Говорить то, что думаешь 19 страница

Большой спорт - одна из форм познания. Какие угодно причины могут приводить в большой спорт: любовь, мужество, преданность силе, испытаниям, честолюбие, корысть. Однако объективно все это будет оборачиваться не чем иным, как познанием. Большое, малое, но познание. И этот процесс необратим.

Рекордсменство, вызывая порой раздражение в обществе, само того не желая, обогащает то же общество. Знание о силе есть прежде всего знание о человеке. И уже не только о его силе, а вообще о нем. И эти знания так или иначе становятся достоянием всех, не любопытством строк, а практикой поведения, культурой управления организмом, новой красотой человека, одной из форм его мышления.

Большой спорт не только искусство, как модно сейчас писать. И, я бы сказал, не столько искусство с его приверженностью к прекрасному и совершенному. Обобщать характеристику большого спорта означает исследовать экономическую, общественную и нравственную эволюции общества. Меньше всего взрыв интереса к спорту связан с прогрессом радио и телевидения, доступностью зрелищ. Не даст ответ и объяснение желанием порадоваться, отойти от забот. Существует сложная совокупность объяснения. Коренным образом заблуждается и тот, кто относит громадный прогресс спорта к явлению искусственному. Большой спорт вызван к жизни и никогда не оставит людей. Это в природе самого развития человечества. И это, повторяю, одна из форм его мышления.

В ту пору жил я по Герцену: "Порой забываешься и говоришь свободное слово. Оглянешься, а на тебя смотрят с укором". Если бы только с укором...

Я бы никогда не стал тем атлетом, которым меня узнал мир, без благородных и богатых традиций русской силы. Сколько помню себя, любил силу, но одно это чувство не выработало бы из меня классного спортсмена.

Русская школа тяжелой атлетики сформировалась во второй половине XIX столетия. Кстати, в России задолго до революции уже издавалось несколько спортивных журналов. Поколения атлетов по крупице добывали драгоценный опыт. Эти знания о тренировке постепенно складывались в строгие методические приемы. Талант русских самородков и это знание явились причиной выдвижения отечественной тяжелой атлетики на ведущее место в мире. Мир знал и уважал наших атлетов.

В 30-е и 40-е годы тяжелая атлетика в Советском Союзе переживает качественно новый подъем. Следствием его оказался необыкновенный рост достижений советских атлетов. Стремительно это прохождение - от первой, и единственной, победы могучего Григория Новака на чемпионате мира 1946 года в Париже до нашего бесспорного лидерства в мировой тяжелой атлетике со второй половины 50-х годов. Мы являемся единственной страной, в которой счет рекордсменам и чемпионам мира уже можно вести на сотни!

Силой и умением побеждать наделяли меня тренировки с такими прославленными атлетами, как Трофим Ломакин, Владимир Стогов, Александр Курынов, Рудольф Плюкфельдер. Каждый из них был замечателен и самобытен в постижении истинно выдающейся силы.

Да, в каждом человеке есть материал для того, чтобы воспитать в себе силу. В сильном же от природы человеке есть задатки того, чтобы стать самым сильным, если это его манит. Но воля определяет силу. Единственный непреложный талант, без которого беспомощна и сила,-это воля, воля, освещенная разумом.

Почему даже к благу людей нельзя идти, а надо прорываться, теряя силу, близких?..

Я оглядывался: странная революция - царя нет, а вот как бы рабов... очень много. Работа в моем сознании на эту тему не прекращалась ни на один день. Вокруг споры о Сталине. Ведь те годы - это часть правды о нашем прошлом. Хрущев приоткрыл ее народу.

"Ничего особенного Сталин не совершил,- постепенно наполнялся я выводами.- Он обратился к привычной практике революций - террору, то есть диктатуре, но разве не она, диктатура пролетариата,- главное в учении о революции? Именно террор помог удержать власть после Октября 1917 года. Только Сталин распространил этот самый террор во все стороны без ограничений. Но это тотальное насилие вовсе не его изобретение.

Результат (тоже как рекорд)-уродливейшая экономика, миллионные жертвы, разгромленное крестьянство, почти стертая с лица жизни русская интеллигенция, а с ней и русская культура (не казенная)... Созданный государственный механизм окостенел и обюрократился в считанные годы. Уродливый нарост на теле экономики - бюрократия. Ни одно дело - без нее, и каждое дело - безразлично ей.

Догматизм устройства жизни лишил разум простора и самостоятельности. Идеи и мысли могли существовать только в строго заданном замкнутом пространстве. Это делало людей послушными и легкоуправляемыми. Блаженны нищие духом..."

В самые горячие спортивные годы я писал, не забывая о главной книге - о революции. Я жадно собирал материал - жизнь щедро наделяла им. И сколько же читал!..

Понять, понять!..

Чемпионат четвёртый (1962)

Глава 110.

Пол Эндерсон обладал чрезвычайно большим собственным весом - свыше 160 кг. Это давало возможность вести тренировки с высокой интенсивностью. Его тренировки поразительно длительны; часто он тренировался весь день с перерывами. Работал Пол преимущественно на больших весах, тогда как в те годы атлеты набирали силу и шлифовали "технику" в основном на средних. Пробы больших весов (на 10-15 кг ниже предела в упражнениях классического троеборья) производились редко, чаще всего недели за две до соревнований. Однако основное завышение веса у Эндерсона наблюдалось во вспомогательных силовых упражнениях: тягах, приседаниях и других специально-подготовительных упражнениях ("подсобках"). Здесь, опровергая все привычные представления, Пол работал на весах, перекрывающих его высшие достижения в жиме, рывке, толчке на многие десятки, а то и сотни килограммов. В те годы желательным превышением высших личных достижений каждого атлета (в жиме, рывке, толчке) считались 10-15 кг.

Поясню эту мысль. Если я, положим, имел в толчковом упражнении личный рекорд в 200 кг, то приседания и тягу толчковую отрабатывал на 220-225 кг. Подобный взгляд являлся общепринятым для 30-х, 50-х и начала 60-х годов.

Именно в те годы складываются определенные методические приемы набора силы. Тренировку, как правило, вели на средних и малых весах.

Этой, технической стороне тогда отдавалось очень много времени: до шестидесяти - семидесяти процентов каждой тренировки.

Упражнения доводят не только до автоматизма, но и доподлинного технического блеска; их заучивают по элементам (фазы подрыва, ухода в "разножку" - одна нога резко идет вперед на сгиб в колене, другая отбрасывается назад прямой - получаются как бы "ножницы", поэтому данный стиль называют еще "ножницами"); отшлифовываются положения старта, локтей, ног, плавность отрыва с последующим взрывом усилия. И лишь в конце тренировки незначительное время отводится вспомогательными силовым упражнениям: различным тягам, приседаниям, взятию штанги на грудь малым подседом и т.д.

После выполнения нормы мастера спорта в начале 1957 года я повел свои тренировки в ЦСК.А. Там преобладала типичная для того времени школа Божко - в ту пору главного тренера Советской Армии по тяжелой атлетике, в недавнем прошлом отличного атлета.

Эта школа основу роста результатов видела в работе над "техникой". Бесконечно отрабатывались одни и те же элементы упражнений классического троеборья. Наращиванию силы отдавали строго ограниченное и до смешного малое время.

Поэтому нас и били тогда американцы во главе с Хоффманом. Объем их силовой работы значительно превышал наш.

Конечно, у нас существовали и другие школы, точнее - методики тренировки. Случалось, что атлеты нащупывали пути набора результатов самостоятельно,- к примеру, Стогов. Они опытным путем определяли свои физические возможности и посильно нагружали свой организм, опираясь на природное чутье. По существу, их тренировочный опыт сводился к хорошему знанию одного лишь своего организма. В применении к любым другим спортсменам их опыт оказывался малоэффективным.

Словом, к концу 50-х годов (кануну революции в результатах) тренировка еще опиралась на опыт старой тренировки. Время осознания ее как научно организованного процесса было еще впереди.

Вряд ли Эндерсон специально обдумывал новые приемы тренировки. Скорее всего, их диктовала необходимость. Он связывал свое будущее с профессиональным спортом, и не просто выступлениями, а достижениями абсолютных рекордов силы. Кстати, один из них до сих пор стоит незыблемо - отрыв от стоек плечами 2844 кг!

Такая задача требовала от Эндерсона подготовки в приседаниях и тягах, да и в жиме тоже, на весах, соизмеримых с несколькими сотнями килограммов. Эту подготовку он повел, еще будучи атлетом-любителем, в 1955- 1956 годы. Однако в любительском спорте его сила не могла реализоваться с достаточной действенностью. Очень тучный и малоподвижный, он не мог похвастать гибкостью. Его плечевые суставы не способны были выполнять замыкание, скажем, в рывке. В рывке он снимал вес, складывался в подрыв, выхватывал штангу на прямые руки, будучи скованным, напряженным, то есть, как выражаются атлеты, работал на силу. Это предопределили его неудачи как в рывке, так и в толчке при взятии ч штанги на грудь, но особенно - в рывке. Уже отрывая от стоек плечами около двух тонн, приседая по нескольку раз с весами в 300 кг, он не мог вырвать штангу весом более чем в 150 кг. И в толчковом упражнении взять вес на грудь было для него трудной задачей, и вовсе не из-за недостатка силы. Ее хватало с избытком. Но он не успевал уйти в сед и подвернуть локти. Недостаток скоростных качеств, неизбежный при таком собственном весе и такой силовой работе, губил толчок. Если же он захватывал вес на грудь, то вставал очень легко: приседание - одно из самых его любимых упражнений. А вот послать вес на вытянутые руки ему было сложновато. Руки, загрубленные огромным мышечным массивом, не имели полного включения в локтевых суставах. В результате штангу Эндерсон держал как бы "на крючках". Из-за отсутствия должной скоростной реакции и гибкости, разработанности суставов, чувства равновесия он имел практически одинаковые результаты в толчке и жиме, хотя они должны разниться килограммов на двадцать - тридцать.

Вся тренировка Эндерсона была направлена на выработку огромной силы спины и ног и предназначалась для спокойного, затяжного отрыва тяжестей от пола по простейшей траектории, в подавляющем большинстве случаев - по отрезку прямой. И в самом деле, для отрыва 2844 кг от стоек техническая подготовка не нужна. Все решала голая сила. Этот результат был достигнут 12 июня 1957 года и, как я уже писал, до сих пор является абсолютным рекордом человеческой силы.

Так или иначе, но тренировки Эндерсона обратили на себя внимание. Во всяком случае, для меня они послужили толчком для решительного пересмотра основных принципов тренировки. В этом не было ничего удивительного. Ведь Эндерсон носил титул "самый сильный человек в мире". Рекорды, установленные им в те годы, потрясали воображение: жим-182,5 кг, толчок-196,5, сумма троеборья-512,5 и неофициальная-533 кг. Эти рекорды казались недосягаемыми. Самые лучшие атлеты казались едва ли не жалкими в сравнении с Эндерсоном. Его авторитет был велик и непререкаем.

Но еще до рекордов Эндерсона я пришел к убеждению, что работа над "техникой" не оставляет ни сил, ни времени для самого главного - наращивания мышечной мощи.

Пример Эндерсона позволил разом покончить не только с этим, но и со многими другими предрассудками тренировки. Приложение его опыта к тренировкам классического троеборья навело меня на важные выводы.

Эндерсон почти не отрабатывал технику упражнений, профессиональному атлету это не нужно. У нас же бесконечная шлифовка технических элементов упражнений съедала половину тренировочного времени, если не больше. Того самого времени, которого так недостает для наращивания силы! Мы бесконечно долбим рывок и толчок, упуская самое главное - освоение силы. Надо сократить работу над "техникой", а высвобожденное время отдать поиску силы (ведь мы не могли тогда обратиться к химическим препаратам, их в ту пору просто не существовало, а если кое-какие и появлялись, еще никому в голову не приходило пускать их в работу).

Впоследствии меня упрекали за недостаточное совершенство рывка и толчка. Об этом писали и говорили Куиенко, Божко и другие. Конечно, урон "технике" таким сокращением (я бы сказал, революционным) времени работы над ней наносился, но этот урон возмещался могучим приливом силы.

Таким образом, сбереженное время преобразовывалось в силу. Эта сила с лихвой перекрывала все потери результатов из-за определенных погрешностей в "технике". Впрочем, она была вполне мастерская, может быть, не столь прозрачная. Да и потери из-за нее не были столь значительны, исключая разве посыл с груди в толчке, но тут сохранялся неосознанный страх перед болью - новой травмой позвоночника, так что в известном смысле "техника" оказывалась ни при чем.

В будущем я совсем отказался от работы над рывком и толчком в главные тренировочные месяцы. Все добытое время я обратил на специальные силовые упражнения.

Однако я должен был решить еще одну задачу.

Если тренировать силу по многим мышцам, а они нужны практически все,- не хватит жизни. Мы работали в тягах с плинтов, приседаниях в "ножницах", в различных швунгах, в рывке от колен, в посылах веса из-за головы и во многих других упражнениях, не считая основных вспомогательных - приседаний и тяг.

Постепенно стало ясно, что надо отказываться от множества упражнений, свести тренировки к тем, которые определяют силу: приседаниям, тягам (рывковой и толчковой), рывку малым подседом (в стойку) и трем подсобным жимам (широким хватом, из-за головы и лежа под углом в сорок пять градусов). В общем, семь этих упражнений обрабатывали главные мышцы. За силу я мог не беспокоиться. По всем самым ответственным направлениям ее я должен был выстоять.

В таких тренировках (на "подсобке") я старался освоить новые веса: именно они поднимают силу-ту, которая пойдет на прирост результата в "классике" (жиме, рывке, толчке). Отказ от всех "мусорных" упражнений явился подлинным открытием. Кажущийся риск сразу же окупился значительным прибавлением силы. Погружение в "подсобки" на главном этапе подготовки, то есть почти совершенный отказ от рывка и толчка на целых три-четыре месяца, требовало, в свою очередь, и полной перемены отношения к соревнованиям. Ведь в этот силовой, подготовительный период я был совершенно растренирован в темповых упражнениях. Поневоле, пусть на время, я утрачивал скоростные качества. Мышцы из-за перегруженности теряли чуткость.

Все это оборачивалось бы срывами, выступай я, как этого требовал календарь,- в нем значилась целая роспись обязательных соревнований. Мне советовали не вступать в конфликт со спортивным руководством и подчиняться календарю, давая зачеты всем заинтересованным "инстанциям", но давая эти зачеты малыми результатами, не изнуряя себя, не ломая график тренировок.

Но это был не выход.

Во-первых, малые веса как бы усыпляют волю, ты теряешь бойцовские качества.

Во-вторых, загруженные мышцы искажают представления о весе. Небольшой, он оседает в памяти значительно большей тяжестью, чем является на самом деле. Это неизбежно переносится на настоящие тяжести, которых поневоле начинаешь опасаться.

В-третьих, титул "самый сильный в мире" и отношение публики не позволяют работать на малых весах.

И, наконец, в-четвертых, из-за перегруженности мышц, без отдыха и подготовки включенных в соревнования, возможны срывы и нулевые оценки.

Словом, я решительно восстал против официального календаря.

Учитывая последовательность и жесткую связанность циклов тренировки (нарушение хотя бы одного цикла сразу же приводило в беспорядок всю годовую работу, отбрасывая меня едва ли не на исходные позиции), я мог выступать два-три раза в год, не чаще. Это привело к обидным столкновениям с руководством и злобным поношениям. Я так устроен: несправедливое, ядовитое слово застревает во мне и надолго лишает душевного покоя. А в то время я был молод, постоянно взведен изнурением тренировок и напряжением рекордных проб, и боль обид особенно мучительно разъедала душу. Я был огромен и могуч, но чрезвычайно уязвим для любой злобы, может быть, потому, что никогда не понимал радости зла. Нет, рассудком я сознавал природу зла, а вот сердцем - отказывался, и поэтому для меня оно всегда было мучительно...

В предсоревновательный период энергия и воля тренировок переключались на темповые упражнения при неукоснительном сокращении объема силовой работы. Следовало не только оживить все технические навыки, но освоить новые тренировочные веса в рывке и толчке, то есть реализовать силу, набранную во вспомогательных упражнениях, как правило, чрезвычайно мощных. В эту пору происходит освобождение мышц от загнанности, отупления, скованности. Утомление растворяется, отступает; мышца преобразуется. Она начинает как бы лучше слышать, обретает чуткость, и чем основательней погружаешься в предсоревновательный период, тем более возрастают чуткость и взрывная сила мышцы. Это очень тонкий и волнующий процесс. Сила претворяется в новые результаты.

После такого пересмотра принципов набора силы тренировка стала круто отличаться от общепринятой. Но на этом ее изменение не прекратилось.

Уровень методического мышления 30-х годов, и вплоть до начала 60-х, не шел дальше "линейного" представления тренировки. Нагрузочные объемы от тренировки к тренировке разнились незначительно. В этом скрывался еще один резерв силы. Монотонные нагрузки недейственно преобразуют мышечную ткань. Организм быстро к ним приспосабливается и уже отзывается весьма скромным прибавлением силы.

Значит, если воздействовать на мышцу (организм) переменными объемами нагрузок, ставя ее всякий раз в необычные условия, можно ожидать более энергичного прироста силы. Так и случилось, когда мы с Богдасаровым постепенно переключились на работу с резко выраженной разностью объемов и интенсивностью.

Сейчас легко говорить и писать, а тогда это была кромешная тьма, в которой мы продвигались на ощупь. Сейчас все это - очевидные вещи, даже примитивные. А с какой же болью давался тогда каждый шаг!..

Именно в те годы (1958-1960) родился математический и графический учет нагрузок. Впервые в своей строгой, уже определенной форме он появился на наших тренировках. Его вызвала практическая потребность, а не просто учет работы для памяти.

Но и это было еще не все.

И в самом деле, а если попробовать подвергать организм ударным нагрузкам, ставя в критические положения, едва ли не на грань болезни?..

Такие нагрузки были решительно опробованы в 1961-1963 годах и принесли новый, по тем временам исключительный, всплеск результатов.

Ударной (сверхобъемной) тренировкой (при возможно высокой интенсивности) потрясти организм, вызвать сверхэнергичные приспособительные процессы, а стало быть, выгрести новую силу - вот задача, которую мы стремились решить. Освоение этой методики требовало определения множества величин: точных знаний объемов нагрузок, допустимой интенсивности, времени восстановления и т. д. Порок данной тренировки - необходимость определения этих величин через... перетренировку. Только так можно было узнать, что можно, что нельзя, ибо ни один учебник мира не содержал этих данных. Все предстояло прочесть впервые. Иначе говоря, требовались жестокость насилия над собой, определенное саморазрушение без всяких гарантий будущего, то есть успеха. Выражаясь образно, это был как бы мед на бритве.

Эксперимент обеспечил данные о таких ударных (пиковых) нагрузках. Я восстанавливался от каждой из них через одиннадцать - тринадцать дней.

Тут же сама по себе встала новая задача, чрезвычайно увлекательная: а если стараться сблизить пики нагрузок? Опять все пробовать на себе.

Самые мучительные тренировки в моей жизни привели в итоге к тяжкому нервному истощению, результаты которого я нес в себе очень долго. И все же это была упоительная игра. Я, казалось, проник в кладовую силы и мог черпать ее в неограниченном количестве. Мог, но препятствиями оказались нервная система, сумма всех ошибок (перетренировок) с их болезненными последствиями, мучительным восстановлением, потрясениями организма. Всего этого было слишком много для одного человека.

Итак, эксперимент привел к еще более быстрому росту силы, но сопровождался серией срывов - перетренировок, очень глубоких и болезненных. Иначе быть не могло. Все приходилось искать и пробовать на себе. Организм лихорадило от всех этих испытаний. Особенно когда мы стали пробовать запредельные нагрузки, то есть те, которые заведомо превышали восстановительные способности организма. По нашему разумению, они должны были обернуться особенно мощным накоплением силы.

Это был единственный путь познания, другой не существовал.

Богдасаров относился сдержанно к ударным нагрузкам, справедливо полагая, что они не только изнашивают, но и, разрушая, сокращают жизнь.

Но я меньше всего думал о будущем.

Цель представлялась высшей ценностью. Я выдам результат - и прорвусь в будущее, то самое будущее, где меня ждет литература. И я прорвусь к ней, чего бы мне это ни стоило!

Надо спешить, после Олимпийских игр в Токио (1964) я оборву спорт в любом случае.

Литература - это же безбрежное пространство, оно дразнило, манило. Она лишена ограниченности и узости смысла спорта. Я пойду к высшей цели - напишу книги, которые будоражат мое воображение, напишу свою главную книгу - о судьбе, об истории России (материал для этого я собираю уже давно, почти тридцать лет).

Подступы к этим книгам и той главной - рассказы, которые я сейчас печатаю, это - школа и дисциплина художественного мышления и слова. И цена достижения этой цели тоже не имеет значения. Сейчас надо спешить в спорте. Подкладывать под это движение все дни и часы. Не щадить время, превратить себя в цель, стать нечувствительным ко всему, кроме продвижения к цели.

Литература, та, которой я предан, не должна ждать. Мне пора распрямляться и в той жесткости и боли, которые составляют ее суть. Пусть я загнан, пусть чистый, спокойный свет для меня редкая радость, но еще немного - и я все сброшу с плеч и погружусь в свой мир, мир, который я люблю, которому предан и который никогда не изменит мне.

Спорт может изменить, когда станет убывать сила, когда обступят годы, но литература - никогда. До последнего дыхания слово подвластно тебе.

Да, да, литература - это главное, все прочее - тлен и суета. Литература - оправдание моей жизни. Ничто, никакие потери не могут остановить меня, каким бы безграничным, сурово-безграничным, ни было бы постижение ее. А что станется со мной, с той физической оболочкой, которая составляет мое "я", не имеет значения, не может иметь значения: лишь бы дотянуться до цели.

Да, да, все прочее не имеет смысла и цены, главное - постижение цели. Мое физическое "я" - лишь средство на этом пути, оно не может иметь значения...

Я не знал тогда работ Джона Рёскина и его знаменитого выражения: "Истинная вера человека должна быть направлена не на то, чтобы доставить ему покой, а чтобы дать ему силы на труд".

Нет, не на труд, а на присягу идеалам, мечтам, благородству цели, которые и назначают этот труд. И уже не человек, а они управляют событиями, всеми шагами человека...

Я много раздумывал и над этой материей - популярность, психоз известности. И лишь много позже осознал, что существует популярность, основанная... на невежестве...

Нет, в том, что я не вечный, я убедился очень скоро, даже чересчур скоро.

Разяще жесткой явилась эта плата. Что ж, я сам определил ее себе. Только дойти бы...

Овладение основными параметрами тренировки позволило впервые в истории тяжелой атлетики обратиться к расчетам. Мы могли с достаточной точностью строить нагрузки на год, месяц, неделю вперед. Нагрузки определялись циклом - не имело значения, неделя это или месяц. Единицей измерения являлось время, потребное для восстановления от тренировки к тренировке. Впрочем, это не совсем точно. Ведь мы слишком часто не восстанавливались к следующей тренировке, сознательно наслаивая усталость (это в пробах тех самых, экстремальных приемов тренировки). Поэтому единицей измерения служило время, определяющее допустимый минимум отдыха между тренировками.

Закон наращивания силы диктовал условия. Мы лишь старались уловить их. На миг вдруг проглядывали какие-то закономерности силы, сцепления этих закономерностей, все же остальное время тренировки оказалось пробой неизвестного.

Совсем не использованные возможности для увеличения силы таились в обращении к общефизической подготовке. Разработка гибкости, повышение тренированности сердечно-сосудистой системы, обогащение координационных навыков - вот направления, по которым дополнительно развивается тренировка с начала 1961 года. Такая доля общефизических упражнений явилась совершенно новой и оказалась возможной лишь с осознанием необходимости периодизации тренировки.

Это осознание периодизации тренировки и роли общефизической подготовки привнес Лев Павлович Матвеев.

Следующим важным источником силы оказались тренировки с переменными объемами и интенсивностью, при стремлении повышать не только объем тренировки, но прежде всего - интенсивность.

Это наиболее сложные и трудные тренировки. Для успешного ведения их необходимы тщательный учет нагрузок всех упражнений и наглядное графическое представление циклов тренировок. Зато это подлинный клад силы!

Именно в то время становится возможным управление выходом силы. Понимание этапности тренировок (периодизации) открывает возможность планировать высшую силу и к строго определенным срокам. Подбор объемов и интенсивности нагрузок, владение расчетом этих величин позволяют собирать высшую силу к определенным дням.

Это устранило срывы на соревнованиях и небывало продвинуло результаты. То был последний из пробных этапов моих тренировок. Его прервал уход из спорта.

Было бы нелепостью утверждать, что все это было открыто лишь с моими тренировками. Многие атлеты пробовали тренировки с различными нагрузками и привлекали общефизические упражнения, но все это - без осознания единства тренировочного процесса, его этапности, содержания этих этапов, роли и значения объемов и интенсивности нагрузок.

Нечего и говорить, что данные принципы, не являясь догматическими, незаметно становились достоянием всех. Уже к середине 60-х годов тренировка сборной команды не имеет ничего общего с той школой, которая еще несколько лет назад господствовала в тяжелой атлетике.

Именно в те годы свою школу создает Рудольф Плюкфельдер. Еще в пору своих активных выступлений он становится знаменитым тренером, воспитателем прославленнейших атлетов, автором самостоятельных и оригинальных приемов тренировки. В отечественной тяжелой атлетике ему нет равных по количеству подготовленных мастеров спорта, чемпионов страны, мира и Олимпийских игр. Знания его и опыт поистине уникальны.

Новые методические приемы становятся достоянием атлетов Польши, Венгрии, Японии...

Конечно, со временем знания о тренировке необозримо возросли, но то были первые шаги. И тогда такие знания уже давали определенные и весьма существенные преимущества.

Это был наш уровень осознания тренировки, сейчас кажущийся наивным, кое в чем и ошибочным.

Трагедией спорта оказалось приложение к тренировкам так называемых восстановителей силы (медицинских препаратов).

При употреблении этих гормональных препаратов по многу лет - в дозах, катастрофически превышающих терапевтические,- восстановительные возможности организма, а вместе с ними и сила, изменяются чрезвычайно. Организм все время находится под мощным непрерывным воздействием препаратов. Их действия таковы, что ненужными становятся не только знания тренировок, но даже природная одаренность.

Для атлетов сверхтяжелого веса теперь прежде всего имеет значение собственный вес. Этот прирост мышечной ткани и собственного веса, уже далеко не всегда мышечного, обеспечивают различного рода препараты, "химия", как говорят атлеты. И уже не знания природы силы, не опыт, а умение подобрать химические препараты определяет успех в тренировках. Тренер-педагог в значительной степени вырождается в тренера-фармаколога. Происходит разрушение знаний, накопленных тяжелой атлетикой, по всем направлениям. Торжествуют подлог силы и имеющие мало общего с истинной природой силы знания.Уже не природная одаренность и мужество определяют преимущество атлета, а обладание более совершенным ("плодовитым") и наиболее неуловимым для контроля химическим препаратом.

Справедливость силы...

Применение химических препаратов сделало несопоставимыми две эпохи силы: допрепаратную и послепрепаратную. Рубеж между ними пролег где-то по 1968 году. Нелепо сравнивать результаты этих двух эпох силы. Они несопоставимы - и эпохи, и сила этих эпох.

В книге рекордов Гиннеса приводится диаграмма роста рекордов в тяжелой атлетике за всю ее историю. Если не принимать во внимание взрыв результатов с конца 60-х - начала 70-х годов, вызванных тотальным обращением к химическим препаратам, самый внушительный взлет рекордов приходится на 1960-1964 годы-время моих рекордов и рекордов моих товарищей. И это убедительно доказывает правоту нашего времени, нашего пути освоения природы силы.

Препараты, победы (победитель всегда прав, успех не пахнет), выгоды, блага, молчание вокруг неправды...

Но любовь, страсть - выше благоразумия, расчета, выгоды и даже славы. Это великое, огненное чувство. И я верю, что все же оно, и только оно, в основе всех свершений в спорте.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: