Реализм и символика

Достоевский до конца определял свою художественную систему как "реализм в высшем смысле", понимая под этим термином построение литературного произведения на подлинных и конкретных фактах текущей действительности, но с возведением их к широким философским оценкам.

Так строились и "Братья Карамазовы". Говоря об одной из важнейших книг романа ("Pro и contra"), Достоевский подчеркивает, "что даже и в такой отвлеченной теме не изменил реализму". На всем протяжении романа нигде не ослаблены эти строгие требования автора к широте и достоверности своей документации.

Для правильной разработки глав о школьниках Достоевский обращается к образам педагогической литературы (Песталоцци, Фребель, статьи Льва Толстого о школе), для верного тона поучений русского инока - к богословию, церковной истории (Нил Сорский, Иоанн Дамаскин, Исаак Сирин, Сергий Радонежский, Тихон Задонский). Наконец, для верного ощущения современной "минуты" он пользуется материалами судебной хроники (дело Кронеберга, Жезинг, Брунст и прочее) и различными случаями из современной общественной жизни, широко разработанными в его публицистике. Личные впечатления целой жизни от ранних воспоминаний писателя о болезни матери и убийстве отца до его поздних переживаний в связи со смертью его ребенка и поездкой в Оптину пустынь замечательно углубляют силу и жизненность всего повествовательного тона. Даже аргументация Ивана Карамазова в его диспуте с Алешей целиком уходит в текущую или историческую действительность.

"Все, что говорится моим героем в посланном Вам тексте, основано на действительности, - сообщает Достоевский редактору. - Все анекдоты о детях случились, были, напечатаны в газетах, и я могу сказать, где, - ничего не выдумано мною".

Ничего не выдумано, но все по-новому осмыслено, ярко озарено и глубоко очеловечено прозрениями гениального художника.

Сочетанием таких приемов Достоевский достигает в своем последнем романе ощущения неотразимой жизненности изображения. Даже сквозь неверные тенденции автора эпоха говорит здесь собственным голосом о своих безмерных страданиях, обнажая перед читателем свои подлинные язвы. Местами роман приобретает поистине животрепещущую силу свежего газетного листа, а страстность авторского тона доносит эту волнующую актуальность и до последующих поколений.

Но главное для Достоевского - философская и психологическая проблематика, далеко выходящая за пределы эмпирических данных и соприкасающаяся в своих последних выводах с миром утопического или "фантастического". В "Братьях Карамазовых" эта безбрежная "поэтика" и "патетика" Достоевского достигают своих вершин.

Интенсивная жизненность образов не исключает их символической обобщенности. Это отвлеченные пороки и качества, воплощенные в лицах. Сластолюбие - Федор Павлович (как отмечали уже первые критики романа), эгоизм (мы сказали бы эгоцентризм) - Иван Федорович, разнузданность - Дмитрий, нравственная чистота - Алеша... "Это как бы лица аллегорические, разыгрывающие мистерию, как в средние века. Но могучий талант вдохнул жизнь в эти аллегории, обширный ум придал этой мистерии глубокое значение". Отметим, что и центральная тема романа - отцеубийство - символизирует историческое явление, всегда глубоко волновавшее Достоевского, - цареубийство.

В своем последнем романе он продолжает искать своеобразную композицию, свободную от обычных повествовательных штампов. В отличие от "Подростка" он снова строит безбрежное повествование на центральном криминале, организующем все действие романа. Все персонажи очерчены глубокими контурами и не вызывают сомнений в своем существовании. Незабываемы женские образы, как великолепная Грушенька с ее всепобедной "русской красотой".

Отличительная черта "Братьев Карамазовых" - высшая напряженность композиции и рисунка. Здесь все взято в пределе, в крайности, в острейшем выражении - по слову самого автора, "в лихорадке и синтезе". Нисколько не стремясь к единству построения и строгой экономии изобразительных средств, мастер-эпик, как это уже было в "Подростке", снова стремится в самой форме своего создания выразить свое потрясенное видение всего распада, разрыва и разложения великого целого, благоговейно чтимого им. Включая в свой новый миф о прокаженной, но исцелимой России всю жестокую борьбу современных политических течений, он развертывает свою картину во всей судорожной разорванности и патологической нестройности ее житейских компонентов. Именно такая сложнейшая деформация цельности, расслоение и распластование традиционной красоты, беззаконное пересечение плоскостей и дезориентирующая контрастность элементов нужны были художнику, чтобы противопоставить "хаос современности" мечтам о золотом веке и всеобщем счастье.

Отсюда структурная сложность последнего романа Достоевского. Обилие тем и материалов делит семейную хронику на "книги", имеющие подчас самостоятельное значение, и вводит в него обширные вставные фрагменты. Политические тенденции романиста слишком осложняют подчас страстный роман Дмитрия, интеллектуальную трагедию Ивана, ранние искания Алеши. Теория и драма не всюду достигают органического слияния и следуют местами чересполосицей.

Но побеждает не идеолог победоносцевской России и не проповедник теократии, а великий мастер философского романа. Если расценивать "Братьев Карамазовых" с позиций, какие занимал сам художник согласно установленным им конструктивным законам, - последняя книга Достоевского предстанет перед нами подлинным завершением его художественного пути, целостным синтезом его творческого опыта, расширением романа-поэмы до романа-эпопеи. Задание осталось незавершенным, прерванное смертью автора, но во многом оно уже достигло намеченных целей. Необычайным подъемом мысли и воли Достоевский создал на склоне дней монументальный роман типа хоровой трагедии, который и стал синтетическим и многоголосым эпилогом всего его бурного творчества.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: