ТРИ СВИДЕТЕЛЯ НАГУАЛЯ 3 страница

Дон Хуан сказал, что после представления всех этих техник ученик прибывает на перекресток, и в зависимости от своей чувствительности, он делает одну из двух вещей. Он или принимает рекомендации и предложения, сделанные его учителем, за чистую монету, действуя без ожидания наград, или принимает все это за шутку или заблуждение.

Я заметил, что в своем собственном случае я путаюсь со словом «техника». Я всегда ожидал ряда точных указаний, но он давал мне только неопределенные предложения, которые я не был способен принять всерьез и действовать в соответствии с его условиями.

– В этом и была твоя ошибка, – сказал он. – Вот тогда мне и пришлось решать, использовать ли растения силы. Ты мог бы воспользоваться только этими четырьмя техниками, чтобы очистить и реорганизовать свой тональ. Они привели бы тебя к нагуалю. Но не все мы способны реагировать на простые рекомендации. И ты, и я в этом отношении нуждаемся еще и в каком-нибудь потрясении. Нам нужны были эти растения силы.

Мне действительно потребовались годы, чтобы понять важность советов, предложенных доном Хуаном в начале моего обучения. Тот необычайный эффект, который оказали на меня психотропные растения, стал основой моего вывода, что их использование является ключевым моментом в учении. Я держался за это убеждение, и лишь в последние годы своего обучения сообразил, что все, имеющие значение, трансформации и находки магов делаются только в состоянии трезвого осознания.

– Что произошло бы, если бы тогда я принял твои рекомендации всерьез? – спросил я.

– Ты бы достиг нагуаля, – ответил он.

– Но разве я смог бы достичь нагуаля без бенефактора?

– Сила обеспечивает тебя соответствии с твоей безупречностью, – сказал он, – и если бы ты серьезно использовал эти четыре техники, то накопил бы достаточно личной силы, чтобы найти бенефактора. Ты был бы безупречен, и сила открыла бы тебе все нужные пути. Таково правило.

– Почему ты не дал мне больше времени? – спросил я.

– У тебя было столько времени, сколько нужно, – сказал он. – Сила показала мне путь. Помнишь, когда-то ты должен был найти благоприятное для себя место у двери моего дома. Той ночью под давлением обстоятельств ты действовал великолепно и утром заснул на том самом месте, на камне, который я поставил туда для тебя. Сила показала мне, что тебя следует безжалостно подталкивать, иначе ты и пальцем не пошевелишь.

– Помогли ли мне растения силы? – спросил я.

– Конечно, – сказал он. – Они раскрыли тебя, остановив твой взгляд на мир. В этом растения силы оказывают такое же воздействие на тональ, как и правильный способ ходьбы. И то, и другое переполняет его информацией, и сила внутреннего диалога приходит к концу. Растения силы превосходно подходят для этой цели, но их применение оплачивается слишком дорого. Они наносят слишком большой вред телу. Это их недостаток, особенно травы дьявола.

– Но если ты знал, что они так опасны, зачем ты давал их мне в таких количествах и так много раз?

Он заверил меня, что детали этой процедуры определялись самой силой. Он сказал, что несмотря на то, что обучение должно покрывать одинаковые вопросы для всех учеников, их порядок был различен для каждого из них. И у него было множество знаков, что меня нужно принуждать и принуждать, чтобы заставить принять что-либо во внимание.

– Я имел дело с нахальным бессмертным существом, которому не было никакого дела до его жизни или смерти, – сказал он, смеясь.

Я напомнил, что он описывал и обсуждал эти растения в терминах антропоморфических качеств. Он всегда обращался к ним так, как если бы эти растения были личностями. Он ответил, что это были предписанные средства для отвлечения внимания ученика в сторону от реального вопроса, который заключался в остановке внутреннего диалога.

– Но если они используются только для остановки внутреннего диалога, то какую связь они имеют с союзниками? – спросил я.

– Это трудно объяснить, – сказал он. – Растения подводят ученика непосредственно к нагуалю, а союзник является одним из его аспектов. Мы действуем исключительно в центре разума вне зависимости от того, кем мы являемся, и откуда мы пришли. Разум по своей природе, как и следовало ожидать, может объяснить все, что происходит, в рамках его идеи мира. Союзник – это нечто такое, что находится вне его обозрения, вне царства разума. Он может наблюдаться только в центре воли в те моменты, когда наш обычный взгляд остановлен. Поэтому правильно было бы сказать, что это – нагуаль. Маги, однако, могут научиться воспринимать союзников крайне сложным образом, и, поступая так, они оказываются слишком глубоко погруженными в новую точку зрения. Чтобы защитить тебя от такой судьбы, я не представлял тебе союзников так, как обычно это делают маги. Маги после многих поколений использования растений силы в своих взглядах научились объяснять все, что было для них объяснимым. Я сказал бы, что маги, используя свою волю, добились расширения своих взглядов на мир. Мой учитель и мой бенефактор были ярчайшими примерами этого. Они были людьми огромной силы, но не были людьми знания. Они так и не разорвали границ своего огромного мира, и поэтому никогда не прибыли к целостности самих себя. Тем не менее, они знали об этом. Не то, чтобы они жили, отклонившись от правильного пути и претендуя на что-то выше своих возможностей; они знали, что шагнули мимо лодки, и что только в момент их смерти вся загадка будет полностью раскрыта им. Магия дала им только мимолетный взгляд, но не реальные средства для достижения этой неуловимой целостности самого себя.

– Я дал тебе достаточно из описания мира магов, не позволив зацепиться за это. Я говорил, что только когда помещаешь один взгляд напротив другого (одну картину напротив другой), можно проскользнуть между ними и прибыть к реальному миру. Я хочу сказать, что целостности самих себя возможно достичь только если полностью понимаешь, что мир – это просто точка зрения, вне зависимости от того, принадлежит ли эта точка зрения обычному человеку или магу.

Именно здесь я уклонился от традиции. После целой жизни борьбы я знаю, что действительно важным является не просто научиться новому описанию, но прибыть к целостности самого себя. Следует прибыть к нагуалю, не покалечив тоналя и, превыше всего, не покалечив своего тела. Ты принимал эти растения, следуя точным этапам, через которые прошел я сам. Единственным отличием было то, что вместо того, чтобы погрузить тебя в них, я остановился, когда решил, что ты накопил достаточно взглядов на нагуаль. Именно по этой причине я никогда не хотел обсуждать с тобой твои встречи с растениями силы и не позволял тебе привязываться к разговорам о них. Не было смысла детализировать невыразимое. Это были настоящие экскурсии в нагуаль, в неизвестное.

Я заметил, что моя потребность говорить о восприятиях, вызванных влиянием психотропных растений, была связана с желанием подтвердить собственные гипотезы на этот счет. Я был убежден, что при помощи таких растений он снабжал меня воспоминаниями о невообразимых способах восприятия. Эти воспоминания могли казаться чисто индивидуальными и не связанными с чем-то, имеющим смысл, но через какое-то время собирались в единицы смысла. Я знал, что дон Хуан искусно руководит мною в каждом случае, и что все эти единицы смысла собирались под его руководством.

– Я не хочу выделять эти события или объяснять их, – сказал он сухо. – Застревание в объяснениях вернет нас назад, туда, где мы быть не хотим. Это отбросит нас назад во взгляд[32] на мир, но на этот раз – в более широких взгляд, и только.

Дон Хуан сказал, что, после остановки внутреннего диалога действием растений силы, появлялся неизбежный тупик. У ученика начинали возникать сомнения относительно смысла всего ученичества. По мнению дона Хуана, даже самые большие энтузиасты в этой точке ощутят серьезную потерю заинтересованности.

– Растения силы потрясают тональ и угрожают прочности всего острова, – сказал он. – Именно в этот момент ученик отступает, и мудро делает. Он хочет выбраться из всей этой каши. Так вот, именно в этот момент учитель устанавливает свою наиболее искусную ловушку – стоящего противника. Без помощи стоящего противника, который в действительности является не врагом, а совершенно преданным помощником, ученик не имеет возможности продолжать путь знания. Ловушка преследует две цели. Во-первых, она позволяет учителю удерживать своего ученика, а во-вторых, она дает ученику точку соотнесения (отсчета) для дальнейшего использования. Ловушка – это маневр, который выводит на арену стоящего противника. Лучшие из людей сдались бы на этой черте, если бы они могли решать сами. Я привел к тебе стоящего противника, прекраснейшего воина, какого только можно было найти – Ла Каталину.

Дон Хуан вспоминал о том времени несколькими годами раньше, когда он втянул меня в эту затяжную битву с колдуньей-индеанкой.

– Я привел тебя в непосредственный контакт с ней, и я выбрал женщину, потому что ты доверяешь женщинам. Разрушить это доверие было для нее очень трудным делом. Через несколько лет она мне призналась, что ей хотелось отступить, потому что ты ей нравился, но она – великий воин, и, несмотря на свои чувства, она чуть не стерла тебя с лица планеты. Она нарушила твой тональ так интенсивно, что он уже никогда больше не был тем же самым. Она нарушила порядок на твоем острове настолько глубоко, что ее действия послали тебя в другую реальность. Она сама могла бы быть твоим бенефактором, если бы твоим предназначением было стать магом ее типа. Но ты другой. Что-то было не так между вами двумя. Ты не был способен бояться ее. Однажды ночью ты чуть было не растерял свои шарики, когда она напала на тебя, и все же тебя влекло к ней. Для тебя она была желанной женщиной, вне зависимости от того, насколько ты ее боялся. Она знала это. Однажды в городе я заметил, как ты смотрел на нее, трясясь от страха и пуская слюни одновременно.

Далее, под действием стоящего противника ученик может или разлететься на куски, или радикально измениться. Действия Ла Каталины в отношении тебя, поскольку она тебя не убила, – не потому, что недостаточно хорошо пыталась, а потому, что ты оказался достаточно стойким, – дали положительный эффект и снабдили тебя решением.

Учитель использует стоящего противника для того, чтобы заставить ученика сделать выбор в своей жизни. Ученик должен выбрать между миром воина и своим обычным миром. Но никакое решение невозможно до тех пор, пока ученик не поймет свой выбор. Поэтому учитель должен быть потрясающе терпеливым и уверенной рукой, с позиции понимания вести своего ученика к такому выбору. А превыше всего он должен быть уверен, что его ученик выберет мир и жизнь воина. Я добился этого, попросив тебя помочь мне победить Ла Каталину. Я сказал тебе, что она собирается меня убить, и что мне нужна твоя помощь, чтобы освободиться от нее. Я честно предупредил тебя о последствиях твоего выбора и дал тебе массу времени, чтобы решить, принимать его или нет.

Я ясно помню, что дон Хуан отпустил меня в тот день. Он сказал мне, что если я не захочу ему помочь, то свободен уехать и никогда не возвращаться назад. В тот момент я знал, что свободен выбрать свой собственный путь и не имею по отношению к нему никаких обязательств.

Я покинул его дом и уехал со смесью печали и радости. Мне было жаль, что я покидаю дона Хуана, и все же я был счастлив, что разделался со всей этой деятельностью, которая приводила меня в такое расстройство. Я подумал о Лос-Анджелесе, о своих друзьях, обо всем том порядке обычной жизни, который ожидал меня. О той маленькой повседневности, которая всегда давала мне так много приятного. На некоторое время я ощутил эйфорию. Сверхъестественные тайны дона Хуана и его жизни были позади, и я был свободен.

Однако мое счастливое настроение длилось недолго. Желание покинуть мир дона Хуана оказалось нестойким. Мои привычки потеряли свою силу. Я попытался подумать о чем-нибудь, что мне хотелось бы делать в Лос-Анджелесе, но там не было ничего. Дон Хуан однажды говорил мне, что я боюсь людей, и научился защищаться тем, что ничего не желаю. Он сказал, что ничего не желать – прекраснейшее достижение воина. Но я по своей глупости расширил это чувство нежелания чего бы то ни было и заставил его перейти в то, что мне не нравиться ничего. Поэтому моя жизнь стала пустой и скучной.

Он был прав. И пока я катил на север по шоссе, весь груз моего безумия, совершенно неожиданного, в конце концов свалился на меня. Передо мной открылся масштаб моего выбора. Я в действительности променял волшебный мир непрерывного обновления на свою тихую и нудную жизнь в Лос-Анджелесе. Я начал вспоминать свои пустые дни. Особенно ясно вспомнилось мне одно воскресенье. Весь день тогда я чувствовал беспокойство от того, что мне нечем заняться. Никто из моих друзей не пришел ко мне в гости, никто не пригласил меня на вечеринку. Тех людей, к которым мне хотелось пойти, не оказалось дома, и, что совсем уж плохо, я успел пересмотреть все фильмы, которые шли в городе. К концу дня, в полном отчаянии, я еще раз взялся за список кинофильмов и нашел один, который раньше совсем меня не интересовал. Он шел в городишке, находившемся в тридцати пяти милях отсюда. Я поехал туда. Фильм мне совершенно не понравился, но даже это было лучше, чем полное ничегонеделание.

Под давлением мира дона Хуана я изменился. С тех пор, как я встретился с ним, у меня не было времени скучать. Одного этого было для меня достаточно. Дон Хуан прав был в своей уверенности. Он знал, какой выбор я сделаю. Я развернулся и поехал назад к его дому.

– Что бы случилось, если бы я выбрал ехать назад в Лос-Анджелес?

– Это было невозможно, – сказал он. – Такого выбора для тебя не существовало. Все, что тогда от тебя требовалось, – это позволить своему тоналю осознать решение вступить в мир магов. Тональ не знает, что решение находится в царстве нагуаля. Когда мы думаем, что решаем что-то, мы только признаем, что нечто вне нашего понимания установило рамки нашего так называемого решения, и мы лишь покоряемся этому.

В жизни воина есть только одна вещь, один единственный вопрос, который действительно не решен: насколько далеко можно пройти по тропе знания и силы. Этот вопрос остается открытым, и никто не может предсказать его исход. Я однажды говорил тебе, что свобода воина состоит в том, чтобы или действовать безупречно, или действовать как придурок. А поскольку только безупречность является действительно свободным действием, то, будучи таковой, она является реальной мерой духа воина.

Дон Хуан сказал, что после принятия учеником решения вступить в мир магов учитель дает ему практическую задачу – задание, которое он должен выполнять в своей повседневной жизни. Он объяснил, что эта задача, которая планируется так, чтобы подходить к личности ученика, обычно является своего рода неестественной жизненной ситуацией, в которой ему предлагается находиться, чтобы постоянно оказывать влияние не его взгляд на мир (картину мира). В моем случае я понимал эту задачу скорее как веселую шутку, чем как серьезную ситуацию. Однако со временем мне, наконец, стало ясно, что я должен относиться к ней серьезно и внимательно.

– После того, как ученик получил свою магическую задачу, он готов к другого типа наставлениям, – продолжал он. – Здесь он уже воин. В твоем случае, поскольку ты уже не был учеником, я обучил тебя трем техникам, помогающим сновидению: разрушению распорядков жизни, походке силы и неделанию. Ты был очень инертный, глупый как ученик, и глупый как воин. Ты старательно записывал все, что я тебе говорил, и все, что с тобой происходило, но действовал ты не совсем так, как я тебе говорил. Поэтому мне все еще приходилось подстегивать тебя растениями силы.

Затем дон Хуан шаг за шагом описал, как он отвлек мое внимание от сновидения, заставив поверить в важность очень трудной деятельности, называемой им неделанием, и представляющей собой перцептуальную[33] игру фокусирования внимания на тех чертах мира, которые обычно остаются незамеченными, например, на тенях предметов. Дон Хуан сказал, что его стратегией было оставить неделание в стороне, окружив его самой строгой секретностью.

– Неделание, как и все остальное – очень важная техника. Но она не была основным моментом, – сказал он. Ты попался на секретности. Ты – балаболка, и вдруг тебе доверили секрет.

Он засмеялся и сказал, что может вообразить те трудности, через которые я прошел, чтобы держать рот закрытым.

Он объяснил, что разрушение рутины, походка силы и неделание были путем к обучению новым способам восприятия мира, и что они давали воину намек на невероятные возможности действия. По идее дона Хуана, знание отдельного практического мира сновидения делалось возможным при помощи использования этих трех техник.

– Сновидение – это практическая помощь, разработанная магами. Они не были дураками, они знали, что делают, и искали полезности нагуаля, обучая свой тональ, так сказать, отпускаться на мгновение, а затем схватывать снова. Это утверждение не имеет для тебя смысла. Но этим ты и занимался все время. Обучал себя отпускаться, не теряя при этом своих шариков. Сновидение, конечно, является венцом усилия магов, полным использованием нагуаля.

Он прошелся по всем упражнениям неделания, которые заставлял меня выполнять, по всем распорядкам моей повседневной жизни, которые он выделил для разрушения, и по всем тем случаям, когда он вынуждал меня пользоваться походкой силы.

– Мы подходим к концу моего пересказа, – сказал он. – Теперь нам нужно поговорить о Хенаро.

Дон Хуан сказал, что в день моей встречи с Хенаро был очень важный знак. Я ответил, что не могу вспомнить ничего необычного. Он напомнил, что в тот день мы сидели на скамейке в парке. Перед этим он говорил мне, что собирается встретиться с другом, которого раньше я никогда не видел. И когда этот друг появился, я узнал его без всяких колебаний среди большой толпы. Это и был тот знак, который заставил их понять, что Хенаро – мой бенефактор.

Когда он сказал это, я вспомнил, что мы сидели и разговаривали, а затем я обернулся и увидел небольшого поджарого человека, который излучал необыкновенную жизненную силу, грацию и просто самобытность. Он только что свернул из-за угла в парк. В шутку я сказал дону Хуану, что его друг приближается к нам, и что, судя по его виду, он наверняка является магом.

– С того дня и далее Хенаро советовал, что мне с тобой делать. Как твой гид в нагуале, он предоставил тебе безупречные демонстрации. Каждый раз, когда он действовал как нагуаль, ты получал знание, которое не поддавалось твоему разуму и обходило его. Он разрушил твою картину мира[34] (взгляд на мир), хотя ты и не осознаешь этого. В этом случае ты вел себя так же, как и в случае с растениями силы, тебе было нужно больше, чем это необходимо. Нескольких атак нагуаля достаточно, чтобы разрушить картину мира. Но даже до сего дня, после всех наступлений нагуаля твоя картина кажется неуязвимой. Как ни странно, но это твоя лучшая черта.

В конце концов, действия Хенаро должны были ввести тебя в нагуаль. Но здесь мы встречаемся со странным вопросом: что должно было быть введено в нагуаль?

Он движением бровей предложил мне ответить на этот вопрос.

– Мой разум? – спросил я.

– Нет, разум там не имеет никакого смысла. Разум отправляется на свалку в ту же секунду, как только оказывается за своими узкими границами.

– Тогда это был мой тональ, – сказал я.

– Нет, тональ и нагуаль являются двумя естественными частями нас самих, – сказал он сухо. Они не могут быть введены одна в другую.

– Мое восприятие? – спросил я.

– Вот тут ты попал, – закричал он, как если бы я был ребенком, который дал правильный ответ. – Теперь мы подходим к объяснению магов. Я уже предупреждал тебя, что оно ничего не объяснит, и все же…

Он остановился и взглянул на меня сияющими глазами.

– Это еще один из трюков магов, – сказал он.

– О чем ты говоришь? Какой еще трюк? – спросил я встревожено.

– Объяснение магов, конечно. Ты увидишь это сам. Но давай продолжим. Маги говорят, что мы находимся внутри пузыря. Это тот пузырь, в который мы были помещены с момента нашего рождения. Сначала пузырь открыт, но затем он начинает закрываться, пока не запирает нас внутри себя. Этот пузырь является нашим восприятием. Мы живем внутри него всю свою жизнь. А то, что мы видим на его круглых стенках, является нашим собственным отражением.

Он наклонил голову и взглянул на меня искоса, потом усмехнулся.

– Ты глупишь, – сказал он. – Здесь тебе полагается задавать вопрос.

Я засмеялся. Так или иначе, его предупреждения об объяснении магов, плюс представление внушающих благоговейный ужас масштабов его осознания начали, наконец, оказывать на меня свое воздействие.

– Что за вопрос мне полагалось задать?

– Если то, что мы видим на стенках, является нашим отражением, значит то, что отражается, должно быть реальной вещью, – сказал он, улыбаясь.

– Это хороший довод, – сказал я шутливым тоном.

Мой разум мог легко принять этот аргумент.

– Это отражение является нашей картиной мира, – сказал он. – Эта картина сначала является описанием, которое дается нам с момента нашего рождения, пока все наше внимание не оказывалось захваченным им, и описание не становится картиной мира.

Задачей учителя является перестроить эту картину, подготовить светящееся существо к тому времени, когда бенефактор откроет пузырь снаружи.

Он сделал еще одну рассчитанную паузу и еще одно замечание относительно отсутствия у меня внимания, судя по моей неспособности вставить подходящее замечание или вопрос.

– Каким должен быть мой вопрос?

– «Почему пузырь должен быть открыт?» – ответил он.

Он громко рассмеялся и похлопал меня по спине, когда я сказал: – Это хороший вопрос.

– Конечно! – воскликнул он. – Он должен быть хорошим для тебя, потому что он – один из твоих собственных.

– Пузырь открывается для того, чтобы позволить светящемуся существу увидеть свою целостность, – продолжал он. – Естественно, что назвать это «пузырем» – только способ говорить. Но в данном случае это точный способ.

Деликатный маневр введения светящегося существа в его собственную целостность требует, чтобы учитель работал внутри пузыря, а бенефактор – снаружи. Учитель реорганизует картину мира. Я назвал эту картину островом тональ. Я сказал, что все, чем мы являемся, находится на этом острове. Объяснение магов говорит, что остров тональ создан нашим восприятием, выученным фокусироваться на определенных элементах. Каждый из этих элементов и все они, вместе взятые, из нашей картины мира. Работа учителя, поскольку речи идет о восприятии ученика, состоит в перенесении всех элементов острова на одну половину пузыря. К настоящему времени ты, должно быть, понял, что чистка и перестройка острова тональ означает перегруппировку всех этих элементов на сторону разума. Моей задачей было дезорганизовать твою обычную картину мира; не уничтожить ее, а заставить ее вновь собраться на стороне разума. Ты сделал это лучше чем любой из тех, кого я знаю.

Он нарисовал воображаемый круг на камне и разделил его пополам вертикальным диаметром. Он сказал, что искусством учителя было заставить своего ученика сгруппировать всю свою картину мира на правой половине пузыря.

– Почему правая половина? – спросил я.

– Это сторона тоналя, – сказал он. – Учитель всегда обращается к ней и, с одной стороны, познакомив своего ученика с путем воина, он заставляет его быть разумным, трезвым и сильным характером и телом. А с другой – он сталкивает его с немыслимыми, но реальными ситуациями, с которыми ученик не может справиться. Таким образом он заставляет его понять, что его разум, хотя и является чудеснейшей вещью, может охватить лишь очень маленькую площадь. Как только воин сталкивается с невозможностью все охватить разумом, он сходит со своей дороги, чтобы поддержать и защитить свой поверженный разум. Чтобы добиться этого, он соберет все, что у него есть, вокруг него. Учитель следит за этим, безжалостно подхлестывая его, пока вся его картина мира не окажется на одной половине пузыря. Другая половина пузыря – та, что очистилась, теперь может быть востребована тем, что маги называют волей.

Очевидно, яснее будет сказать, что задача учителя – начисто отмыть одну половину пузыря и заново сгруппировать все на другой половине. Потом задачей бенефактора будет открыть пузырь на той стороне, которая была очищена. После того, как печать сорвана, воин уже никогда не бывает тем же самым. Он теперь может управлять своей целостностью. Одна половина пузыря является абсолютным центром разума, тоналем. Другая половина – абсолютным центром воли, нагуалем. Вот какой порядок должен превалировать, любая другая аранжировка бессмысленна и мелочна, потому что она идет против нашей природы. Она крадет у нас наше магическое наследие и превращает нас в ничто.

Дон Хуан поднялся, потянулся и прошелся, чтобы расправить мускулы. К этому времени слегка похолодало. Я спросил его, закончили ли мы.

– Нет, представление еще даже не начиналось, – воскликнул он и засмеялся. – Это было только вступление.

Он взглянул на небо и указал на запад небрежным движением руки.

– Примерно через час нагуаль будет здесь, – сказал он, улыбнулся и снова сел.

– У нас осталось еще одна вещь, – продолжал он. – Маги называют это секретом светящихся существ, и он заключается в том факте, что мы – воспринимающие. Мы, люди, и другие светящиеся существа на Земле являемся воспринимающими. Это наша беда – пузырь восприятия. Мы ошибаемся, считая, что единственное достойное признания восприятие приходит к нам через разум. Маги считают, что разум – это только один из центров, и он не должен столь многое принимать как само собой разумеющееся.

Хенаро и я рассказывали тебе о восьми точках, которые составляют целостность нашего пузыря восприятия. Ты знаком с шестью из них. Сегодня мы с Хенаро еще раз прочистим твой пузырь восприятия, и после этого ты познакомишься с оставшимися двумя точками.

Он резко сменил тему и попросил меня дать ему подробный отчет о моих восприятиях предыдущего дня, начиная с момента, когда я увидел Хенаро, сидящего на камне у дороги. Он не делал никаких замечаний и ни разу не прервал меня. Закончив отчет, я добавил свое собственное наблюдение. Утром я говорил с Нестором и Паблито, и они рассказали мне о своих собственных наблюдениях, очень похожих на мои. Я исходил из того, что нагуаль, как говорил мне сам дон Хуан, был индивидуальным опытом, свидетелем которого может быть только наблюдатель. В предыдущий день там было три наблюдателя, и все мы были свидетелями более или менее одной и той же вещи. Различие выражалось только в разном способе чувствовать и реагировать на отдельные детали общего явления.

– То, что случилось вчера, было демонстрацией нагуаля для тебя, Нестора и Паблито. Я их бенефактор. Мы с Хенаро выключили центр разума у всех троих. У нас двоих достаточно силы, чтобы заставить вас согласиться между собой относительно события, свидетелями которого вы были. Несколько лет назад мы с тобой встретились с группой учеников однажды ночью. Однако у одного меня не хватило силы, чтобы заставить вас видеть одну и ту же вещь.

Судя по моему рассказу о восприятии предыдущего дня и из того, что он увидел во мне, он заключил, что я готов к объяснению магов. Он добавил, что готов и Паблито, но не был уверен относительно Нестора.

– Быть готовым к объяснению магов – очень трудное достижение, – сказал он. – Оно не должно быть таковым, но все мы настаиваем не индульгировании в нашем длинною в жизнь взгляде на мир. В этом отношении ты, Нестор и Паблито одинаковы. Нестор прячется за своим смущением и мрачностью, Паблито – за своим обезоруживающим очарованием, а ты – за своей самонадеянностью и словами. Все это черты, которые не кажутся угрожающими, но до тех пор, пока вы трое настаиваете на их использовании, ваши пузыри восприятия еще не очищены и объяснение магов не будет иметь смысла.

Я пошутил, что это знаменитое объяснение магов преследует меня уже давным-давно. Однако чем ближе я к нему подхожу, тем оно сильнее удаляется. Я собирался добавить еще одно шутливое замечание, но вдруг он выхватил эти слова прямо у меня изо рта.

– Не окажется ли в конце концов, что объяснение магов – это просто липа? – спросил он, смеясь.

Он похлопал меня по спине, и, казалось, радовался, как ребенок, предвкушающий приятое событие.

– Хенаро ярый сторонник правила, – сказал он доверительным тоном. – Ничего не поделаешь с этим пресловутым объяснением. Моя бы воля, так я бы дал его тебе давным-давно. Не делай на него слишком большую ставку.

Он поднял голову и посмотрел в небо.

– Теперь ты готов, – сказал он драматическим и торжественным тоном. – Пора идти, но прежде, чем мы покинем это место, я должен сказать тебе одну последнюю вещь. Тайна или секрет объяснения магов состоит в том, что оно имеет дело с развертыванием крыльев восприятия.

Он положил руки на мою записную книжку и сказал, что мне следует пойти в кусты и позаботиться о своих телесных функциях. После этого я должен снять свою одежду и оставить ее в узле прямо тут, где мы находимся. Я посмотрел на него вопросительно, и он объяснил, что мне следует быть обнаженным, но я могу оставить свои ботинки и шляпу.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: