Понедельник после Сретения

Вышеназванные члены консилиума, к которым присоединился профессор по семиотике из атенеума в Латеранском дворце Габриель Маннинг, собрались в понедельник на Страстной на второе заседание под руководством кардинала Йозефа Еллинека, который, призвав в помощь Святой Дух, спросил, разгадал ли кто-либо из присутствующих содержание шифра. Ответ был отрицательным. Еллинек объяснил, что принято решение обратиться за советом к профессору Маннингу, который в настоящее время является наиболее авторитетным специалистом по семиотике. Маннинг уже ex officio ознакомился с делом и хочет в первую очередь сделать вступление о перспективах расшифровки и возможном содержании надписи.

Маннинг предупредил, что не стоит надеяться на разгадку секрета в ближайшее время. Все сведения и предположения, касающиеся таинственной надписи, говорят о том, что решение загадки следует искать за леонийскими стенами. Одним из указаний на это можно считать даже восьмизначность кода: AIFA – LUВА. В христианской символике предпочтение отдавалось цифре «7». Маннинг видит подтверждение этому в тематике, на которую создавались росписи свода. Микеланджело разбил символическое для христианства число «12», чтобы изобразить две группы сивилл и пророков. Его сотворение мира позволяет предполагать в нем иррациональную веру в символичность всего сущего. Все, что видит человек, является кодом, шифром, знаком, отображением, аллегорией. Все находится в скрытой взаимосвязи, к которой нужно найти ключ. Астрологи, пифагорейцы, гностики и каббалисты именно в момент создания Сикстинских фресок пережили свой расцвет. Многие образованные люди подпали под влияние мистических представлений того времени. К ним относилась и алхимия языка, мистики и маги которой занимались звучанием слов и букв, а также их значением.

Древние греки использовали буквы вместо музыкальных знаков: двадцать четыре тона авлоса были обозначены двадцатью четырьмя буквами алфавита. Пифагор и его современники были в восторге от открытия того, что высота тона пропорциональна длине струны, то есть слышимое может быть видимым. Так музыкальные звуки оказались воплощением цифр. Маннинг задал вопрос: почему бы буквам и здесь не соответствовать мелодии, текст которой мог дать хотя бы одно толкование или, как минимум, облегчить решение загадки?

Будет сложнее, если окажется, что в надписи зашифрованы имена, так как буквы-имена древнее, чем греческая культура. Историк Церкви Евсевий Кесарийский доказал в Praeparatio evangelica, [89] что греки взяли алфавит у иудеев. Только гораздо позже Отцы Церкви смогли растолковать алфавитно-акростические обозначения в псалмах и Плаче Иеремии.

По требованию государственного секретаря Джулиано Касконе Маннинг подтвердил свои слова примерами для того, чтобы присутствующие яснее поняли их суть: например, буква «А», начальная буква алфавита, – это звук, который во всех языках произносится с наиболее широко открытым ртом. Поэтому эта буква удостоена чести быть помощником Господа. Он использует ее для того, чтобы открыть человеку рот для произнесения слов. Буква «I», вторая буква шифра, говорит об отсутствии различий между истиной и справедливостью, потому что простую черту могут провести и дети, и молодые, и старики одинаково быстро и хорошо. «F», напротив, несет в себе некую антитезу, потому что представляет собой только одну половинку весов, которые уже при Пифагоре считались символом справедливости. При помощи этих значений уже возможно произвести приблизительное, хотя и смутное толкование первой части послания. Необходимо помнить о том, что значение слова может воплотиться в любой части речи: существительном, прилагательном или глаголе… Маннинг нарисовал в блокноте первые четыре буквы одну под другой, рядом с ними он написал интерпретацию:

А – Господь говорит

I – правду,

F – неправда же

А – лежит на устах…

Все присутствующие, особенно монахи, стали настойчиво требовать от профессора раскрыть смысл остальных букв; но Маннинг сказал, что насколько легким оказалось толкование первой части надписи, настолько сложнее зашифрована символика второй, совершенно не вписывающейся в данную систему интерпретации. «L» – это логос, то есть разум, «U» и «В» многозначны и туманны: «U» в латинице похожа на «V» – шумовой звук, подобный вою. Это воздушный и полый символ, соответствующий цифре «5». Треугольник, стоящий на своей вершине, женский срамной треугольник (при этих словах брат Дезидерио Скалья, епископ Сан-Карло, осенил себя крестом), противопоставляется мужскому символу – ромбу. Значение буквы «В» неодинаково в разных языках. В латинице, на которой сделана надпись, эта буква обозначает угрозу. На основании вышесказанного Сикстинскую надпись не удается истолковать осмысленно, а это значит, что применяется не та система.

Посыпались вопросы о том, какие еще возможности толкования может предложить профессор Маннинг. Он стал рассказывать о значении классов букв, различии согласных и гласных, которое особенно явно заметно в исследуемой надписи. Гласных она содержит больше. Пифагорейцы и грамматисты видели в отличиях гласных от согласных противопоставление души и тела. Семь гласных мистерий соответствовали греческим буквам (от них, безусловно, произошел и латинский алфавит), семи наделенных даром речи существам: 1 – ангел, 2 – внутренний голос, 3 – телесный голос человека, 4 – птицы, 5 – млекопитающие, 6 – рептилии, 7 – дикие звери. Пятнадцать согласных (столько их в греческом алфавите), наоборот, обозначают безгласные предметы: 1 – райское небо, 2 – небосвод, 3 – нижний пласт земли, 4 – верхний пласт земли, 5 – вода, 6 – воздух, 7 – мрак, 8 – свет, 9 – растения, 10 – плодоносные деревья, 11 – звезды, 12 – Солнце, 13 – Луна, 14 – рыбы в воде и 15 – морская бездна. Как считает Маннинг, это естествоведческое толкование можно осмеять, но оно показывает, что уже в древние времена существовали науки, которые занимались буквенными ребусами.

Однако Маннинг отверг и эту систему, объяснив свое решение отсутствием в надписи буквы «Y». Уже Пифагор признал букву «Y» ключом ко всем буквенным загадкам, заявляя, что три «ветви» этой буквы значат следующее: «ствол» – гласные, две «ветви» – глухие и звонкие согласные. Значит, буква «Y» – это буква, символизирующая познание. Если бы нужно было искать разгадку в соответствии с этой схемой, то можно быть уверенными, что в надписи будет и буква «Y» в качестве ключа к загадке.

Кардинал-государственный секретарь Джулиано Касконе приходил в отчаяние от перечисления бесконечных вариантов толкования. Поэтому он потребовал, чтобы Маннинг наконец рассказал о системе, при помощи которой можно было бы отыскать ответ. Какая же система подходит для расшифровки?

– Так как время поисков ограничено, я не успел в деталях исследовать вопрос, – ответил Маннинг.

Но исходя из опыта, он решил отдать предпочтение двум вариантам: с одной стороны, видно, что использовалась гематрия[90]– важная часть мистической буквенной системы, которая применялась во многих греческих, восточных, еврейских и арабских документах, кстати, и в Откровении Иоанна Богослова.

– Об этой гипотезе, – прервал его кардинал Еллинек, – консилиум уже знает от отца Августина Фельдмана. О каких вариантах толкования вы можете еще рассказать?

– С другой стороны, – продолжал профессор Габриель Маннинг, – уникальность набора букв наводит на мысль о нотариконе,[91]которым часто пользовались в древних церквях, а также в тайном учении, которое я не решаюсь назвать.

В качестве примера Маннинг привел греческое слово ICHTHYS, которое в переводе значит «рыба». Для ранних христиан оно стало символом их религии, который они обычно изображали на песке. Первоначальный смысл этого знака вскоре забылся – остался только сам символ. Позже его пришлось снова расшифровывать. За буквами слова ICHTHYS – формула Jesus Christos Theou Yios Soter, что означает Иисус Христос, Сын Божий, Спаситель мира. Схоластик Альберт Магнус в Compendium theologicae veritatis [92] толкует имя Иисус, пользуясь нотариконом, – искомое слово (оно изначально неизвестно) обозначается группой букв, значение которых заключено в совокупности начальных букв других слов. В имени Иисус Альберт Магнус заметил следующее: Jucunditas maerentium, Eternitas viventium, Sanitas languentium, Ubertas egentium, Satietas esurientum. [93]

Многие известные ученые и философы занимались семантикой букв. Составляя анаграммы в Сикстинской капелле, флорентиец мог обратиться к их опыту.

Еллинек спросил, какое же тайное учение Маннинг опасался назвать.

Профессор отвечал, что еврейская каббалистика использовала буквенные шифры для сокровенных мистических знаний, а принимая во внимание порядок и распределение Сикстинских фресок, а также своеобразие отбора букв, можно было предположить, что Микеланджело хотел указать на данное учение. Большинство участников собрания были обеспокоены. Кардиналы, монсеньоры и профессора – все говорили одновременно, а Его Высокопреосвященство кардинал Лопес, просекретарь Конгрегации доктрины веры и епископ Кесарийский, неоднократно выкрикивал, что сам дьявол запустил пятерню в тело Святой Церкви, дьявол затесался в ряды ее, horribile dictu! [94]

На предположение Его Высокопреосвященства кардинала Беллини о том, что это афера и мистификация, Маннинг возразил, что ему поручено выяснить не авторитетность надписи, а ее значение. Проверка достоверности является делом высокочтимого консилиума после итогов толкования смысла. Еллинек согласился с профессором, но Беллини был непреклонен, назвал семиотиков врагами веры: они готовы открыть все или ничего. Он доказывал это, приводя в пример Шекспира и Бэкона, являвшихся, по его мнению, одним и тем же человеком, да и Гете был каббалистом.

Габриель Маннинг не стал спорить с кардиналом, но снова напомнил, что в данный момент речь шла не о содержании надписи, а о ее расшифровке. До тех пор, пока надпись не будет интерпретирована, о смысле ее говорить рано.

Бесспорно, мистика букв допускает множество факторов, которые невозможно учесть в полном объеме. Изопсефия,[95]лженаука, которая связывает цифровое воплощение всевозможных слов, часто служила врагам данного сообщества контраргументом. Изопсефия основывается на нумерации греческих букв от альфы до омеги с помощью цифр от 1 до 24, поэтому ее можно было легко использовать для интерпретации многих загадок в мире. Действительно, с ее помощью достигались поразительные результаты. Выдающиеся люди присоединялись к этому учению. Наполеон считал, что уже в молодости заметил соответствие «Наполеон – 82 – Бурбон», после чего он почувствовал себя избранным стать императором Франции. Еврейские противники изопсефии легко доказывали с помощью данной лженауки, что у Книги Бытия то же значение, что и у словосочетания «сплошной обман», а толкование слов «Бог всемогущий» совпадает со значением слов «другие боги». Но мы сегодня говорим не об этом, мы собрались, чтобы найти научное объяснение надписи, интерпретацию, которая будет включать в себя доказательство того, что она верна.

После этого кардинал Йозеф Еллинек вынул из складок сутаны лист бумаги, и все присутствующие посмотрели на председателя консилиума. Кардинал сообщил, что он тоже попытался отыскать смысл надписи, но до сих пор ему недоставало мужества сообщить о своих догадках. Только теперь, когда он увидел бесконечное количество возможных вариантов и смехотворность некоторых из них, он решится, с позволения консилиума, сообщить о своих предположениях. Еллинек написал восемь букв в столбик, затем рядом с ними нетвердым почерком – слова:

A – atramento

I – ibi

F – feci

A – argumentum

L – locum

U – ultionis

В – bibliothecam

A – aptavi

Еллинек поднял лист бумаги вверх, чтобы все увидели, и медленно прочитал: Atramento ibifeci argumentum, locum ultionis bibliothecam aptavi. «Тут я выделил черным цветом библиотеку – избрал ее местом свершения возмездия».

Воцарилось длительное молчание. Кардиналы, монсеньоры и все присутствующие взирали на листок в руке кардинала.

«Библиотека как место свершения возмездия?» Как это понимать? Все вдруг стали искать архивариуса отца Августина; но его место уже занимал преемник – отец Пио. Заметив, что на него все смотрят, он пожал плечами и беспомощно развел руками.

Кардинал-государственный секретарь Джулиано Касконе слегка улыбнулся и поинтересовался, что думает Маннинг об этом толковании.

– Ничего, – ответил семиотик не колеблясь и объяснил это отсутствием аргументов для подобной интерпретации, казавшейся очень простой. Однако в ней нет никакой логики. Почему это первая буква алфавита должна означать atramentum, a не argumentum, а может, она означает aptare? Если же толкование верно, то как мы это узнаем? Нет, не мог Микеланджело все задумать настолько просто, только не Микеланджело!

Кардинал-государственный секретарь Касконе первым взял себя в руки, казалось, его надежды были обмануты, он выглядел разочарованным и даже огорченным. Кардинал спросил Маннинга о том, почему тот так уверен в своих словах и отказывает в праве на существование версии Его Высокопреосвященства кардинала Еллинека, если сам пока никакого толкования не нашел. Профессор молчал, и Касконе обернулся к Его Высокопреосвященству кардиналу Еллинеку. Может ли он дать хоть какое-то объяснение?

Еллинек, по мнению Маннинга, не мог доказать верность своих выводов ни с точки зрения смысла, ни с точки зрения формы. Он дал волю своей фантазии, как это впрочем, сделал и Микеланджело, принявшись за создание фресок. Микеланджело не был семиотиком и, конечно же, не был ученым. Его творение пришло из глубины души, преображая чувства в изображения. Кардинал не знал, долго ли раздумывал Микеланджело прежде, чем написать ту или иную букву. Содержание же Еллинек отказался обсуждать прилюдно и предложил государственному секретарю побеседовать с глазу на глаз specialissimo modo после окончания консилиума.

Тогда монахи отец Пио от монахов-проповедников, брат Дезидерио Скалья, епископ монастыря Сан-Карло, и Пьер Луиджи Зальба от сервитов Пресвятой Девы Марии возмутились, а круглые стекла очков Адама Мельцера из Общества Иисуса грозно блистали. Он ударил кулаком по столу и выкрикнул, будто Навуходоносор пред огненной пещью, что консилиум превратится в фарс, если одни будут осведомлены больше других, а некоторые будут скрывать весомые факты. В данном случае он, Адам Мельцер, просит уволить его от этого. Прочие монахи поспешили присоединиться к этому требованию. В зале тут же раздались и другие возмущенные выкрики, среди них был голос кардинала Беллини, префекта Конгрегации богослужения и дисциплины таинств. И вскоре в зале, где собрался консилиум, уже царила неразбериха, которую не смог прекратить даже Еллинек. Еллинек не без труда снова привлек к себе внимание. Каждый участник священного собрания будет извещен о причинах, но в сложившейся ситуации необходимо учитывать специфику Ватиканского архива. В нем хранятся сведения о высших чинах курии specialissimo modo. Адам Мельцер, до конца не выслушав кардинала, предположил, что консилиум собирался для отвода глаз, что секрет давно открыт, но по непонятным причинам о результатах ничего не сообщается. Иначе как еще можно расценить заявление Его Высокопреосвященства Еллинека, принадлежащего к высшим кругам, что разгадка им найдена. Очевидно, она находится в архиве, куда простым смертным вход закрыт. По мнению Мельцера, истинный смысл надписи давно известен, но он оскорбителен для Церкви, поэтому было решено созвать данный консилиум, чтобы создать безобидную замену толкованию. Мельцер назвал это фарисейством, как вопрос, заданный священниками и левитами Иоанну по ту сторону реки Иордан.

Еллинек, вскочив, запретил Мельцеру продолжать, назвав его речь недостойной истинного христианина, к тому же непродуманной. Молчание, несомненно, было бы в данной ситуации предпочтительней. Оскорбленный и почитающий данную causa, он все-таки не будет назначать взыскания, так как осознает, что у всех нервы на пределе и иные уже завтра пожалеют о сказанном. Нет, он, Еллинек, тоже не знает смысла надписи. Своей версией он хотел лишь выказать уважение к профессору.

А Маннинг назвал происходящее нечестным и неправомерным, а также противоречащим христианской морали. Однако он не собирается исследовать то, что уже Давно известно, только лишь для того, чтобы версия обрела стройность и понравилась курии. Семиотик потребовал открыть для него доступ к секретному архиву, иначе он отказывался от продолжения исследований. Припертый к стенке, Еллинек попросил снять с него все обязанности, но был прерван кардиналом-государственным секретарем:

– Non est possibile, ex officio! [96]

Он сделал попытку успокоить всех присутствующих. Таким образом, консилиум быстро и неожиданно завершил свою работу, так ни на йоту и не приблизившись к разгадке. Помимо разногласий в их ряды закралась и подозрительность. Все перестали доверять друг Другу: монахи – кардиналам, кардиналы – профессорам, профессора – кардиналам. Кардинал Беллини – кардиналу Еллинеку, кардинал Еллинек – кардиналу-государственному секретарю, кардинал-государственный секретарь – кардиналу Еллинеку, кардинал Еллинек – монсеньору Штиклеру, монсеньор Штиклер – кардиналу Еллинеку, Мельцер – кардиналу Еллинеку. По-видимому, к кардиналу Йозефу Еллинеку все члены курии испытывали теперь лишь враждебные чувства. И казалось, что гнев Всевышнего настиг Ватикан, как однажды Содом и Гоморру.

В тот же день в молельне на Авентинском холме неожиданно встретились отец Пио Сегони и аббат монастыря. Аббат не узнавал бенедиктинца из Монтекассино, но тот настаивал, что они учились в одной семинарии. Речь его становилась все громче, так что аббат, пряча руки в фалдах одежды, успокаивал его.

Пио, сверкая глазами, говорил о документах того времени:

– Они должны находиться в этом монастыре, я знаю. Если бы они были отправлены в другое место, это не удалось бы сохранить в тайне. Где же они?

Аббат хотел успокоить взволнованного священника:

– Брат во Христе, документы, о которых вы говорите существуют лишь в вашей голове. Если бы они были здесь, я бы знал об этом. Ведь я полжизни провел в этом монастыре.

– Несомненно, аббат, – говорил Пио Сегони с циничной ухмылкой, – вы спокойно пережили все благодаря своей способности держать язык за зубами.

– Легче молчать, чем думать о том, что ты сказал, брат.

– Да, знаю по себе: мне всегда вредило то, о чем я должен был сказать. Я всю жизнь винился в том, в чем повинен не был. Это больно. Меня бросали из одного аббатства в другое, из одного приората в другой. Господи милостивый, я похож на прокаженного из Библии.

– Вы живете согласно Ordo Sancti Benedicts брат, а правила ордена предписывают трудиться всюду. А теперь идите.

Так закончился разговор. Собеседники расстались, не вспомнив о словах апостола Павла: «Гневаясь, не согрешайте: солнце да не зайдет во гневе вашем».

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: