Иван Александрович Гончаров

Сюжет и композиция романа «Обломов»

Н. А. Добролюбов в статье «Что такое обломовщи­на?» (1859) пишет о сюжете и композиции романа: «Он, если хотите, действительно растянут. В первой части Обломов лежит на диване; во второй ездит к Ильинским и влюбляется в Ольгу, а она в него; в третьей она видит, что ошибалась в Обломове, и они расходятся; в четвер­той она выходит замуж за Штольца, а он женится на хо­зяйке того дома, где нанимает квартиру. Вот и все. Никаких внешних событий, никаких препятствий (кроме разве разведения моста через Неву, прекратившего свидания Ольги с Обломовым), никаких посторонних обстоятельств не вмешивается в роман. Лень и апатия Обломова — единственная пружина действий во всей его истории».

Композиция романа в самом деле немного «рыхлая», за это писатель неоднократно подвергался критике. Ро­ман неоднороден в композиционном отношении.

Начало романа, как мы видели, выдержано немного в гоголевском духе: изображается «галерея типов», все эти герои приходят один за другим к Обломову. У них в основном «говорящие» фамилии. У Обломова на все, что он слышит от них, однотипная реакция: их стремле­ния кажутся ему «суетой», они все — «несчастными».

Затем описывается положение героя на момент пове­ствования: взаимоотношения с Захаром, дается экспози­ция, воссоздающая более ранние этапы жизни Обломова, помогающая понять психологические истоки его тепе­решнего состояния. «Сон Обломова», опубликованный отдельно до завершения всего романа, обладает компо­зиционной самостоятельностью и законченностью мыс­ли. Содержание сна можно отнести и к нему лично, и ко всей старой дворянской России, символом которой яв­ляется Обломовка. Этот сон занимает в идейном отноше­нии, может быть, центральное место в романе, так как показывает, что стоит за понятием «обломовщина» — ключевым словом в романе.

Заканчивается первая часть появлением Штольца — это появление производит впечатление завязки. Подоб­ные композиционные приемы вообще характерны для «Обломова»: конец очередной части или начало следую­щей ознаменованы появлением какого-либо персонажа, по видимости меняющим всю картину. Однако в дейст­вительности после этого ничего не меняется, развития действия не происходит. (Найдите такие же композици­онные ходы в других частях.) Такая композиция, полная «ложных ходов», соответствует содержанию романа: Об­ломов постоянно говорит и думает о том, как начать но­вую жизнь, и даже делает попытки в этом направлении, но они ни к чему не приводят.

Посещение Обломова Ольгой в VII главе выглядит как своего рода кульминационное объяснение, когда Обломов клянется в любви и в твердых намерениях быть вечно с Ольгой и начать новую жизнь («Пойдем отсюда! Вон! Вон! Я не могу ни минуты оставаться здесь; мне душно, гадко!.. Теперь я ожил, воскрес» и т. д.). Однако это лишь очередной «обманный ход»; сама Ольга уже не слишком верит в то, что этот разговор может оказаться переломным в их отношениях и действительно начнется новая жизнь («Нежен, нежен, нежен», — мысленно твердила Ольга, но со вздохом, не как, бывало, в парке, и погрузилась в глубокую задумчивость»).

Наконец, очередная встреча с Ольгой в конце третьей части (глава XI) неожиданно оказывается развязкой их любовного конфликта: становится ясно, что они расста­ются, но эта развязка не вызвана какими-то кульминационными событиями, она как бы медленно подготов­лена всем ходом обломовской жизни. Развязка эта, как и кульминация, выглядит рыхлой, растянутой. Обломов рассказывает Ольге о том, как «устроились» дела в име­нии (при помощи Тарантьева), и Ольга, все поняв, па­дает в обморок. Ее надежды на «новую жизнь» рушатся, и через полчаса ничего не подозревающий Обломов, уже повеселевший и полный новых «маниловских» планов переустройства дел, выслушивает ее «приговор»: «...Я ду­мала, что я оживлю тебя, что ты можешь еще жить для меня, — а ты уж давно умер».

Странно было бы представить себе, что причиной столь судьбоносного решения Ольги явилось сооб­щение, что в имение вместо Ильи Ильича едет Исай Фомич Затертый; вряд ли это событие можно считать кульминационным для любовного конфликта (именно поэтому еще через полчаса Ольга снова делает попытку: «Спроси же строго у своей совести и скажи — я поверю тебе, я тебя знаю: станет ли тебя на всю жизнь? Будешь ли ты для меня тем, что мне нужно?.. Если ты скажешь смело и обдуманно да: я беру назад свое решение: вот моя рука и пойдем, куда хочешь...»). Поэтому мы подчеркиваем, что кульминация и развязка здесь вы­деляются условно, а настоящий конфликт — это кон­фликт глубинных жизненных установок, философий героев, и этот конфликт обнаруживается постепенно, не в одном разговоре, назревает и проступает все отчетли­вей, подчиняя себе перипетии чисто любовного кон­фликта.

Начало четвертой части выглядит как эпилог по от­ношению к завершившемуся на глазах читателя любов­ному сюжету: «Год прошел со времени болезни Ильи Ильича». Однако оказывается, что именно теперь насту­пает настоящее, поворотное изменение в жизни героя — сближение с вдовой Пшеницыной. Композиционно вы­глядит как новый сюжет, но начинается он исподволь, незаметно для самого героя. Две любовные истории, таким образом, перекрываются, накладываются одна на другую. Существенно, что любовная линия «Обломов — Пшеницына» рисуется совсем иными средствами, чем линия «Обломов — Ольга». Столь важные события в жизни героя, как союз с Агафьей Матвеевной, и даже рождение сына — не описываются так подробно и по­следовательно, как встречи и разговоры с Ольгой, — обо всех этих переменах читатель узнает уже постфактум. Тем не менее можно проследить развитие этой истории как отдельного сюжета.

Авторское описание жизни в доме Пшеницыной в IX главе четвертой части можно считать экспозицией. Получается, что после большого сюжета (где была юность, учеба, служба, петербургская жизнь, Ольга и все прочее) Обломов теперь участвует в некоем новом, ма­лом, сюжете, который единственно подходит для него. Именно это (в противоположность утопическим планам брака с Ольгой) становится началом его новой жизни, которая одновременно является продолжением жизни в Обломовке.

Фраза «Вдруг все это переменилось» выглядит как за­вязка. За этим следует сообщение об апоплексическом ударе, перенесенном Ильей Ильичом, после которого Агафья Матвеевна переменила режим и распорядок дня в доме.

Приезд Штольца и последнее объяснение его с Обломовым кажется кульминационным событием в этом сю­жете. После этой встречи становится понятно, что боль­ше изменений и событий в жизни героя не последует. Поэтому смерть Обломова, которую можно считать раз­вязкой и этой новой истории, и всего романа, хотя и за­кономерна, но тоже не вызвана никакими конкретными событиями, а просто жизнь его идет к закату.

В романе есть и побочные сюжетные линии: линия Штольца, отношения его с Обломовым и любовная ин­трига Штольца и Ольги (отдельно можно рассматривать также интригу с Тарантьевым и Мухояровым, которая не влияет на исход главных событий). В какой-то мо­мент автор оставляет Обломова и обращается к этим ге­роям. У каждого из них есть свой духовный путь, своя эволюция, и этому в романе уделяется отдельное внима­ние. Ольга и Штольц, несомненно, занимают в системе персонажей место типов, призванных оттенить образ главного героя путем антитезы.

Образ немца Штольца был первоначально задуман как альтернативный, цельный характер, противопос­тавленный Обломову, и даже как образ положительного героя, с которого следовало бы брать пример. Отсюда некая идеализация. «Сколько Штольцев должно явиться под русскими именами!» — пишет Гончаров. Но к концу романа получается, что все же с ним не пришло спасе­ние России. Добролюбов объясняет это тем, что «теперь пока для них нет почвы» в российском обществе. Воз­можно, нужен некий синтез обломовского и штольцевского начал, — отсюда сюжетный ход, имеющий симво­лическое значение: Штольц берет на воспитание сына Обломова, Андрея, названного в честь него.

Необходимо отметить, что в таком романе, где явно недостает внешних событий, особое значение приобре­тает художественная деталь (чего стоит один преслову­тый «халат», который приобретает едва ли не символи­ческое значение для обломовского бытия!). Сам Гонча­ров называл себя «рисовальщиком». В романе много быта, большое количество интерьеров, портретов и дру­гих описаний, которые нередко преобладают над повест­вованием, задерживают ход событий. Как пишет Добролюбов в той же статье: «Мелкие подробности, беспрерывно вносимые автором и рисуе­мые им с любовью и с необыкновенным мастерством, производят, наконец, какое-то обаяние. Вы совершенно переноситесь в тот мир, в который ведет вас автор, перед вами открывается не только внешняя форма, но и самая внутренность, душа каждого лица, каждого предмета. И после прочтения всего романа вы чувствуе­те, что к вам в душу глубоко запали новые образы, новые типы». (Специально обращаем ваше внимание, что Добролюбов подчеркивает роль детали в создании реалистических типов.)

Важна также языковая индивидуализация образов ге­роев. (Приведите примеры, показывающие, как инди­видуализация характеров достигается за счет речевой характеристики героя.)