалил боев за расположение к нему и вступил по договору в дружбу и союз с явившимися; пленников он отдал им и приказал стеречь, дабы согласно первоначальному решению бои могли взамен их получить обратно собственных заложников.

Огорченный вероломством кельтов и уверенный в том, что в силу давнего нерасположения их к римлянам все окрестные галаты перейдут на сторону карфагенян, Публий сознавал, что необходимо принять меры предосторожности. Поэтому в следующую ночь к рассвету он снялся со стоянки и направился к реке Требии ¹⁴³ и к близлежащим высотам, рассчитывая на укрепленность этого места и на близость союзников.

68. Узнав о выступлении римлян из лагеря, Ганнибал тотчас выслал за ними нумидийскую, а потом и остальную конницу; сам он с войском следовал за нею по пятам. Нумидяне ворвались в покинутый лагерь и предали его пламени. Это было очень выгодно для римлян; ибо, если бы нумидяне следовали за ними неотступно и настигли обоз их, римляне на открытом месте потеряли бы много убитыми при нападении конницы. Теперь же большинство римлян успело заблаговременно переправиться через реку Требию; только отставшие задние воины были частью перебиты карфагенянами, частью взяты в плен.

Перейдя названную выше реку, Публий разбил свой стан на ближайших высотах, окружил лагерь рвом и окопами и дожидался Тиберия с войсками; тем временем старательно лечил себя, желая, если только будет в состоянии, принять участие в предстоящей битве. Ганнибал расположился лагерем в расстоянии стадий сорока от неприятеля. Между тем кельтское население равнин, вставшее заодно с карфагенянами, снабжало их в изобилии нужным продовольствием и готово было делить с карфагенянами всякое предприятие и всякую опасность.

Находившиеся в городе римляне по получении известий о сражении конницы удивлялись неожиданному для них исходу, однако имели достаточно оснований к тому, чтобы не считать его поражением. Одни взваливали всю вину на опрометчивость полководца, другие на нерадивость кельтов, подтверждение чего находили в последнем возмущении их. Вообще до тех пор, думали римляне, пока пехота их не пострадала, ничего еще не потеряно. Поэтому, когда явился Тиберий и вместе с легионами проходил через Рим, они убеждали себя, что один вид его решит сражение в их пользу. Когда воины, согласно данной клятве, собрались в Аримин, Тиберий двинулся с ними вперед, поспешая соединиться с войсками Публия. Придя к Публию, Тиберий расположил свои войска на стоянку и дал отдохнуть им, потому что люди его шли пешком непрерывно в течение сорока дней от Лилибея до Аримина; тем временем делал все приготовления к битве. Сам он часто беседовал с Публием, то расспрашивая его о прошлом, то обсуждая вместе с ним настоящее.

69. В это самое время Ганнибал взял с помощью измены город Кластидий и занял его вследствие передачи неким брентесийцем, которому город был доверен римлянами. Завладев гарнизоном и хлебными складами, он употребил хлеб на насущные нужды, а захваченных людей взял с собою в поход, не причинив им никакого вреда: этим он желал дать пример своего поведения, дабы народы, вынужденные обстоятельствами стать на сторону врага, не боялись его и не отчаивались в помиловании. Предателя он щедро наградил, желая привлечь на сторону карфагенян начальников городов. Когда после этого Ганнибал увидел, что некоторые кельты, обитающие между Падом и рекою Требией и вступившие с ним в дружественный союз, поддерживают сношения и с римлянами в том убеждении, что таким образом они обезопасят себя с обеих сторон, он отправил две тысячи человек пехоты и около тысячи кельтской и нумидийской конницы с приказанием вторгнуться в их землю. Когда посланные исполнили приказание и собрали большую добычу, то вслед за этим явились на окопы римлян кельты и просили у них помощи. Тиберий давно уже ждал случая к действию; теперь он имел предлог к тому и послал в дело большую часть своей конницы, вместе с нею около тысячи человек метателей дротиков. Они поспешно перешли Требию и сражались с неприятелем из-за добычи с таким успехом, что кельты и нумидяне оборотили тыл и отступили к своим окопам. Карфагенские воины, поставленные для охраны лагеря, быстро заметили это, покинули свои посты и поспешили на помощь теснимым воинам; тогда римляне поворотили назад и отступили к своему стану. При виде этого Тиберий послал в наступление всю конницу и всех метателей дротиков. Кельты снова подались назад и отступили к своему убежищу. Между тем вождь карфагенян не был приготовлен к решительной битве; притом, как свойственно хорошему полководцу, он держался правила, что без заранее составленного плана, по ничтожному поводу не следует отваживаться на решительное сражение, а потому теперь ограничился тем, что остановил своих воинов у окопа и снова оборотил их лицом к неприятелю; но не дозволил им преследовать римлян и вступать в битву и отозвал их назад при посредстве слуг и трубачей. Римляне, прождав некоторое время, отступили; потери их были невелики, гораздо больше пострадали карфагеняне.

70. Тиберий, ободренный и сильно обрадованный удачею, горел желанием дать решительную битву возможно скорее. Так как Публий все еще был нездоров, то ему можно было бы действовать по собственному усмотрению; однако Тиберий желал иметь за себя и голос товарища, а потому совещался с ним об этом деле. Но о том же предмете Публий был противоположного мнения. Он полагал, что военные упражнения в течение зимы принесут большую пользу легионам, что, с другой стороны, кельты при непостоянстве нрава их не останутся верными карфагенянам и снова обратятся против них, если карфагеняне приостановят военные действия и вынуждены будут оставаться в покое. Сверх того, он надеялся с залечением раны оказать действительные услуги государству. Вот по каким причинам он убеждал Тиберия не предпринимать ничего нового. Тиберий сознавал верность и основательность доводов товарища; но, побуждаемый честолюбием и преисполненный слепой самоуверенности, он спешил дать решительную битву прежде, чем Публий в состоянии будет принять участие в деле, а вновь избранные консулы вступят в должность: тогда было время выборов ¹⁴⁴. Тиберий должен был неминуемо потерпеть неудачу, ибо в выборе времени для битвы руководствовался собственными выгодами, не сообразуясь с положением дела. Ганнибал разделял взгляды Публия на тогдашнее положение и в противоположность ему старался поскорее сразиться с неприятелем, чтобы, во-первых, воспользоваться не остывшею еще ревностью кельтов; во-вторых, чтобы вступить в битву с неиспытанными, недавно набранными легионами римлян; он желал этого и потому еще, что Публий не мог пока участвовать в сражении, больше всего потому, что не хотел терять времени в бездействии. В самом деле, для человека, вторгнувшегося с войском в чужую страну и идущего на необыкновенно смелые предприятия, единственное средство спасения — непрерывно питать все новые и новые надежды в своих соратниках. Ганнибал знал, как горячо желает битвы Тиберий, и потому принял следующий план действия.

71. Давно уже высмотрел он место между двумя станами, ровное и чистое, но весьма удобное для засады благодаря ручью с высоким берегом, густо поросшим терном и кустарником, и готовился употребить против неприятеля военную хитрость. Он рассчитывал, что легко скроет от врага свои замыслы, ибо римляне остерегались лесистых местностей, в которых кельты всегда устраивают засады, и ничуть не опасались совершенно открытых равнин. Они не знали того, что в таких местах удобнее, нежели в лесистых, и укрыться, и предохранить себя от всякой опасности, потому что находящиеся в подобной засаде воины могут видеть все на далеком пространстве, а потребные для прикрытия предметы имеются почти везде. Любой ручей с приподнятым берегом, там и сям растущий тростник, папоротник или какой-нибудь терновник могут скрыть не только пеших солдат, но иногда и конных, если только принять некоторые меры предосторожности, положить бросающееся в глаза оружие на землю, а шлемы спрятать под щитами. Вождь карфагенян обсуждал предстоящую битву с братом своим Магоном и с членами военного совета; все одобряли его план. Лишь только войско поужинало, Ганнибал призвал к себе Магона, человека молодого, но пылкого и с ранних лет обученного военному делу, и передал ему сто человек конницы и столько же пехоты. Днем еще Ганнибал выбрал из всего войска способнейших солдат ¹⁴⁵ и приказал им явиться после ужина в его палатку. Ободрив воинов и внушив им такие чувства, какие требовались обстоятельствами, он отдал приказ, чтобы каждый из них выбрал себе десять храбрейших воинов в своем отряде и тотчас приходил к определенному месту стоянки. Когда приказ был исполнен, Ганнибал ночью послал этих воинов в засаду в числе тысячи человек конницы и столько же пехоты; к ним он присоединил проводников, а брату дал необходимые указания относительно времени нападения. Сам он на рассвете собрал нумидийскую конницу, народ замечательно выносливый, ободрил их речью, обещал кое-какие награды за храбрость и приказал подойти к неприятельскому валу, поспешно переправиться через реку и метанием дротиков вызвать неприятеля на бой: он желал захватить римлян до завтрака, не приготовленными к сражению. После этого он созвал прочих начальников, к ним также обратился с ободряющей речью, велел всем завтракать и внимательно осмотреть вооружение и лошадей.

72. Заметив приближающихся нумидийских всадников, Тиберий тотчас отрядил только свою конницу и приказал ей вступить в битву с неприятелем. Вслед за нею он послал в дело и около шести тысяч пеших метателей дротиков; затем вывел из-за окопов остальное войско, полагая, что один вид его решит участь битвы: уверенность эту питали в Тиберии многочисленность воинов и успех конницы накануне. Дело происходило в пору зимнего солнцестояния ¹⁴⁶; в этот день выпал снег, и погода стояла очень холодная; кроме того, все почти воины и лошади вышли из стоянки до принятия пищи. Вначале войска горели желанием боя, но потом, когда нужно было переправляться через реку Требию, вода в которой поднялась, за ночь после дождя на ближайших к лагерю высотах, пехота переправлялась с трудом, потому что вода доходила солдатам по грудь. Вследствие этого войско страдало от холода и голода, ибо час был уже поздний. Между тем карфагеняне подкрепили себя пищею и питьем в своих палатках, накормили лошадей и подле костров намазывались маслом и вооружались. Ганнибал, выждавший благоприятного момента, лишь только увидел, что римляне перешли реку, послал вперед для прикрытия ¹⁴⁷ нумидян копейщиков и балиарян числом около восьми тысяч и затем сам двинулся с войском. Отойдя от стоянки стадий на восемь, он выстроил в одну прямую линию свою пехоту в числе тысяч двадцати человек: иберов, кельтов и ливиян. Конницу, которой насчитывалось вместе с кельтскими союзниками больше десяти тысяч, он разделил на два отряда и поставил их на обоих флангах; между флангами разделил он также слонов и поставил их впереди. В это самое время Тиберий отозвал свою конницу назад, ибо видел, что она не знает, как ей быть с неприятелем: нумидяне то быстро и врассыпную отступали, то возвращались назад, с самоуверенностью и отвагой переходя в наступление: таков свойственный нумидянам способ битвы. Пехоту он выстроил по римскому способу: ¹⁴⁸ пеших римлян у него было тысяч шестнадцать ¹⁴⁹, а союзников тысяч двадцать. Такова была у римлян полная численность войска для решительных битв, когда обстоятельства дозволяли выступать на войну обоим консулам вместе. После этого на обоих флангах он поставил конницу в числе тысяч четырех воинов и гордо пошел против неприятеля тихим шагом в боевом порядке.

73. Когда войска сблизились, началась битва ¹⁵⁰ между передовыми легкими отрядами. Уже в это время обнаружилось, что римляне во многом уступают неприятелю и что перевес в сражении находится на стороне карфагенян. Дело в том, что римские метатели дротиков были изнурены битвою с самого утра и в стычке с нумидянами выпустили большую часть дротиков, а остававшиеся сделались вследствие продолжительной сырости негодными к употреблению. Почти то же самое было и с конницей, и со всем войском римлян. Положение карфагенян было совсем иное: со свежими, нетронутыми силами встали они в боевую линию, с легкостью и ревностью выполняли все, что требовалось. Поэтому, лишь только передовые бойцы отступили между рядами позади стоявших воинов и сразились тяжеловооруженные войска, карфагенская конница тотчас стала теснить неприятелей на обоих флангах, потому что превосходила римскую численностью, а кроме того, как я сказал выше, и люди их, и лошади шли в дело со свежими силами. Когда римская конница отступила и тем открыла фланги пехоты, карфагенские копейщики и масса нумидян выступили быстро за передние ряды своих воинов и ударили на фланги римлян; большой урон причинили они римлянам и не давали им сражаться с противостоявшими рядами. Между тем тяжеловооруженные, занимавшие с обеих сторон передние и средние ряды всего боевого строя, одни сражались долго, упорно и с равным успехом.

74. В это время нумидяне поднялись из засады, внезапно ударили с тыла на центр неприятельского войска и тем произвели в римских войсках сильное замешательство и тревогу. Наконец оба фланга Тибериева войска, теснимые спереди слонами, а кругом и с боков легковооруженными, оборотили тыл и натиском неприятеля оттеснены были к протекавшей позади их реке. После этого задние ряды римлян, сражавшихся в центре, сильно пострадали от нападения воинов из засады; напротив, те, что были впереди, воодушевляемые трудностью положения, одержали верх над кельтами и частью ливиян и, многих из них положив на месте, прорвали боевую линию карфагенян. Хотя римляне и видели, как фланги их были смяты, но не решались ни помочь своим, ни отступить назад в собственный лагерь: многочисленность неприятельской конницы пугала их; препятствовали им также река и проливной дождь с сильным ветром. Поэтому римляне, сомкнувшись и в боевом порядке, отступили к Плаценции, куда и прибыли благополучно в числе не менее десяти тысяч человек. Что касается остальных, то большинство их было истреблено у реки слонами и конницей; те же из пеших воинов, которые спаслись бегством, и большая часть конницы отступили к упомянутому выше отряду и вместе с ним достигли Плаценции. С другой стороны войско карфагенян преследовало неприятеля до реки, но по причине бурной погоды не могло идти дальше и возвратилось в свою стоянку. Здесь все ликовали по случаю счастливого исхода битвы. Случилось так, что из иберов и ливиян погибло немного; большую часть погибших составляли кельты. Однако от дождя и следовавшего за ним снега войско сильно пострадало: пали все слоны, кроме одного; много людей и лошадей погибло от холода.

75. Тиберий знал все, что случилось, но, желая скрыть по возможности правду от находившихся в Риме граждан, он послал уведомление, что, хотя сражение было, но победе помешала бурная погода. Первое время римляне верили донесению; но вскоре стали приходить известия, что карфагеняне занимают и римскую стоянку, что все кельты примкнули к ним, что, напротив, их войско оставило свою стоянку позади, ушло с поля сражения, и все воины собрались в городах, где получают нужные припасы с моря по реке Паду; тогда они ясно поняли, чем кончилась битва. Все это было для римлян совершенно неожиданно, и они с величайшим усердием занялись дальнейшими вооружениями и защитою открытых для врага местностей; поэтому отправили войска в Сардинию и Сицилию; кроме того, послали гарнизон в Тарент и во все другие удобно расположенные пункты; вооружили они и шестьдесят пятипалубных кораблей. Гней Сервилий и Гай Фламиний, избранные в то время консулами, стягивали силы союзников и набирали легионы в самом Риме. Жизненные припасы велели они доставлять частью в Аримин, частью в Тиррению, так как намерены были выступить в эти местности. Римляне обратились также с просьбою о помощи к Гиерону, который и послал им пятьсот критян и тысячу пелтастов. Вообще приготовления велись деятельно повсюду. И в самом деле, римляне как государство, так и отдельные граждане, бывают наиболее страшными тогда, когда им угрожает серьезная опасность.

76. В это самое время Гней Корнелий, назначенный, как я сказал выше, братом своим Публием в начальники морских сил, со всем флотом вышел в море от устьев Родана и пристал к Иберии в области так называемого Эмпория. Начиная отсюда он делал высадки на берег и на пространстве до реки Ибера осаждал города прибрежных жителей, отказывавших ему в покорности; напротив, с жителями покорными обращался ласково и обнаруживал относительно их всевозможную заботливость. Оставив гарнизоны в тех городах, которые перешли на сторону римлян, Гней Корнелий со всем войском шел дальше, направляясь в глубь материка, ибо он собрал уже многочисленное союзное войско из иберов. Все находившиеся на этом пути города он частью привлек на свою сторону, частью покорил. Что касается карфагенян, которые оставлены были в этой стране под предводительством Ганнона, то они расположились станом подле города, именуемого Киссою ¹⁵¹. Гней дал им битву и одержал победу, причем овладел большой добычей, потому что здесь оставался весь обоз двинувшегося в Италию войска; кроме того, он приобрел дружественный союз всего населения по сю сторону реки Ибера и захватил в плен военачальников карфагенян и иберов, Ганнона и Гандобала ¹⁵². Этот последний был царьком ¹⁵³ внутренних областей Иберии и всегда отличался особенным благорасположением к карфагенянам. Узнав о случившемся, Гасдрубал быстро перешел реку Ибер и явился на помощь своим. Здесь он узнал, что покинутые на месте корабельные воины ¹⁵⁴ вследствие победы сухопутного войска ходили по стране спокойные и беззаботные; тогда Гасдрубал взял из своего войска тысяч восемь пехоты и тысячу конницы и напал на рассеявшихся флотских воинов, причем многих перебил, а остальные вынуждены были бежать на корабли. Гасдрубал повернул назад, перешел опять реку Ибер и занялся приготовлениями к войне и укреплением местностей, лежащих за рекою, расположившись на зимнюю стоянку в Новом городе. Гай возвратился к флоту и виновных в недавнем поражении подверг установленному у римлян наказанию ¹⁵⁵, затем соединил вместе сухопутное и морское войска и устроился на зиму в Тарраконе ¹⁵⁶. Равным разделом добычи он приобрел большое расположение к себе воинов и вдохнул в них охоту к предстоящим битвам.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: