КНИГА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

Огненная война римлян с кельтиберами (1). Посольства в сенате от беллов и титтов, от араваков (2). Сенат решил продолжать войну в Иберии и заменить Марцелла другим военачальником (3). Храбрость кельтиберов; робость римской молодежи; отвага Публия Корнелия Сципиона, который вызвался идти в Иберию (4). Единоборство Сципиона с кельтибером (5). Ссыльные ахейцы получили разрешение возвратиться домой (6).

1. Огненная война римлян с кельтиберами....Огненную войну¹ начали римляне с кельтиберами: так необычны были ход этой войны и непрерывность самых сражений. Действительно, в Элладе или в Азии ведомые войны кончаются, можно сказать, одной, редко двумя битвами, и самые битвы решаются одним моментом первого набега или схваткой воюющих. В войне с кельтиберами все было наоборот. Обыкновенно только ночь полагала конец битве, ибо люди старались не поддаваться усталости, не падали духом, не слабели телом, но всегда с новой отвагой² шли на врага и опять начинали битву. Зима не только не прерывала войны в ее целом, она едва ли даже нарушала последовательность открытых сражений. Вообще, если кто хочет представить себе огненную войну, пускай вспомнит только войну с кельтиберами (Свида).

2. Посольство кельтиберов в Риме....По заключении перемирия с римским военачальником Марком Клавдием * и по отправке в Рим³ послов кельтиберы в ожидании решения сената приостановили военные действия. Со своей стороны Марк повел войско на тританов и, взяв приступом город Неркобрику⁴, расположился на зимовку в Кордубе⁵. По прибытии посольств римляне немедленно допустили в город всех послов от беллов и титтов⁶, как народов, державших сторону римлян; напротив, послам от араваков, как народа вражеского, они приказали оставаться по ту сторону Тибра, пока не будет принято относительно их окончательное решение. Когда настало время приема, городской претор ввел в сенат прежде всего союзников⁷. Послы, хотя и варвары, говорили складно и старались дать ясное понятие о внутренних раздорах. Они внушали римлянам, что, народы, поднявшие войну, если только не будут приведены к повиновению и не понесут должного наказания, по удалении римских войск из Иберии не замедлят отмстить им, римским союзникам, как предателям, что они вскоре опять поднимут возмущение, если только первая вина их пройдет безнаказанно, что при этом всех жителей Иберии они легко привлекут к восстанию тем, что покажут себя равносильными противниками римлян. Вот почему послы эти просили римлян или оставить войска в Иберии и ежегодно отправлять туда консула, который бы оказывал покровительство союзникам и карал араваков за их неправды, или же, если они хотят увести войска свои обратно, подавить восстание араваков с примерною строгостью, дабы впредь никто больше не отваживался на такие деяния. Вот в каком смысле говорили послы находившихся в союзе с римлянами беллов и титтов. После них введены были в сенат послы от врагов римлян. Представ перед сенатом, араваки в ответных речах держали себя робко и приниженно, хотя действительное настроение, насколько оно проявлялось, не обличало в них ни покорности судьбе, ни смирения. Так, много раз они выставляли на вид неисповедимость судьбы, изображали предшествовавшие битвы нерешительными, причем, однако, перевес храбрости во всех битвах оказывался на их стороне. Заключение речей было таково: если за свою ошибку они должны понести положенную кару, то принимают ее безропотно, и тут же просили сенат, когда воля его будет исполнена, возвратить их в то состояние, которое было установлено договором с сенатом при Тиберии⁸.

3. Сенат решил продолжать войну с заменой Марцелла другим военачальником. Сенаторы выслушали оба посольства и приказали ввести послов от Марцелла. Так как они видели, что послы⁹ тоже склоняются к прекращению войны и что консул охотнее присоединяется к голосу врагов, нежели союзников, то отвечали аравакам и союзникам, что Марцелл объявит волю сената обеим сторонам в Иберии. Сами же сенаторы были того убеждения, что правда и собственные выгоды римлян на стороне союзников, что араваки преисполнены непомерной гордостью и что консул робеет перед войной. Посему через послов Марцелла они отправили тайный приказ сему последнему продолжать войну с мужеством, достойным отечества. Война, таким образом, была возобновлена, но из недоверия к Марцеллу сенаторы прежде всего решили отправить в Иберию другого военачальника: к тому времени уже выбраны были и вступили в должность новые консулы, Авл Постумий¹⁰ и Луций Лициний Лукулл. Потом сенаторы со всем старанием и не щадя средств занялись приготовлениями к войне, ибо рассчитывали, что она решит судьбу Иберии, что с поражением неприятеля все тамошние народы будут покорно исполнять волю римлян; если же, напротив, римляне уклонятся от настоящей войны, то воспрянут духом не одни араваки, но и все прочие народы.

4. Неблагоприятный для римлян оборот войны в Иберии. Робость римлян. Однако чем ревностнее отдавался сенат войне, тем неожиданнее были для него события этой войны. Так, Квинт¹¹ **, военачальник предшествующего года в Иберии, и его соучастник в войне доставили в Рим известия о непрерывных сражениях, об огромных потерях убитыми и о храбрости кельтиберов; в то же время Марцелл не скрывал своей робости перед войной, так что молодежью овладел необычайный страх, какого, говорили старики, они не запомнят. И в самом деле, страх доходил до того, что на должность военных трибунов не объявлялось достаточного числа кандидатов и некоторые места остались незанятыми¹², тогда как раньше желающих занять эту должность являлось в несколько раз больше, чем сколько требовалось: равным образом выбираемые консулами легаты, которые должны были сопровождать военачальника, отказывались следовать за ним. Самое худшее было, однако, то, что молодежь уклонялась от военной службы под такими предлогами, которые стыдно было бы назвать, непристойно проверять и невозможно опровергать. Отвага Публия Корнелия Сципиона. Когда сенат и власти недоумевали, чем может кончиться позорное поведение юношества, — другого названия они не могли и приложить к нему, — Публий Корнелий *, который, как было известно, невзирая на молодость подавал голос за войну, которого единодушно превозносили за благородство характера и рассудительность и которому недоставало только славы храброго человека, выступил теперь при виде затруднительного положения сената с просьбою отправить его в Иберию в звании ли трибуна, или легата, выражая одинаковую готовность принять на себя ту или другую обязанность. «Правда, — говорил он, — для меня лично было бы безопаснее и выгоднее идти в Македонию», — случилось так, что в это время македоняне¹³ звали именно Сципиона к себе для улажения их внутренних распрей, — «однако, — продолжал он, — нужды отечества значат больше, и всякого, жаждущего славы, они призывают в Иберию». Всех изумило это предложение, исходившее от гражданина юного и обыкновенно сдержанного; велико было восхищение Сципионом и в то время, но с каждым днем оно становилось все больше. И действительно, молодые люди, робевшие раньше, теперь из боязни невыгодного сопоставления одни спешили предлагать свои услуги военачальникам в звании легатов, другие целыми толпами и товариществами записывались в военную службу (О посольствах).

5. Единоборство Сципиона с кельтибером....И страстно хотел Сципион, и боялся сразиться с варваром и вступить в единоборство с ним¹⁴.

...Конь под Сципионом зашатался от полученной раны, но не опрокинулся совсем; почему Сципион, соскочив с коня на землю, остался на ногах (Свида).

6. Ахейские ссыльные возвращены на родину....Сципион⁶ ** ради Полибия просил Катона за ахейских ссыльных, и когда в сенате поднялись оживленные прения, причем одни предлагали разрешить сосланным возвратиться домой, другие противились предложению, выступил Катон со следующими словами: «Как будто не зная, чем заняться, сидим мы целый день и рассуждаем о том, наши ли могильщики или ахейские погребут греческих старцев». Несколько дней спустя после того, как решено было предоставить ахейцам возвратиться на родину, Полибий и друзья его вознамерились было обратиться к сенату с просьбою, чтобы изгнанникам возвращены были и те отличия, какие имели они раньше в Ахае, но прежде спросили о том Катона. Тот улыбнулся и сказал, что Полибий, подобно Одиссею, хочет возвратиться в пещеру киклопа, чтобы взять еще оттуда забытую шляпу и пояс.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: