Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Евреи в царской России




Когда Гельфанд в эйфории обдумывал эти тезисы, он видел перед собой конечную цель, которая представлялась его теоретическим наставникам: свержение царизма. При этом его, человека, который не мог жаловаться на плохие условия жизни и принадлежал к среднему классу буржуазии, все-таки мучило сознание своего еврейского происхождения. Ведь еврейское население Восточной Европы было действительно дискриминировано в те годы и считалось вторым классом общества.

Другая ситуация была в Западной Европе, где евреи, ассимилированные или нет, являлись неотъемлемой составной частью буржуазии и играли решающую роль в духовной жизни, науке и искусстве. В Восточной же Европе они были выселены в отдельные гетто.

Принадлежащие к иудейскому вероисповеданию люди сразу же после своего поселения в Западной Европе в VI веке были изолированы римской католической церковью, в VII веке они попали на территорию сегодняшней России, где, будучи потомками хазар тюркской народности из Центральной Азии, осели в степной зоне Черноморского побережья. Евреи из бывшей Месопотамии переселялись в Персию и на Кавказ. Уже в VIII столетии они освоили территории от Крыма до Каспийского моря и к северу до Волги. Здесь они занимались земледелием и скотоводством, а в городе Киеве среди них было много коммерсантов.

Первым решительную антисемитскую политику начал проводить царь Иван IV, Грозный. Он был религиозным фанатиком и деспотично защищал «настоящую» русскую — «ортодоксальную» веру. Его политику продолжили после Петра Великого царицы, которые высылали большую часть евреев.

Скрываясь от погромов в Восточной Европе и крестовых походов в Западной, евреи нашли пристанище в Польско-Литовском королевстве. Там для них не было запретов на профессиональную деятельность, как и в Германии. Они принесли свой язык, образованный от средневерхненемецкого, который известен как идиш, ставший их национальным языком. Территория будущей Украины и Белоруссии стала центром поселений евреев. Во время казацких восстаний, бунтов против польского дворянства на Украине, устраивались и кровавые еврейские погромы. Народонаселение общин уменьшалось, большая часть оставшихся в живых бедствовала.

В результате разделения Польши евреи опять оказались на русской территории. Царица Екатерина Великая пыталась урегулировать проблему в административном порядке. Отдельным группам населения и сословиям были предписаны и узаконены определенные жизненные пространства и определенный род деятельности. Евреям разрешалось быть ремесленниками и торговцами. И все же отказ части еврейского населения ассимилироваться привел к их расколу, следствием которого стало использование идиша одной частью населения, древнееврейского — другой. Русский язык, например, был распространен только среди наиболее образованных евреев.

Из-за конфликтов между собой и фанатично настроенными ортодоксальными кругами, из-за которых происходили пресловутые погромы, многие евреи вынуждены были эмигрировать.

Такое положение в царской России сохранялось до начала XX века, в это же время в Западной Европе евреи являлись неотъемлемой составной частью населения, частью интеллектуальной и культурной жизни общества. Царь Николай II, как и его отец, придерживаясь русских национальных и ортодоксальных взглядов, напротив, сохранял ситуацию с еврейскими гетто. К недоверию по отношению к евреям, обусловленному конфессиональными взглядами, примешалось и еще одно соображение. Поскольку среди русского населения большинство все еще составляли неграмотные люди, царь считал, что совместное проживание простого народа с более образованными, более начитанными и более умелыми как в повседневной, так и в профессиональной жизни евреями может давать повод для зависти, конфликтов и беспорядков. Поэтому последние должны быть ограничены в выборе места жительства и профессии до тех пор, пока русские не будут наравне с ними. Исключения делались только для одного процента и касались особо выдающихся личностей, банкиров, предпринимателей, деятелей искусства, которые могли проживать в крупных центральных городах.

Такая в России сложилась ситуация, вынуждающая евреев проживать в гетто. Но это меньшинство, объединившись со своими братьями по вере, рассеянными за границей, образовало мощный фронт, в результате чего царское правительство заполучило малочисленного, но сильного и хорошо организованного противника.

Премьер-министр Англии при королеве Виктории, Бенджамин Дизраэли — позднее граф Биконсфилд — сам был крещеным евреем и стал интересным примером толерантности. Когда Лионель Ротшильд из Лондонского Сити был избран депутатом парламента, его пребывание в палате находилось под угрозой того правила, что каждый депутат должен был приносить клятву истинной веры христианина. В ответ на это либеральный лорд Рассел предложил проголосовать за него, исходя из доктрины «Все английское, что родилось в Англии». Когда все консерваторы проголосовали «против», кроме Дизраэли и его друга Бентинка, тот выступил перед палатой в защиту Ротшильда. Суть его речи была интересна в политическом смысле и сводилась к следующему: величайшая ошибка партии консерваторов состоит в том, что они антисемитски настроены, ведь евреи сами представляют консервативную культуру. «Я, как христианин, голосую за евреев!» — закончил свою речь Дизраэли.

России было слишком далеко до подобных признаний, здесь евреи считались национальным меньшинством и в конце XIX столетия при численности в пять миллионов жителей составляли лишь три процента от общего населения царской империи. Несмотря на массовое бегство после погромов, к началу следующего века их численность значительно увеличилась, дойдя до семи миллионов. В университетах для евреев были введены количественные ограничения. Они сконцентрировались в Киеве и его окрестностях, в Варшаве, Лодзи и Одессе, где в связи с быстро набирающей темпы индустриализацией их численность резко увеличилась. Количество евреев в Одессе дошло до 150 тысяч, что составляло львиную долю населения города.

В создающихся промышленных центрах количество евреев-рабочих в три раза превышало количество русских рабочих. Кроме того, внутри рабочего мира было разделение между евреями и неевреями р соответствии с этнической принадлежностью. Например, еврейские рабочие в основном сконцентрировались в текстильной и швейной промышленности, кожевенных и табачных мануфактурах или работали в маленьких мастерских.

Так, в конце XIX столетия родилось еврейское рабочее движение, замешанное на желании создать оппозицию и самоутвердиться. Индустриализация второй половины XIX века сильно изменила еврейский мир. В ассимилировавшихся кругах сложился новый социальный порядок, потому что из них образовался еврейский пролетариат, который стал переселяться в новые промышленные центры.

Даже самые консервативные еврейские торговые села, «штетль», находились на грани распада. Религия, являющаяся фундаментом традиционной жизни, постепенно стала отступать на второй план. Это тоже благоприятствовало проникновению марксистского учения, под влиянием которого и возникали еврейские рабочие организации.

Именно в это время царь Николай II начал политику репрессий, так как обострение социального напряжения требовало особой бдительности. Его дед, «освободитель» и «реформатор», — царь Александр II ликвидировал ограничения и для евреев. Николаю II было тринадцать лет, когда он увидел изувеченное бомбой, брошенной анархистом, тело своего деда. Его сын и наследник престола Александр III сделал вывод, что либеральная политика не останавливает жестокой борьбы против государственной власти, а, напротив, пробуждает ее, и опять «натянул поводья». Николай II придерживался тех же взглядов. Политика была направлена против оппозиционеров и инициаторов заговоров, которыми в большинстве своем были еврейские интеллигенты. Правительственным указом количество принимаемых в университеты еврейских студентов было сокращено в два раза. Эта и другие подобные меры привели к распространению еврейских оппозиционных движений. Кроме того, начались погромы, вызвавшие новые волны эмиграции еврейского населения.

Состоятельные американцы направили свои денежные средства на поддержку товарищей по разуму — прежде рсего Яков Шифф — как в революционные кружки, так и в те организации, которые прекратили свое существование в России и хотели возродиться за границей.

Оставшиеся в стране начали организованно объединяться по социальному или политическому принципу, или и по тому и по другому вместе. Одним из таких «резервуаров» был союз «Земля и воля», куда вошли все революционные кружки, объединившиеся в борьбе с царизмом. Еще большее значение имела уже упомянутая первая русско-еврейско-марксистская организация «Освобождение труда», созданная в Женеве бывшими членами русских террористических организаций Павлом Аксельродом, Львом Дейчем, Георгием Плехановым и Верой Засулич. Россия тоже входила в эту организацию, и Гельфанд состоял в ней. Ее основной целью была борьба с царизмом.

Возникший в конце столетия еврейский рабочий класс стал социальной почвой для процветания марксистской идеологии. Вначале ими выдвигались социальные требования, к которым позднее прибавились и политические. Первое еврейское рабочее движение зародилось в 1897 году в промышленных зонах вблизи городов Лодзь и Белосток на аннексированных Россией польской и белорусской территориях, его мозговым центром был город Вильнюс.

Там в 1897 году начал свое существование «Всеобщий еврейский рабочий союз», сокращенно «Бунд». Он объединил еврейскую интеллигенцию и еврейский рабочий класс от Польши до России. Его основатель был выходцем из Минской губернии, где родился и сам Гельфанд. Члены союза выдвигали не только экономические требования, такие как социальное обеспечение, страхование на случай болезни, сокращение рабочего дня, создание стачечной кассы, но и политические: культурную автономию для евреев и др.

«Бунд» создал профсоюзы и развил механизмы защиты от погромов. В 1905 году он насчитывал 33 тысячи членов. В вопросе национального терроризма между «Бундом» и сионистами произошло разделение мнений. Объединение «Рабочие Сиона» ориентировалось на марксизм и видело свою конечную цель в создании автономного еврейского социалистического государства в Палестине. Павел Аксельрод, Лев Дейч, Лев Каменев, он же Розенфельд, Лев Троцкий, он же Бронштейн, Роза Люксембург и Израиль Гельфанд входили в ту группу, где марксизм доминировал над национальными чувствами, что выражалось в революционном космополитизме. Их всех объединяла универсальная красная утопия.

Хотя сам Парвус и не испытал на себе русского антисемитизма, осознание этого явления действовало на его самолюбие и вызывало враждебное отношение к правительству. По мере приобретения больших знаний в общественно-политической области в нем все сильнее зрело стремление радикально изменить существующие отношения.

В Одессе для Гельфанда появилась возможность применить свои знания. Молодые люди, юноши и девушки, не только из рабочего, но и из буржуазного круга, вечерами собирались на конспиративных квартирах, обсуждали и издавали листовки, призывающие к забастовкам, которые вскоре заполонили всю Россию. Об их действиях накопились горы документов в охранке. Иногда охранке все же удавалось ненадолго арестовать одного из участников и закрыть нелегальную типографию. Их корреспонденция часто перехватывалась, и из нее видно, что эти группы частично финансировались состоятельными единомышленниками в Киеве, а также в Вене и Америке.

На Царском дворе было известно о талантливом финансисте, поддерживающем революционные круги, американском магнате Якове Шиффе. Царь Александр III, который скончался в 1894 году, попытался принять меры. Он послал посредника, которого ему рекомендовал женатый на еврейке министр финансов Витте, в Лондон к Ротшильдам, а затем к Шиффу в Нью-Йорк. Цель этой поездки — добиться своего рода соглашения о том, что в случае прекращения финансовой поддержки революционно настроенных еврейских кругов еврейскому меньшинству в царской России будет обеспечено улучшение условий жизни. Но Шиффу это не очень понравилось. «Jamais avec les Romanow!» («С Романовыми — никогда!») — угрожающе прокричал он и вышвырнул гостя вон. На обратном пути этот категорический отказ еще долго звучал в ушах эмиссара.

Вначале было слово

Когда Гельфанду исполнилось восемнадцать, он четко определился в своей цели: разрушить царскую империю и разбогатеть. Ему не надо было бороться ни с финансовыми, ни с политическими проблемами. В царской России можно было свободно передвигаться и ездить за границу, когда хотелось, а спонсоры для пребывания в Западной Европе или даже в Америке для него находились всегда, и чем меньше он делал тайны из своих намерений, тем больше их появлялось. Для него и его единомышленников существовал помимо прочего так называемый палестинский фонд, созданный для евреев, выезжающих за границу. Но он помогал также и тем, кто учился за границей или хотел устроиться где-то в другом месте. Кроме того, у Гельфанда были состоятельные друзья. Уже в молодые годы он познакомился с торговцем оружием Сахаровым, агентом которого в Западной Европе Гельфанд должен был стать.

Так Гельфанд безо всяких проблем поехал в Швейцарию, чтобы присмотреть себе подходящее место для учебы. Целый год он наслаждался жизнью и завязывал контакты с политическими эмигрантами, поселившимися в Женеве, Берне и Цюрихе. Затем вернулся в Одессу, чтобы надолго, может быть, навсегда, попрощаться со своим отцом, зажиточным ремесленником, и его друзьями. Вот что написал в автобиографических заметках Гельфанд, которому только что исполнилось двадцать лет, о своем окончательном переселении в Западную Европу:

«Когда я в 1887 году вернулся на родину, я хотел заняться анализом рабочего движения, политическим развитием мирового капиталистического сообщества и историей Западной Европы. При этом на первом плане для меня стояли задачи социализма в Европе, за которыми скрывалась актуальная в России борьба за парламентаризм.

Но с тех пор, как я почувствовал себя социалистом, я уже не мог быть просто пассивным созерцателем разыгрывающейся в Европе борьбы, я был втянут в происходящие события…»

Из написанного ясно, что Гельфанд прежде всего считал себя классовым борцом, который хотел в первых рядах своих единомышленников посягнуть на капиталистическую систему. Вопрос о том, как ему одновременно с этим удовлетворить свое желание разбогатеть, пока оставался открытым.

В Цюрихе, Базеле и Берне Израиль Лазаревич регистрировался под своей настоящей фамилией, но на английский манер — «Helphand». Под этой фамилией он стал известен в Европе позже. Вместо Израиля Лазаревича он назвал себя Александром. Выбранными им предметами для изучения стали экономика, физика и минералогия, вместе с тем Гельфанд посещал лекции по истории Европы. Экономика была его пристрастием. Также особый интерес у него вызывали проблемы государственного монополизма и вопросы трудового законодательства. Одним из его учителей был политэкономист Альфонс Тун, автор истории революционного движения в России.

Кроме того, этот молодой русский ходил на лекции философов Якова Буркхарда и Фридриха Ницше. Ницше несколькими годами раньше изучал в Базеле классическую философию; его критика «декадентской» западной цивилизации, отрицание роли религии как ее фундаментальной основы и неприятие «рабского менталитета» в отношении традиционных моральных устоев в угоду индивидуальных жизненных ценностей и, наконец, его концепция от воли к власти — все это стало для Гельфанда новым «Евангелием».

Как и следовало ожидать, Гельфанд попал под влияние промарксистски настроенного профессора политэкономии Карла Бюхера, который в то время преподавал в Швейцарии. В 1890–1891 годах Александр Гельфанд написал диссертацию на тему «Техническая организация рабочих в аспекте эксплуатации масс» и летом 1891 года после многочисленных попыток с огромным успехом защитил ее, получив ученую степень доктора философии.

Главное, что усвоил Гельфанд из учебы в университете: его взгляды на исторические процессы в прошлом и планы на будущее неизменно оставались пронизанными идеологией марксизма, то есть были связаны с постоянной классовой борьбой.

Вопрос о возвращении в Россию после окончания учебы для Гельфанда даже не стоял. Он уже слишком привык к неограниченной свободе в Западной Европе. Гельфанда мало интересовали кружки еврейских и политических эмигрантов или членов российских нелегальных организаций, живших в Женеве, Цюрихе и Базеле. Они в основном занимались тем, что разводили теории и полемизировали на страницах своих газет, ночи напролет дискутировали, а потом, вконец рассорившись, расходились. Гельфанд же, напротив, чувствовал себя человеком дела, хотел находиться в движении. Эти люди, как ему казалось, были не в состоянии создать единый фронт в общественной борьбе, не могли вести эту борьбу так, как ему хотелось бы.

Его взор обратился к Германии, где он видел мощное объединение единомышленников-социалистов. Немецкая социал-демократия казалась Гельфанду образцом организованности и идеологическим пристанищем. Он хотел войти в ее ряды, чтобы на ее стороне бороться за интересы пролетариата и его объединение за пределами государства. Против чего бороться? Против капитализма, того капитализма, о котором он сам мечтал в глубине сердца. Казалось, он не видел в этом никакого противоречия, делая в те годы записи о себе самом:

«Я изменил моей русской родине и тому классу, из которого я вышел — буржуазии. Между мной и русской интеллигенцией всегда существовала пропасть, потому что ей не хватало живой связи с рабочим классом…

В то время, как русские революционеры считали своей целью создание демократической конституции с буржуазной свободой и избранным народом парламентом, Европа уже пережила эту фазу развития в 1848–1871 годах. Сейчас борьба на Западе имела истинные социалистические цели, то есть свержение капитализма и организацию социалистического экономического порядка. В Германии эта борьба достигла высшей степени…»

Итак, Гельфанд после окончания учебы летом 1891 года отправился в Штутгарт, который считал Меккой немецкой социал-демократии. Ведь именно там была резиденция главного идеолога немецкого марксизма Карла Каутского, прозванного его единомышленниками «папой марксистов».

Троцкий, разочаровавшись в «поверхностных венских социалистах, с которых вот-вот мог слететь тонкий лак социал-демократии», позже оценил Каутского. Он, напротив, был восхищен «огнем, загорающимся в глазах Каутского и иногда смягчающим грубость его иронии». Бородатый, производящий впечатление отца, несмотря на то что ему не было еще и сорока, политический теоретик Каутский был издателем и редактором ведущей партийной газеты «Нойе Цайт» и постоянно искал одаренных сотрудников.

Александр Гельфанд предстал перед заслуженным отцом немецкого социализма в стоптанных ботинках и заношенных брюках. Неряшливая внешность не сочеталась с мощным телосложением этого иностранца, ноги были слишком коротки для тучного торса, внешний вид не вызывал расположения.

Но, несмотря на неухоженную бороду, его гордо посаженная голова с небольшой лысиной интеллектуала и воинственное выражение лица сразу же подсказали Каутскому, что посетитель достоин более близкого знакомства. Очень скоро Каутский был очарован знаниями, талантом и ангажементом этого дородного эмигранта и открыл перед ним двери не только своей редакции, но и собственного дома.

Свои первые статьи в «Нойе Цайт» Гельфанд подписывал псевдонимом «И. Игнатьев», мистическим «Unus» или инициалами «I.H.», ведь не имея вида на жительство, надо было оставаться начеку, особенно с такими статьями, как у него.

Кроме Карла Каутского, и Клара Цеткин, являющаяся также партийным авторитетом, позволила Гельфанду писать для своей партийной газеты. Она издавала газету «Глайххайт» («Равенство» — Пер.). В соответствии с названием эта газета была посвящена проблемам женского равноправия и другим вопросам равенства в рабочем движении. Первые сочинения Гельфанда касались анализа общественных процессов в России, а также идеологических разногласий между партийными коллегами или между братскими партиями различных стран, наг пример Австро-Венгрии и Чехии.


Рукописные строки на немецком языке, написанные Парвусом еще под своим родным именем — Израиль Гельфанд о себе самом, когда он подавал прошение в Базельский университет об апробации и защите его докторской диссертации

Исправленный вариант отличается от окончательного среди прочего опущением иудейской конфессии (слева вверху)

Одна из его первых статей представляла собой анализ собрания еврейских рабочих в России, устроенного по поводу майского праздника. В ней Парвус поднял тему: почему еврейское население в России подвергнуто дискриминации и почему оно должно стать рупором организованной борьбы. Как и следовало ожидать, он рассматривал проблему с точки зрения классового борца: «Пока евреи в России представляли развитие капитализма, им предоставляли беспрепятственную свободу действий; но как только они стали конкурентами, их начали преследовать как государственных преступников. Правительство осознает, насколько они превосходят остальных в государстве в экономическом отношении; чтобы избежать сильной конкуренции с мелкой буржуазией, правительство решило оттеснить их. Оно это делает якобы потому, что евреи слишком сильно эксплуатируют народ, но разве русские кулаки и трактирщики лучше или они не сосут кровь из народа?»

Гельфанд опять сделал из этого свой собственный вывод: классовая борьба для евреев должна стать основной целью, как для христианина, национальные же ограничения, напротив, должны уйти на задний план: «Если у нас господствует тот же капитализм, что и везде, у нас тот же пролетариат, то и борьба между пролетариатом и буржуазией должна быть одинаковой; поэтому еврей не должен отрекаться от своей национальной принадлежности, но его национализм просвещенный, способствующий сближению народов; с другой стороны, он все же отделяет себя от своих единоверцев, если они — капиталисты, и солидарен с рабочими всего мира…»

Даже когда Гельфанд оказался в немецком сообществе, он продолжал поддерживать связь с русскими эмигрантами в Швейцарии и других европейских странах. Некоторые из них со временем тоже приезжали в Германию, чтобы заявить о себе в влиятельных изданиях немецких социал-демократов. От них Гельфанд узнавал о том, что происходило в России.

Большинство друзей, с которыми Гельфанд поддерживал отношения, рано или поздно обрели известность внутри движения. К этим русским эмигрантам принадлежал Павел Аксельрод, колебавшийся между еврейским национализмом и интернациональной идеей ассимиляции по Марксу. В соответствии со своим происхождением он был традиционным ортодоксальным евреем, но под влиянием западных теоретиков, прежде всего, конечно, Маркса, он вынужден был отказаться от революционного компонента своего сознания, стал анархистом и, наконец, в 1883 году основал за границей, в Женеве, свое первое русско-марксистское объединение.

К другим единомышленникам, с которыми Гельфанд был в контакте, относилась Вера Засулич. Она нравилась ему своим мужеством и дерзостью — все-таки эта женщина смогла убить генерала и только за одно это снискала восхищение своих товарищей. Гельфанду нравился и лукавый Лев Дейч, известный своей хитростью, благодаря которой ему многократно удавалось убегать из тюрьмы.

С Кларой Цеткин Гельфанд тоже случайно познакомился, и она позже так высказалась о нем: «Он был человеком необыкновенно живым и мог производить на людей впечатление. Он блистал умом, легко избавлялся от всего старого, традиционного и оказывал чарующей действие на трезвый ум Каутского. Он легко обзаводился друзьями и так же легко без сожаления расставался с ними. Он любил красивую жизнь и пользовался успехом у прекрасного пола. Имея склонность к авантюрам, он без страха решался на любой запланированный риск. Разумеется, его страсть к богатству, ставшая основным увлечением, затмила все остальное. Мне кажется, Троцкий был прав, считая Парвуса выдающимся марксистом, но в нем всетда было что-то ненадежное и непостоянное…»

На самом деле казалось, что противоположный пол был для Гельфанда легкой добычей, несмотря на то что ни его лицо, ни телосложение не были привлекательными. Возможно, дело было в доступности его соратниц, восхищавшихся им, или в его способности доминировать, либо в излучении им жизненной силы и страсти, что, казалось, придавало ему непреодолимый эротический шарм — ответить на эти вопросы могли бы только женщины, околдованные им.

Но и на коллег-мужчин он тоже производил сильное впечатление, правда, уже по другим соображениям. Один из основателей РСДРП, Александр Потресов, который в 1896 году познакомился с Гельфандом через Каутского, настаивал в союзе «Освобождение труда» на том, чтобы Гельфанд в составе русской делегации поехал на конгресс Социалистического Интернационала в Лондон. Конечно, для немецких товарищей было бы лучше, чтобы такой человек поехал в составе их делегации, но он не получил предложения с их стороны. Поэтому Гельфанд принял предложение Потресова. Последний возлагал на него большие надежды: «Я был очень высокого мнения о его теоретическом таланте и в будущем возлагал на него большие надежды, думая когда-нибудь вовлечь его в российское движение…»

Гельфанд знал и ценил еще со времени жизни в Швейцарии Розу Люксембург, родившуюся в Польше, которая, как и он, мыслила интернациональными категориями в отношении классовой идеологии. Она не принимала участия в борьбе за национальное самоопределение Польши и пренебрегала сознанием своей принадлежности к евреям в пользу интернационального ангажемента в рабочем движении.

Люксембург была для Гельфанда не только единомышленницей в борьбе, но и лояльной подругой, которая порой защищала его от нападок и была ему лично близка, особенно когда распался ее союз с одним польским приятелем.

Был еще Юлиан Мархлевский, получивший, подобно Гельфанду, образование в Швейцарии. В глазах Гельфанда он был воплощением «пылкого революционного сознания». Это могло означать готовность к обману, грабежу и покушению на убийство — цель оправдывала все средства.

Названные качества как раз не соответствуют общепринятой шкале ценностей, а, напротив, диаметрально противоположны ей. У Гельфанда и его друзей уважение вызывали те соратники по борьбе, которые отказались от буржуазного кодекса поведения на словах и на деле. Жили, как и полагалось революционерам, вопреки общепринятым нормам, в микрокосмосе с моральным вакуумом: здесь правили другие ценности и законы, а моральная сущность добра и зла была вытеснена высшей инстанцией их идеологии.

Друзья Гельфанда придумывали для него собственные псевдонимы, начиная с «Доктора Элефанта» и заканчивая саксонским именем «Доктор Барфус». То ли из-за своей внешности, то ли из-за своей провоцирующей сущности и в первую очередь из-за своих статей в газетах, но очень скоро Гельфанд стал известен всему городу. Кроме того, провинция его не очень устраивала, потому что она на него наводила скуку, и он переехал в столицу — в Берлин.

Там ему удалось благодаря рекомендации Каутского писать статьи для центрального органа партии газеты «Форвертс». Все более крупные газеты публиковали статьи Гельфанда. Постепенно он начал получать предложения, например прочитать доклад о голоде в России из-за неурожая в 1892 году. Точнее, Гельфанд сам позаботился об этом предложении, так как не хотел упустить возможность отобразить сей феномен со своей точки зрения. Гельфанд проанализировал эту катастрофу и сделал вывод, что, разумеется, она не случайна, а является «необходимым следствием развития капитализма в России», и диагностировал ее как «долго тянущуюся хроническую болезнь».

Крестьяне в результате освобождения от крепостного права сами попали в положение товаропроизводителей и предпринимателей, аргументировал Гельфанд. Из-за усиленного роста промышленного производства многие эмигрировали, и это стало ощутимо, кроме того, в один прекрасный день они образуют тот пролетариат, который поднимется против царя.

Гельфанд не упустил возможность изобразить мрачную картину экономического кризиса как следствие этого. Он хотел через средства массовой информации убедить иностранных инвесторов в таких прогнозах для России, чтобы, используя повод, нанести вред царскому правительству, в чем сам торжественно признался.

Прогнозируя будущее России, он сказал, что в дальнейшем, разумеется, Россия виделась ему «цветущей в капиталистическом смысле страной», которая сможет конкурировать с Америкой в гегемонии на мировом рынке, Европа же окажется между двумя фронтами глобальной экономической борьбы.

Он опять видел в прицеле рабочий класс, который, по его мнению, должен был захватить инициативу, потому что «нельзя ждать, сложа руки, когда революция свалится с неба!» Так как Гельфанд ни на секунду не сомневался в том, что даже самые яркие представители немецкой социал-демократии мечтали о такой форме перераспределения власти, он все более прямо и открыто добивался поддержки русских товарищей, которые с нетерпением ожидали в ссылке в Швейцарии. Его мечтой было, чтобы эта группа, которую он видел в авангарде ведущей революционной группы в России, получила признательность с немецкой стороны.






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных