ГЕРМИОНА ПРИХОДИТ НА ПОМОЩЬ 23 страница

— Дамблдор был бы счастливее всех, зная, что в мире прибавилось хоть немного любви, — резко сказала профессор Макгонагалл, и при этих словах больничная дверь распахнулась снова — вошел Хагрид.

Та малая часть его лица, которую не закрывали борода и волосы, была мокрой, припухшей; Хагрида сотрясали рыдания, в руке он сжимал огромный грязный носовой платок.

— Я... я все сделал, профессор, — прерывающимся голосом сообщил он. — П-перенес его. Профессор Стебль отправила детишек назад, по постелям. Профессор Флитвик еще лежит, но, говорит, что враз поправится. А профессор Слизнорт сказал, что сообщил в Министерство.

— Спасибо, Хагрид, — ответила профессор Макгонагалл, сразу же встав и обернувшись, чтобы окинуть взглядом тех, кто теснился у койки Билла. — Когда министерские появятся здесь, мне придется объясняться с министром. Хагрид, будь добр, скажи деканам — Слизерин может пока представлять Слизнорт, — что мне необходимо немедленно увидеться с ними в моем кабинете. Буду рада, если к ним присоединишься и ты.

Хагрид кивнул, повернулся и, шаркая, покинул палату. Профессор Макгонагалл взглянула на Гарри:

— Перед тем как встретиться с деканами, я хотела бы коротко переговорить с вами, Гарри. Если вы согласитесь пройти со мной...

Гарри встал, пробормотал, обращаясь к Рону, Гермионе и Джинни: «Я быстро» — и вслед за профессором Макгонагалл вышел из палаты. Коридоры были пусты, только один звук долетал сюда — плач феникса. Прошло несколько минут, прежде чем Гарри понял, что направляются они в кабинет не Макгонагалл, а Дамблдора, и еще несколько секунд потребовалось ему, чтобы сообразить: ну конечно, она же заместитель директора школы... а теперь, по-видимому, и директор... так что комната, охраняемая горгульей, принадлежит ей...

Они молча поднялись по винтовой лестнице и вошли в круглый кабинет. Гарри не знал, чего ему ожидать: может, того, что кабинет будет задрапирован черной тканью или что он увидит лежащее в нем тело Дамблдора. На деле же все выглядело почти таким, как несколько часов назад, когда они с Дамблдором уходили отсюда: на тонконогих столиках жужжали и попыхивали серебряные приборы, в стеклянном ящике поблескивал под светом луны меч Гриффиндора, и Распределяющая шляпа лежала на полке за письменным столом. Вот разве насест Фоукса опустел, феникс продолжал выпевать свой плач над просторами замка. Да в череде портретов прежних директоров и директрис Хогвартса появился новый: в золоченой раме над столом неподвижно застыл Дамблдор — полукружия очков на крючковатом носу, спокойный, ничем не встревоженный взгляд.

Коротко глянув на него, профессор Макгонагалл сделала странное движение, словно собирая в кулак всю свою волю, затем обогнула стол и обратила к Гарри напряженное, нахмуренное лицо.

— Гарри, — сказала она, — мне нужно знать, чем вы и профессор Дамблдор занимались сегодня вечером, когда покинули школу.

— Этого я вам сказать не могу, профессор, — ответил Гарри. Он ждал ее вопроса, и ответ у него был готов. Вот здесь, в этой самой комнате, Дамблдор сказал ему, что он не должен рассказывать об их уроках никому, кроме Рона и Гермионы.

— Гарри, это может быть очень важным, — сказала профессор Макгонагалл.

— Так оно и есть, — отозвался Гарри, — это очень важно, но он не хотел, чтобы я кому-то об этом рассказывал.

Профессор Макгонагалл пристально вглядывалась в него.

— Поттер (Гарри отметил это новое обращение), профессор Дамблдор умер, и вы должны понимать, что ситуация несколько изменилась...

— Я так не думаю, — сказал, пожимая плечами, Гарри. — Профессор Дамблдор никогда не говорил мне, что в случае его смерти я вправе не выполнять больше его приказаний.

— Но...

— Впрочем, существует кое-что, о чем вам лучше узнать до того, как здесь появятся люди из Министерства. Мадам Розмерта находится под заклятием Империус, это она помогала Малфою и Пожирателям смерти, это с ее помощью ожерелье и отравленная медовуха...

— Розмерта? — с недоверием переспросила профессор Макгонагалл. Но прежде чем она успела сказать еще хоть слово, в дверь постучали и в кабинет робко вошли профессора Стебль, Флитвик и Слизнорт, за которыми следовал Хагрид. Лесничий по-прежнему горько плакал, содрогаясь всем своим огромным телом.

— Снегг! — воскликнул Слизнорт, выглядевший совершенно разбитым — он был бледен и обильно потел. — Снегг! Я же учил его! Думал, что хорошо его знаю!

Однако ответить ему никто не успел — волшебник с землистым лицом и короткой черной челкой, только что вернувшийся в пустую раму под потолком, резким голосом сообщил:

— Минерва, министр будет здесь с минуты на минуту он только что трансгрессировал из Министерства.

— Спасибо, Эдвард, — сказала профессор Макгонагалл и торопливо повернулась к преподавателям. — Прежде чем он сюда доберется, я хочу поговорить с вами о случившемся в Хогвартсе, — быстро сказала она. — Лично я не убеждена, что в следующем году школа откроется снова. Смерть директора от руки одного из наших коллег — это ужасное пятно на истории Хогвартса. Ужасное.

— Я уверен, Дамблдор желал бы, чтобы школа продолжала работать, — сказала профессор Стебль. — По моему убеждению, если хотя бы один ученик захочет приехать сюда, школа должна остаться открытой для него.

— Да, но сохранится ли у нас после случившегося хотя бы один ученик? — произнес Слизнорт, промокая шелковым носовым платком потеющий лоб. — Родители захотят держать детей дома, и я не стану винить их в этом. Сам я не думаю, что в Хогвартсе нам угрожает большая опасность, чем где-то еще, но от матерей подобных мыслей ожидать не приходится. Они пожелают иметь своих детей под боком, это так естественно.

— Согласна, — сказала профессор Макгонагалл. — В любом случае нельзя утверждать, что Дамблдор никогда и в мыслях не имел ситуации, в которой Хогвартс может закрыться. Когда распечатали Тайную комнату, он подумывал о закрытии школы, — а должна сказать, убийство профессора Дамблдора представляется мне куда более пугающим, чем мысль о чудовище Слизерина, которое продолжает обитать где-то в недрах замка...

— Нам следует проконсультироваться с попечителями, — пропищал профессор Флитвик; на его лбу красовалась большая ссадина, но в остальном обморок в кабинете Снегга, похоже, никакого ущерба ему не нанес. — Необходимо придерживаться установленных процедур. Нельзя принимать решение впопыхах.

— А ты, Хагрид, так ничего и не сказал, — обратилась профессор Макгонагалл к лесничему. — Как ты считаешь, должен ли Хогвартс работать по-прежнему?

Хагрид, все это время молча проплакавший в свой гигантский платок, поднял на нее покрасневшие, опухшие глаза и прохрипел:

— Я не знаю, профессор... это пускай деканы решают, ну и директор...

— Профессор Дамблдор всегда ценил твое мнение, — ласково произнесла профессор Макгонагалл, — как ценю его и я.

— Ну, я-то останусь, — ответил Хагрид. В уголках его глаз продолжали собираться крупные слезы, стекавшие в косматую бороду. — Тут мой дом, был дом, с тринадцати лет... А если кто из детишек захочет, чтоб я их учил, так я и буду. Вот только... не знаю... Хогвартс без Дамблдора...

Он гулко сглотнул и снова спрятал лицо за носовым платком. Наступило молчание.

— Ну хорошо, — сказала профессор Макгонагалл, поглядывая в окно, чтобы не пропустить появления министра, — в таком случае я должна согласиться с Филиусом — нам следует проконсультироваться с попечителями, они и примут окончательное решение... Теперь о доставке учеников домой... По-видимому, с этим лучше поторопиться. Мы могли бы, если понадобится, подготовить «Хогвартс-экспресс» уже к завтрашнему дню...

— А как же похороны Дамблдора? — спросил Гарри, впервые за время совещания открыв рот.

— Ну... — ответила профессор Макгонагалл отчасти утратившим прежнюю деловитость тоном. — Я... я знаю, Дамблдор хотел покоиться здесь, в Хогвартсе...

— Значит, так и должно быть, верно? — горячо воскликнул Гарри.

— Если Министерство сочтет это уместным, — сказала профессор Макгонагалл. — Никто из директоров и директрис Хогвартса не был еще...

— Да никто из них и не сделал столько для школы, — проворчал Хагрид.

— Хогвартс должен стать местом последнего упокоения Дамблдора, — заявил профессор Флитвик.

— Полностью согласна, — подхватила профессор Стебль.

— А в таком случае, — сказал Гарри, — нельзя отправлять учеников по домам, пока не закончатся похороны. Они захотят...

Последнее слово застряло у Гарри в горле, но профессор Стебль закончила за него:

— Попрощаться.

— Верно, — пропищал профессор Флитвик. — Очень верно! Наши ученики должны принести ему дань уважения, это будет очень уместно. А потом мы организуем их отправку по домам.

— Поддерживаю, — отрывисто заявила профессор Стебль.

— Я полагаю... да... — взволнованно произнес Слизнорт, и Хагрид тоже придушенно всхлипнул в знак согласия.

— Он уже здесь, — внезапно сказала профессор Макгонагалл, выглянув в окно. — Министр... и, по-моему, с целой делегацией...

— Могу я уйти, профессор? — тут же спросил Гарри.

Он не имел никакого желания ни видеться сегодня с Руфусом Скримджером, ни отвечать на его расспросы.

— Можете, — ответила профессор Макгонагалл, — только быстро.

Она подошла к двери, придержала ее, выпуская Гарри. Он торопливо спустился по винтовой лестнице и побежал пустыми коридорами; мантия-невидимка осталась на Астрономической башне, но это значения не имело: в коридорах не было никого, кто мог бы его увидеть, — даже Филча, Миссис Норрис или Пивза. Он так и не встретил ни единой души, пока не свернул в проход, ведущий к гостиной Гриффиндора.

— Это правда? — прошептала Полная Дама, когда он приблизился к ней. — Неужели правда? Дамблдор — мертв?

— Да, — ответил Гарри.

Она застонала и, не дожидаясь пароля, отступила в сторону, пропуская Гарри.

Как он и думал, гостиная была набита битком. Когда он выбрался из портретного проема, все замолчали. Гарри увидел Дина и Симуса, сидевших прямо у входа в окружении других учеников: значит, спальня должна быть пустой или почти пустой. Не говоря ни слова, не встречаясь ни с кем взглядом, Гарри пересек гостиную и скрылся за ведущей к спальням мальчиков дверью.

Рон сидел на своей кровати, не раздевшись и поджидая его. Гарри опустился на свою, какое-то время оба просто смотрели друг на друга.

— Они там обсуждают закрытие школы, — сказал Гарри.

— Люпин говорил, что так и будет, — отозвался Рон.

Они еще помолчали.

— Так что? — очень тихо, словно боясь, что их может подслушать мебель спальни, спросил Рон. — Нашел ты его? Раздобыл? Этот... крестраж?

Гарри покачал головой. Происшедшее на черном озере казалось ему теперь давним ночным кошмаром — неужели все так и было, лишь несколько часов назад?

— Не добыл? — спросил сразу приунывший Рон. — Его там не было?

— Нет, — сказал Гарри. — Кто-то уже забрал крестраж, оставив взамен подделку.

— Уже забрал?..

Гарри молча вытащил из кармана медальон, открыл его, протянул Рону. Подробный рассказ может подождать... сегодня это значения не имеет... ничто не имеет значения, кроме конца — конца их бессмысленного приключения, конца жизни Дамблдора...

— Р. А. Б. — прошептал Рон, — а кто это?

— Не знаю, — ответил Гарри, откинувшись прямо в одежде на постель и безучастно уставившись в потолок Никакого любопытства по поводу этого Р. А. Б. он не испытывал, он вообще сомневался, что сможет еще когда-нибудь ощутить любопытство. Так, лежа на постели, он вдруг осознал, что над замком стоит тишина. Пение Фоукса прервалось.

И Гарри понял, не зная, как и почему, что феникса больше не будет, что он навсегда покинул Хогвартс, точно так же, как покинул школу и Дамблдор, как покинул он этот мир... как покинул Гарри.

Глава 30 БЕЛАЯ ГРОБНИЦА

Все уроки были отменены, экзамены отложены. В следующие два дня родители кое-кого из учеников поспешили забрать их из Хогвартса: близнецы Патил покинули школу на следующий после смерти Дамблдора день, еще до завтрака; Захарию Смита увез из замка его надменный отец. С другой стороны, Симус Финниган напрочь отказался уехать с матерью домой, они долго и громко переругивались в вестибюле и в конце концов решили, что она останется в школе до похорон. Найти в Хогсмиде свободную постель ей оказалось трудновато — Симус сказал Гарри и Рону, что в деревню съезжаются волшебники и волшебницы, пожелавшие проститься с Дамблдором.

Среди учеников помладше, еще не видевших этого дива, немалое волнение вызвала белая с синим карета величиною с дом, запряженная дюжиной огромных крылатых коней с белыми гривами; она прилетела вечером накануне похорон и опустилась с небес на опушку Леса. Гарри видел в окно, как по ее ступеням сошла огромная, красивая женщина с черными волосами и оливковой кожей — сошла и бросилась в ожидавшие ее объятия Хагрида. Тем временем в замке разместилась делегация чиновников Министерства во главе с самим министром магии. Гарри старательно уклонялся от встречи с любым из них, он не сомневался, что рано или поздно с него снова потребуют отчета о последней отлучке Дамблдора из Хогвартса.

Гарри, Рон, Гермиона и Джинни в эти дни почти не разлучались. Чудесная погода словно смеялась над ними. Гарри представлял себе, как все было бы, если бы Дамблдор не погиб и они проводили конец учебного года вместе — Джинни уже сдала бы экзамены, с домашними заданиями было бы покончено... Теперь же Гарри час за часом откладывал то, что обязан был сказать и сделать, — слишком трудно было отказаться от того, что стало для него главным источником утешения.

Дважды в день они навещали больницу: Невилла выписали, однако Билл так и оставался на попечении мадам Помфри. Шрамы его лучше не стали — Билл приобрел явственное сходство с Грозным Глазом Грюмом, хоть и сохранил, к счастью, обе ноги и оба глаза; впрочем, внутренне он остался, судя по всему, прежним. Только одно в нем изменилось — Билл проникся любовью к непрожарен-ным бифштексам.

— Значит, и хо'гошо, что он на мне женится, — радостно щебетала Флер, взбивая подушки Билла, — я всегда гово'гила, б'гитанцы пе'геде'гживают мясо на плите.

— Похоже, мне придется просто смириться с тем, что он и вправду на ней женится, — вздохнула под вечер этого дня Джинни, сидя с Гарри, Роном и Гермионой у открытого окна гостиной Гриффиндора, глядя в окутывавшие замок сумерки.

— Не так уж она и плоха, — заметил Гарри. — Некрасивая, правда, — торопливо прибавил он, увидев, как поползли вверх брови Джинни; она неохотно улыбнулась в ответ.

— Ладно, если маме удастся это пережить, переживу и я.

— Что, еще кто-нибудь из знакомых помер? — спросил Рон у Гермионы, просматривавшей «Вечернего пророка».

Натужная грубость его тона заставила Гермиону поморщиться.

— Нет, — сердито ответила она и сложила газету. — Снегга ищут, но никаких результатов...

— Ну еще бы, — сказал Гарри, выходивший из себя всякий раз, как всплывала эта тема. — Чтобы найти Снегга, нужно сначала найти Волан-де-Морта, а поскольку они за все это время так и не смогли...

— Пойду-ка я спать, — зевнула Джинни. — Никак не высплюсь с тех пор, как... ладно... в общем, поспать не помешает.

Она поцеловала Гарри (Рон демонстративно отвернулся), помахала рукой брату и Гермионе и удалилась в сторону девичьих спален. Как только за ней закрылась дверь, Гермиона с самым что ни на есть гермионистым выражением лица склонилась к Гарри.

— Гарри, я этим утром кое-что откопала в библиотеке...

— Р. А. Б.? — вытягиваясь в струнку, спросил Гарри.

Он не испытывал больше чувств, так часто обуревавших его в прошлом — волнения, любопытства, жгучей жажды до конца разобраться в тайне; он просто понимал, что, прежде чем ему удастся хоть немного продвинуться вперед по темному, извилистому пути, на который они с Дамблдором вступили и который теперь он должен будет пройти один, необходимо узнать всю правду о замененном подделкой крестраже. Крестражи еще таились где-то, их вполне могло быть четыре, и каждый требовалось найти и уничтожить, прежде чем появится хотя бы малая возможность покончить с Волан-де-Мортом. Гарри мысленно повторял их названия — так, словно само перечисление крестражей делало их достижимыми: «Медальон... чаша... змея... что-то принадлежавшее Гриффиндору или Когтеврану... Медальон... чаша... змея... что-то принадлежавшее Гриффиндору или Когтеврану...»

Эта мантра день и ночь пульсировала в сознании Гарри; его сны были наполнены чашами, медальонами и таинственными предметами, до которых он никак не мог дотянуться, хоть Дамблдор, стараясь помочь, и протягивал Гарри веревочную лестницу, — едва Гарри начинал взбираться по ней, лестница превращалась в змей...

Записку, лежавшую в медальоне, он показал Гермионе на следующее утро после гибели Дамблдора, и хоть ей не удалось сразу определить по инициалам малоизвестного волшебника из тех, о ком она когда-то читала, с той поры Гермиона бегала в библиотеку гораздо чаще любого ученика, которому нужно было написать домашнюю работу.

— Нет, — удрученно ответила она. — Я старалась, Гарри, но так ничего и не нашла... Есть парочка довольно известных волшебников с подходящими инициалами — Розалинда Антигона Бочкис и Руперт «Ампутатор» Брукстэнтон, но они нам не подходят. Судя по записке, похититель крестража знал Волан-де-Морта, а ни малейших доказательств того, что Бочкис или Ампутатор когда-либо имели с ним дело, я не нашла... Нет, если честно, я говорю... ну, в общем, о Снегге.

Даже упоминание этого имени явно заставляло ее нервничать.

— И что? — горько осведомился Гарри, снова оседая в кресло.

— Ну, я вроде как была права в той истории с Принцем-полукровкой, — осторожно произнесла Гермиона.

— Тебе обязательно тыкать меня в это носом? Ты что, не понимаешь, какие чувства она у меня теперь -вызывает?

— Нет, Гарри, я о другом! — торопливо воскликнула Гермиона и поозиралась вокруг, проверяя, не слышит ли их кто. — Права я была в том, что книга когда-то принадлежала Эйлин Принц. Понимаешь... она была матерью Снегга!

— А мне казалось, на нее и смотреть-то было противно, — сказал Рон. Гермиона оставила его без внимания.

— Я перерыла все остальные старые номера «Пророка» и наткнулась на крошечное объявление о том, что Эйлин Принц выходит замуж за человека по имени Тобиас Снегг, а несколько позже сообщалось, что она произвела на свет...

—...убийцу! — выпалил Гарри.

— Ну... да, — подтвердила Гермиона. — Так что отчасти я была права. Снегг мог гордиться тем, что он «наполовину Принц», понимаешь? Судя по напечатанному в «Пророке», Тобиас Снегг был маглом.

— Да, все сходится, — сказал Гарри. — Он разыгрывал чистокровного волшебника, чтобы втереться в компанию Люциуса Малфоя и прочих... совсем как Волан-де-Морт. У матери кровь чистая, отец — магл... оба стыдились родителей, старались внушить людям страх, пользуясь Темными искусствами, выдумали для себя звучные имена — лорд Волан-де-Морт, Принц-полукровка... Как же Дамблдор не догадался?..

Гарри замолчал, глядя в окно. Никак ему не удавалось отогнать от себя мысли о непростительном доверии, которое Дамблдор питал к Снеггу... хотя, как нечаянно напомнила ему Гермиона, и он, Гарри, ничуть не меньше доверял... Несмотря на то что нацарапанные на полях заклинания становились все страшнее, он отказывался плохо думать о мальчике, который был так умен, так сильно ему помогал...

Помогал... Сейчас мысль об этом была почти непереносимой...

— Я все-таки не понимаю, почему он не выдал тебя, никому не сказал, что ты используешь эту книгу? — произнес Рон. — Он должен был знать, откуда ты все берешь.

— А он и знал, — с горечью сказал Гарри. — Понял, когда я ударил Малфоя Сектумсемпрой. Никакая легилименция не потребовалась... А мог понять и раньше — по рассказам Слизнорта о моих блестящих успехах в зельеварении. Не стоило ему оставлять свой старый учебник в том шкафу, верно?

— Да, но почему он тебя не выдал?

— Думаю, не хотел, чтобы его как-то связали с этой книгой, — сказала Гермиона. — Услышь о ней Дамблдор, ему бы это очень не понравилось. И даже если бы Снегг сделал вид, что не имеет к ней отношения, Слизнорт мигом узнал бы его почерк. Да и в любом случае — книга лежала в шкафу прежнего класса Снегга, а Дамблдор, готова поспорить, знал, что фамилия его матери Принц.

— Я должен был отдать книгу Дамблдору, — сказал Гарри. — Сколько раз он показывал мне, что Волан-де-Морт уже в школе был олицетворением зла, а я держал в руках доказательство, что и Снегг таков же...

— «Зло» слишком сильное слово, — негромко произнесла Гермиона.

— Ты же и твердила мне, что эта книга опасна!

— Я о другом, Гарри, ты чрезмерно винишь себя. Я считала, что у Принца отвратительное чувство юмора, но мне и в голову не приходило, что он — потенциальный убийца...

— Да и никто из нас не догадывался, что Снегг... ну, сам знаешь, — прибавил Рон.

Они замолчали, каждый ушел в свои мысли, но Гарри не сомневался, что друзья его, как и он, думают о завтрашнем утре, когда тело Дамблдора обретет последний покой. На погребении Гарри никогда еще не бывал — после гибели Сириуса не осталось тела, которое можно было похоронить. Он не знал, чего ему ожидать, и немного тревожился из-за того, что может увидеть и какие им овладеют чувства. И гадал, сделают ли похороны смерть Дамблдора более реальной для него. Были минуты, когда ужас этой смерти грозил раздавить его, но их сменяли часы пустого оцепенения, в которые (даже несмотря на то, что никто в замке ни о чем другом не говорил) ему было трудно поверить, что Дамблдора действительно больше нет. Впрочем, Гарри не пытался, как это было после гибели Сириуса, найти какую-то мысленную лазейку, какой-то способ уверить себя, что Дамблдор может вернуться. Он лишь нащупывал в кармане цепочку поддельного крестража, который носил теперь с собой повсюду, — не в виде талисмана, а как напоминание о том, что ему еще осталось сделать.

Утром следующего дня Гарри встал пораньше, чтобы уложить вещи, — «Хогвартс-экспресс» уходил через час после похорон. Сойдя вниз, он нашел Большой зал притихшим. Все надели парадные мантии, голода никто не испытывал. Похожее на трон кресло, что стояло в середине преподавательского стола, профессор Макгонагалл оставила незанятым. Пустовало и кресло Хагрида: скорее всего, подумал Гарри, он не смог заставить себя явиться на завтрак. Зато в кресле Снегга бесцеремонно восседал Руфус Скримджер. Гарри старался не встречаться с обшаривавшими зал желтыми глазами министра — он испытывал неприятное чувство, что Скримджер высматривает именно его. В свите министра Гарри заметил рыжие волосы и роговую оправу очков Перси Уизли. Рон ничем не показывал, что знает о присутствии брата, только вилкой в селедку тыкал с редкостным озлоблением.

За столом Слизерина негромко переговаривались Крэбб с Гойлом. При всей их массивности, в отсутствие сидящего между ними заводилы — высокого, бледного Малфоя — оба выглядели странно одинокими. О Малфое Гарри в эти дни почти не вспоминал. Но хоть все помыслы его и занимал Снегг, Гарри не забыл о страхе, прозвучавшем тогда, на башне, в голосе Малфоя, как не забыл и того, что перед самым появлением Пожирателей смерти Драко свою палочку опустил. Гарри не верил, что Малфой мог убить Дамблдора. Он, как и прежде, питал к Малфою неприязнь за его приверженность Темным искусствам, но к неприязни теперь примешивалась толика жалости. Гарри думал, где сейчас Малфой и что заставляет его делать Волан-де-Морт, угрожая убить и Драко, и его родителей?

Джинни прервала размышления Гарри, толкнув его локтем в бок Профессор Макгонагалл встала из-за стола, и нестройное, скорбное перешептывание, наполнявшее зал, мгновенно стихло.

— Пора, — сказала профессор Макгонагалл. — Пожалуйста, выходите из замка следом за своими деканами. Гриффиндорцы, за мной.

Все покинули свои скамьи почти в полном молчании. Во главе колонны слизеринцев Гарри заметил Слизнорта, одетого в величественную изумрудно-зеленую мантию с серебряным шитьем. Да и профессора Стебль, декана Пуффендуя, он никогда еще не видел так чисто одетой: ни единого пятнышка не сидело на ее шляпе. В вестибюле они обнаружили мадам Пинс, стоявшую рядом с Филчем, — она в густой черной вуали до колен, он в стареньком черном костюме и галстуке, от которого веяло нафталином.

Выйдя из парадных дверей на каменное крыльцо, Гарри понял, что направляются они к озеру. Теплый свет солнца ласкал его лицо, пока все безмолвно следовали за профессором Макгонагалл туда, где были рядами расставлены сотни стульев. Посередине ряды разделял проход, а перед самым первым возвышался мраморный стол. День выдался самый что ни на есть прекрасный, летний.

Половину стульев уже заняли люди самые необычайные — старые и молодые, кто в сильно поношенном, кто в щегольском платье. Большинства их Гарри не знал, но были среди них и знакомые, в том числе члены Ордена Феникса: Кингсли Бруствер, Грозный Глаз Грюм, Тонкс, чьи волосы чудесным образом превратились в ярко-розовые, Римус Люпин (он и она держались, кажется, за руки), мистер и миссис Уизли, Билл, которого осторожно поддерживала Флер, а сразу за ними Фред и Джордж в куртках из черной драконовой кожи. Здесь были и мадам Максим, занявшая сразу два с половиной стула, и Том, владелец «Дырявого котла», и соседка Гарри, сквиб Арабелла Фигг, и волосатый басист из волшебной группы «Ведуньи», и водитель автобуса «Ночной рыцарь» Эрни Прэнг, и мадам Малкин, торгующая в Косом переулке мантиями, и еще какие-то люди, которых Гарри знал только в лицо — бармен из «Кабаньей головы» или волшебница, возившая по «Хогвартс-экспрессу» тележку с закусками. Присутствовали и замковые привидения, едва различимые в ярком солнечном свете, увидеть их можно было, лишь когда они шевелились, нереально мерцая в сверкающем воздухе.

Гарри, Рон, Гермиона и Джинни уселись в конце одного из рядов, ближе к озеру. Люди перешептывались, отчего казалось, будто легкий ветерок ворошит траву, однако громче всего звучало пение птиц. Толпа продолжала разрастаться; Гарри заметил Невилла, помогавшего усесться Полумне, и почувствовал прилив нежности. Из всего ОД только эти двое и откликнулись в ночь смерти Дамблдора на призыв Гермионы, и Гарри знал почему: именно им ОД не хватало больше всего, только они, быть может, раз за разом проверяли свои монеты, надеясь, что отряд соберется снова...

Направляясь к передним рядам, мимо прошел Корнелиус Фадж — лицо жалкое, в руках его обычный зеленый котелок; следом Гарри увидел Риту Ски-тер и с отвращением отметил, что ее пальцы с красными ногтями привычно сжимают блокнот; а затем — Гарри даже вздрогнул от гнева — на глаза ему попалась Долорес Амбридж с притворно горестным выражением на жабьей физиономии, с черным бархатным бантиком на отливающих сталью кудряшках. Заметив кентавра Флоренца, застывшего, точно часовой, у кромки воды, она дернулась и поспешила занять место подальше от него.

Наконец расселись и преподаватели. Гарри увидел Скримджера, который с мрачным и достойным видом сидел в первом ряду рядом с профессором Макгонагалл, и подумал: так ли уж сожалеет министр да и все эти важные шишки о смерти Дамблдора? Но тут заиграла музыка, странная, неземная, и Гарри, забыв о неприязни к Скримджеру огляделся по сторонам, пытаясь понять, откуда она доносится. Не только он — многие беспокойно вертели головами, отыскивая источник музыки.

— Вон там, — шепнула ему на ухо Джинни.

И тогда он увидел их: в нескольких дюймах под поверхностью чистой, зеленоватой, просвеченной солнцем воды хор водяного народа, жутко похожего на инферналов, пел на странном, неведомом ему языке. Мертвенно-бледные лица певцов были подернуты рябью, вокруг плавали лиловые волосы. От музыки у Гарри волосы встали дыбом, однако неприятной она не была. Музыка ясно говорила об утрате и горе. И, глядя в нездешние лица певцов, Гарри понимал, что уж они-то, по крайней мере, о гибели Дамблдора горюют. Тут Джинни снова толкнула его локтем, и он оторвал от них взгляд.

По проходу между стульями медленно шествовал Хагрид. Лицо его блестело от слез, он безмолвно плакал, неся в руках, как сразу понял Гарри, тело Дамблдора, завернутое в темно-фиолетовый с золотыми звездами бархат. От этого зрелища горло Гарри сдавила острая боль; странная музыка и сознание того, что тело Дамблдора находится от него так близко, казалось, на миг лишили летний день всякого тепла. Рон побелел, выглядел потрясенным. На колени Джинни и Гермионы падали слезы.

Что происходит впереди, Гарри ясно не видел. Вроде бы Хагрид осторожно опустил тело на стол. Потом отступил в проход и трубно высморкался, заслужив несколько возмущенных взглядов, одним из которых, заметил Гарри, наградила Хагрида Долорес Амбридж Гарри знал, что Дамблдор на него не обиделся бы. Гарри ласково кивнул Хагриду, когда тот проходил мимо, возвращаясь назад, но глаза лесничего опухли настолько, что оставалось лишь удивляться, как он вообще что-нибудь видит перед собой. Гарри обернулся — взглянуть на задний ряд стульев, к которому направлялся Хагрид, — и понял, кто служит ему путеводным маяком: там сидел великан Грохх, облаченный в пиджак и брюки размером с большой шатер; он смиренно, почти по-человечески склонил огромную, уродливую, похожую на валун голову. Когда Хагрид примостился рядом со сводным братом и Грохх похлопал его по голове, ножки стула под Хагридом провалились в землю. Гарри подавил на миг охватившее его желание рассмеяться. Тем временем музыка смолкла, и он обратил взгляд к мраморному столу.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: