Почему Н.В. Гоголь использует именно художественную деталь как главное средство психологизма?

Детализация — это особый художественный прием, который не­обходим для создания максимально полного образа. Через деталь можно показать какую-либо комическую ситуацию, обозначить что-то типическое в героях или, напротив, подчеркнуть индивидуальные черты. Прием детализации используется, как правило, в эпических произведениях.

Н.В. Гоголь — признанный мастер детализации. Деталями напол­нена не только масштабная по своему замыслу поэма «Мертвые ду­ши», но и драматическое произведение — комедия «Ревизор». Самый яркий тому пример — немая сцена. В ней автор, напоминая и своим героям, и зрителям о Страшном суде, подробно описывает позы, в ко­торых замирают герои. Так, например, городничий останавливается «посредине в виде столба, с распростертыми руками и закинутой на­зад головою».

Прием детализации иногда используется для создания комическо­го эффекта. В конце 1-го действия городничий пытается надеть вме­сто шляпы коробку, что показывает его волнение, страх перед Хле­стаковым, которого все чиновники уездного города приняли за ревизора.

Хлестаков в кульминационной сцене — сцене вранья — расска­зывает о супчике, который «прямо на пароходе приехал из Парижа», и арбуз у него на столе «в семьсот рублей арбуз». Деталь может высту­пать не только как средство индивидуализации, но и как средство ти­пизации. Так, например, готовясь к встрече с «ревизором», городни­чий, собрав чиновников, дает указания каждому. Он знает, что творится в каждом ведомстве: в богоугодных заведениях больные «выздоравливают как мухи», ходят в грязных колпаках, в присутст­венном месте у Ляпкина-Тяпкина гусята ходят, а на самом видном месте арапник висит. Эти детали как нельзя лучше характеризуют не только персонажей, но и город, всю Россию.

Сюжет поэмы «Мертвые души» переполнен описаниями, как эпи­ческими, так и лирическими отступлениями. В главах, посвященных посещениям Чичиковым помещиков, можно выделить свой микросюжет.

Сначала Чичиков въезжает в поместье, его встречает помещик (здесь идет описание поместья, портрет помещика, интерьер, подроб­но описывает автор угощение), кульминация — разговор Чичикова с помещиком о продаже мертвых душ, затем отъезд главного героя. И в каждом из этих описаний Гоголь использует множество деталей. На­пример, характеризуя Плюшкина, называя его «прорехой на челове­честве», указывает, что дом бывшего рачительного хозяина был по­хож на исполинский замок, что говорило о былом богатстве, а сейчас жилище напоминало дряхлого инвалида. Улицы в деревне были очень чисты, но не оттого, что крестьяне их убирали, а оттого, что сам Плюшкин с утра выходил на своеобразную охоту: тащил в дом все, что находил на улице.

Описывая Манилова, первого помещика, к которому приехал Чи­чиков, автор использует такую портретную деталь, как «чересчур пе­реданный сахар» в приятные черты его лица. Интерьерные детали (кресло, затянутое рогожей, два разных подсвечника), предметные де­тали (заложенная на 14-й странице книга, аккуратные пирамидки вы­битого из трубки пепла) — все это помогает создать образ и охарак­теризовать этого персонажа.

Деталь для гоголевского произведения жизненно важна. Без нее нет Гоголя с его аппетитными обедами, колоритными пейзажами, яр­кими портретами, запоминающейся речевой характеристикой.

Можно ли согласиться с утверждением А. Белого о том, что «Чичиков — подлинный черт»? (по поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души»)

Когда-то философ Гегель справедливо заметил, что произведение искусства есть диалог с каждым, перед ним стоящим. Наверное, именно потому так часто возникают споры о смысле того или иного литературного произведения, о его героях. Поэт-символист Андрей Белый, написавший в свое время интересную работу о творчестве Го­голя, увидел в образе Чичикова страшный, мистический смысл. Мне кажется, что можно привести аргументы как за, так и против такой точки зрения в зависимости от того, как трактовать этот неоднознач­ный литературный образ.

С одной стороны, Чичиков — это особый тип русского человека, своеобразный «герой времени», душа которого «зачарована богатст­вом». «Подлец-приобретатель», в погоне за капиталом он утрачивает понятие о чести, совести, порядочности. Жажда наживы убила в нем лучшие человеческие чувства, не оставила места «живой» душе, омертвила ее. С другой стороны, этот герой, как настоящий черт, бес­пощаден и страшен, когда он с безудержной энергией стремится дос­тичь своей цели, он изворотлив и хитер, умеет обратить себе на поль­зу слабости и пороки людей.

До 11-й главы, где дается биография Чичикова, его характер не вполне определен. Ведь с каждым новым встреченным на его пути лицом он выглядит иным: с Маниловым — сама вежливость и благо­душие, с Ноздревым — искатель приключений, с Собакевичем — ра­чительный хозяин. Ко всем он умеет найти подход, для каждого под­бирает нужные слова. Как «подлинный черт», Чичиков обладает способностью проникать в самые тайные уголки сознания людей, и это ему необходимо для удачного совершения своего жуткого «де­ла» — покупки «мертвых душ». Вот почему в облике Чичикова порой проглядывает нечто дьявольское: ведь охота за умершими душами — исконное занятие черта. Недаром городские сплетни среди прочего нарекают его Антихристом, а в поведении чиновников проглядывает нечто апокалипсическое, что подкрепляется картиной смерти прокурора.

Но вспомним так и не реализованный замысел Гоголя, согласно которому из первого тома, воплощающего «Ад» российской действительности, Чичиков должен был перейти во второй, где, как в «Чис­тилище», душа его избавилась бы от греха, подготовив тем самым для этого героя дорогу в новый, идеальный мир — «Рай». Это объясняет, почему уже в первом томе поэмы в образе Чичикова просматривают­ся такие черты, которые позволили бы автору провести его через путь очищения и возрождения души. А разве может быть душа у «подлин­ного черта»? Очевидно, нет. Подтверждением такой позиции является и то, что иногда сам автор удивительным образом сближается со сво­им героем. Внутренний монолог Чичикова и авторский голос как бы переплетаются в таких эпизодах, как размышления о судьбах умер­ших крестьян, приобретенных у Собакевича, или в рассуждениях о том, что ждет молоденькую пансионерку.

Особенность образа Чичикова в том, что все человеческие чувства в нем спрятаны глубоко внутри. Совесть его иногда пробуждается, но он быстро успокаивает ее, создавая целую систему самооправданий: «Несчастным я не сделал никого: я не ограбил вдову, я не пустил ни­кого по миру...». В конце концов Чичиков оправдывает свое преступ­ление. Это путь деградации, от которого предостерегает своего героя автор.

Первый том поэмы завершается знаменитым лирическим отступ­лением. Птица-тройка, в которую волшебством писателя преобража­ется чичиковская бричка, мчит героя, а вместе с ним и читателя вдаль по российскому бездорожью. Куда приведет этот путь — в новый, преображенный мир, где будут не «мертвые», а живые души, или же еще дальше в «ад» уклонившейся от верной дороги жизни, — так и осталось неясным. А потому нам остается только гадать, кто же такой Чичиков: «подлинный черт», как назвал его Андрей Белый, или же новый герой русской жизни, которому окажется под силу вывести ее на истинный путь.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: