КОНФЛИКТ МЕЖДУ ДЕМОКРАТИЧЕСКИМИ ИДЕЯМИ И СТРЕМЛЕНИЯМИ СОЦИАЛИСТОВ

Таковы преимущества, а также и недостатки демократических учреждений. Эти учреждения удивительно подходят к сильными энергичным расам, у которых отдельная личность привыкла рассчитывать лишь на свои собственные силы. Сами по себе они не могут создать никакого прогресса, но они устанавливают атмосферу, благоприятную для всякого рода прогресса. С этой точки зрения ничто не сравнится с ними и не может их заменить. Никакой режим не обеспечивает наиболее способным личностям такой свободы развития, не дает таких шансов на успех в жизни. Благодаря свободе, предоставляемой ими каждому, и провозглашаемому ими равенству, они благоприятствуют развитию всего выдающегося и в особенности — развитию ума, т. е. такого качества, из которого проистекает всякий крупный прогресс.

Но при борьбе неравных дарований разве эта свобода, это равенство ставят на один и тот же уровень лиц, обладающих преимуществом наследственных умственных способностей, с толпой умов посредственных, с мало развитыми способностями? Разве они дают этим слабо одаренным личностям большие шансы, пусть не на торжество над противниками, а просто на возможность не быть ими совсем уничтоженными? Одним словом, существа слабые, без энергии, лишенные мужества, могут ли найти в свободных учреждениях ту опору, которой они не могут найти в себе? Кажется ясным, что ответ может получиться только отрицательный, и также ясно, что чем больше равенства и свободы, тем более полно порабощение бездарных или малоспособных. Устранить это порабощение и составляет, быть может, самую трудную задачу современной эпохи. Если не ограничивать свобод, то положение обиженных судьбой будет ухудшаться с каждым днем; если же их ограничить, что, очевидно, может сделать только государство, то это немедленно приведет к государственному социализму, последствия которого гораздо хуже тех зол, которые он берется устранить. Остается тогда обратиться к альтруистическим чувствам более сильных натур; но до сих пор только религиям, да и то лишь в эпоху веры, удавалось пробуждать подобные чувства, которые даже тогда создавали социальные основы, поистине очень хрупкие.

Как бы то ни было, мы должны признать, что судьба слабых и плохо приспособляющихся личностей, конечно, неизмеримо суровее в странах полной свободы и равенства (например, в Соединенных Штатах), чем в странах с аристократическим образом правления. Говоря о Соединенных Штатах в своем труде о народном правительстве, выдающийся английский историк Мен выражается так: «До сих пор не было общины, где слабые были бы так безжалостно прижаты к стене, где все преуспевающие в жизни не принадлежали бы поголовно к расе сильных, и где в такое короткое время выросло бы такое большое неравенство частных состояний и домашней роскоши».

Очевидно, это неудобства, присущие всякому режиму, имеющему своим основанием свободу, и все же они составляют неизбежное условие прогресса. Единственным вопросом, который можно себе поставить, является такой: следует ли жертвовать необходимыми элементами прогресса, принимать в соображение только непосредственный и видимый интерес толпы и непрерывно, всякими насильственными средствами, бороться с последствиями неравенства, которые природа упорно повторяет из поколения в поколение?

«Кто прав, — пишет Фукье[94], — аристократический ли индивидуализм или демократическая солидарность? Кто лучше, хотя бы в практическом отношении — один Мольер или две сотни хороших учителей? Кто оказал больше услуг — Фултон и Уатт или сотня обществ взаимной помощи? Очевидно, индивидуализм возвышает, де­мократия принижает: очевидно, человеческий цветок растет на наво­зе человечества. Однако, эти создания, посредственные, бесполезные, с низкими инстинктами, с завистливыми часто сердцами, с умами пустыми и тщеславными, подчас опасными, всегда глупыми — все же человеческие создания!»

В теории можно предположить обратное действие естественных законов и приносить в жертву сильных, составляющих меньшинство, в пользу слабых, составляющих большинство. К этому сводится мечта социалистов, если отбросить их пустые формулы.

Предположим на минуту осуществление этой мечты. Вообразим человека, заключенного в такую сеть правил и ограничений, предлагаемых социалистами. Уничтожим конкуренцию, капитал и умственные способности. Чтобы удовлетворить уравнительным теориям, представим себе народ в том состоянии крайней слабости, благодаря которому он может сделаться жертвой первого же не­прия­тельского нашествия. Разве народ выиграет что-нибудь от этого, хотя бы на короткое время?

Увы, нисколько! Он от этого вначале ничего бы не выиграл, а вскоре потерял бы все. Только под влиянием высших умов достигается прогресс, обогащающий всех работников, и только под их управлением может действовать столь сложный механизм современной цивилизации. Без высших умов великая страна вскоре стала бы телом без души. Завод без строившего его и направляющего его инженера проработал бы недолго. С ним случилось бы то же самое, что с судном, лишенным офицеров: это будет игрушка волн, которая разобьется о первую попавшуюся скалу. Без могущественных и сильных будущее посредственностей и слабых оказалось бы более жалким, чем оно было когда-либо прежде.

Такие заключения с очевидной ясностью вытекают из рассуждений. Но не всем умам доступна эта доказательность, так как такого опыта еще не было произведено. А одними аргументами никак не убедишь приверженцев социалистической веры.

Так как демократия по самой сущности своих принципов благоприятствует свободе и конкуренции, которые неизбежно служат торжеству наиболее способных, между тем как социализм мечтает об уничтожении конкуренции, исчезновении свободы и общем уравнении, следовательно, между принципами социалистическими и демократическими существует очевидное и непримиримое противоречие.

Это противоречие современные социалисты начинают уже, по крайней мере, инстинктивно, прозревать, но ясно осознать они его не могут при своем предвзятом мнении о равенстве способностей у всех людей. Из этого чувства инстинктивного, смутного и чаще всего бессознательного, но, тем не менее, весьма реального, и родилась их ненависть к демократическому режиму, ненависть гораздо более сильная, чем та, какую революция распространила на весь старый режим. Нет ничего менее демократичного, как идея социалистов об уничтожении последствий свободы и естественных неравенств посредством неограниченно деспотического режима, который упразднил бы всякую конкуренцию, назначил бы одинаковую заработную плату и способным и неспособным и непрерывно разрушал бы законодательными мерами социальные неравенства, происходящие от неравенства естественных дарований.

В настоящее время нет недостатка в льстецах, готовых уверять толпу в легкости осуществления такой мечты. Эти опасные пророки думают, что они проживут достаточно долго, чтобы воспользоваться плодами своей популярности, и недостаточно долго для того, чтобы события обнаружили их обман. Таким образом, им терять нечего.

Этот конфликт между демократическими идеями и стремлениями социалистов еще не очень заметен для обыкновенных умов, и большинство смотрит на социализм как на неизбежный исход, предвиденное следствие демократических идей. На самом же деле нет политических понятий, отделенных друг от друга большей пропастью, чем демократия и социализм. Во многих пунктах совершенно не верующий в Бога гораздо ближе к набожному человеку, чем социалист к демократу, верному принципам революции. Разногласия между обеими доктринами еще только начинают выясняться, но вскоре они обнаружатся вполне, и тогда произойдет жестокий разрыв.

Итак, на самом деле конфликт существует не между демократией и наукой, а между социализмом и демократией. Демократия косвенно породила социализм и от социализма, быть может, и погибнет.

Не следует и помышлять, как то иногда предлагают, о предоставлении социализму возможности производить свои опыты, чтобы сделать очевидной его слабость. Немедленно он породил бы цезаризм, который быстро уничтожил бы все демократические учреждения.

Не в будущем, а теперь демократы должны вести войну со своим опасным врагом — социализмом. Он представляет такую опасность, против которой должны соединиться все партии без исключения и с которой ни одна из них — республиканцы менее, чем другие — никогда не должна мириться. Можно оспаривать теоретическое достоинство учреждений, нами управляющих, можно желать, чтобы ход вещей был другим, но такие желания должны оставаться платоническими. Перед общим врагом все партии должны соединиться, каковы бы ни были их стремления. Шансы выиграть что-нибудь с переменой режима для них очень слабы при опасности все потерять.

Конечно, с теоретической точки зрения, демократические идеи имеют не более прочное научное основание, чем идеи религиозные. Но этот пробел, когда-то не имевший никакого влияния на судьбу последних, точно так же не может оказать задерживающего влияния на судьбу первых. Склонность к демократии присуща ныне всем народам, какова бы ни была у них форма правления. Поэтому в данном случае мы находимся перед одним из тех великих социальных течений, задержать которые было бы напрасной попыткой. В настоящее время главным врагом демократии, единственно способным ее победить, является социализм.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: