ТОР 5 статей: Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы КАТЕГОРИИ:
|
Статью рекомендует к публикации д-р филол. наук, проф. Н. Н. Лыкова
Роман «Век невинности был написан Э. Уортон в 1920 г. и явился одной из вершин ее творчества. Несмотря на кажущуюся незатейливость сюжета, роман по праву можно отнести к лучшим произведениям психологической прозы рубежа XIX—XX вв. Психологизм Э. Уортон — не аналитический, объясняющий, как, например, у Л. Толстого. Не будучи знакомой с творчеством А. Чехова и задолго до расцвета творчества Э. Хэмингуэя, Э. Уортон использует подтекст. В романе «Век невинности» нет прямых характеристик, автор вкладывает в подтекст основную информацию, и читателю предстоит распутывать сложные взаимоотношения основных персонажей романа. Писательница использует синтез, т. е. такую организацию художественного повествования, при которой психологическое состояние персонажа, причины действия, причины отдельных поступков не анализируются непосредственно в тексте, а лишь имплицируются, ничего не теряя в достоверности. Психологический подтекст обнаруживает подлинные мысли чувства героев, прикрываемые этикетными фразами светского диалога. Для создания подтекста автору необходимо максимально точно подобрать «пусковые механизмы» читательского восприятия — слова, способные вызывать в сознании определенные образы, модели, целые культурные традиции. Уортон широко использует подтекст на уровне имен, интерьерных описаний, ключевых слов и прямой речи персонажей. Используя привычный инструментарий психологических романов, она добивается неожиданных результатов, привнося в психологический анализ нечто новое, оригинальное. Действие романа происходит в 1870-х гг. в высших кругах светского общества Нью-Йорка, чья размеренная жизнь нарушается возвращением из Европы их соотечественницы Эллен Оленской, бежавшей от грубого и вульгарного супруга.Молодой человек по имени Ньюланд Арчер, жених двоюродной сестры Эллен Мэй Велланд, влюбляется в Эллен, между ними вспыхивает взаимное чувство, но высшее общество делает все, чтобы их роман не состоялся, и Ньюланд женится на нелюбимой Мэй, а Эллен буквально изгоняется обществом обратно в Европу, теперь уже навсегда. Светское общество Нью-Йорка — один из излюбленных собирательных «персонажей» Уортон, потому что большая часть ее собственных воспоминаний связана с Нью-Йорком, в котором она выросла. В этом обществе все определяли избранные семейства с давними традициями, вокруг которых в строгом иерархическом порядке, согласно родословной и финансовому положению, выстраивалась элита. Автор подробно описывает их образ жизни, который строился по аналогии с жизнью английского нового дворянства, их будни и досуг. Это закрытый кружок со своими правилами, которые Э. Уортон называет «миром иероглифов», в котором никто никогда не говорит правды, а все реальные вещи представлены условными знаками. Именно поэтому автор вместо прямых характеристик персонажей, описаний их нравов, мыслей и чувств прибегает к средствам непрямой, опосредованной характеристики. Роман буквально пропитан символическим контекстом, повествовательный ряд постоянно соотносится с образами произведений изобразительного искусства и архитектуры, и это позволяет автору в сжатой форме — аллюзией и соотнесением — раскрыть важные пласты смысла. Роман написан от третьего лица, но все действие протекает перед глазами главного героя романа — Ньюланда Арчера, который и является его «центральным сознанием» (термин Г. Джеймса), и только он один наделен автором внутренней речью. Мэй Велланд — одна из самых характерных представительниц этого общества, поэтому их отношения с Ньюландом Арчером — как до, так и после свадьбы — полностью строятся на подтексте. Несмотря на то, что она — один из основных персонажей романа, количественный анализ текста показывает, что все немногочисленные сцены с ее участием — это их разговоры с Ньюландом, в которых она придерживается светских правил, а он пытается быть искренним. Присутствие Мэй в остальных сценах романа лишь обозначается автором: ее участие в застольных беседах чаще всего молчаливо, в крайнем случае, она произносит этикетные фразы для поддержания разговора, не имеющие никакого определенного значения. Мэй можно отнести к статичным персонажам — она не меняется в ходе развития романа, причем не меняется не только внутренне, но и внешне. В первой главе перед читателем предстает юная девушка в белом, а в последней Ньюланд вспоминает о ней как о молодой женщине, которая родила троих детей, но умерла, так и не успев состариться и не заметив, что мир вокруг нее сильно изменился. Муж и дети с самого начала лицемерно делали вид, что мир вокруг не меняется, и негласно составили нечто вроде семейного заговора, решив не посвящать Мэй в текущие перемены. Другими словами, если в начале романа ее неведение оберегалось старшими, которые боялись поколебать юную невинность, то в конце романа ту же функцию выполняют ее собственные дети. В экспозиции нам представлена молодая девушка в белом платье с букетом ландышей в руках. Белое платье и ландыши — неотъемлемые компоненты ее образа невинной девушки, создаваемого автором при помощи прилагательных (fair, young, modest, softly, rosy as the dawn, radiant, pale, candid), и так же, как прилагательные, эти цветы являются ее постоянным атрибутом на протяжении всего романа. Каждое утро Ньюланд посылает ей букет ландышей в качестве знака внимания, они присутствуют в большом количестве на их бракосочетании. Первый диалог героев в романе — экспозиция их взаимоотношений; автор показывает, какими были их отношения до объявления помолвки. Такими же они останутся и после свадьбы: они прожили вместе много лет, у них родилось трое детей, но они все равно остались чужими друг другу. Этот диалог происходит в первой же сцене в театре. Эллен Оленская — опальная кузина — сидит в одной ложе с Мэй и ее семейством, весь свет негодует, а семья старательно делает вид, что ничего необычного не происходит. Ньюланд отправляется в ложу к своей невесте, чтобы поддержать ее и продемонстрировать свету свое отношение к ситуации. Характерно, что их диалог носит достаточно отвлеченный характер — о приезде Эллен Оленской ничего не сказано, они обсуждают исключительно грядущую помолвку. Но основной диалог происходит не при помощи слов, а через взгляды (Her eyes said: “You see why Mamma brought me,” and his answered: “I would not for the world have had you stay away.” [Wharton 1999: 11]). С точки зрения стороннего наблюдателя, ничего не произошло, они просто обменялись взглядами, и Ньюланд прочитал в ее взгляде то, что ожидал прочесть, а истинные мысли Мэй остались неизвестны. В качестве иллюстрации роли подтекста в отношениях героев рассмотрим один из разговоров, состоявшийся между Ньюландом и Мэй в парке. Он пытается уговорить невесту ускорить их свадьбу, Мэй же настаивает на традиционно долгом периоде помолвки. Накануне состоялась первая встреча Ньюланда и Эллен Оленской у нее дома, и эта встреча что-то изменила в его мировоззрении. Тем же вечером, отправляя невесте традиционные ландыши, он посылает Эллен роскошный букет чайных роз. Автор начинает их беседу с описания погоды. Изумительный день, над безлистным древесным сводом блистает лазурное небо, а внизу осколками кристаллов искрится покрывающий аллею снег. Слова, используемые автором для описания погоды, создают атмосферу сияния — lapis lazuli, shone, crystals. Изображение состояния природы плавно переходит в описание самой Мэй, и автор продолжает семантический ряд со значением «сиять, сверкать»: radiance, burned, frost. Таким образом, юная девушка настойчиво сравнивается с морозом и снегом. Каждая из произносимых героями фраз не имеет глубокого подтекста, однако авторские комментарии раскрывают больший смысл, чем произносимые ими фразы. Мэй заводит разговор о цветах, которые он забыл вчера прислать с утра (“It’s so delicious — waking every morning to smell lilies-of-the-valley in one’s room!” she said [Wharton 1999: 52]), он понимает это как упрек и спешит оправдаться за то, что вчера они пришли позже обычного (“Yesterday they came late. I hadn’t time in the morning —” [Wharton 1999: 52]), и она, на первый взгляд благосклонно, принимает его извинения. Он чувствует себя прощенным и несколько расслабляется, ощущая себя «богатым и уверенным в себе» (He… felt rich and secure enough [Wharton 1999: 52]). Прилагательное «богатый» не имеет ничего общего с ситуацией и, на первый взгляд, кажется неуместным. С другой стороны, если в начале их встречи Ньюланд ощущал некоторый дискомфорт в связи со своим вчерашним визитом к Эллен, то теперь чувствует облегчение. Таким образом, прилагательные «богатый и уверенный в себе» становятся контекстуальными антонимами состоянию дискомфорта, а следовательно, синонимами комфортного состояния. Степень уверенности в себе определяется для людей его круга прежде всего уровнем материального благополучия. Для данного диалога эта метафора не имеет принципиального значения, но является дополнительной характеристикой светского общества Нью-Йорка. Следующие несколько фраз изменяют отношение Ньюланда к сложившейся ситуации. Он вдруг узнает, что Эллен ничего не сказала Мэй ни о цветах, ни о его визите, и приходит к выводу, что это их общая с Эллен тайна (If Madame Olenska had not spoken of his visit it might seem awkward that he should. Yet not to do so gave the affair an air of mystery that he disliked [Wharton 1999: 52]). Он начинает рассуждать, и из приведенной выше фразы можно достроить ход его рассуждений: 1) раз она ничего не сказала об этом, значит, она решила оставить его визит тайным; 2) если это тайна, то, следовательно, его визит что-то значит для нее; 3) но ведь он тоже ничего не сказал об этом; 4) значит, и для него этот визит имел определенное значение; 5) для человека, который собирается жениться, встреча с другой женщиной не может иметь никакого значения; 6) следовательно, оттенок тайны ему неприятен. В рассуждениях героя преобладает эмоциональная сторона «я», и только однажды проявляется его общественная сторона. Другими словами, в данной ситуации Ньюланд теряет часть своего образа незаурядного молодого человека, в частности остроумие и нестандартность мышления, которые, по его собственному мнению, являются его основными качествами, и превращается в «человека общественного». Ньюланд, казалось бы, резко меняет тему, заговаривая о помолвке, но в действительности образ Эллен стойко ассоциируется у обоих с фактом помолвки, и герой лишь продолжает ход своих прежних мыслей. Свои вопросы и ответы Мэй он начинает воспринимать по-другому, через призму воспоминаний об Эллен. В первой части их разговора автор ничего не говорит о чувствах и мыслях самого Ньюланда — их беседа, по сути, не касается чувств, это обычный светский разговор, где никто не говорит то, что действительно имеет в виду. Как только Арчер вспоминает об Эллен и попадает под влияние тайны, возникшей между ними, теперь каждая его фраза становится искренней и наполняется смыслом. Мэй, напротив, продолжает придерживаться тона, принятого ею в начале разговора. То, что имеет для Ньюланда решающее значение, для нее — всего лишь простая беседа на не слишком приятные для нее, но вполне традиционные темы. Суть беседы сводится к следующему: он уговаривает ее ускорить помолвку, она возражает. Устав от его настойчивости, Мэй использует одно из самых страшных слов своего (а значит, и светского) словаря — «вульгарный», искренне полагая, что на этом разговор на эту тему можно считать законченным. Ньюланд же продолжает настаивать на своем и задает вопрос, неуместный в разговоре с незамужней девицей из высшего общества: он спрашивает ее, неужели она боится показаться вульгарной. После этой его фразы их разговор перестает идти по определенному сценарию, потому что Мэй ошеломлена и раздосадована его «дурным тоном». Не столько сама фраза, сколько тон, которым она была произнесена, заставляют Ньюланда замолчать, и их спор заканчивается победой Мэй, и она прекрасно осознает это, потому что ее тон меняется с возмущенного на беспечный, а противостояние Ньюланду — на восхищение им. Комплимент в его адрес основывается у нее не на собственном опыте, а на мнении Эллен, ее опыте в вопросах драгоценностей и знания парижской моды. Мэй еще не подозревает о зарождающихся у Эллен и Ньюланда отношениях и обращается к Эллен как к высшему авторитету в тех вопросах, в которых ни она, ни ее ближайшее окружение не компетентны. В заключение для более полного и глубокого анализа текста обобщим их диалог в виде таблицы, где в левой колонке приводится действительный диалог, а в правой — то, что разговаривающие имеют в виду.
Итак, рассмотренный пример убеждает, что светские условности помогают Ньюланду скрыть истинные чувства. Диалог героев не приводит к взаимопониманию, напротив, через подтекст выявляется «дефектность» ситуации общения, провоцирующей скорее психологическое разобщение. «Иероглифы» прямой речи отнюдь не выражают сути всей сложившейся между героями ситуации, «вытесняют» ее из зоны прямого говорения, поскольку она, с точки зрения высшего света, имеет привкус «дурного тона» и вульгарна. ЛИТЕРАТУРА Wharton E. The age of innocence. — Wordsworth Classic, 1999.
Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:
|